Всемирная история в сплетнях - Мария Баганова 11 стр.


Но пока время его падения было еще далеко, Панеб вовсю пользовался своим положением и вкушал радости жизни. В материалах суда над ним есть записи о соблазнении им большого числа замужних женщин — горожанок из приличных семей. В протоколе значатся имена некой Туи, жены Кенны, Хел, жены Пендуа, а также ее дочери Убекет. С этой Убекет также состоял в связи сын Панеба — Аапети.

Совершенно ясно, что столь беспринципный и в то же время энергичный человек не мог устоять перед соблазном заглянуть и в другие могилы Долины Царей. Ведь всего один шаг отделяет почти легальное выламывание каменных колонн и фризов с фасадов заброшенных гробниц от того, чтобы проникнуть в них поглубже и поживиться более основательно, прихватив золото, серебро и медь титулованных мертвецов. Панебу это было сделать особенно легко: он всегда мог обосновать разрушения необходимостью расширить гробницу царствующего фараона. Да и средства для гробокопательства у него были: большое количество каменщиков и могильщиков, привыкших долбить горную породу, все нужные инструменты и примерное знакомство с планами захоронений и с тем, где находятся замаскированные входы в них. Доносов он вряд ли мог опасаться: бесправные рабочие покорно исполняли его приказы и рады были получить лишнюю ячменную лепешку или кувшин пива. По сути амбиции смотрителя гробниц сдерживала только данная им при вступлении в должность клятва: «не тронуть лишнего камня в святом месте упокоения фараонов».

Но, видимо, именно эта клятва послужила причиной того, что Панеб начал пробовать свои силы не в царском некрополе, а в той части Западного берега, где располагались могилы людей его класса. В ограблении могил ему помогал его сын, уже упоминавшийся Аапети.

Согласно материалам дела они проникли в могилу некоего чиновника в северном конце Долины, разрушили могильную стелу и выкрали из погребальной камеры дорогое ложе, скинув с него саркофаг с мумией, а также вынесли большое число ценных предметов обихода, принадлежавших умершему. Поразительно, но эта обобранная гробница сохранилась, и археологи даже смогли идентифицировать расколотую грабителями стелу. Вот так и обнаруживаются улики — спустя тысячелетия!

Известно, что аппетит приходит во время еды. Устав размениваться на относительно небогатые могилы представителей среднего класса, Панеб решил замахнуться на гробницу фараона Сети II. Впоследствии подельники в деталях описали его наглое поведение; этот человек определенно не верил ни в какие «проклятия фараонов».

Набив сумки золотом, грабители не остановились на достигнутом. Они прихватили также несколько кувшинов оливкового масла; привлекли их внимание и кувшины с вином, но выносить их преступники поленились, устроив пьянку тут же, на месте. Впоследствии подельники описывали, как Панеб пил из откупоренного жертвенного кувшина и закусывал жертвенным вяленым мясом, усевшись на саркофаг фараона.

Археологи нашли и эту могилу, и обломки крышки, некогда соприкасавшейся с седалищем вора. Увы, банда Панеба оказалась не единственной, нарушившей покой фараона Сети II. Следующая шайка грабителей разбила крышку гроба и обворовала саму мумию. Оставив обломки крышки на месте, жрецы перенесли нижнюю часть саркофага вместе с мумией в другую гробницу, куда они стаскивали многие царственные останки в надежде уберечь их от дальнейшего поругания.

Но вернемся к Панебу.

Довольно долго его бурная деятельность оставалась безнаказанной. Если он переставал доверять кому-то из своих сообщников и опасался доноса, то тут же убивал беднягу. Но в конце концов на него донес тот, кому он доверял больше всего, — его собственный сын, старавшийся выгородить себя. Благодаря доносу Аапети избег сурового наказания и уже спустя пять лет занимал неплохую должность. Его слова подтвердил чиновник Аанахт, ставший преемником Панеба в должности.

Наказание Панеба было суровым: его жестоко избили палками, отрезали ему нос и уши, но не казнили! Известно, что он даже занимал впоследствии какую-то мелкую должность и был похоронен в той самой гробнице, которую строили для него царские мастера. Хоть он и не смог обеспечить себе богатую погребальную утварь, его погребение тоже было обворовано: вор не избег визитов своих же коллег по ремеслу.

Гаремный заговор при фараоне Рамзесе III

В 1886 году в царском некрополе была обнаружена мумия, напугавшая даже видавших виды исследователей. Тело молодого человека со связанными руками и ногами было завернуто в шкуру овцы и покоилось в простом неукрашенном и безымянном саркофаге. Лицо его было страшно искажено, а все мышцы словно сведены судорогой. Отсутствие имени на гробе, по древнеегипетским верованиям, обрекало покойника на вечное проклятие: безымянная душа никогда не нашла бы путь в Дуат, страну мертвых. К тому же овец и коз в Египте считали нечистыми животными и изделия из их шкур никогда не клали в гробы.

Весь облик погребенного (особенно раскрытый в страшном и последнем вопле рот) заставлял египтологов задуматься над тем, кем же мог быть этот захороненный среди царственных останков человек? Что за преступление он совершил? Какой была его смерть, столь ужасная, что отпечатавшийся на его челе ужас не смогли стереть минувшие тысячелетия? Некоторое время даже считали, что это тело не было мумифицировано, и несчастного положили в гроб живым. Эта страшная и романтическая версия держалась очень долго, несмотря на то, что еще 120 лет назад врач-патологоанатом установил, что причиной смерти явился яд, вызвавший сильнейшие судороги: веревки, которыми были связаны его руки и ноги, настолько сдавили плоть в момент чудовищно мучительной смерти, что следы от них остались даже на костях. Дальнейшие исследования подтвердили: труп мумифицирован в соответствии с правилами, его внутренности удалены, а ткани должным образом провялены. Загадочную мумию прозвали «кричащей» и записали в разряд тех тайн, которые почти наверняка никогда не удастся раскрыть.

Но далеко не все ученые с этим смирились! Реконструкция черепа показала, что у человека было довольно привлекательное лицо с крупным носом — типичная внешность египтянина Нового царства[9]. Современные методы датировки показали, что жил он во времена Двадцатой династии, по состоянию суставов и зубов было установлено, что погребенный старше, чем считалось ранее: на момент смерти ему было около сорока лет.

Последним значительным фараоном Двадцатой династии считается Рамзее III. Правил он в XIX веке до н. э. и за свои деяния получил уважительное прозвище Рамзес-панутер, то есть Рамзес-бог. В греческом прочтении это имя превратилось в Рампсинит, именно под ним этот фараон фигурирует в сказках, которые изображают его сильным, грозным и мудрым правителем, что вполне соответствовало действительности. За тридцать лет правления Рамзее сделал все, чтобы поддержать слабеющие силы Египта. Он одержал несколько значительных побед на море и на суше, финансировал экспедицию в Пунт, строил храмы, налаживал торговые связи…

Несмотря на то что годы его правления считаются последним подъемом египетской государственности, царствование Рамзеса не было спокойным. Его сопровождали многочисленные внутренние проблемы, взяточничество и недобросовестность чиновников и даже забастовки рабочих. Большие дары и привилегии храмам, которые все больше и больше стали противопоставлять себя центральной власти, содержание войска, изнурительные войны, самоуправство местной администрации — все это привело к резкому ухудшению внутреннего положения страны, к оскудению государственной казны. Порой даже не было возможности в срок выдать довольствие ремесленникам и служащим царского некрополя. Доведенные голодом до отчаяния, люди открыто выступали против верховной власти. В конце правления Рамзее был уже не в состоянии защитить от разбойничьих нападений ливийцев даже среднюю часть страны и потому обносил храмы пограничных городов крепостными стенами.

Сведения о семье Рамзеса III крайне скудны: он не утруждал себя упоминанием имен своих многочисленных жен, хотя стремясь во всем повторять Рамзеса Великого, имел большое потомство: все его преемники от Рамзеса IV до Рамзеса IX были его сыновьями и внуками. Амбициозные претензии взрослых сыновей стали причиной знаменитого заговора против фараона, в результате которого Рамзее III был убит 14-го числа третьего месяца сезона шему на 32-м году правления. Организатором заговора стала царская жена Тэйе, желавшая возвести на престол своего сына Пентаура в обход законного наследника.

Обо всем этом известно из так называемого Туринского судебного папируса. Его текст начинается с того, что сам Рамзее III обвиняет покушавшихся на его жизнь и передает их суду. Перечисляются имена и должности судей, и им даются примечательные инструкции: «Я не знаю, что скажут эти люди (подсудимые. — М.Б.). Выслушайте их. Накажите смертью тех, кто смерти заслуживает, не советуясь со мной. Определите наказание для прочих, не советуясь со мной».

Таким образом, Рамзее сразу дистанцирует себя от последующего пролития крови, подчеркивая, что тут имеет место не его личная месть, а справедливый суд. Судя по списку обвиняемых, к заговору были причастны весьма влиятельные лица: царица Тэйе и некоторые другие царские жены, служанки и служители гарема, писцы, жрецы, маги (!) и даже царский казначей. Список придворных-изменников состоял из 29 человек.

В ходе процесса обвиняемых допросили и признали виновными. Выяснилось, что они распространяли подметные письма, призывающие к восстанию против Рамзеса. Маг Прекаменеф наводил на фараона порчу. Когда это не подействовало, повелителю Египта стали давать яд, сначала небольшими порциями, затем — побольше: в заговоре состояло несколько царских виночерпиев. Но, по всей видимости, организм фараона, несмотря на преклонный возраст, был сильным, и яд действовал не так быстро, как хотелось заговорщикам. Тогда они попытались утопить барку, на которой царь путешествовал по Нилу, инсценировав несчастный случай, — но фараон снова спасся. Исчерпав все средства, заговорщики предприняли открытое нападение на фараона и были схвачены личной царской стражей. Так мятежники предстали перед судом. Следствие велось очень тщательно, и некоторые судьи, занимавшиеся этим делом, вскоре сами оказались на скамье подсудимых.

Мумия Рамзеса III была найдена археологами и изучена, но на его теле не обнаружили никаких ран. Судя по тексту папируса, на момент суда фараон еще был жив, хотя и сильно болен.

Царица Тэйе и ее сын Пентаур были приговорены к смерти, им разрешили покончить с собой. Их участь разделили еще десять участников заговора; некоторым сохранили жизнь, но отрезали носы; остальные подверглись порке.

Вскоре умер и сам фараон: сказалось действие яда, который ему давали в течение долгого времени. На трон взошел его сын — Рамзее IV.

Ну как тут было не вспомнить о загадочной мумии! Слишком многие детали совпадали, и в первую очередь время и место действия. Погребенный в овечьей шкуре был явно царского рода. Очевидно, что он совершил тяжкое преступление, но несмотря на это его тело мумифицировали самым дорогим способом. А почетного погребения лишили, засунув мумию в безымянный гроб. Царевичу Пентауру, пытавшемуся занять трон Рамзеса, на момент смерти должно было быть около сорока лет, то есть именно столько, сколько и «кричащему трупу». Согласно тексту папируса Пентаур покончил с собой. Каким именно образом, нигде не сообщается, но версия, что ему дали яд, вполне достоверна.

Глава 3 Рим

Город на семи холмах

По сравнению с другими упоминавшимися в этой книге городами Вечный город Рим не такой уж древний: он стал городом лишь в VI веке до н. э. Именно к этому времени селения на семи холмах — Палатин, Капитолий и Квиринал, Целий, Авентин, Эсквилин и Виминал — расширились настолько, что слились вместе, образовав Рим, по выражению философа Боэция, «самый беспорядочный город в мире».

Улицы его были кривы и узки, на холмах располагались роскошные вилы, окруженные парками, а ниже и ниже — все более бедные кварталы. В самом низу между холмами текли речушки, образовывавшие комариные болотца, из-за которых в городе не утихала малярия.

Эти речушки впадали в полноводный и широкий Тибр. Но римляне были далеки от любования его красотой, просторные набережные для прогулок были не в их вкусе, для жителей Рима Тибр в первую очередь означал торговлю: по реке в изобилии плавали барки, привозившие в город разнообразные товары. Вдоль берега тянулись ряды строений, преимущественно складов, с площадками для выгрузки судов. От этих площадок к причалам спускались крутые лестницы. За складами начинались улицы, одни — параллельно Тибру, другие — перпендикулярно к нему.

На этих улицах шла бойкая торговля и всегда, во всякое время суток царили толкучка и толчея. Груженые телеги, вооруженные всадники, паланкины богатых людей, торговцы-лотошники и простые пешеходы образовывали чудовищно шумную толпу. Тротуаров не было, не было и правил дорожного движения, и это делало улицы Рима чрезвычайно опасными.

Ювенал:

«Я тороплюсь, но мне преграждает дорогу толпа впереди; идущие сзади целым отрядом напирают мне на спину Один ударяет меня локтем, другой ударяет крепким шестом, кто-то ступает по голове бревном, кто-то метретом. Ноги у меня в грязи по колено; нуда ни повернись, тебе на ногу наступает здоровенная ступня, гвоздь солдатского сапога вонзается в палец… разорвали только что починенную тунику; подъезжают дроги, на которых вихляются еловые бревна; на других повозках везут кучу сосновых балок, они угрожающе покачиваются. А если надломится ось в телеге с лигурийским мрамором и вся эта гора опрокинется на людей? Что останется от их тел?»

Человеку, который плохо знал Рим, приходилось трудно, если он вынужден был один, без провожатого, разыскивать нужную ему улицу и нужный дом: на улицах не было табличек с их названиями, а на домах не было номеров. К этому надо прибавить, что если главная улица квартала всегда имела название, то маленькие улочки, тупики и переулки обычно оставались безымянными. Там стояли дома бедноты — многоэтажные и многоквартирные. Поэт Марциал описывает, что, возвращаясь домой, был вынужден преодолевать целых двести ступеней! Они кишели вшами и другими насекомыми-паразитами: «вшивая болезнь» была очень распространена в Риме. Качество строительства было отвратительным, стены, изобилующие трещинами, держались на подпорках и нередко рушились, погребая под собой жильцов. Зелени в Риме было очень мало. Вместо парков в Риме сохранялись рощи, однако к концу республики от них остались лишь жалкие группки деревьев. Тоскуя по зелени, городская беднота разводила цветы и всякие травы у себя на окошках.

Римские аристократы, предпочитавшие селится на холмах, а не в низинах, владели парками, которые они порой, чтобы заручится поддержкой толпы на выборах, открывали для посетителей. Такими были сады Юлия Цезаря, покровителя художников Мецената и знаменитого своими пиршествами полководца Лукулла Понтийского. Примечательно, что именно Лукулл первым привез в Италию черешню и высадил это дерево в своем парке. Его парк был столь чудесным, что вызвал зависть развратной императрицы Мессалины: желая завладеть садами, она добилась того, что Лукулл покончил с собой. Уже вскрыв себе вены, он приказал разложить погребальный костер в таком месте, где огонь не повредил бы деревьям. Позднее именно в этом парке была убита и сама Мессалина.

Разновидностью парков были так называемые портики — прямоугольные колоннады, обрамляющие сад с фонтанами. Здесь можно было прогуливаться и отдыхать в любую погоду — крытые колоннады защищали от дождя и от солнца; в аллеях было хорошо в ранние утренние и предзакатные часы.

Центром государственной и общественной жизни Древнего Рима была одна из низин — Форум, окаймленный торговыми рядами. Он был местом встречи и деловых людей, и бездельников. Здесь собирались политиканы, обсуждавшие вопросы войны и мира: лучше, чем полководец, ушедший в поход, знали они, как провести войско, где разбить лагерь, когда начать военные действия и когда лучше посидеть смирно. Здесь рождались всевозможные слухи, у которых, по выражению Тита Ливия, «никогда не оказывалось отца».

Другим местом прогулок была Священная дорога, где располагалось множество ювелирных лавок. К северу-востоку от Форума шел Аргилет, занятый книжными лавками, он вливался в Субуру — улицу, которую Ювенал называл «кипящей», а Марциал — «крикливой». Здесь торговали всем, что требуется в повседневном быту, и недорогой снедью: капустой, маслинами, козлятиной, яйцами, курами… Тут продавались всякие притирания и разные принадлежности туалета: Марциал, издеваясь над одной престарелой модницей, говорил, что ее волосы, зубы и брови приобретены «в середине Субуры». И здесь же, наконец, обитали «девушки не очень доброй славы».

Более дорогие товары и предметы роскоши — шелка и пурпур — продавались на Этрусской улице к юго-западу от Форума. Она пересекала рынок Велабр, ложбину между северо-западным склоном Палатина и Капитолием, где можно было приобрести изысканные яства и вино.

Почти весь Капитолий занимала площадь с храмом Юпитера посередине. Площадь была обведена стеной и на ночь запиралась, оставаясь под охраной привратника и собак. Здесь же содержались и священные гуси. В северной части Капитолия и Форума находилась Мамертинская тюрьма — древнейшее строение города. Она предназначалась для государственных преступников и тех пленников, которых победители планировали провести по улицам города во время триумфа. После триумфа их умерщвляли удавкой или голодом. В этой тюрьме сидели нубийский царь Югурта, апостолы Петр и Павел, временщик Сеян, вождь одного из галльских племен Верцингеториг — один из самых стойких противников Цезаря в галльской войне. Он был предводителем авернов, но сумел сплотить вокруг себя и другие племена и поднять их на сопротивление римлянам. Не единожды он одерживал победы, и лишь после долгой борьбы Цезарю удалось запереть авернов в крепости Алезия.

Назад Дальше