— До Токио обороняться теперь буду! Кто живые, со мной! — говорит она, пошатываясь, и идет к выходу.
Светает.
Мать, Варвара, Вася, Ерофей, бойцы идут одной шеренгой.
— До Токио обороняться теперь буду! — повторяет Варвара. — Пошли, ребята!
И она спешит к реке, громыхающей огнем.
Ее догоняют танки-амфибии.
И с той самой лиственницы, с которой вначале мы впервые увидали местность, видно теперь, в рассветном розовом сиянии, как маленькая застава ползет впереди догоняющих ее танков по полям за рекою.
Ворон расправляет замлевшие крылья и вылетает навстречу бою.
1937
Александр Невский Киноповесть
Действующие лица
Александр Невский — князь Переяславльский.
Василий Буслай — новгородский богатырь, ушкуйник, представитель вольницы, весельчак и мастер погулять.
Гаврило Олексич — новгородский богатырь, степенный воин, лет тридцати пяти, сурового суриковского облика.
Твердило Иванович — псковский воевода, начальник обороны Пскова, лет сорока, алчный, тупой и беспринципный торгаш, изменник.
Воевода Павша — помощник Твердилы, лет сорока, смелый и честный патриот.
Его дочь Василиса — высокая, статная женщина, боевой новгородской складки, тип русской женщины-воительницы.
Ольга — новгородская девушка.
Брячиславна — жена Александра Невского.
Софья, Надежда, Любовь — три девушки-псковитянки.
Иван Данилович Садко — поволжский купец.
Пелгусий — монах, разведчик Александра.
Аввакум — нищий.
Амелфа Тимофеевна — мать Буслая.
Никита — переяславльский ополченец.
Яков — переяславльский старик крестьянин.
Граф Герман Балк — магистр ордена, человек лет сорока, профессиональный солдат-завоеватель.
Епископ — старик лет шестидесяти, фанатик, прообраз будущего иезуита.
Ананий — приближенный Твердилы, его разведчик.
Савва и Михалка — приближенные князя Александра Невского.
Князья Иванко и Василько — беспрестольные «безработные» князьки, искатели хороших военных заработков.
Берке — хан Орды.
Старшая жена хана.
Визирь.
Его эмиссар по северной Руси.
Место действия — Псков, Новгород, Переяславль, Чудское озеро, русские дороги, ведущие к Волге, Орда.
1
Лес осенью. Рыцари, построившись клином, «свиньею», врываются в села под Псковом. Все бежит перед ними. Полураздетые женщины с детьми на руках, дети без взрослых, калеки. Девушка тащит полумертвого отца. Мечется напуганный скот. Звон мечей. Крики. Тяжелое дыхание рыцарей, закованных в латы. Пожары деревень.
Встревоженный Псков ждет удара. На улицах тревога: еще неясно, будет ли Псков обороняться, или сдастся рыцарям. Одни волокут бревна к воротам, другие укладывают в подводы добро.
На крепостной стене отцы города — воеводы, владыко — бранят начальника обороны Пскова боярина Твердилу Ивановича. Пятисотенный Павша, сопровождаемый дочерью, надевшей кольчугу поверх женского платья и шлем вместо платка, говорит епископу:
— Собирай совет. Вели рубить собаке голову.
Боевая одежда Павши забрызгана грязью. Он только что из боя.
Старик воевода сокрушенно кивает головой, глядя с высокой стены на дымы дальних пожаров, кольцом окружающих Псков.
— Не сберег ты города, Твердило, продал нас, — говорит он.
— Только детей малых погубим да свое добро растеряем, — оправдывается Твердило. — Ей-богу, сдаваться надо, пока не поздно.
— Что ни решайте, я Пскова не отдам! — говорит Павша. — Не один раз помирали мы — и все живы. И немца били — чуда в том нету.
Владыко протягивает руку к Твердиле, снимает меч с него.
— Предстанешь перед судом, — говорит он.
Набат! Ратные люди бегут к стенам Пскова. Уже закрывают главные ворота, впуская последних беженцев из пригородных сел.
— Не выдадим Пскова! — кричат они.
На площади св. Троицы нищий, по имени Аввакум, скликает народ.
поет он.
Павша готовится к обороне. Дочь рядом с ним. Ратники занимают стены, волокут на них камни.
— Вспомним князя Александра! — говорит Павша бойцам. — Бил он шведов на Неве, мы побьем немцев под Псковом.
Монах Пелгусий, одетый ратником, уговаривает испуганных женщин, утешает беженцев.
— На Неве похуже было — и то наша взяла, — говорит он.
Твердиле медлить нельзя. Он накрывает расшитым полотенцем серебряное блюдо, ставит на него хлеб и соль и говорит своему приближенному Ананию:
— Беги через малые ворота к магистру… Скажи — сдам Псков, как уговорено было… Покажь дорогу!..
Потом он подходит к краю стены и говорит народу:
— Да что там зря толковать: никакой беды никому не будет! Шли бы себе по домам, люди добрые!
Ананий выходит за пределы города и попадает к немцам. Они связывают ему руки и, надев на шею петлю, сажают за седло. Он ведет колонну немцев к тем малым воротам, через которые выходил сам. Он стучит:
— Впустите в город холопов боярина Твердилы Ивановича!
— Не пускай гадов! — раздается за воротами голос монаха Пелгусия. — Не с добром пришли.
Но за воротами есть и люди Твердилы. Затевается рукопашная между сторожами ворот и твердилиными людьми. Ворота распахиваются. Рыцари на конях, со связанным Ананием, врываются в город, прокладывая себе дорогу мечами.
Аввакум кричит народу:
— Гляди, люди русские, на немецкую ласку!
Павша с группой пеших бойцов пытается задержать конных немцев, но напрасно. В одно мгновение люди его оттеснены и рассеяны, а его самого, еще живого, поднимают на остриях поднятых копий. Лавина рыцарей обрушивается на Псков.
Лавки торговых рядов уже разгромлены. Меха и шелк устилают улицы. Хлеб, мед, масло в разбитых бочках валяются всюду. Горят дома.
Патеры благословляют горящие здания, благословляют крики горящих в домах людей, складывают костры из икон. Рыцари и кнехты, нагруженные добычей, волокут за косы псковских женщин.
Немцы ворвались так быстро, что не весь город еще знает об этом. В покоях епископа тишина и порядок. Сидят заслуженные бояре и монахи, ждут на суд Твердилу. Он вбегает, распахивая и не закрывая двери, пьяный и веселый.
— Ну, вот я!.. — посмеиваясь, кричит он. — Хозяин города, хозяин вам всем, ехидны проклятые!.. Сдал я Псков, ну!..
Крики немцев слышны под окнами. В покои епископа, оглядывая их нелюбезно, входит магистр. Он говорит Твердиле:
— Слушай, русский, так города не сдают… Если ты мне и Новгород с таким боем сдавать будешь, повешу на первом суку. Понял?
Кнехты уже грабят покои епископа. Вскрывают сундуки с псковской казной. С площади слышен зов Аввакума:
— Вставай, народ русский!
На стенах псковского кремля распинают еще живого воеводу Павшу и других сторонников обороны. Твердило распоряжается их казнью. Он деятельно отправляет одних на стены, других на костры, сколачивает группы для принятия римского крещения и из сотен девушек, согнанных плетьми его людей, выбирает себе одну, двух, трех, четырех, пятерых наикрасивейших.
…Уже пируют кнехты в кружалах. Горят церкви. Иностранные купцы стоят у своих лавок, крича по-латыни.
…На площадь св. Троицы гонят бичами и копьями новые толпы уцелевших защитников Пскова — монахов в доспехах, воевод, ратных людей, женщин.
— Кайтесь! Кайтесь, неверные! Спасите души свои! — кричит худой и страшный монах, высоко поднимая над толпою длинный тонкий латинский крест. — Истинна лишь наша латинская вера!
— Быстро! Время не терпит! Крести! — торопят монаха рыцари.
гнусаво кричит он, осеняя крестом псковитян, падающих под мечами рыцарей.
— Пропала Русь! — плачет нищий Аввакум.
…Три латинских монаха бегут по улице, вырывая детей из рук родителей, осматривают их, щупают и, выбрав, толкают к подводе, на которой уже лежит внаброс с десяток ребят.
— К святому обращению, — говорит монах, отбирая ребенка у матери и подставляя к ее губам руку для поцелуя.
— Отдай! — безумствует мать. — Отдай, дьявол!
Копье сбивает ее с ног.
Копье сбивает ее с ног.
За подводой бегут матери, бабки, сестры отобранных ребятишек. Стон над улицей.
…А на площади Троицы еще убивают. Иных ребят мечами. Других распинают на крепостной стене. Третьим готовят костры.
— Кайтесь, неверные! Примите веру истинную, римскую! — неистовствует боярин Твердило.
— Пропала русская земля! Нет боле русской земли! — шепчут люди, вися на крестах. — Один Александр Ярославич может пόмочь дать, да нет его!
Воевода Павша говорит, умирая:
— Зовите всю Русь на пόмочь! Зовите князя Александра! Пелгусий, ступай зови его!
— Не годится мне бросать Пскова! С вами был и буду! — тихо отвечает ему Пелгусий.
— Ступай, Пелгусий! — говорит старый нищий, которого волокут на костер. — Велим тебе жить. Велим о нас сказать. Велим русское дело помнить!
— Очистить его душу огнем премудрым! — распоряжается монах.
— Вот верно слово! — подхватывает Твердило.
— Проверь огнем! — яростно говорит нищий. — И в огне то ж скажу — не будет по-вашему, не пойдет под немца русская земля, не бывать Руси под папою вашим, сволотой несчастным! А тебе, Твердило, быть тебе без семени и без племени! Не устоит земля на худых людях!
Его толкают на костер. Дым скрывает старика. Но из огня несется голос:
— Встань, народ русский! Встань, ударь!
2
Уже поздняя осень. Грязно, пусто в бревенчатом Переяславле. Невеселая погода на Плещеевом озере. Пять человек тянут невод. Поют:
Поодаль, на берегу, кучка крестьян.
Среди них монах Пелгусий, прибывший из Пскова. Он рассказывает последние псковские и новгородские новости.
— Пропал Псков, не устоит и Новгород.
— Эх-ма, и что там, в Новгороде, теперь? — говорят рыбаки.
— Видать, нам придется в дело вступать, — замечает древний старик, вздыхая.
Мимо проезжает ордынский чиновник со свитой на конях. Русские люди низко им кланяются. Один рыбак не отдает поклона. И ордынец велит спросить, кто эти люди.
— Ким ды? Кто есть? — спрашивает монгол, подъезжая к веселым рыбарям.
— А кого ищешь, бачка? — озорно спрашивает юнец Савва.
Монгол хлещет Савву нагайкой… Бросив невод, подходит к монголу и берет за узду его коня высокий, статный рыбак.
— В дом входя, хозяев не бьют, — говорит он по-монгольски.
Твердый взгляд его останавливает монгола.
— Кто будешь?
— Князь здешний.
Ордынец удивленно взглядывает на Невского.
— Невский — прозвище твое?
— Да, — отвечает Невский.
— Ты бил шведов?
— Я.
— А тут чего делаешь?
— Рыбу ловлю.
— Что, другой работы нету?
— А чем эта плохая? Вот струги на озере начну скоро строить, торговать за морем будем… Верно, отец? — спрашивает он древнего старика, а тот степенно отвечает:
— А что ж, Ярославич? И поторгуем.
— Орда наша езжай, там работа много есть. — И добавляет по-татарски: — Наш язык хорошо знаешь?
— Знаю, — по-татарски и затем по-русски говорит Александр. — Мне и на Руси делов хватит.
Ордынец. Русь мы править будем.
Невский (усмехаясь). Что ж, поправьте, поучите, гости дорогие, наш народ горазд на ученье.
— Мы сколь хочешь будем учиться, — хитро говорит древний старик.
Баскак отъезжает.
— Тяжелый народ, сильный, — говорит старик, кивая вслед монголу. — Тяжеленько нам будет бить-то их.
— Есть охота? — весело спрашивает его Александр и добавляет серьезно: — Вот тут-то Новгород и нужен.
Дружинник говорит:
— Тако дело на Неве отхватили, слава на весь мир, а житьишко — собачий дыр.
— Пока с монголами не управимся, все так будет, — говорит Александр и запевает взволнованно, потому что поет о Руси:
и говорит: — Собери, Господин Великий Новгород, Русь округ себя — большую славу возьмешь!
3
Новгород справляет пышный торг. Как в праздник, весел город. Шумят ряды. Купцы поют у своих прилавков. Там перс бьет в бубен, там индус играет тягучую песню на странной дудке, там варяжин поет, там швед выставил тройку певцов. Половчанин показывает дрессированного медведя. Хором поют поволжане-хлебовики. Веницейский купец в атласе играет на мандолине, поет серенаду.
Иноземные купцы, сидя в кружале, пьют эль. Шумно, весело, беспечно на ярмарке. Грудами лежат кожи, лисьи и собольи меха, мед, масло, зерно, плотничьи поделки. Богомазы торгуют иконами и тут же пишут их на удивление всем проходящим. Кузнецы куют кольчуги и, как портные, сняв мерку с покупателя, тут же изготовляют ему что надо.
У кольчужника Игната, разглядывая вещи, сидят безудельные князья Василько и Иванко.
— Чтой-то давно крови не было, — говорит Василько. — В Полоцк я ездил, крест целовал чудь побить, — не хотят. К Литве нанимался Полоцк бить, — и те прогнали.
— Слух был, немцы во Пскове, — замечает Иванко. — Тут Новгороду без сечи не быть.
— Добро бы, — говорит Василько. — Отощал я сильно!
Гончарник играет на звонких горшках, искусно постукивая по ним палочкой.
Ольга, купеческая дочка, идет от прилавка к прилавку — то выберет жемчужную нитку, то прикинет к себе шелку кусок. За нею, в толпе, идут двое новгородцев, Васька Буслай и Гаврило Олексич, богатыри новгородские. Их знают.
— На Неве-то с князем Александром… Они самые, — говорит князь Иванко. — Васька топором рубил корабли, Гаврило шатер Биргера сломал…
Ольга подходит к лабазу поволжского купца. На лабазе вывеска:
«ИВАН ДАНИЛЫЧ САДКО ИЗ ПЕРСИЯНСКИХ ЗЕМЕЛЬ ПРИБЫЛ»
Садко кричит богатырям:
— Василий! Гаврило! Прошу милости к старому дружку! Кольчужки индийские… Мечики востренькие, сарацинские… копьишки татарские!
— Отвоевались! — машет рукой Буслай. — О другом нынче дума-то.
К прилавку приближается Ольга. Садко шепчет ей:
— Уж и до чего хороши девицы новгородские! До чего светлы, батюшки!.. Вот имею шали кашемирские. Никому другому б не носить!
Ольга молча выбирает товар.
Буслай продолжает:
— Отвоевались! Славу получили, надо о себе подумать!
Гаврило, подмигивая, говорит купцу Садко:
— Васька-то жениться собирается, слышал?
Садко. А кому ж ты завещал купцов уродовать, на мосты кого поставишь в кулачье биться? А и ноги-то новгородцам кто ж ломать будет?
Ольга искоса поглядывает на Буслая, улыбается.
Буслай. Ай, и надоела ж мне поножовщина! День дерусь, два в тоске лежу. Хотел на Волгу податься, поиграть топориком, да опять тоска взяла.
Гаврило. Ты б в монахи шел.
Буслай. Дело я задумал сердечное. Не выйдет по-моему — и впрямь в монастырь запрусь.
Говоря, он тоже поглядывает на Ольгу и машинально перебирает кольчуги, мечи, ножи, налокотники, железные палицы с шипами. Все это интересует его, хоть он и говорит, что потерял интерес к драке.
— А ну, дай-ка мне эту палочку! — оживленно говорит он, потрясая в руках громадной палицей.
— Ты что, ею богу будешь молиться? — смеется купец.
— На медведя собираюсь, тоска душит,
В это время Ольга отходит от прилавка, и Гаврило Олексич преграждает ей путь.
— Ольга Ярославна, прикажи сватов к батюшке твоему засылать, — говорит он тихо.
Буслай слышит это и тоже подходит.
— Уж кому засылать, так мне, — говорит он.
Гаврило. Пусть сама знак подаст, пусть ее сердце выберет. Дай знак, Ярославна, кому из нас сватов засылать, кому с тобой в счастье жить.
Ольга. Простите, люди добрые, не знаю, о чем речь ведете.
Буслай (запальчиво). Ну, как так — не знаешь… Говори, за кого пойдешь. Выбирай из двоих любого. Хочешь высокого да веселого — мне кивни. Желательно постепенней да поскучней — поклонись Гавриле.
Гаврило. Хочешь битой быть — поклонись Буслаю. Хочешь хозяйкой быть — я тебе муж. Имя доброе, а рост хоть и невелик, да голова зато — не пожалуешься.
Ольга. Не знаю, что и сказать вам. Оба вы хороши. Дайте срок, скажу слово.
Поклонилась им и пошла.
Вдруг заволновалась площадь — и затихла. Народ повалил от торговых рядов к Волхову. Прибыли первые беженцы из Пскова. На подводах стонут раненые. Над трупами умерших плачут жены.