– А… Ярополк? – осторожно поинтересовалась Рогнеда о своем женихе.
– Не твоя печаль! – отрезал Владимир, рывком вскакивая с ложа. Он стоял нагой и прекрасный. Рогнеда стыдливо отвернулась, но глазом косила, любуясь княжьим крепким телом, сильными руками и ногами… Тот, видно, заметил, захохотал, стягивая с нее накидку, какой всегда прикрывала свою наготу, провел трепетными пальцами по груди, животу и снова бросился к ней на ложе.
Рогнеда быстро понесла, какова же была ее радость, когда повитуха, смотревшая княгиню, объявила, что будут два сына! И хотя у Аллогии, жены Владимира, уже был сын Вышеслав, полочанка хорошо понимала, что, родив князю сразу двоих, станет особо дорога. Владимир и впрямь радовался известию, как ребенок, но ему было не до того. Князь не стал задерживаться в Новгороде, пошел на Киев, как и угрожал брату. Рогнеда отправилась вместе с мужем, несмотря на свое положение. Оставаться в Новгороде вместе с Аллогией, хотя и переставшей быть настоящей соперницей, ей не хотелось. Но и Аллогия поспешила следом. Владимир точно совсем забыл о первой жене, был весь поглощен новым ощущением князя-мстителя. Сначала мстил Рогволоду за унижение, теперь брату Ярополку за гибель другого брата, Олега. Нет, он совсем не любил Олега больше самого Ярополка, братья презирали робичича Владимира, и тот отвечал им неприязнью. Но одно дело не любить, совсем другое – убить. Князю казалось, что нет ничего хуже братоубийства. И Добрыня подначивал, зовя и зовя мстить Ярополку. Иногда Владимиру казалось, что дядю гораздо больше волнует захват власти в Киеве, чем сама месть.
На Киев двинулись ранним утром, нужно было много пройти, вовремя оказаться на волоках, а там еще путь по Днепру… Владимир вспоминал рассказы, слышанные еще в детстве о князе Олеге Вещем и его захвате Киева. На сей раз так не получится, брат Ярополк давно извещен о намерениях Владимира, сможет оказать достойное сопротивление. Это беспокоило самого князя, но не его воеводу Добрыню. Владимир дивился дяде – на что тот надеется? Конечно, у варяжской дружины, которая пришла с ними из-за моря, силы много, но они хороши в открытом бою, а Киев имеет прочные стены. А ну как братец не станет биться на поле, закроется и будет сидеть? Добрыня усмехался:
– Ну и пусть сидит, князь. А мы вокруг встанем и тоже подождем. Его свои же кияне тебе выдадут!
– Да у нас и дружины не хватит, чтоб весь Киев вместе с Горой окружить! А что толку в осаде, ежели в ней дыра?!
Добрыня махал рукой:
– Справимся, не страдай раньше времени.
Князь стоял на небольшом холме посреди просеки, наблюдая за тащившими ладьи лошадьми и варягами, переносившими остальной груз на своих плечах. Интересные люди варяги, воинственные и жестокие в бою, они умели быть чуткими друг к другу. Неудивительно: нельзя срываться на соседа, если месяцами сидишь с ним рядом на руме и от него нередко зависит твоя жизнь. Они любят золото, меха, женщин, но готовы все бросить хоть за борт, если нужно для дела. Бой для них главное. А еще своя воинская дружба. Варяг за варяга жизнь отдаст, не задумываясь, правда, сначала постарается вытрясти ее из врага. Может, потому они так сильны? Даже норманны, ходившие набегами на дальние земли, и то не столь едины, как варяжская дружина. Зная, что тебя не предадут и не оставят погибать, спасая свою шкуру, идти в бой спокойнее.
Будут ли когда у русичей такие дружины? Почему бы и нет? Воевать научиться – наука не хитрая, время и желание нужно, а силы и смекалки русичам не занимать. Только надо знать, ради чего бьешься. Варяги жизни другой не ведают, они живут морем и дружиной. А у русичей дома семьи, выкинуть мысли о которых не удается. Значит, надо брать в дружину не тех, кто вчера пахал или в кузне работал, а отдельных людей, чтоб также жили воинским братством.
От размышлений князя отвлекла обыкновенная ворона. Умнейшая птица, живет рядом с человеком, но ему не дается. Владимир заметил, что неподалеку ворона прилаживается стащить что-то из клади, которую бросили наземь. Сначала хотел спугнуть, но потом замер, приглядываясь. Птица долго смотрела на самого князя, видимо, понимая, что человек видит ее намерения. Тот не шевелился. Наконец, поверив, что Владимир не собирается мешать, ворона осторожно, бочком подскакала к мешку, снова постояла, наблюдая за окружающим, сделала еще скок и сунула голову в едва видную прореху. В следующий миг раздались одновременно хлопанье крыльев взлетающей птицы и крик дружинника, у которого та что-то украла. Князь расхохотался, сочувствуя пострадавшему:
– Что стащила-то?
Варяг сунул палец в прореху, потом развязал мешок и выругался:
– Вот зачем стащила?! К чему ей руна?
Владимир мгновенно стал серьезен:
– Ну-ка посмотри, какую руну утащила.
К ним, привлеченная шумом, подошла Рогнеда, остановилась, внимательно слушая.
Варяг уже сообразил, что своим нападением ворона что-то подсказала. Он перебрал все оставшиеся палочки и объявил:
– Руну беды, поражения… – не зная, как к этому относиться. Князь замер, а полочанка вдруг громко объявила:
– Это же хорошо! Теперь как ни кидай руны, поражения не видать! Ай да птица!
Немного погодя все знали о пропавшей руне, варяги довольно кивали головами, соглашаясь с княгиней. Предсказание вороны прибавило уверенности, дальше пошли легче.
Рогнеда, хотя и увязалась с Владимиром, особых забот ему не доставляла, легко переносила тяготы пути, спала где получалось, ела что давали. Добрыня усмехался: не жена, а золото! Но со строптивым нравом своей красавицы князь столкнулся сразу. Рогнеда не стала прятать волосы под женский плат, так и носила их распущенными, только перехватывала оберегом, и все, либо делала по-девичьи одну косу. Когда тот же Добрыня намекнул, что не мешало бы заплести две, дернула плечом:
– Косы заплетают на свадьбе!
Воевода покосился на князя, но тот усмехнулся:
– Не тронь ее, пусть ходит, как хочет.
Так и остались волосы Рогнеды лежать на плечах. И платья она предпочитала носить не совсем славянские, а все больше привезенные греками из Царьграда. Но и тут князь не возражал: наряды полочанки выигрышно подчеркивали ее фигуру – высокую грудь, тонкую талию и крутые бедра. Владимир не думал, что кому-то может не понравиться Рогнеда. Среди варягов таких не было, напротив, многие мечтали оказаться на месте князя по ночам. Он сам попросту терял голову, забывая обо всем на свете, когда медленно, с вожделением стягивал с красавицы-княжны платье, потом тонкую рубаху, оставляя нагой. В таком виде она была еще прекрасней! Но строптивый нрав не позволял Рогнеде даже после того отдаваться Владимиру сразу, взыгрывало что-то потаенное, и она сначала сопротивлялась. Это только сильнее разжигало страсть князя, Владимир уже не мыслил себе и одной ночи без непокорной красавицы.
* * *С Владимиром из Новгорода отправилась не только новая жена, но и приемный сын Олав Трюггвасон. Вообще-то он считал приемной матерью Аллогию, – именно она помогла мальчику выпутаться из рабства, – но с легкостью поменял ее на Рогнеду.
Жизнь молодого Олава была и до встречи с Владимиром столь бурной, что ее событий хватило бы нескольких людей. Когда Астрид вышла замуж за конунга из рода Инглингов Трюггви, служивший Владимиру норвежец Сигурд Эйриксон радовался за сестру. Конунг правил в богатой области Вик, что обещало зажиточную жизнь. Но оказалось – рано обрадовался. Трюггви пришлось отстаивать свои земли не только от нападения чужих викингов, но и от своих собственных сородичей, чужое богатство всегда привлекательно. Когда родившийся у Астрид Олав был еще совсем маленьким, Трюггви погиб в бою со своим двоюродным братом Харальдом Серая Шкура. Мать, понимавшая, что спокойно жить с сыном ей теперь уже не дадут, отправила того к дальним родственникам в Швецию. Однако Торольв Вшивобородый, которому Астрид доверила своего ребенка, решил, что в Гардарике и мальчику, и ему самому будет гораздо лучше, и поплыл туда. По пути их драккар возле остова Эйсюсла попался разбойникам-эстам. Воспитатель маленького Олава погиб, а его самого продали в рабство, тяжелую судьбу разделил и сын Торольва Торгильс.
Сигурд обнаружил племянника совершенно случайно, когда собирал дань с чуди, в Эстланде. Заметив, что ребенок нимало не похож на остальных, да еще и разговаривает уж очень учтиво, Сигурд принялся его расспрашивать. Поняв, что перед ним сын сестры Астрид, норвежец дал себе слово выкупить мальчика за любую цену. Но хозяин, чуя большую выгоду, выжал из Сигурда все что мог, взял за Олава, как за взрослого, сильного челядина. Кроме того, эст уже сам полюбил разумного и красивого Олава, потому вообще долго отказывался вести речь о продаже. Все же под натиском Сигурда он сдался и продал обоих мальчиков: Олав отказывался уходить с дядей без своего друга по несчастью Торгильса.
В Новгороде Сигурд держал детей тайно, поскольку совсем не был уверен, что Владимир одобрит такую трату, да и само воспитание чужого наследника могло попросту поссорить новгородского князя с Харальдом Серая Шкура. Но шила в мешке не утаишь. Олаву было двенадцать, когда на новгородском торгу он встретил вооруженного эста. Неудивительно, но приглядевшись, мальчик вдруг понял, что за оружие перед ним. Эст держал в руках боевой топор Торольва! Олав, с трудом проглотив комок в горле, пошел следом за мужчиной.
Тот спокойно торговался, выбирая нужные ему товары, ни от кого не скрываясь. Эст надолго застрял у лотка со свежими калачиками, которыми торговала пухленькая вдовушка, так и стрелявшая глазками по сторонам. Казалось, для нее главным было не получение дохода от продажи товара, а привлечение внимания к собственным прелестям. Мужчина заигрывал с вдовушкой, и не без успеха, дело явно близилось к уходу с торга по обоюдному согласию, рука эста уже с вожделением поглаживала крутое бедро вдовушки, норовя забраться подальше, а губы под жесткими усами нашептывали в ушко что-то крамольное, отчего женщина хихикала и заливалась краской, но охальника не гнала, видно, нравилось… Олав подобрался ближе, не сводя глаз с топора, теперь у него не было сомнений, что это оружие кормильца. Мальчик уже справился с сильным волнением и теперь желал только одного – узнать, как попал в руки эста этот топор. Заметив интерес Олава к своему оружию, эст усмехнулся:
– Ну, чего таращишься, нравится?
Тот кивнул.
– Хороший топор, – довольно погладил рукоять оружия эст.
– Откуда он у тебя?
Эст подивился вопросу:
– Чего это? – но не удержался и принялся похваляться, как захватил Торольва и зарубил его собственным же топором, потому что тот был слишком стар для раба.
– Ты Клеркон? – голос Олава снова предательски дрогнул, произнося имя убийцы своего кормильца.
– Ну-у!.. – Эст не мог понять, чем вызван такой интерес мальчишки к оружию и к нему самому. Еще немного – и он просто ушел бы, отмахнувшись от Олава или наоборот, кликнул своих, и тогда мальчику пришлось бы туго. Но Олав вдруг протянул руку к топору:
– Дай посмотреть? – В ответ на резкое движение эста, защищающее топор, почти просительно добавил: – Хорошее оружие…
Клеркон, решивший, что мальчишка просто помешан на оружии, согласно захохотал:
– Хорошее! Тебе такого не видать, щенок!
Не обращая внимания на обидное слово, Олав снова тронул топор:
– Дай подержать…
Эст был доволен:
– На, только не урони!
Произошедшего после не мог предвидеть никто: взяв топор в руки, Олав вдруг резко замахнулся и… Клеркон упал с прорубленной головой. Хотя мальчишечьих сил было немного, действительно хорошее оружие и жажда мести помогли Олаву совершить убийство. Стоявшие вокруг замерли. Первой заверещала вдовушка, у которой отняли возможность славно провести вечер и ночь. На счастье мстителя, рядом не оказалось никого из друзей и просто соплеменников Клеркона, не то не видеть бы ему самому белого света.
Пока мстил, Олав не думал о том, что будет дальше, главным казалось именно это – отплатить за гибель кормильца. Но стоило эсту упасть замертво, как мальчик бросился удирать со всех ног. Вовремя, потому как опомнились и новгородцы, за убийство чужака в городе по головке не погладят. Но схватить Олава на самом торге не удалось, он добежал почти до двора своего дяди, когда встретил его самого.
– Что? Куда ты несешься? – изумился Сигурд, останавливая бегущего мальчика.
Олав смотрел на него широко раскрытыми от ужаса глазами:
– Я… я…
Тот схватил племянника за плечи, тряхнул, уже понимая, что случилось что-то серьезное:
– Что ты?
– Я… казнил убийцу Торольва! – наконец выпалил Олав.
Сигурд замер, соображая, что теперь делать. Он не стал интересоваться, как это произошло, как племянник узнал Клеркона – некогда было.
– Беги на двор к княгине! – приказал он мальчику.
Аллогия изумилась, увидев симпатичного норвежца, которого встречала рядом с Сигурдом. Тот едва переводил дыхание от бега, лицо мальчика раскраснелось, волосы растрепались. Но даже спросить не успела, Олав сам бросился в ноги княгине:
– Защити!
– От чего? – чуть подняла бровь та. – Кто тебя обижает?
Странно, юноша просит защиты у нее, слабой женщины, хотя и имеющей дружину, а ведь живет у Сигурда, который и сам не слаб. Неужели натворил что-то противное Сигурду? Тогда худо, вставать между этим мальчиком и княжьим сборщиком дани княгиня не собиралась, хотя мальчика и жаль, молод, хорош собой.
Олав низко опустил голову:
– Я убил эста Клеркона…
– Ой-ой, – сокрушилась Аллогия. Это было еще хуже: одно дело помирить княжьего слугу и его воспитанника, совсем другое – заступиться за убийство чужака. За это карали жестоко, в лучшем случае выплатой виры, в худшем – казнью. Если, конечно, убийца не сможет бежать. Но тогда его ждет изгнание до выплаты виры, а того, кто помог бежать, по головке не погладят.
Княгиня, нахмурившись, выпрямилась. Зачем он бежал сюда? Голос ее стал жестким:
– Как убил? За что?
Олав поднял на нее светлые большие глаза:
– Княгиня, он убил моего кормильца Торольва. Я только отомстил за гибель.
– Кого? – изумилась Аллогия. – Какого кормильца?
О чем твердит этот мальчик? Откуда кормилец у простого юноши?
Пришлось Олаву все честно рассказать. По мере его повествования глаза Аллогии все больше округлялись. У них под боком жил наследник огромных земель, отнятых не по праву, а князь ничего о том не слышал! Но Аллогию больше волновало другое – если Олав говорит правду, то он имел право кровной мести, а значит, не преступил закон, убив Клеркона.
Теперь предстояло рассказать обо всем князю. Но для начала Аллогия попросила привести Сигурда. Княжий сборщик дани явился, опустив голову, понимал, что виноват в сокрытии Олава. Княгиня корить за это не стала, только расспросила с пристрастием. Убедившись, что Олав не лгал, она решительно поднялась, пора идти к Владимиру, пока не опередили другие. Не успела, князь сам пожаловал к ней в терем. По тому, как во дворе шумели новгородцы, стало ясно, что пришли за Олавом.
Князь вошел в хоромы, где сидела Аллогия с Сигурдом и его племянником, быстрым шагом. Что себе позволяет княгиня? Зачем идти против закона Новгорода? Новгородца, убившего чужака, ждет суровое наказание, к чему укрывать беглеца?
Но Аллогия спокойно приветствовала мужа. Рядом с ней стоял, также склонив голову, Сигурд, за его спиной старался спрятаться юноша, почти мальчик. Владимир понял, что речь идет о нем, сурово нахмурился:
– Этого ты прячешь?!
– Этого, – все так же спокойно кивнула Аллогия.
Князь изумленно разглядывал Олава. Как-то мало верилось, что мальчишка убил здоровенного эста. Да и с чего бы? Но множество людей одновременно лгать не могли, они в один голос рассказали, что мальчик сначала клянчил у погибшего топор, а потом этим же оружием и зарубил! Аллогия подождала, пока князь не убедится, что Олав совсем не так страшен, как его описывают видаки происшествия, потом чуть улыбнулась:
– Князь, позволь слово молвить?
Тот уже потерял свой воинственный пыл, все знали, что Владимир загорается, как сухая трава, но так же быстро и успокаивается, горяч князь, да отходчив. Сел, чуть вытянув ноги, усмехнулся, кивнув в сторону провинившегося:
– Его защищать станешь?
Аллогия покачала головой:
– Чего его защищать? Верю в твой справедливый суд, князь. Это племянник Сигурда, сын его сестры Астрид, зовут… – тут она вспомнила, что даже не спросила имени мальчика. Сигурд с готовностью подсказал:
– Олавом зовут.
– Ну, и что же этот Олав топорами размахивает?
Олав сам хотел что-то объяснить, но Сигурд сделал знак, чтобы молчал. Это движение заметил князь и напротив вдруг велел:
– Молчите все! Иди-ка сюда. Сам и расскажи, почему убил честного человека?!
Олав загорелся, точно сухая ветка в пламени костра, даже забыл, что стоит перед князем:
– Да какой же он честный?! Он убил моего кормильца Торольва!
– Кого? – изумился Владимир.
Пришлось снова повторить историю своей короткой, но такой бурной жизни. Вслед за самим Олавом Сигурд все же рассказал, как нашел племянника. Под укоряющим взглядом князя он опустил голову, но заступаться за мальчика не перестал.
– А с чего ты взял, что это Клеркон?
– Он сам назвался…
– Что, вот так подошел и назвался тебе? – усмехнулся Владимир, похоже он просто не знал, что сказать.
Чувствуя, что гроза проходит мимо, Олав вздохнул чуть свободней:
– Нет, я увидел у него топор Торольва, спросил, он и рассказал. Похвалялся тем убийством, точно заслугой! – Глаза мальчика снова загорелись гневом, на щеках выступил румянец.
Князь кивнул, поднимаясь:
– Пойдем со мной. Людям расскажешь, чтоб поняли, что не просто убийца ты, а мстил за кормильца.