— А я и не волнуюсь. Пока. Хм… Ключ от вашего номера будьте любезны! — Асеева одарила Купцова сердитым взглядом, однако ключ все же отдала. — Спасибо. А теперь — разбежались. Телефоны не выключать. И — созвон после каждого отработанного этапа…
Володя и Яна Викторовна послушно и почти синхронно поднялись из-за стола и направились к выходу. Купцов же намеренно продолжил ковыряться в омлете, искоса наблюдая за реакцией на их удаление «качка с джином».
Реакция оказалась предсказуемо-правильной. В том смысле, что качок растерянно захлопал глазами и излишне суетно принялся куда-то звонить и что-то сбивчиво объяснять. Что ж, все верно, все так и должно быть: объект наблюдения, ненадолго воссоединившись, снова разделился на две самостоятельные группки. И теперь представитель «тарасовских» явно нуждался в инструкциях на предмет дальнейших действий.
Выждав еще пару минут, Купцов отставил почти нетронутую тарелку, потому как кусок в горло не лез, и, прихватив бутылку с водой, покинул помещение столовой.
Ни разу по пути не обернувшись, он вернулся в однозвездную «Звездочку», поднялся к себе в номер и уже здесь, аккуратно отодвинув уголок шторы, принялся изучать обстановку. А она, обстановка, оказалась не шибко хороша: качок, всё с той же, по-видимому, банкой сменил диспозицию и переместился под «скобарные» зонтики. Причем место выбрал достаточно грамотно, расположившись так, чтобы максимально контролировать подходы к гостинице. Равно как — отходы и отъезды.
— Интересно девки пляшут… — недовольно пробормотал Леонид, отходя от окна. — Ну, Брюнет, ну, скотина! Не мог загодя предупредить, что здесь, оказывается, такие сицилийские страсти бушуют… «Тарасовские», блин, супротив «купцовских»…
Санкт-Петербург, 2 июля 2011 года, сб.
Затухающее эхо донесло полуденный «бабах» Петропавловской пушки. Следом за ним, являя образец педантичности, в створе улицы Фурштатской показалась спортивная фигура оперативника Гладышева.
Фигура держала курс на сидящего на скамейке Дмитрия Петрухина и, по мере приближения оной, всё отчетливей прорисовывалось выражение её, фигуры, лица.
И, в отличие от добродушно-расслабленной петрухинской физиономии, выражение это было крайне недовольным.
— Ты дни календаря, случаем, не попутал? Сегодня, если вдруг запамятовал, между прочим, суббота!
— А как же «если где-то человек попал в беду — мы поможем» и прочая бла-бла? — привычно фальшиво напел обладатель твёрдой «тройки» по музыке Петрухин. — Да ты присаживайся, Жора! Как говорится: в ногах и на начальственных коврах правды нет.
Гладышев послушно опустился на скамейку. На ту самую, где утром двадцать первого июня Дружников протирал штаны, поджидая жертву.
— Ну? И кто у нас на этот раз? Попал?
— Попал у нас киллер, — Петрухин поцокал языком. — Ох и хорошо попал!
— Ты поэтому назначил мне романтическое свидание возле дома покойного?
— В общем, да.
— Знаешь, Дима, символизм как жанр меня не слишком привлекает.
— Чего сказал?
— Я говорю, что не вполне понимаю, каким образом мы ему теперь можем помочь?
— А помогать мы собираемся не взывающему ко мщению призраку Червеня, а вполне себе живому ключевому свидетелю Грибкову.
С этими словами Дмитрий протянул оперативнику давешнюю «макаку». Со статьей о подвиге героя.
— Ну да. Был я на этом мероприятии. А в чем событие?
— А событие в том, что я общался с автором материала. Как выяснилось, мы с ним… хм… немного знакомы.
— И чего?
— А того, что, поскольку заказанный под статейку газетный объем был невелик, в нее не вошла одна вкусная подробность.
— Что за подробность?
— Журналист кулуарно поинтересовался: что привело нашего героя на место, в котором вскоре разыгралась кровавая драма? В ответ герой сумбурно поведал, что в этот час поджидал неподалеку свою женщину. Которая якобы вот-вот должна была выйти из дома.
— Я в курсе. По-моему — ненаказуемо?
— Адресочек дамы сердца вы, естественно, не записали и визитов к ней не наносили, так? — невозмутимо поинтересовался Дмитрий.
— На фига? Ты, вообще, к чему клонишь?
— А еще, — Петрухин ткнул пальцем в статью. Точнее, в иллюстрирующую ее картинку, — у Грибкова очки. И отнюдь не солнцезащитные. Теперь понимаешь?
— Нет, — честно признался Гладышев.
— М-да, товарищ Жора, налицо все признаки синдрома выходного дня. Давай-ка, дружище, переводи мозг из субботнего режима в будничный!.. Вспомни, ты же сам нам с Лёнькой рассказывал, что вы изъяли видео со всех камер наблюдения, выходящих на кусок Фурштатской. По всему маршруту от подъезда до тачки Червеня. Так?
— Допустим.
— А тут и допускать нечего! Загримированный киллер Дружников красуется на записях ажно трех камер. Однако никаких «грибковых», я так понимаю, камеры окрест почему-то не выхватили? А коли так: где, скажи на милость, тусил наш влюбленный слепошарый герой?
Оперативник задумался:
— Знаешь, а ведь мне это как-то и в голову не пришло… Погоди! Но, может, он ждал свою бабу в подъезде на лестничной площадке? В машине, наконец?
— У Грибкова есть машина? Проверяли?
— Нет. В смысле — не выясняли.
— Обратно прокол. Но все равно: если бы свидетель сидел в машине поблизости, тогда камеры должны были зафиксировать, как он из нее выбирается, запирает салон и падает на хвост киллеру. Логично?
— Более-менее.
— И на том спасибо. А вот если Грибков все-таки находился в машине, но чуть дальше, равно как если он отирался у окна на лестничной площадке, что мы получаем с гуся?
— Что?
— А получаем мы, что хрен бы твой очкарик чего углядел! — торжественно предъявил козырного туза Петрухин.
Туза этого он выпестывал с вечера прошлого дня. Когда, влекомый оперским чутьем, подорвался сперва сюда, на место былого преступления, а затем поехал на встречу с журналистом Соболевым.
— Ты пойми, Жора! Само событие заняло пару-тройку секунд, вряд ли больше: киллер подошел к тачке Червеня, наклонился, выстрелил, выпрямился, ушел. Даже при стопроцентном зрении на расстоянии это смотрелось как… Как «огоньком не угостите?». Теперь врубаешься?
— Хочешь сказать, Грибков врет? — ошеломленно спросил Гладышев.
— Наконец-то дошло! Именно! Либо врет, либо действительно видел, но… хм… как-то иначе.
— «Иначе» в твоей интерпретации это как?
— А я почём знаю? — чуть подсдулся Дмитрий. В его логическом выстраивании картины произошедшего момент «явления Грибкова» продолжал оставаться самым слабым звеном. — Например, вооружившись оптикой. Или еще как-нибудь. В любом случае, согласись, при таких раскладах — немного другая история вырисовывается?
— Согласен, — в глазах оперативника запоздало зажглись огонечки профессионального азарта. — Раз пошла такая пьянка, надо выдергивать Грибкова на повторный допрос. И колоть!
— Вам бы всё колоть, — проворчал Петрухин. — Сначала своими руками героя из него слепили почти всесоюзного масштаба. Вон даже часы казенные подарили. А теперь этими самыми часами готовы ему же, да по сусалам. И хорошо еще коли так. А не куда пониже да поглубже. Так сказать, ректально. А что? Прецеденты случались.
— Борисыч, кончай глумиться! Думаешь, то была моя инициатива?
— Знаю, что не твоя. Иначе я бы другие эпитеты подобрал… Но тут ты прав — переговорить с Грибковым — по новой, да пожестче — безусловно, следует. Вот только перед этим неплохо бы провернуть одно дельце. Собственно, за этим я тебя и высвистал.
Гладышев посмотрел на Дмитрия дружелюбным, но настороженным взглядом:
— Что за дельце?
— Предлагаю для чистоты эксперимента повторить весь путь отхода Дружникова. Вплоть до перекрестка, на котором его взяли доблестные гайцы.
— А смысл?
— Вот ты, Жора, веришь в мистику? И в прочий подобный оккультизЬм?
— Не особо.
— И я не верю. Ну не с неба же свалился прямиком на Фурштатскую Грибков! Где-то, в какой-то точке, в то утро он должен был объявиться, засечь преступление и потянуть киллера. Так?
— Допустим.
— Хм… Опять ты свое «допустим»!.. Я к чему клоню: микрорайончик здесь — сплошь офисно-магазинный. А значит — все взрослые, все с камерами слежения. Времени прошло не слишком много, и теоретически записи от 21 числа у кого-то могут сохраниться.
— Да понял я, понял, к чему ты клонишь. Я ведь только с виду произвожу впечатление идиота.
— Самокритичное отношение к себе — это хорошо, это правильно. Итак: предлагаю в поисках видеофиксации следов свидетеля расширить, как выразился бы телеведущий Дроздов, ареал его возможного обитания.
— А тебе не приходила в голову такая простая мысля, что эта работа — она на пару дней и для цельной бригады?
— Фигня! Глаза на стрёме боятся, а ноги — делают! Опять же, нас интересует строго конкретный временной интервал хронометражом не более двенадцати минут… Не скажу за производительность бригады, но с подобной работенкой я справился бы часика за два.
— Так уж и за два? — усомнился Гладышев.
— Я бы с тобой, Жора, забился на спор. И показал — как это делается в Одессе и ее городах-побратимах: Кишиневе, Стамбуле и Хайфе. Вот только с некоторых пор лишен полномочий в лице полицейской ксивы.
— За Хайфу небось только сейчас придумал?
— Ничего подобного. Это парадоксальное знание засело в мою голову еще три года назад, когда мы в Одессу за одним мазуриком катались.
— Поймали?
— Спрашиваешь! Его в первый же день коллеги-хохлы приняли, а нам тогда командировочные с горочкой, на целых три дня выписаны были. Так что мы потом еще двое суток с местными операми плотно гудели. Э-эх! Лепота! — Петрухин мечтательно зажмурился, предавшись воспоминаниям. — Там, помнится, оперок один был, Геша Скарга, — сверхколоритный товарищ. Такой, знаешь, очен-но нашенский типаж, из разряда «он любил выпить, но не любил, когда что-то плохо лежит». Ух мы с ним и выдали! Цимеса с фрейлехсом!.. М-да… Ладно, что-то меня в «ту-степ» повело… Так чего: мы делаем или где?
На лице оперативника обозначилась напряженная борьба профессиональных терзаний с внутрислужебными сомнениями:
— Ты, Дима, складно звонишь. И идея твоя, поверь, мне глубоко симпатишна. Вот только… Тема с убийством Червеня — это уже как бы не наша подследственность.
— И? Ну-ну, давай, не ссы, резюмируй!
— Может, проще поступим? — осторожно предложил Гладышев. — Сольем эту тему ребятам из СКП? У них и возможностей для реализации всяко больше.
— Да ребятам из следственного эта тема — ехала-болела! На хрена им заморачиваться, если киллер и без того на кармане?
— Хм… наверное, ты прав.
— Нет, дружище, если я в чем и прав, так это в том, что сия заблуда не нужна лично мне! — набычился Петрухин. Отчетливо давая понять, что страшно разочарован проявлением такой вот бесхребетности собеседника. — Мне за это денег не платят! В отличие от… не будем показывать пальцами. Короче, Жора: если с твоей стороны имеет место быть окончательное «нет», тогда — извиняй, что сдернул, и разбегаемся. В конце концов, у меня сегодня тоже законный выходной.
Гладышев взял качаловскую, на четыре нервных затяжки, паузу и наконец решился:
— А, черт с тобой! Делаем!
— Хорошенькое дельце! Вот она, пресловутая полицейская неблагодарность, она же — несправедливость! О которой нынче так много пишут отечественные средства массовой информации.
— Ты о чем?
— Одних за сомнительную помощь следствию часами одаривают. А других за отчетливую, не побоюсь этого слова, гражданскую позицию — чертями чертя́т почем зря.
— Не стенай. Даю слово, что, если с твоей авантюрой у нас хоть что-то выгорит, будет тебе благодарность.
— Надеюсь, объемом не ниже 0,7-ми?
— Там поглядим. Все, пошли, прошвырнемся по офисам. Возьму такой грех на душу. Тем более что — одним больше, одним меньше…
— Угу. Уходя, он поступил благородно: на себя взял грех, а ее оставил всего лишь с ребенком, — хмыкнул Петрухин, поднимаясь.
И они отправились «швыряться» по офисам.
В коем занятии весьма преуспели…
Второй раз по ходу нашего повествования нетерпеливо забегая вперед, поведаем, что на искомую запись они наткнулись ровно через полтора, без нескольких копеечек-минут, часа. Так что, кабы предлагавший пари Дмитрий и в самом деле взялся за эту работу в одиночку, таковой спор он, похоже, выиграл.
Впрочем, не суть принципиально: с какой крейсерской скоростью был достигнут результат — три посещенных офиса в час или, допустим, три с половиной? В данном случае много любопытнее другое: в процессе своих поисков сыскари посетили в том числе расположенный на углу двух «Ч» (Чайковского и Чернышевского) легендарный питерский кафетерий «Колобок». Который окучили достаточно быстро и ушли несолоно хлебавши — как в прямом, так и в переносном смысле.
Но вот если бы они задержались там на пару чашек кофе, да устроились бы в непосредственной близости от двух мирно беседующих разновозрастных мужиков, да по-оперски чуткими слуховыми рецепторами выдернули бы из семантики мужицкой речи несколько раз отчетливо прозвучавшую фамилию Грибков — кто знает, возможно, дальнейшие события покатились совершенно под иную горку.
Ну да, как некогда высказался классик: «Если бы Иван Грозный вместо Казани взял Лиссабон, в Португалии сейчас люди жили несколько иначе».
* * *— Еще раз повторяю: в мясо калечить не нужно. Немножечко попинали, и — всё. Клиент хилый, как бы ненароком не загнулся.
— Сделаем. Ва-аще без проблем! — под завязку набитым беляшом ртом подтвердил Гиря.
— Сегодня он вернется домой после девяти вечера. Исходя из чего…
— А если раньше?
— Я сказал ПОСЛЕ девяти!
— Ну хорошо, — поспешил завернуть сомнения обратно Гиря. — Девять так девять. Нормальное время.
— Заберете у него только мобилу! Все остальное — деньги, часы, что там еще? — должно остаться при нем. Ясно?
— Ясно, — нехотя подтвердил Гиря.
— Только очень тебя прошу, поаккуратнее! Рожу свою перед ним не светани.
— Да Пинцет с этим задохликом и сам одним мизинцем справится.
— Что за погоняло такое идиотское?
— Так ведь Геша — он полтора года на медицинском учился.
— А почему недоучился?
— Отчислили. За неуспеваемость. И за торчки.
— Хм… Ну и кадры ты себе подбираешь.
— А чё? Нормальный такой, прикольный чувак.
— Смотри, как бы он в самый неподходящий момент тебя того… не приколол. В противном случае… — Шмаков вздохнул. — Ладно, я тебе не мама, не мне тебя учить.
Учить Гирю и в самом деле не стоило. Хотя бы потому, что поздно. Да и не в коня корм. К своим двадцати восьми годам Гиря был человеком с богатой криминальной биографией, имел за сутулыми плечами две условных судимости, с десяток административных взысканий и бесчисленное количество приводов.
— Да вы не переживайте! Все будет пучком! — уверенно сказал Гиря и смачно рыгнул, утрамбовывая в желудке остатки беляша. — Мы ж не идиоты!
— Очень тебя прошу: докажи последний тезис не словом, но делом.
— Чего?
— Я говорю: как сделаете, сразу отзвонись. Если все пройдет нормально, скажешь… Ну что ты должен будешь сказать?
Гиря изобразил на необремененном интеллектом челе лихорадочную работу мысли:
— Я должен буду сказать: «Извините, я по ходу не туда попал».
— Молодец, хороший мальчик. — Шмаков повертел головой по сторонам и кликнул официантку: — Девушка, счет будьте любезны!
— А можно мне еще пиво?
— Девушка, еще пиво и общий счет, — внес поправку Юрий Платонович и ответил на подавший голос мобильник: — Да, Юля… Нет, на вторую половину не вернусь, к сожалению. У меня меньше чем через два часа поезд… Да, «Сапсаном»… Нет-нет, всё было замечательно, спасибо. А итоговые материалы конференции перешлите с курьером… Да… Конечно: и расскажу, и доложу. Приятно было познакомиться… Да… Есть интересная молодежь, любопытные проекты, так что будем стараться поддерживать… Да… Всего доброго…
В мероприятие с пафосным названием Третья Всероссийская молодежная научно-практическая конференция «Тенденции и перспективы развития массового спорта в современных экономических условиях России» Шмаков вписался исключительно для того, чтобы обставить нынешнее появление на невских берегах казенно-официальной оказией.
Не то чтобы он всерьез опасался возможных подозрений в свой адрес. Просто Юрий Платонович всегда руководствовался нехитрым правилом: «Если есть возможность безболезненно и недорого дополнительно прикрыть любимую задницу — прикрой, хуже не будет». Однако целиком отсматривать скучнейшее по форме и содержанию зрелище он изначально не собирался, а потому тихонечко свалил из Таврического дворца во время очередной паузы на кофе-брейк.
К слову, у Шмакова и в самом деле имелся на руках билет на четырехчасовой московский поезд. Но перед отъездом ему обязательно следовало повидаться с Гирей. Именно по этой причине он и назначил ему встречу в «Колобке», до которого от Таврического всего десять минут неспешной ходьбы. К тому же заведение сие славилось демократичностью, а потому всегда под завязку набито публикой. Что само по себе нелишне. Обратно — ну не в ресторан же «Стейк Хауз», что на Кирочной, вести этого ушлёпка! А то, что совсем рядом с «Колобком» словил свою пулю господин Червень, так это — не более чем простое стечение обстоятельств. Так же как и оперативника Жору Гладышева, «символизм как жанр» Юрия Платоновича Шмакова ничуть не привлекал…