Кристина, в свои девять лет, оказалась рядом с Марком. Она была несгибаема и все единороссы в мире ничего бы с нею не смогли сделать, даже если бы очень пытались. Кристина их всех игнорировала. На комиссиях, которые собирало школьное начальство, она отвечала без запинки, смело глядя в глаза скользким, как слизняки, преподам. Ей было всего девять лет, но она уже перешла в класс Марка и явно стремилась перейти и дальше, в пятый класс. Она не изнывала от скуки, как Марк, а горя ненавидящим взором, следила за учителем, сидела на уроках прямо, вставала по первому требованию педагога и отвечала урок с такими дополнениями, что учитель терялся, не зная, откуда она могла получить столь насыщенные фактами и дополнениями сведения.
Всякие таланты бывают. Иной талантливо открывает пробку у бутылки пива одними зубами. Другой, талантливо обыгрывает асов в карты. Третий талантливо за несколько минут взламывает базу данных Пентагона. Четвертый талантливо и безнаказанно переводит миллионы рублей с банковского счета президента России на свой счет.
Роберт тоже в свое время талантливо учился.
Так, он начал ездить на двухколесном велосипеде. Еще мальчиком настроился на волну своего товарища, который уже освоился с двухколесным другом. Сел и поехал. Учеба его раздражала точно также, как она раздражала Марка и Кристину, сводя с ума лишней потерей времени и сил.
Он не мог часами сидеть в классах школы и слушать скучную трепотню учителей, а засыпал подобно Марку и спал, пока его не будили гневным окриком. И, если его вызывали к доске, он просто прикасался к учителю или к его столу, таким образом, воспринимая весь учебный материал, всегда полностью. Немного позднее ему понадобилось для этого всего лишь мысленно вставать на волну учителя, тогда он узнавал все то, что знал сам преподаватель, вплоть до институтских лекций, которые слабыми мыслеформами еще как-то обитали в мозгу у учителя, особенно, если он был недавним выпускником вуза. Если бы учителя узнали, как он учится, они пришли бы в неописуемый ужас, но он скрывал свои способности даже от сверстников, у него это вошло в привычку. Однако, учителя не знали и спокойно списывали все странности Роберта на отклонения в психике, известно, что гениальные люди бывают чудаковаты. В школе Роберт слыл за гения. К занятиям в классе с ним, учителя готовились как к первому своему уроку, с полной отдачей, использовав все материалы. Благодаря присутствию Роберта, в год его выпуска, из школы, вышло столько грандиозных, ставших знаменитыми ученых, инженеров, журналистов, астрофизиков, просто талантливых рабочих и служащих, что право, руководство всего города, должно было бы ему в ножки поклониться. Но дирекция школы ограничилась только грамотами и кубками, пылящимися за стеклами стендов да случайными экскурсиями перед школярами, доказывающими, что иногда хорошая учеба приводит к таким вот неслыханным результатам.
И теперь история с Робертом повторялась в лице Марка и Кристины, учителя вынуждены были тянуться вслед за двумя гениями. Уроки становились все более оживленнее, все более занимательнее. Особенно, когда из третьего в четвертый перевели Кристину. Преподаватели старших классов вслух вспоминали о Роберте. И хотя никого из старых учителей уже не было в живых, может их доконало неслыханное напряжение общения с гением, легенды, передаваемые из уст в уста о потрясающем всякое воображение ученике, учившемся в их школе двадцать с лишним лет назад будоражили умы взрослых философов. И многие из них предрекали гибель для себя, как для преподов. И многие бездари задумались было уже над переводом в другие школы, где учились вполне посредственные личности, которых в школу надо было загонять силой и обучать грамотности даже в седьмых, восьмых классах, когда в смс-ках по сотовым телефонам, они умудрялись писать друг другу, к примеру, не директор, а – деректор, а уж такое слово, как инициатива, им было бы вовсе не осилить.
Да, Роберт учился когда-то в той же школе, что и Марк с Кристиной. От скуки он перепрыгнул сразу через четыре класса, большего ему не позволили, а то так бы, он закончил школу еще в свои десять лет…
2
Роберт занимал не последнее место в отряде. Он служил в особом отряде. Здесь, были собраны командованием выдающиеся люди. Были такие, как он, воспринимающие информацию, не учась. Их называли эмпатики. Были откровенные колдуны, могущие общаться с мощными демонами. Были те, кто могли погасить землетрясение или расправиться с наводнениями. Все они появились вскоре после Второй мировой войны, в шестидесятых, семидесятых годах и ученые не могли дать ответ, почему они такие?
Имелась, правда, одна гипотеза, но она звучала настолько фантастичной, что ее не раз отвергали, как несуразную. Гипотеза о том, что некогда, в средние века Сатана вербовал людей в колдуны и ведьмы не случайно, не для гибели души, как о том бают церковники, а для другой цели. Предполагалось, что некоторые из завербованных были очень сильны духом, а с изменениями, которые незамедлительно последовали для любого сатаниста, они еще и приобрели специфические способности. Конечно, у этих людей рождались дети, и колдовская сила передавалась из поколения в поколение, не уменьшаясь, а постепенно нарастая, так как каждое поколение привносило новую волну своих талантов. Предполагалось, что где-то в девятнадцатом-двадцатом веках в таких семьях, не всех, но многих, родились демоны. Они, были совершенно, как люди, во всяком случае, внешне выглядели людьми и прожили определенное время, дав новый толчок для развития. Они наделили своих потомков грандиозной силой воинов Люцифера. Но Вторая мировая война развязанная адонайцами специально для нападения и разрушения подобных семей, свела все усилия демонов к нулю или почти к нулю. Те, кто остался в живых, как правило, были спрятаны от адонайцев в колдовских семьях меньшей силы и выращены, как собственные дети. Но выращены без права знаний, которые так нужны любому колдуну. Знание передается только по крови, а условия «игры» затеянной ангелами еще много-много тысячелетий назад неукоснительно соблюдаются, почему? Да потому что в противном случае Землю ждет хаос…
Таким образом, после войны остались дети, потомки демонов, обладающие силой, но не знающие, что с нею делать. В Советском Союзе, в обществе атеистов, эти дети выросли, все отрицая и приписывая свои видения ангелов к галлюцинациям. Постепенно, они обзавелись семьями и детьми, а породив детей стали сходить с ума. В современной психиатрии, как раз и появилось понятие – оккультная болезнь, когда стукнул семидесятый год. Некоторым потомкам демонов исполнилось тогда по десять лет. На их родителей, законченных атеистов и откровенных дурней напали бесы. Нападение было не просто так, оно было спровоцировано самим поведением родителей.
Так случилось в семье Роберта. Мать, вся из себя атеистка и коммунистка, ничего не понимая, бегала по квартире, уворачиваясь от малых ангелов, а ангелы, улюлюкая и путаясь у нее в ногах, прыгали перед нею и кривлялись. Когда они подбежали к десятилетнему Роберту, он просто показал им кукиш. Малые сразу округлили глаза и обиделись, а он строго, без возражений приказал им покинуть квартиру и не показываться, пока он сам их не призовет, что они и проделали, угрюмо подчиняясь ему.
Тоже самое случилось в семье у каждого в отряде. Даже новички, из семидесятых и восьмидесятых годов рождения твердили о нападении малых, которые, как бы подвергали испытаньям людей.
Происходило у всех все одинаково, кто-то из родителей подвергался атаке невиданных существ, а дитя сурово защищало родителя, вступая, иногда в бой, с риском для жизни.
Карлсон в свои десять лет, кинулся на защиту отца, и малые вынесли его на улицу, в воздух, на высоту девятиэтажного дома, он крутился в их руках, как мог, ненавидя их и одновременно стремясь уничтожить.
Ангелы радостными волчками кружились вокруг него, заглядывали ему в глаза и вообще вели себя, как озорные дети и он, постепенно понимая, что прежняя информация, полученная им от разных людей, что бесы – это зло, просто полный бред, отбросив от себя, словно ненужный хлам все, что знал, стал вести себя с ними также, как они вели себя с ним. Ангелы ругались на него и Карлсон ругался на них. Они требовали что-то от него, голося на разные голоса настолько неразборчиво, что он не понимал ни словечка и он ругался на них на чепуховом языке, так и не придя к соглашению, они вернули его на балкон квартиры, где в страхе, стуча зубами, стоял его отец и следил за всем происходящим блестящим, как гладко отполированный камень, остекленевшим взглядом.
Гипотеза имела свое окончание. Для чего все это было нужно? Столько сложных пируэтов, появления посреди человечества демонов, сражений и пряток, столько возни с какими-то людишками? Ответ последовал неожиданный, для этого предлагалось подумать и написать на листе бумаги свою версию любому из отряда, независимо друг от друга. Спрашивали буквально каждого. Какова цель? И каждый, немного подумав, писал без смущения. Цель одна – подготовить потомков демонов для войска Сатаны. Люди слабы и каков бы ни был колдун, он всего лишь ворожей и без заклинаний часто не может абсолютно ничего, а воины сильны и заклинания им не нужны, они сами, как ангелы…
Гипотеза имела свое окончание. Для чего все это было нужно? Столько сложных пируэтов, появления посреди человечества демонов, сражений и пряток, столько возни с какими-то людишками? Ответ последовал неожиданный, для этого предлагалось подумать и написать на листе бумаги свою версию любому из отряда, независимо друг от друга. Спрашивали буквально каждого. Какова цель? И каждый, немного подумав, писал без смущения. Цель одна – подготовить потомков демонов для войска Сатаны. Люди слабы и каков бы ни был колдун, он всего лишь ворожей и без заклинаний часто не может абсолютно ничего, а воины сильны и заклинания им не нужны, они сами, как ангелы…
Они знали, что перейдут со всеми накопленными в человеческом обществе знаниями в Преисподнюю и присоединятся к битвам с адонайцами, тем более, все в отряде испытывали какое-то необъяснимое чувство подозрения к ангелам Бога…
У Роберта были друзья по отряду и в обыкновенной жизни, в которой они притворялись обычными людьми, они выглядели вполне мирно и объяснимо.
Один сам себя величал Карлсоном. Он очень любил летать, ныряя в дымчатую туманность облаков. Карлсон – законченный циник и шизофреник, шизофрению ему поставили еще в детстве весьма «умные» психиатры. Так вот, Карлсон вечно скалил зубы, издевательски подсмеивался. Особенно доставалось от него новичкам, изредка поступающим и поступающим в отряд. Новобранцы, как правило, были уже восьмидесятых и девяностых годов рождения. Их вычисляли службисты из отдела государственной безопасности.
Карлсон особенно любил подтрунить над ними, во время обеда, например, задумчиво глядя в миску, он рассуждал вслух, как желудок будет расправляться с помощью кислоты с этой кашей, как она слипшаяся, вся в слизи, будет исторгнута желудком в кишечник и пойдет извиваться по бесконечным трубам кишечника, постепенно превращаясь в коричневую дурно пахнущую колбаску, чтобы потом, оказаться на дне унитаза.
Слабовольные новобранцы, зажимая рты, выпрыгивали из-за стола, бегом, где-то там вне стен столовой опорожняя свои желудки. Ну, а более сильных Карлсон продолжал методично доводить. Он извращал в глазах новобранцев все, даже природу. Про женщин он обязательно говорил, вздыхая не притворно и тяжело, не как они хороши и фигуристы, а как они рожают, извиваясь от боли, как выворачивает все их внутренности толстый младенец, сделанный тем же новобранцем. Живописал кровь, крики и опять-таки ту же слизь.
Новобранцам снилась слизь. Она медленным потоком ползла по полу казармы, а Карлсон стрекоча на пропеллере, подвешенном к спине, встревожено говорил откуда-то из-под потолка: «Вот я же говорил, слизь, видишь, слизь!» И указывал вниз.
И новобранец с криком просыпался, с испугом глядел на чистый пол, вздыхал облегченно, но заснуть уже не мог. А Карлсон удовлетворенно улыбался, лежа тут же, рядышком, на своей кровати, понимая, что к чему.
Впрочем, скоро к его замашкам привыкали и уже обращали не больше внимания, нежели к жужжанию мухи…
Другой друг Роберта, по прозвищу Дьякон, огромный детина с задумчивым взглядом небесно-голубых глаз, в свободные часы мечтал. А, когда его спрашивали, о чем он мечтает, Дьякон всегда отвечал одно и то же. Он мечтал, не более и не менее, как стать патриархом России.
«Вот послушайте, братцы!» – восторженно шептал он своим сослуживцам, – «открою я, этак, царские врата, весь такой красивый, в золотой митре. Выйду на амвон и осеняя народ крестом, возглашу…»
И тут Дьякон, воображая себя патриархом, вставал, широко расставив ноги и вдруг, ревел громоподопобным голосом, от которого тоненько дребезжали стекла окон, а у слушателей закладывало уши: «Призри с небесе, Боже, на нас грешных. Прииди и помилуй нас!»
И замолкал, торжествующе оглядывая своих друзей, повалившихся кто куда, от хохота.
Мечты у Дьякона были одни и те же, но с вариациями, иногда он воображал белых ангелочков, которые машут крылышками у него над головой и почему-то при этом держат веера, которыми обмахивают новоявленного Патриарха. Но тут, непременно, в фантазии Дьякона встревал циник Карлсон и дополнял картину, наделяя ангелочков вентиляторами огромной мощности, живо описывал, как мечутся перепуганные толпы прихожан по храму, как прячутся в алтаре, залезают в гробы к святым и при этом трещал зубами, изображая хруст костей несчастных святых угодников. В красках описывал, как летят в двери многочисленные служки Патриарха, подметая мантиями и длиннополыми рясами узорчатый пол церкви. Обязательно останавливался на проеме двери, где застревает в пробке орущая и визжащая масса верующих, а потом, делая паузу и красноречиво глядя на всех, дополнял, вдруг, как сам Дьякон, огромный мужик в сверкающем облачении, в золотой митре, несется по воздуху, осеняя крестным знамением всех и вся направо и налево, а потом налетает на пробку из народа, и бьет по головам трикирием и дикирием, возглашая: «Дорогу Патриарху! Аминь!»
А злобные ангелы летают по всему храму и выдувают тех, кто спрятался. И под куполом летают рассерженные старухи с клюками и костылями, которыми они так и норовят стукнуть раздухарившихся ангелочков. Заканчивались фантазии Карлсона обидой Дьякона и заливистым хохотом сослуживцев, которые держась за животы, расползались кто куда, лишь бы передохнуть от смеха. Тем не менее, и Карлсон, и Дьякон оставались друзьями. Иногда, они вместе ходили в ту же церковь и вполне скромно простаивали всю службу, истово крестясь да кланяясь, им обоим нравился сам процесс церковной службы, а не служение Богу.
Изредка, по знакомству с церковнослужителями, Дьякона приглашали на Пасху, на Крестный ход. И он с Карлсоном обязательно брался нести хоругви. Оба друга, огромные, выше двух метров ростом, широкоплечие, облаченные в белые одежды, рубашку и брюки, вышагивали перед всей процессией, будто два грозных архангела. А за ними вослед шествовали дьяконы и псаломщики с иконами, следом семенили в праздничных одеждах священники с крестами. Шествие замыкала толпа наряженных в светлое, верующих, тогда под облака уносились слова молитв, выпевающих певчими, в обыкновении, студентами музыкальных училищ. Им вторили басом дьяконы. Многие голоса звучали настолько прекрасно, что крупные слезы сыпались из глаз и улыбки умиления надолго поселялись на лицах всех, кто это слышал.
Дьякон шевелил плечами и широко улыбался, Карлсон исполнял свои обязанности добросовестно и только сурово смотрел на зевак, сбегающихся поглазеть в большом изобилии на парад священников. Правда, изредка Карлсон выдавал странные фразы, он кивал на толпы зевак и говорил Дьякону:
«Все как всегда, ничего не меняется, и тысячи лет назад было тоже самое…»
И шагал, иногда подключаясь к общему торжественному пению, а Дьякон кивал, вполне согласный с мнением своего друга…
3
В тот год весна вступила в свои права весьма рано. Солнце стало жарить еще в феврале. Снежные кучи, вдруг, потемнели и будто съеденные жадным светилом как-то так исчезли. Обыватели, по привычке, обувшиеся в резиновые сапоги растерялись совершенно, оглядывая в недоумении быстро просыхающую землю. И поводя руками, чертили что-то такое в воздухе, живо обсуждая невиданный подарок природы. Предприимчивые огородники принялись тут же за свою таинственную возню с саженцами и рассадами, а завистливые горожане, живущие на свете без огородов, только вздыхали над кучей лопат, вил и мешков с землею, как по волшебству, вынырнувших из недр темных складов, внезапно, на рынки русских городов.
У отряда специального назначения появилась работа, и ребятня во дворе школы только томилась, с тоскою ожидая появления Роберта. Марк с Кристиной знали, что отряд предотвращает засуху.
Тучи вместе с легким ветерком прилетали откуда-то с северных морей, легкие дожди омывали готовую потрескаться землю. Огородники были довольны, не догадываясь об истинных причинах появления дождя. Верующие кивали на Бога. Священники самодовольно улыбались и, поглаживая благообразные бороды, кивали, уверенно приписывая благоприятные погодные условия силе проведенных ими водосвятных молебнов.
Наконец, климат поменялся, подули ветра, сами собою нагнали облаков и отряд смог передохнуть. Роберт, правда, не сразу вернулся домой. Вместе с друзьями, с Карлсоном и Дьяконом, они вначале свободно паря, промчались под благодатным теплым дождиком, а потом ринулись в лес.
Огромное красное солнце неторопливо опускалось за горизонт. Дьякон, болтая ногами и сидя на толстой ветке громадной сосны, глядел заворожено. У него была привычка шептать себе под нос, и теперь он шептал:
«Ишь небозем какой!»
И смотрел, довольно улыбаясь, на потемневший горизонт.
Подле него, почти в воздухе, не касаясь ногами ветки, стоял Карлсон и критически осматривал окрестности. Ну, а Роберт по своей привычке наблюдать, пристроился неподалеку, тут же, в ветвях. Друзья были намерены пробыть, посреди природы, незаметными и неприметными какое-то время, а после уж отправиться восвояси.