Вечно Ковь о какой-то ерунде думает, когда не надо.
— Госпожа магичка, — совсем как давеча Кенсвен начала Люта.
— Мы же на ты перешли, помнишь? Я на тебя зла не держу. И на мужа твоего. Кто же мог подумать, что так обернется?
— Она как с цепи сорвалась. — Покачала головой Люта. — Обычно она чуть посдержаннее.
— Я мстить не собираюсь. — Успокоила Ковь.
— Да нет, не в этом дело… стыдобища-то какая, муженек мой пустоголовый даже не спросил, кто ваш спутник — а это ведь важно! Вон, ворот знаками Ха вышит, а наша хозяйка, она… — Люта махнула рукой, — а, да какая разница. Я подумала, может, у нас дома погостите? Я денег не возьму…
— А лошади? — Вмешался Васка.
Им так кстати предлагают бесплатное жилье, а он «лошади». Вот вечно он лезет со своими лошадьми куда не надо! Накрайняк поставят в общественных конюшнях… ну ему простительно, он Лютиной стряпни не пробовал. Ковь сглотнула слюну.
— Фылек — сынок мой, он ваших лошадок обустроит прямо у нее, ухаживать будет как за родными. Она все равно в конюшни не заходит, воняет ей. А со старшим конюшим я договорюсь, он пьет много, ему достаточно несколько медяшек сверху зарплаты сунуть…
Все-таки Фылек, а не Фыльк. Ковь пообещала себе запомнить. И правда — сын.
— Да, Фылек ваш — малец славный, с ним мне не о чем беспокоиться. — Наконец оттаял Васка. — Вы уж извините, что так вышло, влетит ему теперь, наверное?
— А, ничего. Не в первой ни за что влетает, мы привыкли.
— Просто она несколько странно…
— Да-да, с ней бывает. Это ей ваш ворот не понравился, и рыжий вы… — Люта махнула рукой. — Хотя по мне что Отец-Солнце, что Ха, что Гарра — все боги, все почестей достойны…
— интересная точка зрения. — Вежливо улыбнулся Васка. — Так чем, говорите, можно отплатить за жилье?
Люта легко нашла к нему подход. Вот, он уже и дышать стал ровнее, и за поводья так не цепляется. Мудрая женщина. Ковь бы еще долго не решалась заговорить, а Люта пару слов сказала, и все, как будто и не было ничего… Кто бы ее так научил. Васка вот, как подуспокоился, думать сразу стал о насущном…
Кстати, и правда: чем они могут отплатить, если не деньгами?
— Ковь магичка же. Много чего может, я хотела, чтобы она амулеты подзарядила осветительные, если не сложно. Ну так вы…
— Так ты… нас нанимаешь, получается? — Потрясенно спросила Ковь, — ты точно человек?
— Да вроде да… — Задумчиво протянула Люта, чуть пригладив волосы. — Всегда была человеком…
— Васка, слушай, нас же нанимают, нанимают! — Взвизгнула Ковь, — Огромное тебе спасибо! — она порывисто обняла Люту, — А то я бы и не знала, куда нам идти на ночь глядя.
— Подождите тогда, я вернусь, Фылек придет, вас проводит. — Мягко улыбнулась Люта.
Ковь кивнула.
Как им повезло встретить такую замечательную женщину, а!
Наконец-то их нанял человек, хоть и получилось все так… нелепо.
Наконец-то их нанял человек… а радости почему-то никакой.
Васке не нравилась Люта. То есть Люта ему нравилась, он ловил себя на том, что относится к совершенно незнакомой женщине как к любимой тетушке, и это почему-то настораживало, заставляя вспоминать свои мимолетные навеянные русалками влюбленности, или как Кирочка пыталась вызвать в нем отцовские чувства… Хотя он был уверен, что в случае Люты это не может быть магией, Ковь бы почуяла, но все равно…
Что-то с ней было не так.
Сначала, конечно, он готов был радоваться вместе с Ковью: как же, человек, наниматель, бесплатное жилье в городе, где столько проезжего люда, что бесплатного жилья не бывает априори, о лошадях позаботятся…
Кормили вкусно, а в ответ почти ничего и не требовали, ну как, не требовали: Ковь потихоньку заряжала осветительные амулеты. Уже дней пять заряжала. Медленно: работа с энергиями была тонкая, это не огнешар сотворить, тут нужен транс и сосредоточение, а то амулет может от переизбытка энергии перегореть.
Из этих пяти дней три Люта сидела дома и смотрела, как Ковь заряжает амулеты. Сказала, хозяйка лютует, работать стало тяжело, так что она решила взять отпуск до родов.
Казалось бы, все так хорошо складывается! Но Васке на месте не сиделось. На третий день он сходил и навел справки. Все оказалось именно так, как он предполагал.
То, что с огромным трудом давалось Кови, что выматывало ее подчистую, оказалось простенькой работкой для профессионала. Васке зарядили прихваченный из дому амулет за полмедяшки. За десять минут.
У Кови на такое уходил день. Васка понимал, что, скорее всего, проблема в том, что ей очень тяжело дается работа с маленькими порциями магической силы, или как это магики называют? Оттого и копается она долго. Но что мешало Люте, посмотрев на скорость работы, взять у них символическую сумму в пять медяшек, которую все равно пришлось заплатить за конюшни, и сходить к местному магику? Боязнь обидеть полузнакомую девчонку? Она и так многое для них сделала… К тому же, они и сами предлагали. Даже не пять медяшек, а в тысячу раз больше, Васка настаивал на том, чтобы она взяла полсеребрушки, но Люта от денег отказалась наотрез. Чувство вины? О да, она много говорила о том, что муж виноват и ошибся, привел их не в то место, но если бы она так переживала за каждого неудачного клиента Кенсвена, то давно бы открыла бесплатный постоялый двор.
Единственное приходившее Васке в голову объяснение — это то, что амулеты это всего лишь предлог, чтобы удержать их в доме, в городе… хотя, наверное, только Ковь, иначе Люта побольше общалась бы с Ваской. А она предоставила его самого себе, совершенно не интересуясь, где он и чем занят. Даже Фылек проводил с ним больше времени, хотя уходил работать засветло а приходил затемно и все чаще в конюшне ночевал. Но все равно выкраивал пару часиков поспрашивать, каково это, быть оруженосцем, или послушать церковных притч — сказок Васка, к стыду своему, не знал.
Казалось бы, мальчишке лучше бы слушать Кенсвена, но отчима Фылек сторонился. Недолюбливал. Наверное, не просто так, но Васка о таких личных вещах спрашивать не собирался.
В общем, понятно было, что Люте нужна зачем-то именно Ковь. Не даром Люта целыми днями глаз с нее не спускала, иногда забывая и про мужа, и про сына, который, не в силах добиться внимания матери, на Васке буквально вис.
Делиться подозрениями с самой Ковью Васка пока не собирался. Та была счастлива: в Люте она нашла подругу и мудрую наставницу, да и с амулетами у нее получалось все лучше и лучше, а больше, чем халяву, Ковь любила только халявную учебу.
Когда Ковь не болтала с Лютой, она болтала о Люте. Какая она замечательная, какая умная, как много умеет. Какими рецептами делилась недавно, и все в таком роде. При этом ничего глубоко личного Ковь не рассказывала, а ведь поделись таким Люта — не удержалась бы.
А значит, и личным Люта не делилась, держа Ковь на расстоянии, которое только очень уж увлеченная учебой магичка могла принять за дружеское.
Васка поморщился. Точно на таком же расстоянии он держит Фылека. Вот и сейчас мальчишка переминается в дверях с ноги на ногу, не решается зайти, пока сэр рыцарь думу думает.
Надо было дверь закрыть…
Хотя, что лукавить, даже через закрытую дверь он бы это сопение услышал. Люта совсем недавно Кови противопростудный сбор диктовала, так что же она сына-то не подлечит? Ковь тоже хороша, ушла в свои амулеты с головой, вилки не замечет, пока до рта не донесет, не то, что мальчишку. Надо будет намекнуть, что у нее под носом целый сопливый подопытный, она только рада будет…
— Чего тебе?
Фылек осторожно заглянул в щель, стараясь двери не касаться. Васка обреченно вздохнул: ну откуда в нем это благоговение? Вроде бы ничего такого при мальчишке он не делал. Чудовищ ногами не попирал, девиц из лап драконов не спасал. Драконы — это вообще к Кови.
— Да заходи ты уже, не топчись на пороге. Дверь что, ядом намазана?
— Мама скоро ужин накроет. — Фылек просочился в комнату, но не плюхнулся, как обычно, на стул, а спрятался в темном углу и теперь неловко переминался с ноги на ногу.
Смотрел он почему-то в окно, являя Васке курносый свой профиль. Странно, вроде раньше нормально общались — не на равных, конечно, но чтобы Фылек перед Ваской робел, такого давно уже не было.
— А повернись-ка другим боком. — Тихо попросил Васка, больше всего желая опровергнуть собственную догадку.
Тот неохотно повернулся.
Не получилось опровергнуть. Под глазом у Фылека наливался синевой свежий синяк.
— Ага. Ясно… Кто это тебя так?
Фылек молчал. Сопел.
Снова отвернулся.
Вряд ли мальчишка не рассказал бы, будь это боевые раны, не в его характере. Скорее использовал бы как повод, чтобы выпросить таки у Васки пару уроков кулачного боя. Он давно уже просил, но Васка сам был в рукопашной не силен, а признаваться в этой слабости не хотел, потому каждый раз делал вид, что очень занят.
Фылек молчал. Сопел.
Снова отвернулся.
Вряд ли мальчишка не рассказал бы, будь это боевые раны, не в его характере. Скорее использовал бы как повод, чтобы выпросить таки у Васки пару уроков кулачного боя. Он давно уже просил, но Васка сам был в рукопашной не силен, а признаваться в этой слабости не хотел, потому каждый раз делал вид, что очень занят.
Значит — подрался он не с уличными мальчишками. Ну да, вон, костяшки целы, штаны чистые. В грязи его не валяли.
— Хозяйка?
Была у Васки отчаянная надежда, что удастся списать все на противную тетку… Жалко, что сам он в это почти не верил.
— Нет. — Замотал головой Фылек, совсем как норовистый жеребенок, окончательно похоронив Васкины иллюзии, — Хозяйка хорошая. Не знаю, как с вами вышло. Не злая она. Магиков не любит, суеверная. Но хорошая. И никогда раньше на постояльцев не кричала… Ну, когда не платили — бывало, но никогда так… Страшно. Как будто подменили. Сама на себя была не похожа. А это… — Он указал на синяк, — Меня… конь. Копытом.
Конечно. Конь. Копытом. По форме — копыто один в один. А звали коня с такими замечательными копытами Кенсвеном. А Васка-то еще, дурак, думал, почему Фылек так отчима не любит. С женой-то Кенсвен душа в душу… Вот оно что.
Однако вслух Васка этого не сказал. Не выйдет ничего хорошего, если он вмешается в чужое семейное дело. Если напрямую — так точно ничего. Он же не знает, кто прав, кто виноват, и чем Фылек заслужил фингал.
— Конь так конь. Мой Шалый лютует?
— Нет, ваш смирный. — Улыбнулся Фылек, — ждет. Тоскует немного…
— Думаю, недолго ему тосковать. — Протянул Васка.
— Это ж вы чего, скоро отбудете? — Встрепенулся Фылек и вылез, наконец, из своего угла, — а может, еще чутка побудете?
— Мы не можем остаться здесь навечно. — Пожал плечами Васка, откладывая книгу, которую до того бесцельно вертел в руках. — Нам нужно идти дальше.
— А это куда?
Бесхитростный вопрос. Очевидный. Казалось бы, ответить просто… По дороге и до горизонта, очень романтичный и совершенно нежизнеспособный ответ. Мальчишке понравится, но себе-то врать зачем? И правда, куда? Ковь, наверное, окончит свой путь в деревне, очарованная каким-нибудь особо везучим Рыком, а куда идти Васке? К брату?
Раньше он хотел доказать, что что-то может. Что чего-то стоит. Что есть вещи, в которых он сильнее. Казалось, завоюй он славу, все решится само собой. Брат раскается, зарыдает, скажет… ну, ладно, не скажет, но напишет: «Дражайший мой брат, не прав я был, отказываюсь от наследства и ухожу в монастырь, дабы замолить свои грехи». И пару раз от большой-то печали головой об косяк… Но сейчас Васка избавился от юношеских иллюзий и здраво смотрит на вещи: фантазии его это не сказочная мура, нет, эта мура родом из детских песенок для самых маленьких, где половина слов это «гули-гули».
Какой толк в силе, славе, известности, если у брата есть бумаги? В том числе и та бумага… где двенадцать лекарских печатей. Брат постарался, обустроил все роскошно: созвал для младшенького консилиум. Сколько он на это денег потратил — страшно предположить. А ведь Васка на следующий год не просто так откладывал. Интересно, справился ли брат с предсказанным неурожаем?
Васка заставил себя улыбнуться.
— Куда ветром занесет.
— То есть правда, да?
— Что?
— Ну, что если Ха служить — судьбу потеряешь и… — Фылек выразительно покосился на рыжую Васкину шевелюру, — С ума сойдешь?
— Что-то новенькое. Я похож на сумасшедшего? — Теперь уже по-настоящему усмехнулся Васка.
— Ну, у нас говорят, что рыжие все немного того. — Фылек выразительно покрутил пальцем у виска.
Тут Васка не выдержал, рассмеялся в голос, громко, до слез. Фылек смотрел на него с интересом: наверное, кроме Васки настоящих сумасшедших не встречал.
Отсмеявшись, Васка вытер слезы рукавом и молитвенно сложил ладони:
— Ха, я оценил. Спасибо. — Потом, резко посерьезнев, — и чему вас тут только солнцепоклонники учат? Ну что у тебя в голове за каша, кто ее тебе туда выплюнул, скажи? Вот стану настоятелем храма Ха, приду и плюну ему на лысину, так ему и передай.
— Но у Ха же нет храмов? — Удивился мальчишка, — Как ты станешь настоятелем?
— Не совсем. Просто Ха было лень продумывать все эти ритуалы, церемониал, молитвы, церковную иерархию… Я его понимаю, ему же еще Гарру надо было у Отца-Солнце отбить, тут не до возни со смертными и собственными недоделками… Знаешь же эту историю?
— Гарру?!
А зацепило мальчишку-то. Не даром Васка подметил, что Люта Гарре молится. Значит и Фылек кое-что должен знать кроме «солнечной» версии. Может, и поверит.
Вообще-то Васка раньше всегда очень осторожно подбирал для Фылека притчи. Они были в меру интересные (особенно если Васка добавлял в центр детективную линию и пару трупов, а мораль тонким слоем размазывал по всему рассказу, беззастенчиво перевирая конец) и в меру поучительные. Но эта история больше походила на похабный анекдот.
Однако перед глазами все еще стояли эти клятые двенадцать печатей под аккуратно выведенным безразличной рукой диагнозом: «умом двинут и зело опасен, к управлению, торговле и служению не пригоден».
Угу, не пригоден. Служение Ха у него никакой консилиум не отберет, ибо не существует у Ха служителей, утритесь, бюрократы. Авось и разбредется эта версия сотворения мира по местным мальчишкам, она-то поинтереснее, чем официальная. А что похабная — так он соблазнение Гарры подсократит, все равно не будет Фылеку это сейчас интересно.
А так хоть от фингала мальчишку отвлечет.
Васка хлопнул себя по лбу. Точно! Вот он дурак! Совсем забыл, а ведь так он еще с неделю щуриться будет — не дело.
Достал из сумки крупные Кирочкины бусы, ощутив, как мгновенно похолодели под пальцами зеленые бусины, выполняя его маленькую мысленную просьбу. Протянул Фылеку.
— На, к глазу приложи пока. Ты же, наверное, слышал историю сотворения людей?
Фылек кивнул.
— От солнцепоклонников? Мама ничего не рассказывала?
Фылек замотал головой, так что честно приложенные к глазу бусы застучали по спинке стула.
— На руку намотай. Давай-давай, они волшебные: Ковь хоть царапинку заметит, на месте испепелит, — полушутливо-полусерьезно посоветовал Васка, — Ладно. Так вот, тогда забудь все, что ты слышал. Я серьезно: выкинь эту чушь из головы. Как ты думаешь, зачем Миру целых три старших бога, если всю работу сделал один? Глупость, глупость и еще раз глупость. Да и Рраха, думаешь, на пустом месте родилась? Никогда не задумывался, как так: Отец-Солнце бог войны, Рраха богиня войны — что делать двум богам на одной и той же войне? Долго еще до ужина?
— Мама фарширует гуся, так что где-то час, наверное. — Задумался Фылек.
— Тогда уложимся. Дело было так…
…Давным-давно, когда Мир еще был гладким шаром, который несся куда-то, не имея ни цели, ни сути, появилось на нем два бога. Как, откуда — то дело десятое. Главное, что появилось.
Никто не знает, как и откуда появились боги. Но служители Ха дают ответ на вопрос «почему?» Все просто: мир отрастил конечности, чтобы слепить себе цель и суть. А люди так, побочный эффект. А третий бог, мой бог — побочный эффект побочного эффекта, но об этом позже.
Понимаешь ли, дело в том, что так исторически сложилось, что суть и цель Миру дают живущие на нем смертные, делая его из скучного никому не нужного шарика своим Миром. Не только люди, не гордись, все смертные существа. А боги — они и есть Мир, что-то вроде его рук, ног, носа — если бы, конечно, руки, ноги и нос обладали бы собственной волей.
Первым, конечно, был Отец-Солнце. И сиял он… не надо? Ну правильно, тебе в Храме Солнца гораздо лучше меня расскажут, как именно он сиял. Вообще ты всю его партию знаешь, верно? Как он раскатал шарик в лепешку, потом в колбаску, потом в длинную ленту, вылепил горы и реки, а потом свернул ленту спиралью и получил полый шарик гораздо больше прежнего, который мог согреть? Ну, тогда и не буду. Да-да, не совсем спираль, а и правда, что-то вроде картофельного очистка, когда одной лентой снимаешь, похоже-похоже, но в Храме лучше своей догадкой не делись.
Время идет, шарик вокруг своего бога крутится. Мир зарастил все свои щели. Стало Отцу-Солнце скучно и он породил тварей морских, гадов земных — людей в том числе. Так Мир получил суть.
Но так как ни у кого из тварей не было цели, они не могли спокойно умереть, достигнув ее, так и бродили. Плодились и бродили.
Душно стало Миру, вздохнул он глубоко, и появилась Гарра.
Гарра вложила в людей разум и взяла в руки нити их судеб. Твоя мама, насколько я понял, поклоняется Гарре. Ты должен знать обе ее ипостаси, а не только ту, что признают в Храме, верно? Не только Дающую, но и Отнимающую?
Я в тебе не сомневался.
Гарра и жизнь, и смерть. Гарра та, что дала миру цель.