А мой ребенок, если начнет трудовую жизнь с нуля, будет вечно нищий врач, с комплексом, с ненавистью к жизни. Но пока я жив и работаю, этого не будет. Стартовые условия мы создадим такие, чтобы дочь моя могла спокойно реализовать себя, хоть на первых порах не задумываясь, где сшибить десятку до получки и где добыть угол для гнезда. Это у нее уже есть сейчас.
Мы с Надей так начинали: не нищенствовали, хоть и с нуля, но зарабатывали столько, что быт не давил. Так и они, если возьмутся сразу, с умом, с бережливостью, с умеренными аппетитами, то, думаю, жизнь их не испугает и не согнет. Тылы крепкие, и мы поможем сначала.
25.08. Это лето у меня спокойное и практически без нервотрепки. Обычной августовской безнадежной усталости пока не чувствую.
Тут три фактора. Мне везет на хорошие, длинные рейсы, это раз. Потому что ввели много молодых командиров: они колупают Мирные-Полярные-Норильски; а я уже в стариках.
Второе: зарплата внезапно и резко, вдвое-втрое-вчетверо поднялась с июня. Появилась удовлетворенность и какая-то надежда выбиться из нищеты, пока деньги еще чего-то стоят. Стимул.
И третье – лично мое. Отправил семейство к едрене фене отдыхать. Как же спокойно и тихо дома! Как же я вволю отдыхаю, предоставленный сам себе, без контроля, обязаловки и мелких раздражителей, к которым так чувствителен сдавленный усталостью мозг. И дом же не рушится.
Это – фактор! И я в конце августа чувствую себя человеком, несмотря на уборку, стирку горы белья, брошенного двумя бабами в доме, на регулярные поездки на дачу, на соления и варения, на мелкий ремонт машины и по дому… Живу! Дышу! Слушаю музыку… Сегодня на барахолке купил альбом церковных песнопений, и благородная музыка прекрасным фоном накладывается на мелкие радости выходного воскресного дня, когда все в доме сделано, осталось лишь пропылесосить. И даже разыгравшийся радикулит легче переносить.
Завтра дневная Алма-Ата, возможно, без топлива в Караганде, с соответствующими перипетиями, а следом – Москва с отдыхом и поездкой в автозапчасти. И – конец лета; обещают отпуск. И мои возвращаются с курорта.
Так, церковное кончилось; включаю магнитофон: цумба-цумба-цумба-цумба- цумба… Дик, примитивен современный человек. Что это за музыка, где хоть мелодия… Ну, онанизм натуральный. Тьфу.
Ну ладно. Если так летать, как нынче летом, даже три продленки подряд, да еще если выбьем себе гарантированный минимум оплаты (командиру – 1600 рэ), да если инфляцию удастся чуть притормозить, – вот тогда можно еще тянуть до 93-го года… а потом я и сам не уйду, пока не спишут, и то еще, наверное, буду биться на ЦВЛЭК в Москве, чтоб еще годик… полгодика…
Всё. Горбачев сложил с себя полномочия Генсека КПСС и запретил ее деятельность в армии, КГБ, МВД и т.п. А так как Ельцин запретил Российскую компартию, то преступной партии большевиков (читай: партаппарату) пришел конец.
И ни при чем тут рядовые коммунисты, пусть себе живут и выздоравливают, стряхнув с себя тяжесть партийной лапы и взносов.
Как просто. Всё. ВСЁ! Издохла! Как ее ни защищал Горбачев, а покрутился-покрутился, преданный своею же партократией, видит, что народ ненавидит ее, пришлось переступить через принципы.
Драма? Да ну. Они, политики, и не такое переживут.
Итак, коммунизму конец. Жалкие остатки идейных уже вряд ли сколотят что-либо жизнеспособное, так, ошметки. Имеют право. Как и все.
Господи, снилось ли такое хоть в кошмарном сне Ленину? За что боролись?
Теперь министры. Они в массе своей поддержали путч. Кто в стране был хозяин на местах? Министерства. Вот теперь их – по шапке. Уже легче.
Но торговля! Основной создатель дефицита и спекуляции, накаляющий обстановку с каждым днем. Надо ее уничтожить без остатка, лучших продавцов (а что это такое?) еще можно трудоустроить в фирменных магазинах, а остальных – прямо в Магадан. Они – уж наворовали! Да любая уборщица в магазине живет лучше меня. У нее есть все, а у меня – далеко еще не все.
Надо, надо – немедленно! – рушить госторговлю. Это рудимент социализма, разлагающий общество. Это мафия.
Очень, ну очень мечтаю увидеть секретаря или там инструктора райкома в очереди у биржи труда, или, к примеру, с лопатой, у моей супруги, в Управлении зеленого строительства. А продавца – заискивающе зазывающего хоть зайти в тот захудалый магазинчик, хоть глянуть на тот залежавшийся товар, что он правдами и неправдами добывал за бугром и на своем горбу приволок, недосыпал, таскал и стерег, – а никто не берет!
Эх, скорее дожить бы.
Да, праздник сегодня. Додавил-таки Ельцин Горбачева.
За кого держаться мне? За Союз или за Россию? Или за свою родную Украину? Я же все-таки хохол, и язык – мой родной, и культура, – все мое. Но я родился и вырос аккурат на границе, а прожив всю сознательную жизнь в России, обрусел, даже осибирячился, полюбил здешний край и здешний народ, здесь я чувствую себя среди своих. И все больше отдаляюсь от исторической родины и от украинцев, особенно от старых знакомых, чуть ли не друзей детства, спившихся и деградировавших. Как они все к худшему изменились! Да, надо самому быть украинцем, чтобы прочувствовать, как ужасен охамевший, самодовольный, сытый и полупьяный сержант-хохол, у которого все схвачено. Но так же, как и все русское, я люблю все искренне украинское, без хамства и самодовольства: рiдну мову вовчанських тiток, сердечные песни, стихи моего родного Тараса…
Ну ладно, Это все внутреннее. А жить мне здесь, в Сибири, где я пустил крепкие корни, продолжил свой род… здесь и в землю лягу.
Союз – нечто эфемерное. Союзу я служил, потому что республики были просто его губерниями, и только. А сейчас мощный рост национализма во всем мире, и Россия возрождается; а она, с ее культурой, только без псевдо, вроде фольклорных ансамблей или пресловутого опереточного козачества, – она мне родная, точно так же, как и Украина.
Будет надо – объединимся в союз. Но держаться надо за Россию. На Украине меня ждут, может, только старики-родители и тесть с тещей, и то – на три дня в гости. А жить там… там все прогнило, измельчало душой, политизировалось.
Я Союз весь повидал, и лучше всего – здесь, в Сибири, ставшей мне второй родиной: на Енисее, с тайгой и комарами, с морозным хиусом, с баней. Только паши, вкалывай.
Вся гниль в Союзе – из теплых, хлебных, злачных мест, где все само растет, где сытно, но тесно жить. В Сибири – не тесно и не очень-то сытно, если лениться. Да, морозец заставит шевелиться. Тут не о продаже душа болит, а о добыче. Там – как бы продать: пропадает то, что с неба свалилось. Тут – как бы выпластаться, посадить, выхолить, уберечь, собрать, сохранить, да хватило бы до лета. У нас только снег лежит полгода. Вот и народ другой, цельный.
27.08. Слетали в Алма-Ату; проверяющий Сережа Пиляев, которому надо было допустить моего Сашу к самостоятельному взлету-посадке (после 200 часов налета на типе), ну и добыть чего-нибудь на салат. Ну, на салат добыли, дешевле, чем у нас, раз в 8-10.
Мне всю дорогу пришлось болтаться по кабине, бия резинкой от трусов злых осенних мух, очень досаждающих. Вели с Алексеичем разговоры. Ну, о чем могут вести разговоры летчики. Как отремонтировать нашу видавшую виды последнюю обувь. Ну, о политике. Согласись, что во время путча в Москве все стороны ждали жертв. Ждали, чтобы использовать их как аргумент. Поэтому и такие помпезно-затяжные похороны троих случайно попавших под гусеницы зевак: с прощаниями президентов, с политическими, насквозь сочащимися лютым полемическим ядом, отточенными выступлениями фанатика Черниченко и змеюки Боннэр… с аэростатом… Даже церковь, даже правовернейшие иудейские раввины, тысячелетиями не отступающие от Завета, – нарушили каноны: церковь отпела вообще некрещеных, а раввин хоронил еврея в субботу. Везде политика. Надо как-то жить.
От Караганды домой вез я, спокойно-полусонно зашел дома, выровнял чуть выше и драл, пока мягко не упала на левое колесо. Надо бы полетать, мне двух посадок в месяц маловато.
Ну да что там летать. Отпуск с 9.09, уже в пульке отмечено. План – две Москвы, да Сочи на три ночи через Норильск. Сочи бы мне уже и ни к чему: шея по утрам клинит, болит, разминаю через силу, – какое к черту море. Надо грязи; ну, это в отпуске.
Украина отделяется от Союза. Страшновато и лететь в Харьков сейчас, да и не горит; думаю, обойдемся.
Ну, а в Сочи полно водки коммерческой, по 16 р., надо взять ящик. А дома лежат талоны за квартал, на водку же, но пусть большевики ими подавятся, чем я полезу в ту проклятую очередь. Во всяком случае, к свадьбе ребенка спиртное будет. Там и коньяк по 37 р. возьму. Я тут за неделю между делом высосал бутылочку коньячку, с удовольствием.
Украина отделяется от Союза. Страшновато и лететь в Харьков сейчас, да и не горит; думаю, обойдемся.
Ну, а в Сочи полно водки коммерческой, по 16 р., надо взять ящик. А дома лежат талоны за квартал, на водку же, но пусть большевики ими подавятся, чем я полезу в ту проклятую очередь. Во всяком случае, к свадьбе ребенка спиртное будет. Там и коньяк по 37 р. возьму. Я тут за неделю между делом высосал бутылочку коньячку, с удовольствием.
Очевидцы утверждают: когда Шенин уезжал с повышением в Москву, наблюдали, сколько же было загружено барахла. Контейнеры: 20-тонник, 5-тонник и 2 трехтонника. Остальное, видимо, в драгоценностях и валюте. Наверное, на барахолке набрал.
И он же никогда палец о палец не ударил. И зарплата его была ну никак не меньше моей. Вор. Третье лицо в партии ворюг. И первое лицо в партии ворюг был Горбачев.
Надо ехать на дачу, собрать очередное ведро огурцов, уже не себе, а друзьям, да накопать ведро картошки. Надя приедет, чтобы все в доме было. А у нее как раз начнется период осенних посадок – самая нервотрепка.
Все-таки недаром моя жена живет на свете. Где ни глянь в городе – эти вот деревья она сажала, этот скверик – ее рук дело, эта улица из пустыря превращена в цветущий майский сад ее стараниями и умением, эти лиственницы она выкопала зимой, с комом, привезла, посадила, отлила и выходила… Главный озеленитель города. Есть чем гордиться: оставила свой след на земле. Уйдет она – а лиственницы эти еще сотню лет стоять будут.
Но какими нервами, какой пробивной силой, каким истовым отношением к работе, какой самоотдачей все это делалось! Каким здоровьем! Всю жизнь бьется за опчественное, а себе… ну, квартирка с телефоном, ну сад о четырех сотках, ну, гараж и драный «Москвич».
Поэтому когда я, летчик и барин, берусь дома за стирку или готовлю какой завалящий кусок мяса, то это не блажь, а разумный эгоизм: жену надо жалеть и беречь. На дом меня хватает. На все остальное – нет.
Но представить, чтобы моя супруга, деловая, современная, умная женщина, на которую заглядываются такие ли еще мужики… да и сам другой раз глянешь – и холодок в животе… – представить, чтобы она не работала, а занималась собой и только и ждала меня из полета, чтобы ублажать… Нет. Наш крест иной.
Ешь, Вася, свои помидоры с огурцами, лелей свою летнюю импотенцию и жди просвета в тучах. Октябрь будешь отходить от лета, как после наркоза; в ноябре начнутся обоюдные обострения всех болячек; потом наступят холода, когда супруга ложится спать в двухконтурных штанах, носках и пуховом платке; у тебя начнется обычный бронхит…
Жизнь прожита, чего уж там. Все удовольствия становятся редким исключением из обычной, будничной, постоянной болячки. И вечером ждем мы с нетерпением не близости, а газет. Ночь же приходит как избавление от дневной усталости и возбуждает единое чувство: наконец-то упасть! И – падает.
И при чем тут гибель какой-то партии. Да хоть миллионером меня сделай сейчас – и за те миллионы никто уже не вернет нам с Надей те бессонные ночи и то здоровье, что убили на текучку. Всё.
Свой сорок восьмой год жизни я встречу, естественно, в полете. Не надо было рождаться в час пик. Да я и не в обиде. Выпито и отгуляно на подобных мероприятиях достаточно. Хватит. Ну, иной раз и выпил бы. Да нет условий, да нет и той водки, да суета с продуктами, да… Это как бабу на стороне ублажать: да суета, да подход, да место, да время, да чужая же… да… а если даст? да СПИД, да… Да пошла ты со своим утюгом! Лучше я на Москву слетаю, а там же так уютно спится…
Кажется, начинаю ощущать усталость. На дачу приехал – ничего не интересно, набрал огурцов, быстро полил, накопал картошки и скорее домой. Ездить стал очень агрессивно – первейший признак нервной усталости. Вася, повнимательнее за рулем!
Зато весь дом в цветах, все вазы заполнены. Что-что, а мой день варенья весь в астрах. Хороший цветок, люблю. И прекрасная белейшая роза расцвела, и вот-вот раскроются два бутона красных.
Купил два гидроцилиндра для автоматического открывания фрамуг в теплице. Рад. Надо еще продумать управляемое от гидроцилиндра же капельное орошение. Ну, на это зима впереди.
Другому скучно жить, а тут мозгу времени не хватает, да и рукам. Столько дела кругом… одно мне мешает – моя природная, неповторимая, холеная лень, лень-фактор, с которым надо считаться.
Как трудно нагнуть себя. Но уж если начал, втравился, увлекся, втянулся, – в туалет сбегать некогда. Я в работе себя не помню, когда увлекусь. А потом все болит, потому что без меры.
29.08. Поработаешь тут. Мало того, что шею клинит каждое утро, так еще и в поясницу вступило. Ползаю, отставив зад, – какая уж тут работа.
Слетали в Москву, с задержками, ну, час пик. Уже было засобирались на запасной во Внуково, но туман начал приподниматься, и мы сели, выскочив из низких облаков на 60 метрах. Ну, вокзал в Домодедове – сумасшедший дом, как обычно в конце августа. Запарка, задержки, потная толпа…
Обратно дома садился я, вроде мягко.
Всунули нам еще Благовещенск на завтра. Это уже будет 100 часов, сумасшедшие деньги. Но сон пока хороший, падаю и тут же засыпаю. Если бы не шея, затекающая до острой боли через 3-4 часа, то спал бы мертво. Но некогда лечиться, уж в отпуске займусь.
Утром проснулся, были планы повозиться с машиной, но тут позвонили из профсоюза и велели мчаться на вещевой склад, выкупить две пары меховых штанов, выделенные восьми ветеранам, в т.ч. и мне. Из этих штанов шьются великолепные черные демисезонные куртки на меху, цигейка там что надо. Так что меня поощрили, ну, спасибо. Дюфцит!
Подозреваю, что администрация побаивается того, что с нового года многие ветераны, опытнейшие кадры, уйдут на обещанную Ельциным высокую пенсию, и вот нас стимулируют, создают лучшие условия для работы, подкидывают дефицит… Ну, как говорят, довелось и свинье на небо глянуть – когда резали…
31.08. Лето завершает ночной Благовещенск. Второй пилот Сережа Квиткевич, уже раз летал со мной. Как всегда, морока с тангажом. Туда садился я, с попутничком, на неровную, грохочущую полосу. Радик задолбал: полз в АДП с откляченным задом, едва ворочая шеей.
Назад садился он; дома была низкая облачность, вывалились сбоку полосы метров сто, Сергей стал вяло доворачивать, пришлось буквально выхватить штурвал, сделать энергичный S-образный доворот на ось, железными руками зафиксировать и отдать управление. Мою команду «Малый газ» Валера не расслышал. И мы мирно свистели над полосой с версту, потом опомнились, убрали с режима 78 и сели. Едва успели освободить полосу, на нас садился Ил-86. Усталость.
4.09. Сегодня Сочи на четыре ночи, через Норильск. Была бы в Норильске погода. Как одеться. Шея и поясница болят, но ворочаются. Надо поваляться на раскаленных камнях, но, учитывая, что ни дня не загорал, сгорю в первый же день. Значит, закопаться в грязноватый горячий песок.
Мои бы проблемы советскому пролетарию. Сочи! На четыре ночи! Есть где спать, и кормят бесплатно! Да хоть с инфарктом миокарда. Подумаешь, радик скрутил. Два дня на море – рукой снимет.
Но в болтанку, когда длинная оглобля самолетного носа подпрыгивает и качается из сторны в сторону, радикулитчику удовольствия мало.
Отпуск подписал сегодня на 36 дней. Надя улетела вчера к родителям сама, у нее отпуск кончается. Обошлось без скандала. Большие деньги…
Усталости особой так и нет. Спокойно отработали лето. Но и здоровья особого тоже нет. А точнее – болею весь год. Помимо прежних болячек, под конец августа стала одолевать сонливость, побаливает голова. Надо пить водку, ну, коньяк.
Там какой-то съезд. Чегой-то решают. Да пошли вы все, козлы. Всех в Магадан. Я ничего не хочу. Все-таки устал.
9.09. Отпуск. Возвращались из Сочи с чувством: как бы чего не вышло в крайнем рейсе. Поэтому, страхуя Сашу на пупке в Норильске, я перестраховал: когда он начал низко выравнивать, земля набежала и он понял, что надо хватать, я, боясь взмывания или хоро-о-шего козлища, аж за пупок, придержал ему штурвал. А он не хватанул. Врубились в полосу с перегрузкой 1,5.
Конец летней работы, отпуск, отдых, усё.
Спину и шею грел в Сочи бишофитом в кровати, под шорох дождичка. Отоспался, начитался газет. Бишофит помог: чуть побаливает, но входит в норму. Надо плавно втягиваться в физический труд. Главное, в Сочи выспался.
16.09. Получил отпускные. С августовской и сентябрьской зарплатой, за 36 дней отпуска, на руки – 4100 деревянных. Но это не труд мой стал дороже цениться. Это инфляция подстегнула. А народ в массе своей как получал двести, так и получает.