– Ну-ну, – неожиданно миролюбиво хмыкнул шеф, – разбирайся. Как приедешь в офис – сразу ко мне в кабинет.
Почему-то мне от его добродушия стало совсем хреново.
Кажется, Варька, ты влипла. В то самое, причем по уши.
Как выбираться будем?
ГЛАВА 20
Понедельник, утро, конец декабря. Москва.
Думаю, не надо объяснять ситуацию на дорогах?
Особенно это тонизирует, когда очень куда-то торопишься. Очень-преочень. А стадо металлических баранов тупо стало на твоем пути и оголтело мемекает. Хотя нет, мемекают козлы, но и этих красавцев тоже хватало.
Еще и телефон присоединил свой трескучий голосок к всеобщему хору парнокопытных. Поросенок розовый.
Ну да, розовый у меня аппаратик, есть такое дело. Диссонанс в целостном образе офисной мыши, понимаю. Зато он без стразиков, вот.
Да прекрати же ты верещать, сил моих больше нет! Хватит меня доставать, я ни-че-го не знаю. Пока.
Всего каких-то пятьдесят восемь минут – и я на месте! Хотя обычно дорога от моего дома до производства занимала минут пятнадцать-двадцать.
Первым, кого я увидела в цеху, был мрачный Петрович. Он стоял, отвернувшись к окну, а вокруг него суетливо барражировала Лидия. Обычно спокойная, деловая и собранная, сейчас она напоминала тетку, у которой в аэропорту потеряли багаж, – волосы всклокочены, пуговицы на строгом офисном пиджачке застегнуты неправильно, лицо совершенно перевернутое.
Лидия подбегала к штабелю упакованных в плотную бумагу пачек, тыкала в них пальцем, что-то возмущенно кричала, потом возвращалась к Петровичу и размахивала у него перед носом кулачками. Мужик лишь морщился и терпеливо уклонялся, когда украшенная довольно острыми коготками ладошка оказывалась в опасной близости от его лица.
Разобрать, что кричит Лидия, было невозможно – грохот печатных машин заглушал все звуки.
Но он совсем не мешал видеть каждого входящего. Увидели и меня.
Петрович хищно оскалился и, обогнув беснующуюся дамочку, быстрым шагом направился ко мне. Больше всего мне сейчас захотелось стать настоящей мышью, скользнуть в ближайшую дыру и там затаиться, пережидая беду.
Но увы – размерчик не тот. Иначе я бы наплевала на отсутствие длинного хвоста и усов, очень уж не понравилось мне выражение лица Петровича. И фразеологические обороты печатника, по мере приближения начавшие пробиваться сквозь грохот машин, мне тоже не понравились. Много лишних, не несущих информативной нагрузки, слов. И вовсе я не о…ела, с чего он взял? Ведь, если рассуждать логически, о…еть – это значит обзавестись упомянутым органом, то есть произвести операцию по смене пола. А меня вполне устраивает женский.
И вообще, сколько можно повторяться, надо как-то разнообразить лексикон, сделать его более изысканным, что ли. Смысл можно оставить, но выразить его чуточку иначе. К примеру, сказать не «одно…ственно», а «монопенисуально». Так гораздо изящнее, по-моему.
Окончательно погрузиться в лингвистические размышлизмы не удалось, меня совершенно не по-джентльменски схватили за локоть и буквально выволокли из цеха в предбанник.
– Поосторожнее! – вякнула я, тщетно пытаясь вырваться из сдавивших руку лап Петровича. – Больно ведь, вы что, с ума сошли? Синяк останется!
– Я бы тебе на другом месте синяк поставил! – заорал мужик, цветом лица напоминавший сейчас винегрет. – Позаливают глаза на пьянке, а мне потом отдувайся! Какого… ты мне звонила, требовала другой цвет в машину заправить, а?
– Кто звонил, какой цвет? – трудно, знаете ли, соображать, когда тебя трясут и орут в самое ухо.
– Ты звонила, ты, ночью. А утром еще и подтвердила изменения! Чем ты думала, а?…? Ужралась в сопли, так иди домой и спи, а не командуй!
– Да что вы себе позволяете, в конце концов! – психанула я. – Как вы смеете так со мной разговаривать! Что бы ни случилось, прежде надо разобраться, а потом рот раскрывать! Я вот сейчас прямо отсюда поеду в травмпункт, зафиксирую синяк на руке – а он там стопудово появился – и подам на вас заявление в милицию!
– Что-о-о?!
– То. Вы, Андрей Петрович, специалист, профессионал и все такое, но и я себя не на помойке нашла! Я, между прочим, обеспечиваю немалый кусок работы нашей фирме!
– Сейчас ты, поганка, обеспечила немалый геморрой своей фирме! – процедил мужик, презрительно сощурившись.
– Еще и за оскорбление ответите!
– Действительно, Андрей Петрович, – возмущенно проговорила появившаяся из дверей цеха Лидия, – ведите себя цивилизованно! Все же перед вами женщины, к тому же ситуация и в самом деле странная. Ничего подобного Варвара себе до сих пор не позволяла.
– Говорю же – напилась до…
– Довольно! – рявкнула Лидия и повернулась ко мне: – Варя, как вы можете все это объяснить?
– Господи, да что это? Что?
– Вот.
Только сейчас я заметила, что она сжимает в руках календарь, самый большой из всей заказанной банком линейки, самый лучший и, разумеется, самый дорогой. Именно над ним трудился лучший дизайнер, именно его мы вылизывали и согласовывали чуть ли не до последней запятой. Все краски, все оттенки, все мельчайшие нюансы вплоть до завитушек на шрифте были перепроверены и утверждены сто раз. И, надо отметить, результат получился весьма впечатляющим – это было настоящее произведение искусства, а не настенный календарь на двенадцать листов. Особенно мне нравилось цветовое решение – ничего кричащего, очень благородная гамма, дорого и со вкусом.
Но то, что мне протягивала Лидия…
Нет, дизайн, текст, шрифт – все осталось прежним, изменился только цвет. И даже не цвет – краски. Печатную машину загрузили совсем другими красками, не теми, что были оговорены изначально. И в результате – вместо изящного платья «от кутюр» получилась нелепая китайская копия кислотных оттенков. Убогая дешевка, которой только в пивном баре дыры на обоях закрывать.
– Но… – Руки дрожали все сильнее, я торопливо перебирала листы еще не сшитого календаря, надеясь увидеть хоть один нормальный, такой, каким он должен быть. – Откуда… Зачем… Господи, Петрович, какого черта вы сменили краски?!
– Снова здорово! – окрысился тот. – На меня решила стрелки перевести? Нет уж, поганка, не выйдет! Я за твой ляп отвечать не собираюсь!
– Но при чем тут я?!
– А при том! Кто позвонил мне в пятницу, в полдвенадцатого вечера и попросил срочно заменить краски, а? Кто утром подтвердил изменения, я, что ли?
– Утром звонила я, не спорю, но ни в коем случае не вечером! А подтвердила я изменения, согласованные накануне, в пятницу утром!
– Не финти, дорогуша, у меня ночью на мобильном твой номер высветился! И говорила ты, только голос немного странный, я бы сказал – пьяноватый. Вот я и засомневался, решил до утра подождать, пока протрезвеешь. А утром ты сказала – да, Петрович, меняй. Ну, я и сменил. Потом увидел, какая… получается, решил тебе перезвонить – телефон отключен. Ну, я и вышел напрямую на заказчика, раз не получилось до менеджера дозвониться. Небось трахалась до звона в ушах, пока мы тут корячились?
– Не твое дело! – Я все-таки сорвалась. Да, знаю, не стоит опускаться до уровня дурно воспитанного маргинала, будь он хоть трижды профи, но сколько можно меня дерьмом мазать! – Ты заколебал уже своей спесью по отношению к менеджерам! Работяга, блин! Да если бы не мы, тебе зарплату платить было бы не с чего! Позвонили ему! Бред какой-то! Кто же вносит такие изменения по звонку? Ты же не первый день на производстве и прекрасно знаешь – только подписанное техзадание является основным документом для выполнения заказа!
– Ах ты, сучка пакостливая! – взревел Петрович, угрожающе надвинувшись на меня. – Ты ведь сама плакала-умоляла, голосила, что заказчик только что позвонил, что времени на согласование нет, что надо срочно, в режиме «вчера»! Я пожалел ее, дурак старый, а эта девка теперь меня крайним делает!
– Да не звонила я!
– Покажи телефон!
– Еще чего, не хватало еще всем свой мобильный давать! – запальчиво выкрикнула я чисто из вредности – я ведь совершенно точно знала, что никуда в полдвенадцатого не звонила, в полдвенадцатого я танцевала.
– Нет, правда, Варя. – Голос Лидии похолодел. – Покажите телефон, там ведь все звонки есть. И недоразумение разъяснится.
– Да пожалуйста! – фыркнула я, вытаскивая из сумки розового поросенка. – Только давайте уж вы, Лидия, я этому типу не доверяю. Еще залезет, куда не надо.
– Нужна ты мне больно, мышь убогая, – презрительно сплюнул Петрович.
– Я же просила – ведите себя цивилизованно! – раздраженно прикрикнула Лидия, просматривая журнал звонков моего телефона.
Вот она остановилась, нахмурилась и нажала кнопку вызова. В кармане спецовки печатника голос Водяного из фильма-сказки завопил: «Вар-вар-вар-варвара!» И мне вдруг стало неловко за свой недавний срыв. Надо же, грубиян Петрович, оказывается, поставил на мой номер озвучку той самой сказки Александра Роу, благодаря которой я и получила свое имя.
Минуточку! На МОЙ номер?! Так значит…
– Варя, – в глазах Лидии появилось чуточку брезгливое выражение, – вы действительно звонили Андрею Петровичу в двадцать три тридцать в пятницу. И разговаривали с ним восемь минут.
– Да не звонила я! – Театр абсурда какой-то! – Я в это время танцевала, а телефон в сумочке был! Наверное, его кто-то взял!
– Кто? Зачем? Кому могло понадобиться запороть наш заказ? – недоверчиво подняла брови Лидия.
– И ты это была, ты! – мстительно добил Петрович. – Твои слова и исключительно по теме, никто другой так хорошо в твоем заказе не мог соображать.
– Целых восемь минут – это должен был хоть кто-то заметить! Я ни на мгновение не оставалась одна!
– Ага, и в туалет ходила в компании! – хмыкнул мужик. – Короче, так мы правды не добьемся! Едем в офис, пусть начальство разбирается!
– И разберется! Тем более что Сергей Евгеньевич весь вечер был возле меня! – запальчиво выкрикнула я. – И Петр Олегович тоже! Они бы услышали!
– Подстилка шефская! – презрительно скривился Петрович. – Теперь ясно, почему ты так нагличаешь!
– Да как вы смеете! – От обиды глаза защипало от слез.
Но самым ужасным было то, что, судя по выражению лица Лидии, она тоже смела.
ГЛАВА 21
В общем, к Новому году из моих жизненных достижений у меня осталась только квартира, да и ту я не могла отнести к лично заработанной – подарок родителей.
А так – словно и не было пяти лет систематической пахоты практически без выходных, без отпусков, частенько с ненормированным рабочим днем. Карьера, счет в банке, машина – все отправилось туда же. В анналы.
Спасибо, хоть запись в трудовой книжке осталась нормальная – «уволена по соглашению сторон», хотя мне грозили кое-чем похуже.
И все из-за всплеска до сих пор тщательно контролируемого женского тщеславия. Серой мышью кое-кому надоело шуршать, видите ли! На престол захотела! При этом наивно веря, что там, на престоле, ею будут восхищаться на расстоянии. Ага, как же.
Противно до озноба. Никогда не была наивной дурочкой, думала, что разбираюсь в людях, психолог все-таки, не чабан отарный.
А оказалось, что даже и не чабан – овца отарная.
Нет, у меня был, разумеется, выбор. Я могла даже остаться на троне, за испорченный тираж дорогущих календарей меня всего лишь пожурили бы, к моим постоянным добавились еще и денежные заказчики других менеджеров, но – только при одном условии.
Для меня, увы, невыполнимом.
Потому что я не торгую собой.
И не надо крутить пальцем у виска и говорить о моей дремучести. Все аргументы я слышала, и не единожды – какая же это торговля собой, это приятный для обеих сторон взаимовыгодный союз, а как, по-твоему, делают карьеру большинство красивых женщин, от тебя не убудет и т. д. и т. п.
НУ НЕ МОГУ Я!!!!!
И все.
Ах, не можешь? Тогда, госпожа Ярцева, будьте любезны возместить фирме убыток, причиненный вашей пьяной выходкой. Пятнадцать тысяч долларов, причем срочно! Потом, так и быть, можете работать дальше. Но банк, разумеется, придется отдать другому менеджеру. Кому? Да хотя бы Виолетте Куделько, надо же сговорчивой и умелой девушке с чего-то начинать.
И плевать, что именно Виолетта устроила всю эту пакость. Прямых улик, разумеется, не было, но Оля, наш юрист, видела, как Куделько крутилась возле моего стула, на котором лежала сумочка. А Наталья Константиновна, посещая дамскую комнату, заметила раздражающую ее нахалку, беседующую с кем-то по розовому мобильному телефону.
Они обе даже рвались рассказать об этом руководству, но я остановила их. Зачем? Это самое руководство в довольно пьяном тогда лице Сергея Евгеньевича как раз во время злополучного звонка душило меня в медленном танце. И Петр Олегович топотал неподалеку, так что и тот и другой прекрасно знали, что с одиннадцати и до самого ухода я была на виду и никуда не звонила.
Но – вот он мобильный, вот в нем зафиксирован звонок в цех, вот испорченный тираж. И ничего больше.
И ведь ничего этого не случилось бы, явись я на корпоратив в привычном для всех виде.
В общем, желание потрясти основы мироздания вытрясло из меня всю накопленную заначку – семь тысяч долларов – и машину, которую пришлось срочно продавать. Конечно, желанию помогли и мои дурацкие принципы, вместе они устроили жизнетрясение силой в девять баллов.
А мадемуазель Куделько, надо отдать ей должное, оказалась вовсе не такой глупышкой, какой старательно прикидывалась. Вроде ленивая, вроде никчемная, вроде бестолковая, эта девица на самом деле внимательно слушала, старательно вникала, быстро усваивала. А еще – хорошо соображала и не брезговала ничем.
Вот это – именно то, что нужно для карьерного даже не роста – скачка.
Там, на корпоративе, она не стала сидеть и злобиться по поводу моего триумфа, нет. Наша Виолетта мгновенно разработала и осуществила план по уничтожению неожиданной конкурентки. Оказалось, что она неплохо владела ситуацией в отношении банковского заказа и смогла ввести в заблуждение Петровича.
И вот – тридцать первое декабря, толпы радостных людей вокруг, предвкушение праздника. Меня тоже ждут родители, но идти не хочется. Потому что веселиться нет желания, и мама сразу это поймет. И начнет приставать с расспросами, а я не хочу ее расстраивать. Зачем ей знать, что ее дочь – неудачница? Без работы, без денег, без перспектив…
Разумеется, сразу после новогодних праздников я начну искать работу, но их еще надо пережить, эти длинные запойные праздники, когда вся страна ест и пьет. И телевизор смотрит.
А мне что делать? Раньше я особо не заморачивалась, мы с родителями уезжали на дачу и там активно оздоравливались, очищая легкие от выхлопных газов мегаполиса. Там и мой день рождения обычно отмечали, с шашлыками и катанием на санках.
Но в этот раз я не хочу ехать. Как не хочу и праздновать Новый год.
Больше всего хочется запереться дома, отключить все телефоны и нареветься всласть. Все эти дни я старательно «держала лицо», сохраняя невозмутимость и спокойствие, но как же тошно, как же обидно! Да, большая часть нашего коллектива мне искренне сопереживала и сочувствовала, но были и остальные…
И злорадная победная улыбка Виолетты тоже была.
Правда, торжественная постановка меня раком у девушки сорвалась, что основательно подпортило ей триумф. Куделько не думала, что я смогу рассчитаться с фирмой так быстро, она ждала слез, истерик, унизительных выпрашиваний отсрочки.
Обломилось ей.
Но мне гораздо сильнее.
Как-то так у нас с мамой складывается, что падение в бездну отчаяния у нас происходит накануне одного из самых веселых, самых любимых праздников – Нового года.
А у меня еще и день рождения через неделю. И исполнится мне – бли-и-ин! – двадцать восемь лет. И что я имею к своим двадцати восьми годам? Браво, Варька, молодец – безработная, нищая, но очень принципиальная старая дева. Ни семьи, ни детей, ни друзей настоящих. Нет, приятелей у меня полно, а вот сблизиться, подружиться, довериться кому-нибудь до конца после той школьной истории я так и не смогла. Мне вполне хватало одной задушевной подруги – мамы.
Раньше хватало, потому что проблем особых в жизни не было. Но сейчас – сейчас к маме с бедой не пойдешь. Хотя я знаю – она поддержит, поможет, будет на моей стороне. А по ночам станет украдкой пить успокоительное. И смотреть на меня больными глазами, жалеть…
Господи, что же мне делать?!
Больше всего хотелось, чтобы прямо тут, прямо сейчас с неба свалился огроменный том с подробнейшей инструкцией на все случаи жизни Варвары Ярцевой. Я даже вверх посмотрела с надеждой.
Ничего. Только темно-серое, набрякшее снеговыми тучами декабрьское небо. Такое же депрессивное, как и я.
Фу ты, ерунда какая! Сама себя не узнаю – разнылась, скуксилась. Подумаешь – потеряла работу, все деньги и машину! Как говорил товарищ Карлсон: «Пустяки, дело житейское».
Ща быстренько найдем новую работу, начнем опять с нуля, каких-то пять лет фанатичного впахивания, и к тридцати трем годам у меня, возможно, снова появится машина и счет в банке.
И пустота вокруг.
Депрессия шумно высморкалась и устроилась поудобнее на моих плечах, явно собираясь ездить на мне как можно дольше.
Ой, не надо, не хочу! Надо срочно что-то придумать отвлекающее.
Я огляделась по сторонам и обнаружила, что стою прямо напротив входа в небольшой книжный магазинчик. А что, вполне подходящее место для борьбы с захребетником. Вернее, захребетницей – депрессия ведь баба.
Прошлась по рядам, пролистывая книги. Внимание привлек небольшой томик стихов. Чем привлек? Да уж не именем конечно – Анна Лощинина, совершенно незнакомым. Я, собственно, поэзией не очень увлекаюсь, современных авторов вообще не знаю. Книга привлекла меня оформлением, очень похожим на загубленный календарь – та же изысканная палитра.
Ну, и что пишет неизвестная мне лично Анна?