Лик Победы - Вера Камша 32 стр.

По сравнению с разгромленной столовой она казалась совершенно целой. В застекленный фонарь лился солнечный свет, мраморные юноши и девы закатывали пустые белые глаза, высоко вздымая кто гроздь винограда, кто светильник, кто тамбурин. В столбах света танцевали пылинки, ковры были целыми, кресла и скамьи стояли ровно. Луиджи медленно двинулся от статуи к статуе, чувство тревоги не то чтобы совсем исчезло, но стало почти привычным. Капитан миновал полукруглую нишу, в которой гнездился обитый атласом диван, обогнул пастуха и пастушку, и тут в углу что-то шевельнулось. Человек… Женщина!

Она сидела на корточках и таращилась маленькими злыми глазками. Желтое бархатное платье было измято, из-под порванной головной сетки выбивались спутанные волосы, и все равно Луиджи ее узнал. Узнал, хотя и не помнил имени. Это была помощница Зои, рассказавшая про Поликсену. Хоть какой-то свидетель! Капитан выдавил из себя улыбку и шагнул к бывшей «пантере». Та попятилась. Закатные твари, чего она боится?

– Сударыня… – Разрубленный Змей, как же зовут эту грымзу? – Сударыня, успокойтесь, худшее позади…

«Пантера» снова отступила. Теперь она прижималась к стене, между ней и Луиджи был залитый какой-то дрянью пуф на золоченых свинячьих ножках.

– Сударыня… – Бордонка открыла и закрыла рот, показав белые молодые зубы. Луиджи вздохнул и взялся за пуф. – Сударыня, вам не надо меня опасаться. Прошу вас…

Договорить капитан не успел. Женщина с исступленным визгом подскочила и бросилась на Луиджи. Капитан к нападению был совершенно не готов, а сухое жилистое тело ударило не хуже пушечного ядра. Джильди отлетел назад, свалился лицом вниз и почувствовал, как что-то впивается ему в шею. Попытался перевернуться – неудачно. Воздуха не хватало, перед глазами плясали круги, его рвали чьи-то когти, затем раздался грохот, навалившаяся сверху тварь вздрогнула, а на шею Луиджи хлынуло что-то горячее. Капитан дернулся, пытаясь сбросить придавившее его тело. Ему помогли, Луиджи с трудом сел, поднял голову и увидел сначала валяющийся на полу пистолет, который еще дымился, потом талигойца.

Герцог присел на корточки и резко нагнул Луиджи голову; капитан вскрикнул, скорее от неожиданности, чем от боли.

– Ничего страшного. Вам необходимо вымыться, переодеться и прижечь укусы, – объявил Алва, – для начала касерой. Прошу меня простить, я был вынужден пожертвовать вашим камзолом.

Луиджи тупо кивнул, тронул себя за шею, поднес пальцы к глазам. Руки дрожали, на них была кровь и еще что-то жирное и отвратительное. Мозги! Мозги набросившейся на него сумасшедшей. Но где остальные «пантеры»? Джильди попробовал вскочить, от резкого движения голова пошла кругом, он упал бы, не подхвати его порученец Ворона, как бишь его?

– Спасибо…

– Не стоит, – отчеканил парень, хотя лицо у бедняги было белее свинцовых белил.

– Герард, приведите капитана в порядок и ждите в саду, а сюда пригоните парочку стражников.

Луиджи хотел возразить, но голова вновь закружилась, он вцепился в плечо Герарда, и дальнейшее утонуло в каком-то тумане. Джильди не помнил, ни как они выбрались из дома, ни кто помог стащить испакощенный камзол. Кто-то лил воду, кто-то держал полотенце, кто-то прикладывал смоченные касерой тряпицы к шее и рукам. Затем Луиджи дали хлебнуть обжигающего пойла, и проклятая дрожь немного отступила. Капитан Джильди привык и к бурям, и к абордажам, но свихнувшаяся «пантера»…

Герард чуть ли не волоком дотащил его до подстриженной лужайки, окаймленной цветочным бордюром. Капитан Джильди сначала сел, потом лег, но лежать и смотреть в пустое небо было страшно, и он вновь сел. Герард примостился рядом. Парень молчал, глядя в сторону проклятой виллы. Мух по-прежнему не было, как и воробьев с голубями. За забором раздались звон, топот, грубый говор, вскоре стихшие, – прибывшие вошли в дом, затем послышались шаги, и Рокэ Алва бросился на траву рядом с Герардом.

– Кончено, – сообщил он, поймав взгляд Луиджи. – Зоя пропала, остальные рехнулись и забились в погреб. Насколько я понял, пленницы передумали на предмет своего пантерства и теперь считают себя крысами. Заодно со слугами и теньентом. Сейчас их выловят и отправят в приют умалишенных. Как вы?

– Жив, – руки Луиджи непроизвольно метнулись к шее, – я обязан вам жизнью. Опять…

– Сочтемся, – махнул рукой талигоец, срывая несколько бархатцев. Джильди, трусливо повернувшись спиной к заколачиваемой вилле, пересел поближе к мявшему резные листочки маршалу. Капитан любил запах бархатцев – горький, полынный, щемящий. Будь у неизбежности запах, она пахла бы именно так.

– Эта женщина… Она была помощницей Зои Гастаки.

– Может, и была, – глаза Рокэ не отрывались от рыжих лепестков, – но на вас напала крыса. Загнанная в угол крыса. Ваше счастье, что человеческие зубы не ахти какое оружие, а как пользоваться руками, она забыла.

– Крыса, – повторил Луиджи, – почему?..

Алва промолчал. Сзади быстро стучали молотки, обычных смешков и разговоров не было – мастерам не терпелось покончить с работой и уйти.

– Монсеньор… Монсеньор, я уже их видел.

Луиджи вздрогнул и уставился на заговорившего Герарда, словно на какое-то чудо.

– Кого «их»? – переспросил Рокэ, не поднимая головы.

– Которые думают, что они крысы…

– И где? – в голосе маршала вновь звучала всегдашняя ирония, но Луиджи не очень-то верил в спокойствие талигойца.

– В Кошоне, – очень тихо произнес адъютант. – Это были слуги… Наши слуги… Мы вернулись из Олларии, ворота закрыты, стучали, никто не подходил… Пришлось лезть через забор. Отец исчез, слуги сошли с ума.

– Все как здесь? – Алва говорил так, словно спятившие и исчезнувшие люди были для него делом обычным.

– Нет, – покачал головой Герард. – У отца спальня выстыла, как после зимы… Ну, как если бы в доме никто не жил. И в конюшне один денник выгнил совсем… И второй раз тоже…

– Значит, был и второй раз? – Рокэ оторвался от бархатцев. – Такие занимательные истории, Герард, нельзя держать при себе.

– Простите, монсеньор. Я не думал, что это может быть важно.

– Важным может быть все. Как и не важным. Так что случилось во второй раз?

– Отец вернулся. Мертвый. И увел Циллу… Это моя младшая сестра… То есть была сестра… Она ушла через окно, а спальня сгнила. Тогда мы и уехали в Олларию, к бабушке… Но и там тоже…

– Он пришел снова?

– Да, – Герард стал еще бледнее, – в Октавианскую ночь… Я с братом… Мама велела нам уходить по крышам, а он там стоял… Хотел нас забрать. Говорил, иначе нас сожгут…

– А вы, значит, не ушли?

– Нет… Мы его прогнали. Нас Дениза научила, наша с Селиной кормилица. – Юноша осекся, глядя на своего монсеньора, тот молчал. Герард немного поколебался и добавил: – Дениза говорит, выходцы не заходят, пока их не позовут. И еще они старого заговора боятся.

– Четверного? – переспросил Рокэ. – «Пусть Четыре Ветра разгонят тучи, сколько б их ни было…»

– Да, – кивнул Герард.

– Больше капитан Арамона вас не трогал?

Парень покачал головой:

– Простите, монсеньор…

– Никогда не проси прощения, если не виноват, это неразумно, – светским тоном заметил герцог, но его мысли явно были где-то далеко.

– Я постараюсь, монсеньор.

– Надеюсь. Покаяния – удел ничтожеств. А теперь отправляйся к Скварца. Пусть Валме проводит госпожу в дом ее родителей и возвращается в палаццо Сирен. И не забудь объяснить, что делать, когда приходят выходцы.

– Слушаюсь, монсеньор.

Герард убежал, Алва по своему обыкновению провел руками по глазам. Подошел стражник и бестолково затоптался на месте, явно не решаясь тревожить столь блистательных особ.

– Готово? – ровным голосом осведомился Рокэ.

– Так точно.

– Что ты об этом думаешь?

Стражник выпучил глаза – пытался понять, шутит чужак или и впрямь спрашивает.

– Я, кажется, задал вопрос.

– Сглазили, – выпалил вояка, – как есть сглазили…

– Логично, – кивнул маршал, бросая бедняге золотой. – Ладно, иди. Такое дело надо запить. Только не благодари, ненавижу…

Стражник пулей бросился назад.

Рокэ Алва замолчал, прикрыв глаза и подставив лицо заходящему солнцу. Если б не талигоец, капитана Джильди теперь бы тоже искали и не могли найти. Алва знает больше, чем говорит, много больше.

– Монсеньор, – Луиджи почувствовал, что голос его дрогнул, – что это было? Что с Муцио, с этой коровой? Где они?

– Насчет Муцио я своего мнения не изменил, – талигоец пожал плечами и вновь занялся цветком. – Где Зоя Гастаки – не знаю.

– Знаете!

– Нет, – отрезал Алва.

– Разрубленный Змей!

– И он тоже, – Алва отбросил измятые бархатцы, блеснули синие молнии. И почему только Леворукого рисуют зеленоглазым?! – Я не демон и не святой, капитан Джильди! От того, что я расколотил «дельфинов» и прочел с полсотни старых летописей, я не престал быть человеком, а человек не в состоянии знать все. То, что очевидно мне, должно быть очевидно и вам, а мне очевидно, что есть вещи, которые мы уразуметь не в состоянии. Похоже, мы угодили в сказку, причем препаршивую. Вам с вашими кошмарами, Луиджи, я бы посоветовал ночевать на галере. Живая вода – хорошая защита. Лучше только огонь, по крайней мере так считалось в древности. Будем надеяться, это правда.

– Насчет Муцио я своего мнения не изменил, – талигоец пожал плечами и вновь занялся цветком. – Где Зоя Гастаки – не знаю.

– Знаете!

– Нет, – отрезал Алва.

– Разрубленный Змей!

– И он тоже, – Алва отбросил измятые бархатцы, блеснули синие молнии. И почему только Леворукого рисуют зеленоглазым?! – Я не демон и не святой, капитан Джильди! От того, что я расколотил «дельфинов» и прочел с полсотни старых летописей, я не престал быть человеком, а человек не в состоянии знать все. То, что очевидно мне, должно быть очевидно и вам, а мне очевидно, что есть вещи, которые мы уразуметь не в состоянии. Похоже, мы угодили в сказку, причем препаршивую. Вам с вашими кошмарами, Луиджи, я бы посоветовал ночевать на галере. Живая вода – хорошая защита. Лучше только огонь, по крайней мере так считалось в древности. Будем надеяться, это правда.

Только надеяться?! А если оборотней не остановят ни огонь, ни вода? Уж лучше камень на шею и в воду, чем вообразить себя крысой или позволить себя утащить.

– А если это не так? – Закатные твари, что за чушь он несет, сколько ему лет, двадцать восемь или пять?! – Если это не те… не то, что приходило к Герарду?

– Поживем – увидим. – Лицо герцога ничего не выражало. – Но я склонен верить нашим предкам. Они боялись закатных тварей, но при этом умели от них защищаться. Мы потеряли страх, а с ним вместе и оружие. Что ж, придется ковать его заново. Как – не знаю! Нужно ловить по деревням сумасшедших старух, копаться в старых сказках.

– Но вы ведь копались…

– Чего от скуки не сделаешь, – Алва коротко засмеялся и поднялся. – Но я охотился на крупную дичь, оборотни на лошадях меня не занимали. Видимо, зря, потому что Зверь, в отличие от мелкой погани, сидит тихо.

ЧАСТЬТРЕТЬЯ «КОЛЕСНИЦА» [55]

Глава 1 САКАЦИ

Еще не старый витязь в молодецки расстегнутом полушубке попирал ногой убитого медведя. Сзади толпились свитские, крутились собаки, белел заснеженный лес. Было трудно поверить, что больше звериной травли, доброго вина и смазливых поселянок лихого охотника занимали другие игры. Игры, в которых алатский господарь Балинт обставил и императора Гайифы, и короля ныне исчезнувшей Уэрты. Эти игры назывались политикой, и Робер Эпинэ их ненавидел еще больше войны, хотя больше всего ненавидел и презирал себя самого. Тридцать лет – и полная пустота! Ничего и никого, кроме нелепой любви и дела, в которое не веришь. Альдо Ракану не бывать королем Талига, и слава Создателю. Им не придется ни становиться клятвопреступниками, ни расплачиваться по счетам.

Робер в который раз принялся разглядывать бурую тушу, лежащую на подтаявшем снегу. Первый из великих герцогов Алатских выходил против зверя с одним кинжалом. Он знал, куда и когда бить. Точно так же алат ударил своего короля и не промахнулся. Талигойская армия и отряды Балинта с ходу захватили Крион, и Павлу Уэртскому ничего не оставалось, как признать суверенитет бывшего вассала. По большому счету, разрыв был неизбежен – степенные, свято чтящие эсператистские каноны агары и вспыльчивые, суеверные алаты рознились, как собаки и кошки, и относились друг к другу соответствующе.

Восстание Балинта было не первым, но господарь удачно выбрал время и союзников и вместо плахи обрел корону. Иноходец поймал взгляд черноусого богатыря, который знать не знал, что среди его потомков будут Великолепная Матильда и проныра Альберт. Надо полагать, за ссору с Талигом Балинт придушил бы означенного Альберта голыми руками. Покойный господарь был человеком крутым, а к Гайифе, Агарии и Эсперадору у него был свой счет, причем немалый. Неудивительно, что кэналлиец Алонсо Алва и уроженец Черной Алати Балинт Мекчеи спелись и с наслаждением принялись трясти империю и ее союзников. В Черной Алати до сих пор поют об их похождениях, путая древние предания с действительными событиями. Поют о Балинте Гордом, его синеглазом побратиме, презирают агаров и любят талигойцев.

В детстве Иноходец обожал разглядывать героев Двадцатилетней войны, благо маршал Рене покровительствовал художникам и осчастливил Эпинэ портретной галереей. Имелся там и герцог Балинт на фоне развевающихся знамен и в какой-то немыслимой куртке со шнурами, а вот Алонсо не было. Самого знаменитого полководца Талига Робер увидел уже в Лаик. Так же как Арно Савиньяка, Михаэля Ноймара-Ноймаринена и Винченце Рафиано. Позже Мишель объяснил удивленному брату, что дед распорядился вынести на чердак тех, чьи потомки запятнали фамильную честь. Закатные твари, как глупо! Можно подумать, победив портреты, зачеркнешь прошлое. Дед – умный человек, но самые большие глупости делают люди умные, и как же эти глупости портят жизнь другим. Иноходец с трудом подавил неуместное раздражение – последние несколько дней он просто сходил с ума от мыслей о доме. Так и тянуло оседлать Дракко и, не разбирая дороги, поскакать на северо-запад. Маркиз Эр-При понимал, что это невозможно, понимал он и то, что связал свою судьбу с Альдо Раканом, но непонятное безумие затягивало. Наверное, так чувствует себя журавль с подрезанными крыльями, когда над ним проплывает стонущий осенний клин. И всему виной бредовый, ни на что не похожий сон!

Робер изо всех сил старался не вспоминать тонущих в пунцовых гвоздиках мертвецов, странного человека у коновязи и особенно Мэллит. Мэллит в прозрачной белой рубашке, Мэллит, льнущую к нему, шепчущую слова, которые она никогда не скажет на самом деле. Мы не властны в наших снах, а сны могут превратить нашу жизнь в пытку. Жить в одном доме, встречаться по десять раз на дню, знать, что ничего не было, и в мельчайших подробностях помнить это самое «ничего»…

– Решил изобразить статую? – Альдо в желтых охотничьих сапожках подошел очень тихо. – Можно подумать, их тут без тебя не хватает.

– Задумался, – Робер от души тряханул сюзерену руку.

– О чем?

– Вот о нем, – соврал Эпинэ, кивнув головой на картину. – У нас в замке его портрет тоже был. Альдо, ты помнишь, как Балинт получил Алат?

– Откуда? – помотал головой принц. – Я талигоец, а не алат!

– Но ты хотя бы помнишь, что Алат был союзником Талига?

– Альберт решил, что Гайифа сильней.

Ай да сюзерен. Вроде не думает ни о чем, а все понимает. Перед Карлом Третьим все по струночке ходили, а его сынок чуть все прахом не пустил, и пустил бы, если б не умер. Интересно, венценосный подкаблучник сам скончался или помогли? Дед в смерть от удара не верил…

– Альдо, как думаешь, почему умер Франциск Второй?

– Потому что Олларам отпущен один круг!

– Ты серьезно?

– Разумеется, – изрек сюзерен. – Через год их на троне не будет. Ты станешь маршалом, а дело маршала – воевать, а не копаться в книгах, так что лучше я тебе все скажу. Дед был пустым местом, но два великих дела за ним числятся. Он женился на Матильде и заставил меня заучить поучения Бланш.

– Что еще за поучения?

– Раньше думал, чушь собачья, – Альдо зевнул, подхватил своего маршала под руку и повел по галерее, – но за чушью гоганы с «истинниками» бегать не станут. Наша победа в Гальтаре и только в Гальтаре.

Спорить бесполезно, но молчание – знак согласия, а лезть в развалины в поисках неизвестно чего было даже не глупостью, а безумием. Робер с тоской поглядел на размалеванный охотничьими атрибутами потолок.

– Альдо, недавние сражения дают куда больше, чем несуществующие талисманы. Если б Эгмонт и мой дед соизволили хоть немного подумать, все было бы иначе.

– В каком смысле? – подозрительно осведомился сюзерен. А действительно, в каком? Сохрани Эпинэ верность Олларам, Альдо Ракана это вряд ли бы порадовало.

– В том, что надо думать не только как сесть на трон, но и что делать дальше, – выкрутился Робер.

– Сначала надо на него сесть, – твердо сказал принц, – а дорога в Олларию идет через Гальтару.

– Франциск Оллар прекрасно обошелся без магии, – жестко сказал Робер. – Альдо, может быть, посмотрим правде в глаза? Мы не справимся с Вороном, даже если обвешаемся старьем с ног до головы.

– Ты слишком часто вспоминаешь кэналлийца, – на лице сюзерена промелькнула досада. – Пойми наконец, что непобедимых нет и быть не может. Когда я получу то, что принадлежит мне по праву, нам не будет страшен никакой Алва.

– Не уверен.

Надо что-то делать, иначе Альдо и впрямь полезет в эти дрянные катакомбы.

– Ворон как никто умеет превращать то, что его враги считают преимуществом, в дыры. Так было в Торке, в Ренквахе, в Сагранне.