Ролевое преступление
Итак, в своих должностных обязанностях мы забываем, кто мы. А в течение жизни у нас накапливается масса ролей. По каждой роли у нас есть ролевые ожидания. В нашем сознании Я должен Это (ролевые ожидания). Преступление возникает, если мы не хотим Это – 50 % вины, или хотим не Это – 100 % вины. Дешевле получается ничего не хотеть.
Допустим, вы домохозяйка, и вы должны уметь готовить. Есть у нас такая роль. Но вы совсем не любите и не хотите готовить, вам проще сходить в кафе и перекусить. Но приходит домой голодный муж и вопит: «Почему ужин не готов? Ты же дома сидишь, должна меня накормить». И вот оно, родное чувство вины накрывает.
Любая роль включает определенный список должностных обязанностей. Наше сознание твердит: «Я должен это! Я должен кормить своих детей как примерный семьянин! Я должен любить свою жену как идеальный муж!» или «Я как хорошая хозяйка должна содержать дом в чистоте! Я как настоящая жена должна во всем потакать мужу! Я как добросовестная покупательница должна купить эту вещь, раз я ее померила!» Нас так воспитали, и мы отлично блюдем свои роли, частенько в них застреваем. Бывает, что наши роли начинают противоречить друг другу. Например, на работе я должен выполнить все задания, поэтому мне нужно задержаться. Но как примерный семьянин я просто обязан возвращаться домой вовремя, чтобы уделить время жене и детям. И я должен хотеть это, причем всегда, чтобы быть хорошим. А иначе настигнет чувство вины.
Скрытый запрет – это преступление, он приводит нас к тотальному чувству вины. И в результате получается: Я должен хотеть Это, причем всегда.
Рис. 9. Что такое преступление
Эта схема начинает нас убивать.
Допустим, все знают такую роль, как пассажир. Он должен войти, оплатить проезд, уступить место пожилым, беременным. Кто бы мог подумать, что роль пассажира опасна?
Как-то я зашел почти в пустой автобус. Сел подальше, чтобы не уступать никому место. Я еду – кайф. Автобус наполняется, все сидячие места уже заняты. И вот в автобус входит бабушка, и мне становится плохо. Почему? Я не хочу уступать ей место. Внутри меня начинается диалог. Внутренний родитель возникает: «Как примерный пассажир, ты должен уступить место пожилому человеку!» И мне уже неудобно сидеть. Удовольствия никакого. В итоге я не выдержал и говорю:
– Бабуль, иди садись.
А она:
– Спасибо, сынок. Я выхожу на следующей остановке.
Я лоханулся на весь автобус. А рядом женщина спрашивает:
– Мужчина, вы будете садиться на свое место?
Ну нет, чтобы сесть на свое место. А я:
– Да нет! Мне тоже выходить!
Надо же как-то оправдаться. И мне приходится выходить. А ехать-то нужно было дальше. И я снова вхожу в автобус, снова плачу. И злюсь.
А агрессия же запрещена. И навернулся такой снежный ком. День не задался.
И вот такие маленькие роли начинают отравлять нам жизнь.
Пока мы не осознаем какое-то явление, оно управляет нами.
У нас постоянно идет конфликт между нашими субличностями. Помните, в каждом из нас сидит маленький детеныш в возрасте до 6 лет, играющий роль взрослых тетенек и дяденек, и та мама, которая воспитывала нас до 6 лет. Мама внутри никогда не постареет, а ребенок никогда не повзрослеет. И вы в любом возрасте знаете, как бы на ситуацию посмотрела ваша мама.
Анекдот в тему
Француженка потягивается после секса:
– Пьер, дай сигаретку! Жерар, подай зажигалку! Знала бы моя мама, что я курю.
А на самом деле кто нас учит-то?
Допустим, мама говорит: «Воровать нехорошо». У вас записалось. Затем приходит папа и восклицает:
– Смотри, чего я принес! Купил по дешевке.
Она ему в ответ:
– Ты чего, сдурел, зачем покупать, спереть не мог с работы?
И что нужно делать, чтобы понравиться маме? Переть. Только потом она меня ругает за то, что я украл. И некоторые мамы говорят, что такому не учили. А кто? Откуда ребенок мог такое срисовать?
Любой ребенок – это продолжение матери. Он смотрит материнскими глазами. Их взгляды – это то, что мы думаем и чувствуем. Поэтому нас в других больше всего злит, что они делают то, что нам не разрешает внутренняя мама. Мы, как пупы земли, себе этого не позволяем, а какой-то там «не пуп» это делает.
Ролевой туннель
В зависимости от роли у нас одни и те же ощущения дают разные чувства. К примеру, вы вошли в роль домохозяйки и должны хотеть приготовить вкусную еду. У мужчин сразу возникает иллюзия, что вы не роль играете, а о нем заботитесь. И им сразу хочется отблагодарить. Они подходят сзади… Но в вашей голове роль кухарки и сексуальной партнерши не совмещается. И чаще всего у вас возникает реакция: «Чё, сдурел, с ножом стою!»
Хорошо, когда наши ролевые ожидания сходятся, но это бывает очень редко. Поэтому у нас возникает столько конфликтов.
Каждая роль обрезает часть наших желаний. Если мы одновременно напяливаем на себя две-три роли, мы лишаем себя желаний вообще. А как только мы сворачиваем наши желания, то есть нашу энергию, мы гасим спиртовку под ретортой жизни.
Как только мы расстанемся с нашими желаниями, мы умрем.
Всем известно состояние, когда вы ложитесь спать и целый час жуете жвачку: «Это не доделала, это не додумала, это нужно было так». Это все наши роли, в которых мы за день были неуспешны.
Женщины не чувствуют границ и плавно перетекают из одной роли в другую. Чтобы освободиться от ролей, мы часто уезжаем куда-нибудь отдохнуть. Но совсем не обязательно отправляться далеко, чтобы снять с себя роли.
Анекдот в тему
Загнанная домохозяйка всех уложила, на завтра все приготовила, ложится спать. Потом резко подскакивает:
– У меня же еще муж без секса. О, господи!
Не хотите ли хотеть?
Хотеть или не хотеть называется свободой воли. Бог когда-то дал нам свободу воли как биологически организованную гармонию. Воля – это желание, хотение, мотивация. Центр удовольствия у всех нас с собой. А кто же запретил быть счастливыми, кто лучше Бога? У нас есть прекрасный наместник Бога на земле – мама. Она внедрила в нашу программу файл с табу. И получается: то, что надо, я не хочу, а что хочу, хотеть нельзя. И тогда начинается депрессия – когда вообще ничего не хочу. Человеку проще отказаться от всех желаний, чем наступать на грабли «Хотеть нельзя».
Пока мы не разрешим себе не хотеть, все остальное точно не разрешим.
Есть еще один момент. Любое снятие роли нас выносит напрочь, особенно если она переполнена. Когда я работал с наркоманами, выход из роли у нас назывался умением снять халат.
Но, к счастью, мы хотим изменить систему своего бортового компьютера. Как бы ни постаралась над ним наша мама, свободу воли никто не отменял. Осталось ее достать и разрешить себе хотеть так, чтобы чувство вины не портило всю малину.
Когда мы начинаем менять себя, изменяются ситуации вокруг. Это невозможно доказать, но реально пощупать на опыте. Тогда случается то, что называется чудеса.
Откуда растут корни чувства вины
Чтобы сделать чувство вины не столь разрушительным для нашей жизни, придется углубиться в сам механизм его появления.
До 7 лет нас воспитывают в микросоциуме семьи. Здесь мы растем, как тепличное растение, которому внятно объясняют, что хорошо, что плохо.
В следующую семилетку мы выходим из микросоциума семьи в макросоциум улицы. И с этого момента начинается хана под названием глобальный внутренний конфликт. В семье учили же, что врать нехорошо, конфетами нужно делиться, по голове лопаткой бить нельзя. А мы выходим во двор, и кто лучше всех живет в макросоциуме?…
Получается, что выгодно все-таки быть плохим. И чем больше нам идеалов в голову напихали, тем труднее адаптироваться к миру. Ребенок начинает подсознательно перепроверку стереотипов. И в это время резко падает авторитет родителей. Они становятся родоками, предками, надзирателями, шнурками и т. д. Родители ничего не могут понять, что происходит. Ребенка как подменили. А поскольку они теряют над ним власть, усиливается необходимость в контроле.
Приходит подросток домой, обувь раскидал.
Мать ему вслед кричит:
– Ну что ты опять обувь посередине коридора оставил, нет бы за собой убрать!
– Мама, как ты меня достала!
– Когда я тебя успела достать. Я тебя за сегодня увидела первый раз. Ты утром спал, когда я уже уходила.
А она его действительно уже целый день достает. Ребенок целый день ругается с мамой, только не с той, которая ему вслед кричит, а той, которая у него внутри сидит. И ее не пошлешь, из себя не выбросишь. Поэтому приходится огрызаться на первую.
Чем больше идеальных стереотипов засунули в семье, тем стремительнее падает авторитет родителей, тем сложнее с ними отношения.
В самых идеальных учительских семьях дети такие бывают, что детская комната милиции отдыхает. Потому что родители-учителя по наивности пытаются обучить самому лучшему и запихивают в голову такие идеалы, которые идут вразрез с реальностью.
Чем больше идеальных стереотипов засунули в семье, тем стремительнее падает авторитет родителей, тем сложнее с ними отношения.
В самых идеальных учительских семьях дети такие бывают, что детская комната милиции отдыхает. Потому что родители-учителя по наивности пытаются обучить самому лучшему и запихивают в голову такие идеалы, которые идут вразрез с реальностью.
А ведь ребенок сам не понимает, почему он свою мать слышать и видеть не может, почему он на нее такую агрессию выплескивает. Она как заноза.
Но чем больше подросток сопротивляется, тем родитель дальше усиливает контроль. В ответ у ребенка начинается не просто негатив, а протест. И он начинает делать назло. «Ах, курить нельзя, сейчас назло пойду и накурюсь», или «Сексом заниматься нельзя, значит, сейчас пойду первому встречному отдамся».
Но есть одно большое но! Реальная мама не знает, какие протесты выкидывает ее чадо, а вот внутренняя знает все. Поэтому что наступает после преступления? Правильно, чувство вины.
Вывод: мы воспитаны на внутреннем контролере. Чуть что, и он сразу вопит: «Это нельзя, и это нельзя, а это тем более нельзя. Кто тебе сказал, что можно?» А запретный плод сладок. Сначала набедокурим, а потом спасаемся, как умеем. Некоторые поэтому даже не помнят, что натворили.
Реальная роль родителя – подготовить свое чадо к выживанию в этом мире. Чем мягче вы это сделаете, тем лучше.
Как-то мне сын сказал:
– Я больше не буду играть на пианино!
Я ему в ответ:
– Замечательно! Пошли со мной!
– Куда?
– Бери тряпку, ведро воды и пойдем мыть подъезд!
Он на меня смотрит удивленно. Я ему:
– Понимаю, ты пока выжимать не можешь, у тебя силы не хватает. Давай, ты мочишь тряпку, я выжимаю.
Так мы вымыли весь этаж. Это надо было прочувствовать. Затем сын меня спрашивает:
– Папа, а зачем мы подъезд моем?
Я ему говорю:
– Сына, мне тебя надо быстро приготовить. Я старый, больной и могу умереть в любой момент. А как ты кормиться будешь? Подъезд вымоешь, тебе кто супчика нальет, кто еще что-то.
– Папа, а если я играть на пианино буду?
Потом мы пришли в ресторан. Я сыну показываю:
– Здесь сидит дяденька, он на синтезаторе играет, ему денежки кладут.
– И сколько?
– Двести рублей за песню.
– О, я пять песен знаю.
– Сына, платят не за те песни, которые ты знаешь.
– А за что?
– Платят за те песни, которые другой хочет. Если ты их знаешь, тебе заплатят.
– А-а-а-а… Не, папа, я, наверное, буду музыкой заниматься.
Теперь, когда он двойку получает, я его не ругаю, а говорю:
– Сына, молодец! Не вырастешь умным, вырастешь сильным. Компьютер выключается, и пока ты двести раз не отожмешься, он не включится.
Он счастливый.
Главное, не чувствовать перед ребенком себя виноватым. Если чувствуете, подойдите и извинитесь.
Извинение – не унижение!Извиняться – вовсе не значит унижаться. Только горделивая душа чувствует унижение, и гордыня лечится унижением. Человека практически унизить нельзя.
У меня был один знакомый. Как-то в годы перестройки приходит к нему на консультацию новый русский. Он объясняет ему, что у него гордыни выше крыши. Новый русский ему говорит:
– Слышь, что ты мне мозги скипидаришь. Ты мне дай пощупать, что такое гордыня. Дашь пощупать, тогда заплачу.
Мой знакомый встает перед ним на колени, достает носовой платок и протирает его обувь, а потом отдает ему платок и говорит:
– На, повтори! То, что тебе мешает, это и есть гордыня.
Степень гордыни показывает степень унижения. Человека можно поставить на колени, можно избить, но унизить нет. Если мы чувствуем унижение, значит, у нас гордыни больше, чем положено. В животном мире собака никогда не задерет щенка. Потому что он на землю падает, пузо открывает, он беззащитен и сдался. Поэтому, если можно унизиться, но при этом не чувствовать себя униженным, – это замечательное оружие.
Как-то я с сыном поехал кататься на горку. Сын раз прокатился, еще раз. А рядом такая компания лыжников веселая. И один из нее очень выпендривается. Мне сразу нехорошо стало. Как только дело касается моего сына, у меня сразу вскипает. Я спрашиваю у своего знакомого:
– А есть где-нибудь горка для санок?
Он говорит:
– Нет, только эта.
– А для лыжников?
– Весь лес!
– А чего они здесь?
– Ну, они здесь выпендриваются.
Я чувствую, что мне уже сильно нехорошо. И вдруг у меня мысль: «Сейчас бы этому лыжнику наждачку под одну лыжину подсунуть». У Бога великое чувство юмора. Только подумал, только захотел, вижу – какие-то пацаны, лет десяти, тащат санки. И этот лыжник цепляется лыжиной за санки. А дальше все, как я представлял. Он кубарем полетел. Пацаны извиняются. А он:
– Я сейчас палкой вам глаз выткну!
У меня в душе столько всего сразу поднялось. Хотелось втоптать его обратно в снег. Я себя успокоил. Пошел дальше.
И вот мой сын скатился с горки, смотрю, к нему какая-то тетка подходит. Жена говорит:
– Иди, разберись, видишь, на него кто-то ругается.
Я говорю:
– Ой, с женщинами лучше не связываться!
Она мне отвечает:
– Это не женщина.
Чувствую, я уже бегу. Все на меня смотрят. Стоит этот лыжник в серебристом костюмчике и нравоучения моему сыну читает. Я понимаю, что сейчас я его сломаю пополам. Но вдруг я вспоминаю того самого щенка и, не добегая до него, падаю на колени и на весь лес ору:
– О, великий, скажи, куда нам убрать наших детей, чтобы они не мешали тебе кататься!
Если бы этот лыжник умел бегать задом…
Вся его команда сразу собралась и уехала.
Поэтому умение унизиться и показать, что тебя это не унижает, очень хорошо действует. Я это называю «щенячкой». Это даже лучше, чем самоутверждение.
Стратегии успешности, или Где проходят границы моего Я
Итак, мы играем огромное количество ролей. А как можно освободиться от роли, как быть собой? Ведь наша истинная успешность зависит от того, насколько мы не боимся быть плохими. Сомневаетесь? Сейчас докажу.
Стратегии «Как все» и «Как я»
Вся наша жизнь похожа на школу. Мы все проходим через несколько классов.
Первый класс школы – это мое Я. Здесь задача понять, где кончается Я и начинается не Я. На постижение этого класса может уйти не одна жизнь.
Второй класс – это когда есть понимание Мы. Здесь возникает проблема причастности (значит, хороший) и отверженности (плохой). Мы проверяем взаимодействие с другими и накапливаем массу ролей. Наши роли – это личины, в которых мы учимся быть успешными.
Третий класс – альтруизм. Это помощь слабым из нашей сопричастности. Вы помогаете тем, кто входит в разряд «мы». Но здесь наступает кризис, потому что чем шире «мы», тем меньше возможностей. Альтруизм обнуляется, так как мы понимаем, что есть люди лучше нас, что невозможно спасти всех и вся, и мы начинаем ощущать собственное бессилие. Каждая роль заставляет прятать часть своего Я. Потому что какие-то наши качества другим нравятся, и мы их выпячиваем, а то, что не нравится, прячем. Получается, того, что мы в себе оголяем, гораздо меньше, чем спрятано. И у нас в кладовке лежит больше, чем во всей квартире. Но чем больше мы прячем, тем неуспешнее становимся.
Период неуспешности помогает повернуться в сторону нравственности. Ведь сначала мы как личность прячем, что у нас не получается, в кладовочку и выпячиваем только успешное. А когда наша кладовочка наполняется и превращается в целый зал, у нас появляются две стратегии по выживанию: «как все» и «как я». Когда стратегия «как все» перестает работать, приходится использовать стратегию «как я». В этот момент мы выходим на край социума.
Когда мы разрешаем себе быть белой вороной, не как все, возникает наше Я как индивидуальность. Это называется – в рамках обязательной программы «как все» вытворить свою произвольную «как я». И так мы начинаем не прятать, а гордиться своим Я.
Только после этого мы переходим в четвертый класс – это учитель, тот, к кому идут за советом. Он никому не мешает и живет по-своему.
Наша успешность заключается в том, когда «Я знаю, как все, но умею еще по-своему».
Есть такое высказывание: «Если ты родился, у тебя есть свой путь в жизни, его никто не может занять, и бороться за него не надо. Его главное найти».
Зачем нужна харизма?
Одной из стратегий нашей успешности является харизма. А что значит быть харизматичным? Можно ли наработать харизму? Харизматичными бывают не только лидеры. Вы все когда-то были такими, потому что самые харизматичные – это дети.
Харизма – это главный закон общения. Это значит разговаривать на всех языках одинаково хорошо. Нет, я не собираюсь сейчас учить вас технике овладения иностранными языками. Это как-нибудь в другой раз. Я поведаю вам о законах общения.
Десять лет я проработал в службе занятости и проводил тренинги по устройству на работу. Я учил женщин, как нужно выпятить свои достоинства и скрыть недостатки.