Немного отвлекаясь, скажу, что избыток почестей Наполеона откровенно раздражал. Когда он был уже императором, Наполеону представили эскизы новых итальянских монет с надписью «Наполеон хранит Италию!» На полях документа Бонапарт сделал следующую надпись: «Этот образец не годится: то, что хотят поставить вместо слов „Бог охраняет“ — неприлично». Примерно то же самое он писал и по другому случаю: «Я запрещаю вам сравнивать меня с Богом…»
А когда в 1811 году Наполеон проезжал через Голландию и Бельгию, ему пришлось довольно длительное время провести на различных демонстрациях и мероприятиях в его честь. Устав от помпы, Наполеон признавался: «Это ремесло каторжника! Я предпочел бы десять военных походов тому образу жизни, который веду уже месяц».
Был еще один примечательный случай. Наполеону хотели поставить статую. Собственно, она уже была готова к водружению на свое место, когда Наполеон узнал об этом. Император был в ярости. «Я никогда не позволю вам сделать это! — кричал он. — Это немыслимо! Что, я буду возводить статую самому себе?.…»
Но в условиях несвободной прессы Наполеону нужно было организовать какой-то обходной информационный канал, который объективно информировал бы его о положении дел в стране и настроениях масс. И он сделал это. Первый консул выбрал 12 человек самых разных политических убеждений — якобинцев, роялистов, республиканцев, сторонников имперской политики — и сделал их своими личными информаторами, определив каждому жалованье в размере 1000 франков в месяц. В задачу информаторов входил сбор мнений людей о ситуации в стране и высказывание своих собственных соображений о проводимых реформах. Эти отчеты Наполеон получал не через министерство внутренних дел и не через свою тайную полицию, а через почтовое ведомство. Точнее говоря, через главу национального почтового ведомства Лавалетта. Последний лично, не вскрывая, доставлял эти послания Наполеону. Наполеон все внимательно прочитывал, делал выписки, а затем сжигал, чтобы кто-нибудь, покопавшись в мусоре, не раскрыл его личную агентуру. Вся эта операция происходила в такой тайне, что ни один из министров не знал о ней. И даже Лавалетт представления не имел о том, что находится в доставляемых им пакетах.
Одновременно с наведением порядка на информационном поле Наполеон начал укреплять властную вертикаль. Он сохранил деление страны на департаменты, но отменил выборность на местах. Теперь префект каждого департамента назначался из столицы. Префект же, в свою очередь, назначал мэров городов и поселений, которых мог снять за плохую работу. Вся структура власти в стране была перемонтирована.
Одновременно нужно было реформировать погрязшую в коррупции судебную систему. И здесь есть один весьма любопытный момент. С одной стороны, во Франции у Наполеона была масса политических противников, как справа, так и слева. Причем и те и другие периодически совершали на Наполеона покушения. Порой эти покушения инспирировались из-за границы. И здесь Наполеону нужна была возможность быстрых политических расправ.
С другой стороны, развитая экономика не может существовать без честного правосудия. Поэтому от судейского корпуса Наполеон требовал в гражданских процессах строжайшего соблюдения закона. Когда перед ним предстали представители первой волны новых судей, пришедших на смену старым, Наполеон заявил им: «Никогда не рассматривайте, к какой партии принадлежал человек, который ищет у вас справедливости».
Но что делать с политическими преступниками? Да и с экономическими тоже? Армия без сапог, а на виду у всей страны ходят олигархи, за пару лет нажившие из воздуха сотни миллионов. По закону прищучить их нельзя. Наиболее громким и известным из этой братии был некий банкир Уврар, сколотивший состояние на разворовывании армейских поставок. По бумагам у него все было чисто, но откуда такие бабки на личных счетах Уврара? И где казенные деньги?..
Уврар был посажен в тюрьму. Без всякого басманного правосудия. Посидев там достаточное для осознания своих ошибок время, банкир-казнокрад вернул государству все украденное. После первого удачного опыта этот способ был применен к разным казнокрадам еще не один раз. Как отмечает Тарле, Наполеон «сажал финансиста в тюрьму, когда была уверенность в совершенном им мошенничестве, независимо от того, успел или не успел тот ловко замести следы, и держал его, пока тот не соглашался выпустить свою добычу».
Поскольку память на цифры у него была феноменальная, Наполеон лично стал проверять самые крупные счета государственных расходов, и если цифра казалась ему завышенной, задерживал выплаты до выяснения.
Одновременно со всем вышеперечисленным Наполеон приступил к реорганизации убитой финансовой системы. Обладая прекрасным чутьем на таланты, он нашел парня по фамилии Годэн, которого сделал министром финансов. Посовещавшись, Годэн с Наполеоном решили перетряхнуть всю налоговую систему страны, заменив прямые налоги косвенными (нам они знакомы — НДС). Это был чисто психологический трюк. Когда в цену товара включается налог, это не так сильно нервирует обывателя, как вид налогового инспектора, приходящего к человеку отнимать живые деньги. Да и взимаются косвенные налоги автоматически. К тому же устанавливается плоская шкала налогов — и богатый, и бедный платят в казну одинаковую сумму, покупая тот или иной товар. Прелесть!
Одновременно Наполеон занимается своим любимым делом — строительством. Он велит снести все ларьки, загромождающие двор в Тюильри и закрывающие вид на набережную Орсе, велит набережную продлить и решает транспортную проблему Парижа — между Лувром и Колледжем четырех наций закладывает новый мост, который получает название Мост искусств, чтобы людям в этом месте через Сену шлюпками не переправляться. Для Биржи строится новый дворец, восстанавливается сгоревший при прежней власти хлебный рынок. Реставрируется церковь Дома Инвалидов. Наполеон планирует прорубить через трухлявый район Парижа новый широкий проспект до Сен-Жермена.
Жизнь начинает меняться к лучшему, меняется и дух нации. Нация понимает, что не ошиблась, отдав свои голоса Наполеону. Дезертиры перестают бегать от армии, напротив, закон о всеобщей воинской обязанности исполняется неукоснительно и даже с воодушевлением. Потому что такое хорошее отечество в опасности!..
Вся эта колоссальная работа была сделана Наполеоном всего за полгода, и уже весной 1800 года — последнего года XVIII века — Наполеон, оставив своим министрам прекрасно отлаженную государственную машину, отправляется воевать с коалицией европейских стран, угрожающих Франции.
Он не хотел воевать.
Глава 2 ПОБЕДА ЦВЕТА МАРЕНГО
Он воевать не хотел.
У Наполеона было слишком много дел во Франции, где только-только все начало налаживаться, чтобы лезть в Европу и громить там коалиционеров. Поэтому одновременно со всеми преобразованиями, которые он творил внутри страны, Наполеон сделал еще одно дело — на сей раз во внешней политике. Став первым консулом, он от лица Франции предложил Англии и ее союзникам мир.
Но Англии мир не был нужен. Англии была нужна война. В ответ на протянутую руку Наполеона король Англии Георг III заявил, что, если Франция хочет мира, пусть восстановит на троне Бурбонов. Это наглое заявление, которое было не чем иным, как грубым вмешательством во внутренние дела Франции, разумеется, осталось без ответа.
В глазах Европы Наполеон оставался — и не без оснований — наследником дела революции. И потому успокоиться она не могла, опасаясь дурного примера для своих народов и желая этот пример задавить. Наполеону пришлось принять вызов и обнажить шпагу.
В Париж пришла весна 1800 года, которую ждали с тревогой, потому что весна эта сулила войну. И война началась. Хорошо еще, что из антифранцузской коалиции выпала Россия! Случилось это так.
Пока во Франции творились все описанные мною выше революционные дела, в России умерла Екатерина II и на трон сел император Павел. Сначала русский царь по инерции и с большим рвением продолжил дело Екатерины. Его борьба с революционной заразой порой доходила до смешного. 8 ноября 1796 года в России было запрещено ношение круглых шляп, отложных воротников, жилетов, сапог с отворотами, завязок на башмаках и прочей французской моды. По столице были пущены драгуны, которые срывали с прохожих шляпы, срезали отложные воротники, портили прочую «революционную одежду». Несколько офицеров было арестовано за то, что косички их париков были короче уставных и тем самым могли намекнуть на неповиновение. Были запрещены к употреблению слова, напоминающие о революции: «гражданин», «отечество», «общество», «представители»… Однажды Павел даже выгнал из своей кареты статс-секретаря, когда тот, забывшись, произнес одно из запретных слов. Короче говоря, русский император был горячим сторонником антифранцузской коалиции и войны против Франции.
Но потом все волшебным образом поменялось. Павел сообразил: а на кой ляд России воевать за английский интерес? России вообще нет никакого смысла вмешиваться во всю эту европейскую свару. Зачем ей сажать Бурбонов на французский трон? Поэтому Павел отозвал крепостника Суворова домой, а весной 1800 года генералиссимус умер, так и не осуществив своих замыслов — пройтись победным маршем по маршруту Гренобль—Лион—Париж и задушить французскую революцию.
Кстати говоря, подтолкнул Павла к этому правильному решению Наполеон. Получив от Англии жесткое «нет» в ответ на предложение мира, Наполеон повернулся в сторону России. Зная рыцарский характер нового русского царя, Наполеон собрал захваченных в Голландии и Швейцарии русских пленных (об этом мы уже говорили), за счет французской казны одел их в новую русскую форму, выдал деньги на дорогу и отправил на родину. Без всяких условий. Без выкупа.
Павел был настолько тронут этим благородным поступком, что немедленно отозвал все русские войска из Европы. Поняв, что пушечное русское мясо может выйти из войны, «благородные» англичане начали проводить в России ту же самую работу, которую они проводили во Франции — ее целью было убийство первого лица в государстве. Только если во Франции несколько попыток покушения на Наполеона сорвались, то в Петербурге англичанам заговор удался: Павел I был убит, и на троне воцарился бесталанный, беспринципный, но не в меру амбициозный Александр I. Впрочем, не будем забегать вперед.
А пока, 17 марта 1800 года, во время обсуждения мирного вопроса по устройству дипломатических школ при министерстве иностранных дел Франции, Наполеон внезапно прерывается, поворачивается к своему секретарю и весело спрашивает:
— А знаете, где я разгромлю австрийцев?
— Где?
— Тащите карту Италии!
Самая большая карта Апеннинского полуострова была разложена на столе, и Наполеон, вооружившись булавками с разноцветными головками, начал накалывать на нее план своей будущей победы. Командовал войсками антифранцузской коалиции в Италии генерал Мелас. Его войска Наполеон отмечает черными булавочками, свои войска — красными. Вскоре карта напоминает ежика.
— Вот, — показывает результат своих трудов довольный Наполеон.
— Яснее не стало, — говорит секретарь, тупо глядя на карту, усеянную булавками с черными и красными головками.
— Вы глупец! — веселится Наполеон. — Смотрите, Мелас находится здесь, тут у него штаб-квартира, все склады, госпитали, резервы и артиллерия. Я перехожу Альпы по перевалу Сен-Бернар, бью по тылам, отрезаю Меласа от Австрии, догоняю на равнине Скривии и здесь разбиваю начисто. Вот в этом месте!
Так все и случилось. Место, куда ткнул палец Наполеона, называлось Маренго. Сейчас оно известно всему миру; в разных музеях Европы висят картины, изображающие битву при Маренго. Эта битва сыграла в судьбе Европы немалую роль.
Тут надо прояснить любимому читателю одну вещь. Наполеон обладал удивительной особенностью: делая разные дела, он мог параллельно напряженно думать о чем-то другом. Причем держал проблему в голове довольно долго, то отодвигая, то приближая ее, но никогда полностью не упуская из виду. Пока вдруг не всплывало решение. Вот как в этот раз…
В мае Бонапарт двинулся навстречу неприятелю, перешел через Сен-Бернар. Взял Брешию, Крекмону, Павию, Пьяченцу. Отрезал Меласа от Австрии. И возле деревушки Маренго встретился с главными силами генерала. У Меласа было в полтора раза больше людей, чем у Наполеона. А пушек у австрийцев было в семь (!) раз больше, чем у французов. По всем раскладам французы должны были проиграть. И проиграли бы, если бы у них не было Наполеона.
Битва была очень тяжелой. И на эту битву с замиранием сердца смотрел весь цивилизованный мир. Во Франции поражения Наполеона ждали затаившиеся роялисты, которым за предыдущие полгода Наполеон изрядно настучал по рогам. Они знали, что вся Франция сейчас держится исключительно на воле одного человека. И как только этот невысокий человек будет повержен превосходящими силами австрийцев, состоится высадка английского десанта в Вандее. Кадудаль в те дни считал восстановление монархии во Франции делом практически решенным. Собственно говоря, и его банды, и англичане ждали только сигнала для выступления. Гады Бурбоны уже паковали чемоданы. Сигналом к общему выступлению должно было послужить известие о гибели Наполеона и его армии в Италии.
Трусоватые нейтральные страны Европы тоже ждали поражения Бонапарта при Маренго, чтобы на следующий же день присоединиться к антифранцузской коалиции.
Битва была настолько тяжелой, что французы — все, кроме одного человека, — считали ее проигранной. А австрийские гонцы, посланные Меласом в Вену, сообщили австрийскому двору о блистательной победе над Наполеоном. Австрийский двор в полном составе пустился в пляс и захлопал шампанским. И только Наполеон сохранял уверенность и спокойствие, когда его солдат теснили австрийцы, а австрийские пушки косили французские ряды. Утешая своих пригорюнившихся штабистов, он ходил по штабной палатке и, как заклинание, повторял: «Битва еще не проиграна. Битва еще не проиграна».
На что он рассчитывал? Он ждал подхода дивизии генерала Дезе. И дождался. Дезе, зная, что положение отчаянное, поспешал изо всех сил и ударил с ходу. Не ожидавшие такой напасти, австрийцы дрогнули и побежали.
Вы только представьте себе ликующий, танцующий, хлопающий и смеющийся австрийский двор, в который врывается запыленный гонец с пренеприятнейшим известием: вышла небольшая ошибка, мы не блистательно выиграли битву при Маренго, а совершенно ужасно, просто катастрофически ее продули. А вместе с ней и всю Италию!
Генерал Дезе погиб во время атаки. И Наполеон после битвы, сжав зубы, сказал: «Как жаль, что мне не позволено плакать!» И все-таки заплакал… Вообще Наполеон плакал всего несколько раз в жизни: когда убили Дезе; когда через несколько лет он держал на руках истекающего кровью своего самого талантливого маршала — Ланна, которому ядром оторвало обе ноги. И еще один раз, о котором я расскажу позже. Этот третий раз не был связан с войной.
В общем, Наполеон снова завоевал Италию.
Надо ли описывать радость Парижа? Плакали и смеялись все: банкиры и казнокрады, военные и чиновники, богачи и полуголодные бедняки из рабочих предместий. Не радовались только роялисты и якобинцы. Ну и черт с ними!..
Антифранцузской коалиции пришлось заключать мир. Но на каких условиях? Дело в том, что Наполеон был гениальным не только полководцем, но и дипломатом. С помощью военной победы он обеспечил себе выгодные условия подписания мира с Австрией, отобрав у нее все, что только можно было. А с помощью дипломатической победы Наполеон сделал Россию своей союзницей, расположив к себе Павла. И для Европы это было страшнее всего. Дело в том, что, подружившись, эти два монстра — Россия и Франция — были бы полными хозяевами в Европе и могли делать там все, что угодно! Для Англии это означало, во-первых, угрозу Индии, которой могла через Среднюю Азию грозить союзница Франции Россия (Наполеон никогда не оставлял идею захвата Индии как главного сокровища британской короны). А во-вторых, это означало опасность полного закрытия континентального рынка для английских товаров. Именно поэтому Англия вкладывала деньги и в убийство Павла, и в убийство Наполеона, и в то, чтобы натравить Европу на Францию.
И тут надо рассказать публике, что же, собственно говоря, не поделили Франция с Англией, почему они враги по жизни. Это важно.
Поскольку английская революция случилась задолго до французской и капитализм начал развиваться в Англии раньше, чем во Франции, Британия поимела существенные преимущества в буржуазном развитии, и терять своего монопольного положения совершенно не хотела. Английский текстиль и продукция английской металлургической промышленности захватили французский рынок еще при Людовике, само существование которого сдерживало развитие французского капитализма. Поэтому, как только французы сковырнули Людовика, и Конвент, и Директория сразу же стали проводить меры по защите внутреннего рынка, то есть всячески сдерживали проникновение английских товаров в страну. Эти заградительные меры приветствовались молодой и слабой французской буржуазией, а английские промышленники и торговцы терпели убытки и давили на свое правительство, чтобы оно вновь вернуло на трон Бурбонов, при которых англичанам так вольготно жилось во Франции.
Много лет английский кабинет вкладывал деньги в войну. Ничего не помогало, был лишь один крупный успех — убийство русского царя Павла. Это случилось после серии неудавшихся покушений на Наполеона. И когда Бонапарт узнал, что в Петербурге убит Павел, он горько воскликнул: «Англичане промахнулись по мне в Париже, но попали по мне в Петербурге!» Удар был воистину страшен: Наполеон очень рассчитывал на Россию. Поскольку делить им было абсолютно нечего, Россия могла бы стать самым верным союзником Франции. И наоборот.