Ряженый рухнул одновременно с первым истошным криком.
— Убиииваююют!
— Стражааа!
Что-то глухо стукнуло о деревянную крышку, а Туран, не вставая, вовсю бил по ногам, впрочем, почти не находя целей: артисты разбегались. Через четверть минуты проулок опустел. Памятью о происшествии осталось несколько лужиц крови, оборванный бубенец и труп. Да еще — удаляющиеся, но не смолкающие вопли.
Карья сидел, привалившись к стене, и пытался отдышаться. Ящик стоял тут же. Карья, опершись на крышку локтем, придерживал его за лямку: тоже, наверное, подрезали. А еще чуть-чуть и точно бы сперли. Туран виновато пожал плечами и протянул товарищу руку. И только после этого заметил потемневший бок куртки и измазанные красным Карьины пальцы.
— Карья, ты что? Где… В каком кармане кровостоп?! — Туран попытался коснуться раны, но Карья мотнул головой.
— Не работает. Мы еще далеко… — Стеклянная палочка в его руках действительно еле светилась. — Бери груз и уходи.
— Тебя лекаря надо, я тебя сейчас… — Туран судорожно соображал, до конца не веря в серьезность произошедшего: амулет пока не помощник — плохо, но не беда. Заткнуть, чтоб не кровило, и дотянуть до лекаря. Должен же тут быть лекарь? Да и не может Карья умереть, он же… не может и все. Не такой он, чтобы из-за пустяка… чтобы в подворотне… не дойдя до цели.
— Слушай сюда, — прошипел Карья. — Ты возьмешь всё. И быстро уберешься. Важно — доставить. Ты понял? Понял?!
Туран застонал, посылая к железным демонам ящики и самого Карью, который кровью истекал, но думал лишь о проклятом грузе, запрещая помочь. А следом обматерил и сволочную лямку, так неудобно обрезанную.
Пальцы сняли фиксатор, кинжал уперся в крышку, щелкнул стопор, зашуршала пружина, и клинок исчез в рукаве. На гладкой светлой поверхности не осталось даже отметины.
— Вали отсюда. Быстро! Пока стража или…
— Но ты же тогда…
Узел не завязывался, а значит, была еще несколько секунд, чтобы потянуть время. Туран знал, что Карья разозлится, когда поймет, но не мог заставить себя подчиниться приказу. И даже стража, способная появиться в любой момент, пугала несравнимо меньше, чем необходимость вот так просто выскользнуть из этой подворотни.
Нельзя бросать своих!
— Слушай, — Карья тяжело сглотнул, — Подворье Слепого Мауллы… Кварталов шесть направо. Любой ценой… Слышишь? Любой ценой! Потом ищи Ниш-Бака. Книжника. В городе. Пароль — яйцо…
Туран в очередной раз попытался завязать узел негнущимися пальцами, но снова не смог и завыл сквозь сжатые зубы.
Нельзя бросать!
Наконец, ремешок натянулся, и ящик привычно лег на спину. Кое-как сграбастав второй короб в охапку, Туран замер над умирающим напарником.
— Пошел! — снова зашипел Карья. — Дай мне подохнуть с верой в удачу!
Туран развернулся, сделал несколько шагов, а потом неуклюже побежал.
Нельзя. Но надо.
Если бы он мог оглянуться, то заметил бы, как из-за кучи мусора вылез давешний рыжий мальчишка. Он подошел к Карье и, мстительно улыбаясь, помахал перед его лицом ушибленной рукой. Но Туран убегал, не оглядываясь, ибо знал, что иначе уйти не сможет.
Колодезная вода обжигала руки и лицо холодом, отрезвляла и успокаивала настолько, насколько можно было успокоиться. Наверное, поэтому Туран и затягивал умывание, снова и снова подставляя сложенные лодочкой руки под струю.
— Хватит, — не выдержал Ыйрам и скривился.
Волохи не любят слабаков. Надо разговаривать. И Туран, дохнув на замерзшие руки, сказал:
— Я прошу меня простить, — первые слова дались с трудом, но тугой узел страха, сдавливавший горло, почти исчез. Главное сделано: он сумел. Дошел, отыскал двор Слепого Мауллы, доставил товар.
— Горячего вина? Бараньих ребрышек с тмином? — любезно осведомился Заир. Из всей троицы именно он больше всех походил на купца: низкорослый, полнотелый и улыбчивый, Заир вел себя с такой непосредственностью, точно и вправду был хозяином заведения, на заднем дворике которого они находились.
— Пить и жрать будем после. — Ыйрам и не пытался играть роль. Да и захоти — не вышло бы. И дело даже не в том, что цветастый кафтан и широкие шальвары смотрелись на его высокой сухопарой фигуре нелепо. Скорее уж происхождение выдавали длинный хвост волос и широкоскулое лицо с узкими глазами, но больше всего — рука, непрерывно ищущая оголовье отсутствующего меча.
Типичный косматый наирец. Волох — он волох и есть.
Имени третьего Туран не знал — представить его Ыйрам не соизволил, а спрашивать самому показалось неуместным. Да и держался Безымянный в тени, у двери, наблюдая и за служками, и за двором, и за Тураном.
— Показывай, — велел Ыйрам.
— Да, да, хотелось бы взглянуть. Пожалуйте сюда, удобнее будет… Они не замерзнут? Здесь довольно-таки прохладно. — Заир демонстративно подул на ладошки.
— Не должны. Там, откуда они родом, по ночам морозы, днем — жара. Тем и хороши, что стойко переносят такие перепады.
Туран не без труда — мышцы после пробега по дворам с двойным грузом ныли — водрузил ящик на стол. С некоторой опаской провел по пестрящим дырками боковинам и только потом взялся за замки. Заледеневшие пальцы слушались плохо, ремни были затянуты туго, а помогать ему не стремились.
Туран вдруг с облегчением понял, что всего через четверть часа избавится не только от тяжелых коробов, но и от куда большей ноши — всех этих дней и событий. Забудет подворотни Шуммара, циркачей и Карью, оставшегося в том переулке. Попытается забыть. И если поторопится, то успеет к ежегодному соревнованию чтецов и толкователей, очистится словом и уютом родной Байшарры.
Пусть память, отпустив, свободу даст… даст свободу.
А дальше? Еще одна никчемная строка.
Наконец, получилось справиться с застежками, ну а замок проблем не доставил: ключ повернулся легко, внутри щелкнуло, и Туран откинул крышку.
— И это все? — Ыйрам разглядывал содержимое с выражением брезгливым и недоуменным. — Это и есть…
— Да, да, несомненно, — перебил Заир, наклоняясь над ящиком. Внутри, в разделенном на квадратные ячейки пространстве, заботливо укутанные в овечью шерсть, лежали яйца. Заир, ловко ухватив одно за заостренную верхушку, вытащил, положил на ладонь, поднял к свету. — Да… оно… великолепно… признаться видел лишь в… коллекции.
— Осторожнее. Чем ближе к сроку, тем тоньше скорлупа.
Яйцо было размером с гусиное. И крапчатая, отливающая золотом скорлупа его уже проросла сосудами. Еще несколько недель и она почти исчезнет, превратившись из твердокаменного защитного слоя в кожистый мешочек, прорвать который не составит труда.
— Здесь три десятка. Там, — Туран показал на второй ящик, — два с половиной. Это все, что удалось достать, но основная кладка — старшей самки аяла и еще нескольких из ее химны.
— Хорошая работа, — соизволил похвалить Ыйрам.
Заир же вернул яйцо на место и заботливо прикрыл шерстью.
Все, основное сделано. Остались инструкции. И Туран, мысленно пожалев, что вино так и не принесли — в горле снова пересохло — заговорил.
— Сроки рождения зависят от температуры. Время роста — от неё же и от корма. Поначалу подойдут мелкие насекомые, потом, где-то с двух-трех недель можно давать мясо, лучше если мелко нарезать и смешать с сырыми яйцами и толченым мелом. Он нужен для панциря. Недель с шести самечеков отсадить отдельно, потому как самки станут формировать химны и подавят. Потом уже, в химны можно подсаживать, по двое-трое на одну. Признак взрослости у всех — шипы на головных пластинах, чем массивнее и длиннее, тем и старше.
Туран перевел дух и огляделся: слушали внимательно, даже Безымянный и тот, казалось, теперь смотрел исключительно на ящики с яйцами.
— Как только шипы проклюнутся, самки начнут гнезда рыть. Тут бы им песка, и чтобы жарко было. День на десятый после откладки яйца можно забрать, только сразу предупреждаю — самки в этот время бешеные, нужно действовать очень осторожно. Что еще… Они умные, обучать легко, но опасно — они страх и неумелость сразу чуют.
— Замечательно, — перебил Ыйрам. — Мы довольны, что с нами отправится действительно знающий человек.
— Да, да, — закивал Заир. — Уважаемый, вы не представляете, как сложно найти того, кто действительно разбирается в сцерхах…
Отправится с ними? Разбирается? Нет, это была роль Карьи, а Туран всего-навсего сопровождение! И ящеров он видел лишь издалека: кто б его, нечистого, к ним подпустил? А вот теперь кто б его, несчастного, отсюда выпустил…
— Какие-то сложности? — Ыйрам нахмурился. Очевидно, что сложностей он не любил. И решать привык по-своему. Упрямый волох не станет разбираться.
Карья бы договорился. Карья бы нашел нужные слова, чтобы отправить Турана назад, в Байшарру, в уютные классы старика Ру-Маха. А еще присоветовал бы, как на соревновании выступить. Карья в стихах разбирался. Он во всем разбирался. И будь нынче здесь, вопроса о том, кому в Наират ехать, не возникло бы.
— Какие-то сложности? — Ыйрам нахмурился. Очевидно, что сложностей он не любил. И решать привык по-своему. Упрямый волох не станет разбираться.
Карья бы договорился. Карья бы нашел нужные слова, чтобы отправить Турана назад, в Байшарру, в уютные классы старика Ру-Маха. А еще присоветовал бы, как на соревновании выступить. Карья в стихах разбирался. Он во всем разбирался. И будь нынче здесь, вопроса о том, кому в Наират ехать, не возникло бы.
— Я не могу, — Туран попытался говорить твердо и решительно. — Я остаюсь здесь.
— Погодите, уважаемый, как это? Как это вы остаетесь здесь? А кто, с позволения сказать, будет исполнять договоренность? Нам гарантировали не только товар, но и специалиста!
— Специалист погиб.
— Увы, увы, в жизни случается всякое, — сочувственно закивал Заир, оглаживая бородку. — Однако умные люди способны найти выход и из непредвиденной ситуации. К примеру, предположу, что ваше нежелание продолжить путешествие связано с рассказами обо всяких ужасах, которые творятся у нас.
— Лживыми рассказами, — грубо вклинился Ыйрам. И рука снова схватилась за пустоту. Нет, все же Турану хоть в чем-то повезло: будь при волохе плетка или меч…
— Воистину прав мой многоуважаемый друг, это ложь и клевета. Сплошные кузнецовы балабонки. К слову, слышали последнюю? «Я не знаю, чего хочу», — сказал огонь в горне. И сожрал кузнеца! Правда, забавно?
Заир визгливо рассмеялся. Только вот в глазах его смеха не было. Предупреждает? Решайся, Туран, или сожрут тебя, как того кузнеца.
— Мы гарантируем полную безопасность во время пребывания… на нашей территории, — сказал Заир, отсмеявшись. — И очень надеемся, что награда поможет принять решение. Ваш безвременно почивший партнер озвучил сумму?
— Вдвое, — опять перебил Ыйрам, сжимая кулаки. — Ты едешь с нами.
Если и первоначальная цена была огромна по представлениям Турана, то удвоенная, она в голове и вовсе не укладывалась.
— Подумайте, молодой человек, — Заир больше не улыбался, и серьезность совершенно не шла этому толстому лицу. Она искажала и уродовала черты, вызывая в памяти воспоминания о сказочных карликах, живущих по ту сторону мира.
В Наирате в них тоже верят, только считают демонами.
— Хорошо подумайте, прежде чем ответить. Это, — Заир провел рукой по крышке, — само по себе бесполезно. Вы не получите ни гроша. Вы не сумеете продать это кому бы то ни было еще. Вы останетесь в чужом городе с ненужным и опасным товаром. И с большими проблемами. Я не угрожаю, нет, но если сделка не состоится, то покупатель имеет право выразить недовольство. И не только исполнителем, но и лицом, за него поручившимся. Я не тороплю вас, я говорю, что мы выступаем утром, а потому неплохо было бы вечером знать, сколько мест просить в караване уважаемого Гаяши.
— Но я не специалист!
— Что-то мне подсказывает, что вы скромничаете, — снова улыбнулся Заир, засовывая ладошки в широкие рукава кемзала. — Похвально. Еще один приятный довод в пользу сотрудничества с вами.
Мысли перекатывались в Турановой голове подтаявшими ледышками: не ехать, никуда не ехать… Они думают, что деньги что-то решают, они уверены в этом. А если он исчезнет? Не получив никакой платы, просто испарится? Нет, это не просто подозрительно, это — почти провал… И плевать. Можно потянуть время, и к Ниш-Баку, как Карья сказал. Пароль — яйцо. Позволят взять? Но пока не получены деньги, это его товар. Пусть волохи смотрят, пусть думают, что хотят, лишь бы отсюда выпустили, а дальше что-нибудь придумается.
Туран достал из ящика яйцо и сунул в карман.
— Вы… уверены? — поинтересовался Заир.
— Мне нужно подумать.
— Конечно, конечно, но зачем вам это? — выразительный взгляд и очередная ласковая улыбка.
— Думаться будет легче, — отрезал Туран, унимая дрожь в руках. К демонам всю эту затею, без него пускай развлекаются, ему уже на сегодня хватило.
— Ну что ж, уважаемый, не смею вас задерживать. Тогай, проводи его в зал, позаботься, чтобы накормили. И нам подавать вели, и скажи, чтоб тмина не жалели на ребра! Да, да, уважаемый Туран, остальной товар пока останется у нас, вы сами всё понимаете.
Город жил. Он скулил на множество голосов, торгуя и торгуясь, ссорясь из-за рыбьих голов да перемороженной репы. Дребезжали повозки, ступала важно стража, бродячими псами крутились нищие. Но здесь, в кольце стен, неугомонное движение было быстрее и злее. Оно порождало злость и тупое осознание собственной беспомощности.
Свободу даст… от мук освободив, укроет милосердно…
— Милосердия Всевидящего ради! Пожалейте, добрый господин. — Старик поспешно откинул лохмотья, выставляя изъязвленные ноги.
— Пожалейте, пожалейте, — заголосил другой, одноглазый и криворотый. — Осиротили!
— Сюда, господин, сюда. — Толстобрюхая женщина в линялой цигейке схватила за рукав. — Девушки, прекрасные и свежие, словно первые цветы! Согреют лучше вина!
От неожиданности Туран дернулся так, что чуть не повалил безобразную сводню, но та явно привыкла к подобному обращению и лишь крепче сжала пальцы. За что чуть было не получила удар под ребра: Туран с трудом сдержал нервическое движение.
— Старые и морщинистые ослицы! — Краснолицая, с повязанным на голове меховым платком старуха прилипла к другому боку. — Не слушайте ее! Она обозных шлюх понасобрала! А истинное наслаждение — в «Доме Ошара»: молодые и опытные, послушные и настойчивые!
На ее появление Туран отреагировал намного спокойнее.
— Тощие кильки! Сифилитички!
— Ах ты, стерва!
— Я тебе говорила — не лезь сюда, потаскуха!
Туран, кое-как высвободившись из цепких лап занятых ссорой зазывалок, заспешил прочь.
— Господину больше по душе мальчики? — Хитро прищурился старичок в кургузом кафтанчике. Лицо его было красно от мороза, а губы, покрытые коростой простуды, тянулись в вымученной улыбке — Или господин не ищет радости для тела? Может господину нужна иная помощь в чужом городе?
Карья говорил, что из Шуммара отправит Турана домой, а он, дурак, еще злился, что не достоин доверия. Вот тебе и доверие, вымученное, смертью выбитое, кровью оплаченное, бери, сколько сил хватит! Да только не осталось сил этих, одно стыдное желание убраться отсюда подальше.
Подавив отвращение, Туран вложил в заскорузлую лапу старика монетку и тихо сказал:
— Господин ищет, где бы редкую книгу купить. Очень редкую.
Лавку наполнял аромат книг. Отчетливо пахло свежим пергаментом, что еще хранил благоухание первозданной чистоты, и пергаментом старым, запах которого являл собой особую смесь чернил, времени и сухой прохладной утробы книгохранилищ. Был тут и пергамент также старый, но хранившийся долгое время небрежно. От него исходила слабая плесневелая вонь страдающего существа. Резко смердели собранные на широком подоконнике склянки с химикалиями для травления, червления и полировки тяжелых окладов, и мягко вплетались в это амбре нежные ноты ликопового масла и сушеных мышиных грибов.
Эта знакомая и отчаянно отличная от какофонии уличных запахов смесь успокаивала. Почти как дома, почти как в библиотеке, не хватает только благородного мрамора стен и сладкой тишины, нарушаемой шелестом одежд, осторожными шагами, бормотанием, а изредка, чего уж там, и криками благородных мужей, забывшихся в поиске истины.
И свет тут другой. Окон много, а света мало: то ли стекла нехороши, то ли полки с книгами мешают, но в помещении сумрачно.
— Чем могу помочь гшосподину? — Человек вышел отткуда-то из-за полок. В руках он держал кзипу страниц, зажатую между двумя дяощечками, и дохлую мышь. Причем ее — едва ли не с большей осторожностью, чем попорченную книгу. Сам человек был вида весьма обыкновенного — невысокий, сутуловатый, с бледным лицом и характерным близоруким прищуром глаз. Облачение его — длинный шерстяной халат, теплые домашние туфли и чепец — придавало облику степенность и домашний уют.
— Все ли хорошо у господина? — поинтересовался человек. — И может ли старый Ниш-Бак чем-нибудь помочь той беде, следы которой он видит в этих глазах?
— Может, — Туран сунул руку в карман и вытащил яйцо. Сквозь полупрозрачное золото скорлупы просвечивал темный силуэт зародыша. Яйцо хотелось сжать в кулаке, чтобы треснула скорлупа и потекла по пальцам желто-кровяная жижа, чтобы хоть как-то, хоть кому-то отомстить.
Ниш-Бак молча обошел Турана, замкнул дверь и поманил за собой наверх.
… освободив, укроет милосердно…беспамятство.
Запутались слова.
На втором этаже лавки пахло по-прежнему книгами, но запах этот казался острее и злее. Теперь в нем было больше кисловатой плесневелой вони, а еще дымной и навязчивой ликоповой. Черные крупинки семян виднелись и на полу, и на книжных полках, и на подоконниках, гораздо более узких и грубо сработанных, чем внизу.