Необычно тяжелые льды не позволили экспедиционному судну Седова пройти к Земле Франца–Иосифа, а заставили повернуть на восток. «Святой Фока» достиг Новой Земли 2 сентября 1912 года. Однако и здесь Седов встретил непреодолимые ледовые поля и был вынужден пойти на юг. Но через три недели льды все же настигли «седовцев» и в районе полуострова Панкратьева судно оказалось затертым льдами. Именно здесь экспедиции Седова и пришлось зазимовать. «Святой Фока» был внесен в небольшую бухточку, которая позже получила его имя, и стоял здесь до сентября 1913 года.
Свое невольное пребывание на Новой Земле экспедиция использовала для исследования северной части архипелага. Еще осенью Седов приступил к детальной съемке близлежащих островов, а полярной ночью совершил экскурсию на мыс Литке с целью его астрономической съемки. Но главная работа развернулась весной.
1 апреля 1913 года Седов в сопровождении матроса А. Инютина вышел с одной собачьей упряжкой для описи северо–западного берега Новой Земли. Ему удалось обогнуть северную оконечность архипелага и довести съемку до мыса Флиссингенского. Во время поездки путешественники посетили несколько отдаленных районов архипелага и нашли на мысах Медвежьем и Желания русские приметные кресты, в том числе и над поморскими могилами, которые несомненно доказали, что русские промышленники не раз здесь уже бывали. Часть найденных крестов и могил они сфотографировали и описали. Из этого санного путешествия Седов с Инютиным вернулись 26 мая. Продовольственных запасов, взятых с собой, не хватило, и последние две недели путники питались мясом встреченных по дороге медведей.
Работы группы Седова существенно изменили карту северо-западного берега Новой Земли, прежде составленную норвежскими промышленниками весьма поверхностно. Практически одновременно с группой Седова небольшая группа зимовщиков — В. Визе, М. Павлов, матросы Коноплев и Г. Линник — пересекла северный остров от стоянки «Святого Фоки» до залива Власьева на карской стороне. Эта группа, имевшая целью исследовать внутреннюю часть архипелага, завершила опись карского побережья, начатую еще Петром Пахтусовым. Была произведена также съемка северо-западного и северного побережий. Это первое пересечение Новой Земли в таких высоких широтах (75,5—76 градусов северной широты) показало, что внутренняя часть северного острова занята обширным ледником, наподобие купола покрывающим сушу и совершенно сглаживающим неровности его рельефа. Передвижение в центральной части ледяного покрова не представляло затруднений, но тем более тяжелыми были подъем и спуск с ледника.
В прибрежной зоне ледяные потоки были разделены трещинами, большей частью совершенно скрытыми снежными наметами. В одну из них провалился геолог Павлов. Он упал на глубину до 15 метров, но, на свое счастье, не долетел до дна трещины, а застрял в ее сужении, откуда и был вытащен при помощи каната.
Итак, первая зимовка прошла успешно: все 352 дня «Святой Фока» провел в ледовом плену, но каких‑либо серьезных повреждений не имел. 25 августа 1913 года Георгий Седов повел судно на север и через неделю достиг безымянной бухты на побережье острова Гукера (Земли Франца–Иосифа). Бухта оказалась уютной и удобной. Седов лично назвал ее «Тихая».
В бухте Тихой 7 сентября и началась вторая зимовка русских полярников. Но она получилась более трудной: не хватило угля для отопления кубрика и кают и морякам пришлось разбирать деревянные судовые переборки. Отсутствие свежих овощей и фруктов, фруктовых и овощных соков, витаминизированных напитков привело к заболеванию почти всех участников экспедиции цингой. Заболел и сам лейтенант Седов. Однако продолжал подготовку к санной экспедиции на Северный полюс.
Правда, 15 декабря 1915 года он впервые откровенно назвал ее «безумной попыткой», но не прекращал готовиться к опасному походу. Более того, заявил, что «не откажется от нее и пойдет к северу, пока у него не выйдет последний сухарь».
2 февраля Георгий Седов вместе с матросами–добровольцами Г. Линником и А. Пустотным на трех нартах, запряженных двадцатью четырьмя собаками, отправился к полюсу. Провиант, который они взяли с собой, был уложен на трое нарт: его хватило бы только на дорогу в одну сторону — к полюсу. Добывать пищу на обратной дороге путешественники планировали охотой. Путь полюсной партии к северу лежал по восточной стороне Британского канала.
До 2 марта полярники шли медленно, но уверенно вперед. Однако коварная болезнь сделала свое черное дело: в проливе Неймайера, приблизительно в трех километрах от острова Рудольфа, Георгий Седов скончался и 6 марта был похоронен на мысу Аук (на юго–западе острова). На его могиле спутники установили крест из двух лыж. Около могилы на бамбуковом флагштоке был уставлен российский флаг, специально вышитый женой Седова для поднятия на Северном полюсе, и медную судовую втулку, на которой была выгравирована надпись на английском языке: «Polar Expedition Leut. Sedov 1912—1914». У могилы, засыпанной камнями, были оставлены нарты, на которых шел начальник экспедиции, кирка и молоток В 1929 году экспедицией Отто Шмидта на острове Рудольфа была поставлена памятная доска «Место, где погиб ГЛ. Седов, погибший во время похода на Северный полюс». В 1960—1970–е годы эта памятная доска была утеряна, поэтому на месте предполагаемого захоронения Георгия Седова моряками дизель–электрохода «Обь» был водружен столб с надписью в верхней части «Седов», ниже по окружности «Экспедиция на «Седове»».
Претерпев страшные лишения, холод, отсутствие продовольствия и керосина, матросы Линник и Пустотный все же дотащились до места зимовки и рассказали о последних днях начальника экспедиции. Здесь они узнали, что оставшиеся в лагере на берегу бухты Тихой тоже понесли потери: от цинги умер механик «Святого Фоки» И. Зандер. Над могилой умершего механика был поставлен крест с надписью «И. А. Зандер…», который видели советские полярники еще в середине 1970–х годов.
Несмотря на потери, уже весною участники экспедиции предприняли несколько походов в южную часть архипелага. Владимир Визе произвел съемку острова Гукера и нескольких островов к востоку от него. Лед в районе зимовки взломало 25 июля, и 30 июля 1914 года «Святой Фока» покинул бухту Тихую.
Чтобы дойти до мыса Флора, русским морякам пришлось распилить на топливо фальшборты и внутреннюю палубу. Кроме того, путешественники охотились на морских зайцев, сало которых тут же отправлялось в топку, и через трое суток судно все же подошло к мысу Флора. Именно здесь 18 лет назад чудесно встретились Фритьоф Нансен и Фредерик Джексон. И на этот раз случилось нечто необычайное.
Велико было изумление русских моряков «Святого Фоки», когда они увидели на всегда безлюдном берегу людей. Это оказались два оставшихся в живых участника экспедиции Брусилова — штурман Альбанов и матрос Конрад.
На мысе Флора русские путешественники разобрали на топливо постройки экспедиции Джексона, и 8 августа «Святой Фока» направился к мурманским берегам Топлива едва хватило, чтобы добраться до чистой воды. На последних милях в топки пошли стеньга, утлегарь, бимсы, мебель. 21 августа показалась чистая вода и «Святой Фока» пошел под парусами. И через несколько дней экспедиция дошла до становища Рында на мурманском берегу.
Дневник Афанасия Рослякова
В 1927 году у восточного побережья Новой Земли на научно-исследовательском судне «Персей» работала советская исследовательская экспедиция под руководством Ивана Месяцева. Спускаясь к югу, она пришла к проливу Никольский Шар (пролив Карские ворота), где, в губе Заблудшей, ученые обнаружили следы недавней полярной трагедии.
Вернее, нашли его местные промышленники, которые уже более года жили на берегу Петуховского Шара в становище «Русаново». Они уже успели осмотреть весь южный конец Новой Земли и рассказали Месяцеву, что на отмели одной из губ Никольского Шара лежит полусоженный норвежский бот с покойником. Вокруг бота и внутри корпуса разбросано много книг и бумаг на русском и иностранном языках. И Месяцев, не раздумывая, решил следующим утром поехать на место трагедии: быть может, это след какой‑нибудь пропавшей экспедиции?
Ранним утром 7 сентября группа Месяцева на моторной лодке направилась в Никольский Шар. С большим трудом она пробирается сквозь «Железные ворота» — крайне узкий проход между утесами, глубиной не более 2 саженей (до 5 метров). Счастье, что прежде бесновавшийся здесь норд–ост прекратился: в узком проходе ворот лодку могло крепко потрепать. Еще вечером зимовщики видели, как мощный прибой влезал белыми языками и фонтанами на здешние утесы.
Наконец вот и остров Средний — цель поездки. Большая коса выдвигается в пролив — в ней губа Заблудшая, а к северной стороне косы сиротливо прижат бот. Издали он казался целым, но загадочности находке придал тот факт, что внешне целое суденышко было брошено в глухом заливе.
Наконец вот и остров Средний — цель поездки. Большая коса выдвигается в пролив — в ней губа Заблудшая, а к северной стороне косы сиротливо прижат бот. Издали он казался целым, но загадочности находке придал тот факт, что внешне целое суденышко было брошено в глухом заливе.
Придя к суденышку, путешественники увидели, что оно лежит на правом борту, внутри вода. Кормовая часть корпуса сожжена, часть борта обгорела. На берегу разбросаны бочки–сельдянки, совершенно заржавевшие «ремингтоны» (норвежские промысловые ружья), капканы для песцов, примитивный секстант, вскрытый мешок муки, куски парусов и канатов. Однако большая часть такелажа исчезла; чтобы снять его, кто‑то спилил мачту, и она покачивалась на легких волнах рядом с остатками бота. На судне сохранился только носовой кубрик, люк которого был распахнут.
В полумраке здесь были видны 5 коек, частично расположенных в два яруса. Нижние были залиты водой, а на верхней левой лежало тело погибшего человека. Его вид был ужасен: запрокинутая голова уже начала лысеть, зубы оскалены, челюсти обтянуты кожей, нос провалился, руки лежали вдоль тела, а ноги прикрыты оленьим мешком. В изголовье лежала подмокшая записная книжка.
На палубе была найдена нижняя челюсть, вероятно, другого погибшего человека. Но где же остальная команда?
В воде под правым бортом бота валялось много книг на русском и норвежском языках, фотографии и какие‑то бумаги. Судовые документы показали, что это норвежский бот (люгер) «Enigheten», с 1921 года приписанный к порту Гаммерфест. В одном из рундуков нашелся даже норвежский почтовый флаг. Неужели это норвежский почтовый бот? Но что он делает на Новой Земле?
Неожиданно на учебнике по морской практике нашлась ясно различимая надпись: «Сия книга штурманского помощника Афанасия Рослякова, 1899 мар. 12».
Кто‑то из полярников вспомнил, что двумя годами ранее на дальнем берегу соседней губы они осматривали добротную избу, построенную из плавника в 1923 году. Надпись на стене показала, что в ее строительстве участвовал… именно Афанасий Росляков. К столу осталась прибитой записка: «Мы ушли в губу Каменку 24 сентября 1924 года». Но страшной находки на берегу острова Средний тогда никто не видел.
В ногах трупа лежал пиджак, в кармане которого штурман Корельский нашел два слипшихся бумажных листа, вырванных из некой тетради. Здесь было указано, что бот вышел из Териберки (на мурманском берегу) и пошел на промысел к мысу Святой Нос. Однако здешний промысел был плох. Тогда повернули к Новой Земле.
У острова Вайгач «сели на грунт», бот дал течь, пришлось срочно идти к Карским Воротам. Здесь, видимо, произошел какой‑то спор, и в Белушью губу, к рейсовому осеннему пароходу, ушли Максим Варзугин и Василий Рыликов. На боте вместе с Росляковым остался некий старик, который ранее в Норвегии вместе с ним зафрахтовал судно. Все находки указывали на то, что в кубрике был найден именно Росляков, а отдельно найденная челюсть — это все, что осталось от несчастного старика.
Записная книжка, найденная в изголовье мертвеца, была озаглавлена: «Сей дневник писал на Новой Земле южном конце Афанасий Григорьевич Росляков 1924 года 9/1» и рассказала, что пришедших на боте поморов было действительно четверо. Весь сентябрь, несмотря на течь, они промышляли морского зверя между Пегуховским Шаром и Кусовой Землей. 23 сентября вернулись «домой» — в соседнюю с Заблудшей губу. Здесь они отыскали разваленную промысловую избу и, понимая, что зимовки не избежать, принялись за ее восстановление. Любопытная деталь—слово «домой» в дневнике Рослякова и надпись на стене могут означать, что ранее помор уже был в этих местах и знал, куда вести своих людей. После достройки избы в Белушью губу, ко времени прихода с материка рейсового парохода, ушли Варзугин и Рыликов. Прошло несколько месяцев, настала зима, а ожидаемой помощи все не было. Идти к Белушьей губе Росляков и старик уже не могли и медленно доживали свои последние дни. Но сначала не просто доживали, а еще пару недель перебирали судовую машину, и к 25 октября сумели ее ввести в строй. Новую неделю они пытались пройти на восток, но из‑за льда и туманов — крайне медленно. Пробраться в Каменку не удалось, поэтому вернулись в Никольский Шар и приткнулись к острову Среднему.
Здесь их окончательно застала зима, более того — 14 ноября пролив покрылся шугой (мелким льдом). Весь ноябрь туманы чередовались с дождем. Жидкая шуга не хотела замерзать: на берег не попасть, а там дрова и продукты. Только 25 ноября бот окончательно придавило к берегу.
До начала декабря — каждый день шторм и метель, зато шуга замерзла и можно сойти на берег. 2 декабря появилась запись: «Помпа замерзла, на полу в люгере вода». Через неделю открыли мешок муки.
28 декабря якорная цепь лопнула, и люгер отнесло от берега на 300 саженей. А через два дня—понесло из губы. 6 января появилась очередная горестная запись: «… лед вынесло из губы. Мы в 2 саж. от берега, но на берег не попасть. Шлюпку разломало льдом. Нету воды». Только на следующий день Рослякову на практически разбитой шлюпке удалось перебраться на берег и достать дров.
Первым, 20 января 1925 года, умер «безымянный» старик. Похоронить его у Рослякова уже не было сил, и он оставил его на верхней палубе.
Оставшись в одиночестве, Росляков записал незадолго до смерти: «Лежу беспомощный, дожидаясь конца жизни. Последнее мое желание: если бы кто нашел меня и положил в камни — это добрый человек. Кабы лежать на сухом берегу. Афанасий Росляков из Териберки». Последняя запись оборвалась 17 февраля 1925 года.
Скорбным салютом проводили в могилу отважного помора. Его завещание было выполнено: могилу накрыли камнями, чтобы не добрались хищные звери. Загадкой так и осталось: куда же исчезли два ушедших в Белушью губу помора? И почему они не вернулись к своим товарищам с помощью?
Афанасий Росляков и безвестный старик стали олицетворением бесчисленных отважных поморов, которые в охоте за морским зверем—тюленями, моржами и белыми медведями—бесстрашно обошли все северное побережье России, много десятков лет назад открыли для России Северный морской путь к Оби и Енисею. Без страха они зимовали по два–три года на Новой Земле и на Груманте, гибли от цинги, покрывали своими могилами и разбитыми судами арктические пустыни. Но — упорно шли вперед!
«Руслан» домой не вернулся
С навигацией (1932 года) к советским угольным копям на Шпицбергене связана одна из самых трагических страниц в истории нашего полярного мореплавания.
21 декабря 1932 года — в самый разгар полярной ночи — для доставки срочного груза из Мурманска к архипелагу вышел ледокольный пароход «Малыгин» под командой капитана А. Филатова. Его сопровождал ледовый пароход «Г. Седов» с крепежным лесом на борту. Переход проходил в условиях сильнейшего шторма, частых снежных зарядов и сильного обледенения корпуса судов. Обычно в те годы морское сообщение с архипелагом Шпицберген проходило в период с середины мая до середины ноября. Причиной столь короткой летней навигации были тяжелые навигационные условия плавания в районе островов. Но в декабре 1932–го возникла острая необходимость доставить в Баренцбург продовольствие, оборудование, людей и особо важно — крепежный лес
Через неделю похода, войдя в Айс–фиорд, совершенно не обставленный огнями (Норвегия установила несколько маяков на Шпицбергене только следующим летом) «Малыгин» во время метели наскочил на подводные камни и получил серьезные повреждения. Вмешались случайность и… преступная людская простота. Как выяснилось позже, чтобы облегчить советским судам вход в залив Гринхарбур, на его берегу зажгли большой костер. Капитан «Малыгина» об этом не был предупрежден и, приняв еле видимый огонь за огни Баренцбурга, раньше времени повернул вправо — прямо на камни…
Ледокольный пароход «Г. Седов», следовавший за ним на некотором отдалении, сначала аккуратно подошел к причалу, где в кратчайшее время снял доставленный груз, а затем столь же аккуратно подошел к севшему на камни пароходу и снял пассажиров «Малыгина».
Когда наступила полная вода, «Малыгин» снялся с камней и самостоятельно направился в район Баренцбурга. Однако дойти сюда не удалось: через пробоины, образовавшиеся при аварии, судовые отсеки быстро заполнились водой. Поврежденный пароход лег на правый борт с большим креном и быстро превратился в высокую ледяную глыбу. В его трюмах под водой и льдом осталось более 300 тонн ожидаемого шахтерами груза.
Для снятия «Малыгина» в Айс–фиорд прибыли небольшое спасательное судно «Руслан» под командой капитана Василия Клюева и ледокол «Ленин», составившие специальную экспедицию Наркомвода.
Первые попытки поднять аварийное судно закончились полным провалом. Из‑за быстрого обмерзания насосы часто выходили из строя. Когда же удалось частично осушить отсеки, облегченный пароход стал сильно биться о скалистый грунт. Помешала и начавшаяся в те дни подвижка льда, которая создала реальную угрозу посадки на камни спасательных судов экспедиции. Поэтому 26 января 1933 года все работы в заливе были остановлены и продолжены лишь в марте.