Полковник Чернов опустился на указанное место и положил перед собою на стол папку с бумагами.
— Операция, Всеволод Николаевич, подошла к финальной стадии. Группа наших бойцов сейчас находится…
— Так! С самого начала давай. У меня голова — не Дом Советов, всего сразу не упомню.
— Слушаюсь! Как вы знаете, весь замысел у нас базировался на том, что у немцев на этом самом объекте имеется какой-то пленник. Чрезвычайно осведомленный человек, вероятно, причастный к некоторым событиям, которые…
— Это помню! Дальше!
— Как удалось установить, во главе всего этого мероприятия стоит профессор Иоахим фон Хойдлер, видный сотрудник Аненербе. Кстати, как совсем недавно выяснилось, он имеет также и звание штандартенфюрера СС!
— Гиммлер?
— Принимает в этом самое активное участие, — кивнул полковник. — Постоянно держит на контроле ход мероприятия.
— Стало быть, придает ему серьезное значение.
— Совершенно верно. Далее, мы установили, что немцы приступили к поиску людей, имевших отношение к случаям, входящим в особый список…
— Понятно! — кивнул нарком. — Дальше.
— Им удалось организовать похищение одного из наших сотрудников — старшего лейтенанта Демина.
— Как это произошло? Кто дал наводку на его место службы?
— Непосредственно этим вопросом мы не занимались — не наша компетенция. Материалы переданы в контрразведку, там уже удалось кое-что раскопать.
— Так! — Меркулов что-то записал на бумаге. — Проверю…
— Нам удалось определить список приоритетных целей — людей, которых постараются захватить немцы. Вот он, — на стол легла бумага.
— Угу… Барсова? Помню эту фамилию…
— Вы не так давно подписывали представление на нее…
— Да! И что же?
— Допустить ее захват, учитывая возможные меры, которые немцы могут к ней применить, мы не имели права. Да и по другим соображениям — тоже.
— Это понятно. Благов мне докладывал о своих мыслях в этом отношении.
— Поэтому мы аккуратно подставили противнику другую, гораздо более соблазнительную, с их точки зрения, фигуру. А учитывая то, что непосредственно у нас в тылу работал абвер — так и просто незаменимую. Для этого пришлось на глазах их агента разыграть целую постановку — инсценировать нападение бандитов на магазин, в котором тот работал. Для этого в банду был внедрен наш человек, который и указал им цель. В момент нападения в магазин «случайно» зашли наши люди, в том числе и Барсова, вместе с майором Гальченко.
— Так!
— Наш человек «опознал» в майоре бывшего уголовника. Назвал его кличку — Франт. Причем сделано было все артистично — мы специально обыгрывали этот момент. Оперативнику даже доску в штанину запрятали, и когда в процессе задержания ему ударили по ней — явственно был слышен хруст! Полное впечатление, что нога была сломана по-настоящему. Вот он, якобы от боли, и выкрикнул… Майор выстрелил — наш человек прикинулся убитым. Специально для этого у него в обойме как раз холостой патрон вставлен был. Опять же, со стороны все естественно происходило — нельзя такого языкастого и информированного урку в живых оставлять.
— Кто ж это у вас там такой режиссер нашелся?
— Капитан Мольнар. Он тоже принимал в этом участие.
— Молодец! Мастерство не пропьешь! — хозяин кабинета улыбнулся.
— Вот и агент немецкий поверил. А уж когда абвер узнал кличку майора… Да и мы подсуетились — заранее подкинули кое-куда информацию, мало ли что там немцы знают? А так — все очень даже логично вышло. Они сами пришли к выводу, что давно разыскиваемый ими Харон и Гальченко — один и тот же человек. И вот тут уже Канарис уперся! Вместо того чтобы похищать никому не известного человека — Барсову, он предпочел гораздо более лакомый кусочек Мы не знаем достоверно, какой именно он отдал приказ, но со своей стороны подстраховались, обставив все так, что у немцев просто не осталось никакого выбора. Или они «берут» майора — или никого. В подобной ситуации у них имелась только одна возможность — и они ее реализовали. С нашей помощью, разумеется. Надо сказать, Всеволод Николаевич, что Гальченко все исполнил с блеском — даже осечку пистолета имитировал!
— А как, кстати говоря?
— А у него второй патрон «вареный» был… Не сработал. Вот немцы его и «повязали». Правда, далось им это не даром — из всей группы только два человека и уцелело. Да и агент немецкий, который в магазине работал, с ними тоже убежал. Двоих мы даже в плен взяли, они, между прочим, тоже много чего интересного рассказали. В том числе и про обстоятельства захвата Демина, они ведь и там тоже участвовали. Вот контрразведка за них-то и ухватилась.
— Рисковал майор сильно… немцы ведь и ответный огонь могли открыть.
— Как сказать… им мертвое-то тело — без надобности. Живой человек нужен!
— Живой — необязательно целый.
— Это так. Но Гальченко меня уверил в том, что они стрелять не станут. Опыт у него есть, вот и поверили мы. И не ошиблись!
— Но риск-то каков был! — покачал головой Меркулов. — Ведь могли его там и пристрелить ненароком!
— Но в результате этого у немцев не возникло ни малейшего подозрения в том, что это был хитрый ход с нашей стороны! Да и то сказать — сдать Харона! Кто из них в это поверит? С нашей стороны — глупость непростительная!
— Так-то оно так… А ну как не выдержит он там? Представляете себе, что тогда может произойти? В абвере далеко не дураки сидят, умеют языки развязывать!
— Так Гальченко и не должен изображать из себя стойкого противника гитлеровской Германии! Авантюрист, причем удачливый и азартный, — в это они поверить могут. Тем более что никаких сведений, противоречащих этой картине, у них не имеется.
— Точно? Вы готовы в этом поручиться? — нарком пристально посмотрел на полковника.
— Готов!
— Ну… ладно, что там у вас дальше?
— Несколько дней мы ничего не знали о том, как все сложилось. То, что немцы увезли майора, подтвердили наши наблюдатели — они видели, как его грузили в кузов автомашины. А вот дальше… — развел руками Чернов. — Оставалось ждать. И вот, спустя две недели, он вышел на связь!
— Каким образом? Лично?
— У нас были оговорены разные варианты. Гальченко прибыл в ресторан, где у него была назначена встреча со связным. Это радист, агент второго отдела генштаба Польши.
— Поляк?
— Так точно.
— Он работает на нас?
— Нет. У него связь с Лондоном, он считает, что до сих пор с ним поддерживает связь агент польской разведки. На самом деле тот уже давно погиб, а этот канал использует разведка для дезинформирования англичан. Ведь те, официально находясь в состоянии войны с немцами и в союзе с СССР, продолжают поддерживать антисоветское подполье в самой Польше.
— То есть на нас он никаких выходов не имеет?
— И никогда не имел. Это радист, и по большому счету нам он пользы никакой не приносит — связь у него только с англичанами.
— Ясно. Продолжайте.
— Сам факт выхода Харона на связь — это сигнал нам. Я дошел, работаю. Первая же переданная радистом радиограмма — второй сигнал. Это значит, что немцы Гальченко поверили и стали использовать радиста в своих целях.
— То есть вы слушаете и его рацию тоже?
— Да, у нас есть такая возможность. Точнее — не у нас, а у…
— Я понял. Дальше!
— Этот ресторан был заранее оговорен с майором — там в условленное время дежурил наш человек. Не в самом ресторане — снаружи. Поэтому немцы, проводя предварительную проверку места встречи и выставление постов охраны, его не увидели. Его задача — проследить майора и его сопровождающих до точки их постоянной дислокации. Мы исходили из того, что такого важного и ценного агента не станут держать в тюрьме или казарме. Вероятнее всего, поселят где-то на конспиративной квартире — это обычная практика в таких делах. Так и вышло.
— То есть немцы клюнули?
— Всей пастью, Всеволод Николаевич! Естественно, между Гиммлером и Канарисом тотчас же возник спор — кто будет работать с Хароном дальше?
— Ну, итог этого спора можно предсказать заранее…
— Так и вышло — мы получили косвенное подтверждение тому, что майору уже выделена личная охрана и его перевозят куда-то в СССР. На следующий день он это и сам подтвердил — попросился в ресторан.
— И немцы на это согласились?
— Так ресторан-то в этот раз они сами выбирали! Надо полагать, отыскали такой, откуда он не смог бы просто так уйти.
— То есть за Гальченко никто не следил? — вопросительно посмотрел на собеседника Меркулов.
— Нам надо было просто зафиксировать факт его выхода из дома — все равно куда. Если бы его просто куда-то увезли — другой вопрос. Но он вышел на улицу сам и уже там сел в машину — это условный сигнал, означающий скорый отъезд в СССР.
— Но он мог и не выйти. Немцы могли не выпустить.
— Есть и дубль-вариант. Начальник тыла на объекте «Тишина» заказал на складе исландскую сельдь. Майор объявил себя ее ценителем и должен был попросить немцев о маленьком одолжении.
— Эк они его обхаживают-то!
— Так и получить хотят — кабы и не впятеро!
— Ладно. Что по готовности группы?
— Готовы. Ждут. В указанное место скрытым маршем передвигается группа поддержки — сорок человек. Оборудован аэродром, на который могут сесть наши самолеты для эвакуации.
— Все?
— Нет… — чуть запнувшись, проговорил полковник. — По нашим сведениям, полученным из окружения Марии Оршич — медиума общества «Врил», на этот объект также прибудет группа экспертов данного общества.
— Подождите… — нахмурился нарком. — «Врил»… Мистики?
— Совершенно верно.
— Но ведь общества этого больше нет? С формированием Аненербе его, кажется, распустили?
— Тем не менее Мария Оршич по-прежнему занимается своей деятельностью, ничуть не пострадав от этого роспуска.
— Чертовщина какая-то… Вы серьезно, Михаил Николаевич?
— Более чем, Всеволод Николаевич. И это настораживает и меня тоже…
Несколькими днями ранее.
Берлин.
Кабинет Гиммлера.
— Садитесь, профессор, — рейхсфюрер кивнул фон Хойдлеру на кресло. — У вас есть полчаса, чтобы меня убедить. Не скрою, у меня имеются серьезные причины задержать майора здесь, в Берлине. Тут он нужнее, и наше сотрудничество приносит свои плоды уже сейчас, а не в далеком будущем.
— Прошу прощения, рейхсфюрер, но вы давно с ним работаете?
— Не мы. Первым начал Канарис — ведь это его люди смогли выкрасть майора прямо из-под носа целого взвода солдат! Так что вполне логичным было дать и ему урвать кусочек славы.
— Иными словами, рейхсфюрер, он попросту задержал русского у себя.
Гиммлер наклонился вперед, сверкнули стекла его очков.
— Профессор… я признаю ваш безусловный авторитет в некоторых специфических областях науки, но… и только там! В прочие же вопросы, касающиеся иных, далеких от ваших изысканий тем, полагаю, вам лучше не особо вникать…
— И адмирал, как я понимаю, остался крайне недоволен тем фактом, что ваше ведомство заполучило столь ценного человека? Полагаю, что и ваши сотрудники еще не в полной мере нашли к нему подход. Надо отдать должное экспертам абвера — тут они вас несколько опережают.
— Нас?!
— Именно вас, рейхсфюрер. До меня им, слава всевышнему, еще далеко…
Гиммлер сжал губы и демонстративно посмотрел на часы.
— Я не задержу вас надолго, рейхсфюрер. Прошу! — профессор положил на стол плотный конверт. — Ознакомьтесь…
— Что здесь? — подозрительно покосился на стол хозяин кабинета.
— Вам будет интересно…
Гиммлер хмыкнул и решительным жестом вскрыл конверт. На стол выскользнуло несколько фотографий. Пожелтевших, с завитушками и виньетками. Фигурные рамки включали в себя названия старых фотоателье.
— И?
— Вот это фото, — рука фон Хойдлера чуть коснулась одной из карточек. — Вам знаком этот человек?
— Ну… что-то есть… кто это?
— Шведов Александр Иванович — студент Берлинского университета Гумбольдта. Поступил туда в 1908 году, на кафедру юриспруденции. Вы его знаете под кличкой Харон.
А вот это был мастерский удар! Рейхсфюрер несколько минут разглядывал фотоснимки. Несомненно, на них был изображен Гальченко — только гораздо более молодой.
— Признаю, профессор — вы меня удивили! Продолжайте!
— Вот этот человек… — тонкий палец собеседника тронул еще одну карточку. — Вам он знаком?
— Нет. Кто это?
— Карл-Пайпер фон Маруг, профессор психологии. Не скрою, что очень многие наши теории основаны на его исследованиях. В то время он преподавал в университете Гумбольдта.
— И что?
— На этом фото они изображены вместе…
— Вы хотите сказать, что Харон настолько близко знал фон Маруга?
— Более того — участвовал в некоторых экспериментах профессора. Сохранился даже лабораторный журнал… Хотя Шведов и учился на другом факультете, никто не препятствовал ему в свободное время посещать лекции и эксперименты на других кафедрах. Чем он, как мы теперь видим, и воспользовался.
— На нашу голову… — буркнул Гиммлер, разглядывая фотоснимки. — А это кто?
— Доцент киевского университета Синицын. Занимался аналогичными исследованиями в России. Тоже хороший знакомый и почти коллега профессора. Как видите…
— Вижу. И здесь отметился наш общий знакомый.
— Более того, Синицын даже останавливался у родителей Шведова — его отец служил в русском посольстве!
— Даже так…
— И вы, рейхсфюрер, еще продолжаете спрашивать — зачем мне нужен этот русский?
Несколькими часами позже.
С отъездом профессора в командировку его особняк ничуть не опустел. По-прежнему он жил какой-то своей непонятной окружающим жизнью: все так же приезжали в него по вечерам таинственные автомобили, привозящие не менее интригующих пассажиров. Чем они занимались в отсутствие профессора — неизвестно. Но иногда сквозь решетку ограды соседи могли видеть женщин с непривычно длинными, не по моде, волосами, которые неторопливо прогуливались по двору, ведя с сопровождающими их людьми какие-то беседы. Впрочем, среди окрестных жителей было немного желающих пристально интересоваться тем, что творилось за коваными воротами особняка. И, хотя сам профессор и его помощники были неизменно вежливы и обходительны, с недавних пор вокруг них поползли какие-то непонятные слухи. Нет, никто ничего плохого конкретно про них не говорил. Но какая-то напряженность словно бы повисла в воздухе. Нередко, проходя мимо дома, человек непроизвольно прибавлял шаг и переходил на другую сторону улицы. А соседи, подходя к окнам, лишний раз старались не смотреть на витую решетку, окружающую участок по периметру.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что никто не заметил, как в вечерних сумерках к воротам дома почти бесшумно подъехали два черных автомобиля. Первым из них был «Хорьх» профессора, вторая же машина была не знакома соседям. Почти беззвучно раскрывшиеся створки ворот сомкнулись, пропустив машины во двор. Молчаливый привратник, появившись у дверей, предупредительно распахнул пассажирскую дверь головного автомобиля.
— Кофе, Хайнрих! И разожгите камин в гостиной: хочу посмотреть на огонь.
— Слушаюсь, герр профессор, — вежливо наклонил голову встречавший.
Обернувшись ко второму автомобилю, фон Хойдлер сделал приглашающий жест вышедшему из него офицеру.
— Прошу вас, мой друг. Нам сейчас подадут кофе. У меня хороший, бразильский! Если хотите курить — в гостиной у меня есть настоящие сигары.
— Право, герр профессор, мне как-то неловко злоупотреблять вашим гостеприимством, — чуть смутился пассажир второй машины.
Несмотря на то что он был одет в штатское, военная выправка выдавала в нем офицера. Внимательный взгляд чуть прищуренных глаз быстро пробежался по двору, отметив две темные фигуры охранников, неподвижно стоящих неподалеку от автомобилей. Покачав головой, пассажир следом за хозяином дома вошел внутрь.
— Присаживайтесь, гауптштурмфюрер. Будьте как дома, — указал на кресло около камина фон Хойдлер.
— Благодарю вас, — эсэсовец медленно опустился на указанное ему место.
— Дабы не было неясностей между нами, — сказал, присев в соседнее кресло, хозяин дома, — хочу уточнить: получили ли вы соответствующее распоряжение из канцелярии рейхсфюрера?
— Я получил указание всецело содействовать вам в проведении ваших исследований.
— В каких пределах?
— Надо полагать, в любых. Поскольку иное в документе не указано.
— Очень хорошо! Тогда я спрашиваю у вас еще раз, гауптштурмфюрер: понимаете ли вы, что не все вещи доверяются бумагам, пусть и подписанным самыми высокопоставленными лицами?
— Понимаю. По роду своей деятельности мне не раз приходилось исполнять различные серьезные поручения, руководствуясь только устными приказами. В том, разумеется, случае, майн герр, если эти поручения не входили в противоречие с буквой и духом документа.
Фон Хойдлер покивал.
— Рад, что я не ошибся в вас, мой друг. Далеко пойдете, гауптштурмфюрер.
— Два года назад я носил погоны лейтенанта инженерных подразделений вермахта. А сейчас… — развел руками гость.
— Неплохая карьера, — сжав губы, кивнул хозяин дома, — я сразу выделил вас среди лиц, которых встречал в вашем ведомстве. Впрочем, если не возражаете, перейдем к делу.
Профессор протянул гостю несколько листов бумаги.
— В самом срочном порядке мне требуется оборудование и снаряжение согласно этому списку.