— Насчет дождя ничего не скажу, — отозвался Петрухин. — Дождь — он и есть дождь… явление, так сказать, природы. Заказать его нельзя. Но чтобы все остальное совпало… извините!
— Извиняю. А если все-таки случайность? Вот шел-шел человек по улице и увидел вывеску — «студия»! Сообразил, что ему это нужно… Зашел. Увидел. Победил. Женщина-то действительно симпатичная весьма… а? Ну а с саблей этой так уж вышло — случайно. Можешь возразить, инспектор?
— Легко, инспектор. Во-первых, по улице он не «шел-шел», а ехал. Потому как если бы «шел-шел», то на спиньжачке остались бы следы дождя. Однако их, по уверению Ани, не было.
— Могла забыть. Или просто не обратить внимания.
— Могла, Лень, могла… Но я нюхом чую, что прав: этот гусь подъехал на такси. А знаешь, почему на такси?
— Почему?
— Потому что от студии до остановки общественного транспорта, — Петрухин кивнул на лежащий на столе временно бесполезный смартфон. Бесполезность объяснялась тем, что в этом полуподвальном заведении связь традиционно почти не работала, — вот, я проверил по Гуглу… сто десять метров. А свою тачку он светить не хотел. В противном случае отвез бы Аню в кафешку на ней.
— Резонно, но не более того, — пожал плечами Леонид.
— А за «более» нам скоро пора выдвигаться на улицу Пестеля. На просмотр второй серии семейной драмы из жизни богатых, которые тоже плачут.
Купцов нахмурился и закусил губу. После чего заговорил с несвойственной заискивающе-просительной интонацией:
— Слушай, Дим, тут такое дело… Может, ты один к ним смотаешься?
— С чего вдруг?
— Да мне Ирка вот-вот должна позвонить. Нам сегодня обязательно нужно в университет смотаться.
— Так она ж у тебя вроде как поступила?
— Поступить-то поступила. Но там всякие разные бюрократические заморочки образовались. Документы какие-то надо предоставить, справки, туда-сюда…
— Девке осьмнадцатый пошел, а ты всё квохчешь над ней, как… как безусатый нянь, — с ворчливой снисходительностью заметил Петрухин. — Смотри, сейчас избалуешь — потом наплачешься. Когда внуки пойдут.
— Типун тебе на язык!
— Хорошенькое дело! Сачкует он, а типун почему-то мне? Ладно, за это оформишь вместо меня официальный запрос в Москву. Касательно последних рекламаций.
— Договорились. Я все равно собирался сейчас в контору подскочить, — быстро согласился Купцов. — Ты мне только ключи от «фердинанда» не забудь отдать.
— Здрасте! А как я, по-твоему, до Пестеля добираться стану?
— Да тут неспешным пешкодралом минут двадцать, не больше. Всяко в пробках дольше простоишь.
— Я с вас фигею, господин инспектор! На ходу, понимаешь, покрышки рвет!
— Между прочим, о тебе же забочусь.
— Вот как? Любопытно! Это каким же образом?
— Господин Московцев, как мы смогли убедиться, человек глубоко пьющий, — взялся рассуждать Леонид. — Причем пьющий хорошие напитки. Соответственно, как гостеприимный хозяин, а главное — как лицо в твоих услугах крайне заинтересованное, обязан накрыть поляну. Исходя из чего, я предусмотрительно изымаю руль, дабы ты мог в полной мере отдаться дегустации шведской алкогольной карты. Вот такая, понимаешь, причинно-следственная цепочка. Логично?
— Почти. Вот только в твоей цепочке есть одно слабое звено.
— Это какое?
— Петр Николаевич Московцев производит впечатление человека, с которым — лично мне — не о чем пить…
* * *На самом деле историю о сопровождении младшей сестры в университет Купцов сочинил. Придумал с колес, рассудив, что в свете последних событий появился отличный шанс, временно избавившись от напарника, заняться-таки личной жизнью.
Вышло так, что по возвращении из полной приключений вологодской командировки они с Асеевой виделись всего два раза. Да и то — сугубо в официальной обстановке. И вот сегодня нарисовалась реальная возможность не просто повстречаться с Яной в стенах «Магистрали» без риска заслужить порцию ехидных петрухинских комментариев, но и попробовать уболтать ее на совместное проведение подкатывающегося вечера. Засим, расставшись с приятелем, Леонид, как и обещал, рванул прямиком в контору. Вот только по дороге тормознул у цветочного магазина, где прикупил роскошный букет хризантем.
Добравшись до «Магистрали», Купцов, сгорая от нетерпения, а потому даже не заходя к себе, воровато прошмыгнул на третий этаж и, формально постучавшись, юркнул в кабинет юридической службы. Стажерка-помощница Асеевой с понедельника находилась в отпуске, так что режим тет-а-тета двум «влюбленным сердцам» был фактически гарантирован.
— Я пришел к тебе с приветом / Рассказать, что солнце село, / Потому как было лето / И работать не хотело, — выдал с порога сияющий Купцов. — Сам сочинил! Как тебе?
Сидевшая за компьютером Яна нехотя выглянула из-за огромного монитора, озвучила лаконичную рецензию «На троечку» и вернулась к прежним занятиям.
— Хм… А цветы?
— Цветы на пять.
— Средний балл: четыре, — удовлетворенно тряхнул головой Леонид. — Проходной. Поэтому я прохожу и…
С этими словами он пересек кабинет и попытался по-свойски, как само собой разумеющееся, приобнять Яну за плечи.
Однако юрисконсультша ловко увернулась и, одарив инспектора отстраненным взглядом, попросила казенно-сухо:
— Леонид Николаевич, держите себя в руках.
— Лучше я буду держать в руках тебя!.. Погоди! А почему «Николаич»? — Леонид удивленно всмотрелся в «свою», как это ему с некоторых пор мнилось, женщину. — Ты чего сегодня такая?
— Какая?
— Ну… не знаю даже как сказать… Что-то случилось?
— Ничего не случилось.
— Просто… После нашей с тобой поездки мне показалось…
— Вам именно что «показалось», Леонид Николаевич!
— И ночь в мотеле — тоже? — с легким вызовом уточнил Купцов.
Асеева уставила глаза в клавиатуру и тихим, усталым голосом вопросила:
— Леонид Николаевич, а вы в курсе, что одинокие женщины иногда спят с мужчинами? И что, если вусмерть напуганная, крепко выпившая баба провела с вами ночь, это вовсе не означает, что так же она будет поступать и впредь?
— Такой, значит, оборот?
— Такой. — Яна снова подняла глаза. — Еще вопросы будут? Извините, у меня очень много работы.
— Да я, собственно, тоже… хм… по делу пришел, — замешкавшись было, тем не менее нашелся Купцов. Он отложил букет, сердито рванул молнию папки и достал из нее файловый кармашек с бумагами. — Вот, прошу.
— Что это?
— Ксерокопии наших с Петрухиным паспортов. ИНН-ов всяких. Согласно ВАШЕМУ, Яна Викторовна, указанию.
— Благодарю. Когда трудовые договора будут подготовлены, я ВАС вызову.
— Только соблаговолите предупредить заранее. У нас с инспектором Петрухиным, знаете ли, работы не меньше.
— Непременно.
— Ну тогда я пошел?
— Да-да, всего доброго.
— Цветы оставить? Или — в топку их? «Вместе с Каутским…»
— Как хотите…
Купцов лихо развернулся на каблуках и вышел из кабинета не громко, но звонко хлопнув дверью. Какое-то время после этого Яна неподвижно сидела, уставившись взглядом в оставленные на столе хризантемы, а затем вдруг уткнулась лицом в ладони и разрыдалась в голос…
Вот и поди пойми их, этих юристов!
Вечно у них де-юро не совместимо с де-факто!
ГЛАВА ВТОРАЯ
Квартира в старом доме на улице Пестеля была огромна, мрачновата и выглядела неуютной и нежилой. В ней было полно тяжелой старинной мебели, картин, книг и безделушек из стекла, фарфора и бронзы. Высокие окна тонули в массивных складках бархатных штор, с портретов смотрели давно умершие люди…
Петр Николаевич явно пребывал не в духе. Но после того, как, встретив Петрухина и оставив его осматриваться в гостиной, прошмыгнул на кухню, где повертелся у холодильника и позвякал стеклом, слегка приоттаял и подобрел.
«Ну, блин, одно слово — европеец», — неприязненно подумалось Дмитрию.
К слову, «логическое» предсказание Купцова оказалось абсолютно несостоятельным — стола к визиту решальщиков хозяева не накрыли: ни классического шведского, ни посконно русского обнАкновенного. Похоже, новоявленный шведский подданный ошибся в определении истинного статуса партнеров в иерархии «Магистрали». Опрометчиво отнеся их к разряду «шестерок», с которыми нет смысла особо церемониться.
Да и хрен-то с ним! Убеждать Московцева в обратном Петрухин не собирался.
В конце концов — тому же хужее…
Дмитрий стоял посередь гигантской комнаты, задумчиво изучая крюк в стене, на котором двести лет провисела сабля. Может, конечно, она и не двести лет там провисела, но на вид крюк был вполне почтенного возраста.
— Ага! — сказал, выходя из кухни, Московцев. — Видите?
— Ага, — сказал Петрухин, — вижу.
— Вот так-то, — добавил Петр Николаевич строго и печально.
— М-да, — подтвердил Купцов.
— В цивилизованных странах ТАКОЕ совершенно невозможно.
— А что, в цивилизованных странах жуликов и брачных аферистов нет?
— Есть. Но ТАКОЕ, уверяю вас, невозможно! Только в нашем родном совке!
— То, что ты, Петр, презрительно называешь совком, между прочим, твоя Родина! — укоризненно произнесла показавшаяся из спальни Анна Николаевна.
Сейчас она была одета совсем по-домашнему — безо всякой косметики, с гладко зачесанными волосами, в узком скромненьком мышиного цвета платье. Тем не менее отмеченный решальщиками еще в «Альфонсе» неуловимый шарм в ней по-прежнему присутствовал.
— Вот-вот. Родина-уродина, — подхватил Московцев. — И люди — такие же. Между прочим, пока я тут трачу нервы, время и деньги на поиски твоего хахеля-афериста, у меня в Гетеборге срывается миллионная сделка!
— Петя! Ну нельзя же так! Нельзя же мыслить одними только категориями миллионов и сделок! Посмотри, как мы живем!
— И как же мы, по-твоему, живем? Лично мне казалось, что в целом неплохо… Вплоть до минувшей пятницы.
— Неправильно живем. Нечестно, нехорошо… Живем так, словно черновик пишем и помарки наши никакого значения не имеют. Вроде как — успеется, потом перепишем всё набело. Но так не бывает! Жизнь одна человеку дадена, и день, который ты сегодня прожил недостойно, грязно, с помарками, таким навсегда и останется… перебелить его нельзя, не получится. Вот только мы об этом совершенно не думаем. Мы думаем: вот завтра… завтра я заживу совсем по-другому. Но наступает завтра… послезавтра… послепослезавтра… а мы все пишем свой черновик и продолжаем обманывать себя…
— Ну началось! Опять завела свою шарманку. Я ей про Фому, а она… Тьфу! Мать Тереза и мать её!
— Петр! — вскинулась Анна Николаевна. — Ты снова начинаешь?
— Всё, Нюша! Извини! — Московцев просительно сложил руки на груди, а затем приобнял сестру за плечи и фальшиво докончил: — Не сердись. Все мы сейчас того… на нервах немножко.
— Хорошо. Не буду.
— У Дмитрия Борисовича возникло к тебе несколько вопросов.
— Хорошо. Я отвечу. Постараюсь. Спрашивайте.
Петрухин достал из кармана рабочий блокнотик, пробежал глазами последние записи:
— С вашего позволения, давайте пойдем с самого начала. Итак: Андрей появился в вашей студии минут за двадцать до закрытия, немного напугал вас, но тотчас реабилитировался. Так?
— Да.
— А вообще, с какой целью он приходил? Хотел у вас что-то купить?
— Нет, он хотел заказать проект интерьера для своего загородного дома.
— Но в тот вечер так ничего и не заказал?
— Нет, в тот вечер не заказал.
— А где у него дом?
— В Карелии, на берегу озера.
— А точнее?
— Я не знаю, я не спросила.
— Ясно. А фамилия и отчество у Андрея есть?
— Послушайте! Я же не отдел кадров!
— Очень плохо, что вы, Анна Николаевна, не отдел кадров, — вздохнул Петрухин. — Значится, фамилии-отчества вы не знаете?
— Я в его паспорт не заглядывала. Если вы это имеете в виду.
— Адреса не знаете, и визиточки своей он вам не оставил, и никакого номера телефончика тоже… Кстати, телефончик мобильный при нем имелся?
— Да, конечно. В течение вечера ему несколько раз звонили.
— А о чем велись разговоры вы, случайно, не запомнили?
— Я не прислушивалась. Это не совсем прилично, не правда ли?
— Хм… Ну это когда как. А вообще, может, в семантике его речи что-то такое проскальзывало, косвенно указывающее на род занятий?
Анна Николаевна отчего-то насторожилась и после некоторой паузы осторожно попросила:
— Извините, но, думаю, об этом не стоит лишний раз распространяться.
— Даже так? Интересное кино!.. — искренне подивился такому заявлению Петрухин, и тут его машинально пробило на иронию: — Так, может, он вообще — того? Разведчик-нелегал?
В ответ женщина метнула в сторону Дмитрия столь изумленно-испуганный взгляд, что в мозгу у того кольнула догадка: «Ба-аалин! Кажется, попал!» Вот только от этой догадки сделалось ему совсем несмешно. Оно понятно, что Анна Николаевна — барышня… хм… склада романтического. Но — не до такой же степени!
— Ну и как же мы должны его искать? Как вы себе это представляете?
— Шестьдесят тысяч долларов, Дмитрий Борисыч! — не выдержав, заголосил, обхватив голову руками, Московцев. — Шестьдесят!..
* * *— «…Серебро, кожа, ткань. Нижняя часть клинка декорирована растительным орнаментом». Что ж, вещица действительно интересная.
Анатолий Яковлевич закрыл альбом, приходившийся братом-близнецом тому, что несколькими часами ранее демонстрировал решальщикам Московцев, снял очки и задумчиво повторил:
— Интересная. С историей вещица… М-да…
— Сколько? — лобово, без словесных прелюдий спросил Русаков.
Антикварных дел мастер поморщился. В деловых разговорах он как раз предпочитал «заходы издалека»:
— Э-э-э-… ну, скажем… пятнадцать.
— В таком случае мне ничего не остается, как попросить прощения за бесцельно отнятое время. Которое ни в коей мере не может быть компенсировано даже кофе. Хотя, как ни странно, его здесь готовят недурно.
— Перестаньте, Андрей, экий вы, право… Зачем сразу так-то? Давайте спокойненько всё обсудим.
— А затем, любезнейший Анатолий Яковлевич, что я терпеть не могу, когда меня пытаются разводить. Тем более — хорошие знакомые.
— Но вы же прекрасно понимаете, что вещица каталожная, — запротестовал антиквар. — Продать ее здесь, у нас, — почти нереально. Придется задействовать… э-э-э… специальные каналы. А это, уверяю вас, весьма затратная процедура.
— Я в курсе. Поэтому моя цена более чем скромна.
— И сколько вы хотите?
— Тридцать пять.
Анатолий Яковлевич страдальчески закатил глаза:
— Андрей, вы же просто без ножа меня режете!
— Бросьте! «Резать без ножа» — это, скорее, по вашей части.
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду тот фолиант, который я подогнал вам в последний раз. Сколько в итоге за него отстегнул Саркисян?
— Это коммерческая тайна, — насупился антиквар.
— Странно, но Саркисян так не считает. И охотно озвучил итоговую сумму. Правда, в тот момент он находился в состоянии нелегкого подпития. Но то — детали.
— Какой подлец!
— Совершенно с вами согласен, — подтвердил Русаков, направляя заинтересованный взгляд поверх головы собеседника в сторону стойки бара. Там в данную минуту возник новый любопытный персонаж — одинокая дамочка бальзаковского возраста. Судя по прикиду, аксессуарам и обилию украшений — при деньгах, судя по манере поведения — малость подшофе.
Дамочка что-то заказала и, не с первого раза взгромоздившись на барный табурет, коротала время до очередного дринка, изучая немногочисленный пока контингент заведения. Встретившись глазами с Русаковым, она наградила его одобряющей улыбкой, однако мимика Андрея никак не отреагировала на подобную симпатию. В отличие от мозга, в котором автоматически запустился «бортовой компьютер», определяя оптимальный набор прикормок и наживок: «Ваенга… Стас Михайлов… „Все мужики — сволочи“… „Рыцари в наш век перевелись“… Шампанское? Нет, скорее мартини…»
— …Андрей! Вы меня слушаете?
— Да-да. Я весь во внимании.
— К сожалению, я вынужден вас покинуть, так как у меня назначена еще одна важная встреча. Но я обязательно подумаю над вашим предложением.
— Как долго?
— А каким лимитом времени вы располагаете?
— Дней пять. Максимум — неделя.
— Хорошо. Я постараюсь дать ответ в течение этого срока.
— Только не затягивайте. И в любом случае отзвонитесь: «да» — значит «да», ну а «нет» — оно, как известно, тоже ответ.
— Боюсь, к обозначенному сроку я могу не успеть собрать столько наличности. Вы же предпочитаете работать с кэшем, не так ли?
— Ценю вашу деликатность. Но в любом случае бо́льшим временем я не располагаю. Так как собираюсь в конце следующей недели покинуть этот город, знакомый до слез.
— Неужто всех местных вдовушек успели окучить? — невинно поинтересовался антиквар.
— Ну что вы! На «всех» и всей жизни не хватит, — ничуть не смутившись, ответил Русаков. — Просто опасаюсь, что мои рыжие кудри малость примелькались.
— Почему рыжие? Вы же, если глаза мне не изменяют, натуральный, с благородной проседью брюнет?
— Советую, Анатолий Яковлевич, почаще перечитывать классическую, а не только специальную литературу. Уверяю вас, в жизни весьма часто пригождается.
— Благодарю за совет, непременно воспользуюсь. Да, а куда думаете податься, если не секрет?