Никто не знает, когда, а главное – зачем старому Моргелану понадобилось вдохнуть душу и оживить высушенный корешок мандрагоры лекарственной, здорово напоминавший по внешнему виду маленького уродливого человечка с избыточным количеством рук или осьминога, решившего встать на две конечности, к тому же прилепить ему некое подобие лица со всеми атрибутами, свойственными человеческой физиономии. Может быть, у колдуна время от времени возникала потребность с кем-нибудь пообщаться, и странное существо вполне подходило для этой цели. По какой-то ведомой одному ему причине с первых минут знакомства с Гвенлином Мандрагор возненавидел парнишку лютой ненавистью. Вполне вероятно, он боялся, что Гвен выбьется со временем в фавориты и оттеснит его от обожаемой персоны хозяина, а может быть, ему попросту не пришелся по душе новый сосед. Так или иначе, дать четкую формулировку причин, объясняющих свою патологическую нелюбовь к Гвену, теперь не смог бы и сам Мандрагор. Именно поэтому он частенько устраивал наивному парню подлые подставы, за что тот едва ли не ежеминутно огребал по полной от своего уважаемого наставника и прослыл в его глазах безнадежным лентяем и бездельником.
Продолжая сжимать в правой руке пленного врага, юноша сполз на карачках с распростертого тела своего умершего учителя, затем неловко выпрямился, с трудом сохраняя равновесие. В голове невыносимо шумело, будто сегодняшним вечером он не принимал посильное участие в магических опытах наставника, а вместе со своими чумазовскими дружками дегустировал крепкий сидр из яблок урожая прошлого года. Вспомнив усопшего, Гвен неловко опустил свой зад на ближайшую скамью, потупил взор, да так и замер молча, будто крепко призадумался. На самом деле в его голове было пусто, как в деревянной бочке после того, как из нее безжалостно выплеснули в компостную кучу вместе с покрытым пятнами плесени вонючим рассолом последний десяток прокисших огурцов.
Неизвестно, сколько еще молодой человек собирался находиться в глубочайшем ступоре, оплакивая своего мертвого учителя и себя любимого заодно. Однако пленному Мандрагору вскоре надоело пребывать в состоянии подвешенной неопределенности и полной зависимости от воли существа, у которого он в свое время, выражаясь фигурально, изрядно попил кровушки. Беспокойный корень задвигал конечностями и громко запищал:
– Ну что, изверг, угробил своего благодетеля! Теперь тебе не сносить головы.
Противный голос ненавистного существа оказался эффективнее ушата ледяной воды. Гвенлин встряхнул головой, отгоняя прочь тоскливые мысли о своем незавидном будущем. Он поднес высушенный корешок поближе к лицу, чтобы хорошенько разглядеть в неверном свете масляной лампы его сморщенную мордашку, и, постаравшись придать своей физиономии по возможности самое свирепое выражение, громко рявкнул:
– Заткни пасть, гомункул вяленый! Даже не мечтай – лютой смертушкой моей любоваться тебе не придется. Порублю топором на кусочки. Нет, лучше свяжу, чтобы не дрыгался, и суну в горшок с землей, а горшочек поставлю в самый дальний угол пещеры, где потемнее да повлажнее. Прорастешь, а света и нет. Чем будешь фо-то-син-те-зи-ро-вать? – последнее слово парнишка произнес по слогам, поскольку лишь недавно почерпнул из лексикона учителя замысловатый научный термин «фотосинтез» и пока еще не научился бегло манипулировать столь мудреным словечком. – Недельку помучаешься, а после и сам окочуришься безо всякой посторонней помощи.
Наконец доморощенный садист замолчал и стал любоваться эффектом, произведенным своей неистовой фантазией на впечатлительную натуру Мандрагора. О, с каким бы удовольствием он продолжал наслаждаться испуганной физиономией своего недоброжелателя и мучителя, если бы рядышком не валялся мертвый наставник, чей бездыханный труп не позволял ощутить всю полноту радости от одержанной победы.
– Гвенлин, надеюсь, то, что ты сейчас сказал, – всего лишь шутка? – жалобным голосом поинтересовался «вяленый гомункул».
– А сам-то ты как думаешь?
Поскольку вопрос Гвена одновременно являлся и ответом на самого себя, карикатурная мордочка одушевленной деревяшки забавно сморщилась, будто Мандрагор дерябнул изрядное количество лимонного сока. Его глянцевые глазки-бусинки часто-часто заморгали. Нетрудно было догадаться, что магическое существо, зажатое между пальцами юноши, в настоящий момент пребывает в состоянии неописуемого ужаса.
– Ты… ты н…не им…меешь п…права подн…мать р. руку на разу…умное сущ…ство! – заикаясь от страха, что есть мочи заверещал пленник.
Гвен, в свою очередь, кисло скривил рот, что, по всей видимости, должно было означать усмешку.
– Это где же такое написано, что ты разумное существо? Может быть, на твоем корявом лбу? Да таких разумных каждый день по печам рассовывают знаешь сколько? К тому же сегодня я уже поднял руку на одно по-настоящему разумное существо, за второго голову мне обратно не прирастят и снова не отрубят. Выходит, торчать тебе в горшке с землицей в самом дальнем и темном закутке пещеры. Будет у меня хотя бы слабое утешение, что врагу моему еще долго мучиться после того, как мое обезглавленное тело предадут земле.
– Погодь, не торопись, Гвен! – Мандрагору наконец-таки удалось обуздать эмоции, и он перестал заикаться. – Подумай о своей душе. Каково тебе будет на том свете отбывать наказание не только за своего учителя, но и за безвинно убиенного корня? Ты лучше отпусти меня с миром и сдайся в руки полиции. Скажешь, мол, не специально учителя грохнул, тебя, глядишь, и помилуют…
– Во, пала! – неожиданно громко раздалось под сводами пещеры. – А этот фраерок часом не подрабатывает стукачом в каком-нибудь мусорском отделении? Ты, паря, поменьше этого козла слушай. Ментам только попади в лапы – вмиг в казенный дом с решетками оприходуют. Тебе в лучшем случае по новому российскому законодательству статья сто девятая светит – причинение смерти по неосторожности, а это до трех лет лишения свободы, а в худшем сто пятая – от шести до двадцати. К тому же, как я понял, местные высокопоставленные бандюганы еще не залоббировали мораторий на смертную казнь. Поэтому не исключен самый печальный исход – сам понимаешь какой. Значица, прямая тебе дорога, парниша, ноги в руки и в бега, если ты, конечно, не какой-нибудь с рождения стукнутый на голову страстотерпец, готовый добровольно лишиться башки во благо спасения своей бессмертной души.
Гвенлин и Мандрагор, вылупив от усердия глаза, начали вглядываться в темноту пещеры. Однако увидеть того, кому принадлежал голос, им так и не удалось. Наконец юноша, не выпуская пленника, пальцами очистил от нагара фитиль еле коптящего масляного светильника, взяв его в руку, приподнял свободной рукой на уровень глаз и с опаской направился в сторону пентаграммы, откуда, как ему показалось, и доносился загадочный голос. Не дойдя трех шагов до границы круга, очерчивающего магическую звезду, он увидел в ее центре некое существо, сидящее на полу, скрестив ножки под себя на манер диких кочевников степного Эрулена. И тут до него наконец-то дошло, что эксперимент учителя по вызову потустороннего существа закончился полным триумфом. Вспомнив покойника, сердобольный юноша непроизвольно шмыгнул носом и подумал: «Жалко, что старый Моргелан так неудачно подвернулся мне под руку. С помощью демона он бы уж точно обрел вечную юность». Подойдя почти вплотную к пентаграмме, Гвен поднял повыше фонарь и внимательно начал разглядывать дорогого гостя из самой Преисподней. Пришелец оказался невелик ростом – не более трех-четырех футов, обладал четырьмя когтистыми лапами и толстым, относительно длинным хвостом с забавной кисточкой на кончике. Его полностью лишенная каких-либо признаков волосяного покрова кожа по цвету здорово напоминала извлеченного из кипятка рака. На приплюснутой, как тыква, голове кроме зубастой пасти от уха до уха примечательной была еще пара щегольских рожек, все остальные детали лица выглядели вполне ординарно. Короче говоря, в силки, расставленные мудрым Моргеланом, попался самый обыкновенный демон, изображениями коих пестрят многочисленные пособия по демонологии, экзорцизму и другим наукам, изучающим взаимодействие потусторонних сил с нашим миром.
– Эй, чудовище! – после недолгих размышлений парень все-таки решил обратиться к краснокожему пришельцу. Тем более, пока существо пребывало в пределах пентаграммы и целостность начерченных линий не была нарушена, Гвену с его стороны ничего не угрожало. – Тебя часом не Аданаизио кличут?
– Щас-с-с! Аданаизио он захотел увидеть! – Демон широко раскрыл свою пасть, усеянную не менее чем сотней острых, будто гвозди, зубов. Как догадался Гвен, это должно было означать легкую ироническую улыбочку. – Ждите, Ваше Колдовское Величество, сам архидемон к вам в гости пожалует! – Затем он перестал скалиться и серьезным тоном произнес: – Моли своего Спасителя, что вместо Аданаизио здесь оказался я – Ши-Муль-Алан-д-Тик…
– Щас-с-с! Аданаизио он захотел увидеть! – Демон широко раскрыл свою пасть, усеянную не менее чем сотней острых, будто гвозди, зубов. Как догадался Гвен, это должно было означать легкую ироническую улыбочку. – Ждите, Ваше Колдовское Величество, сам архидемон к вам в гости пожалует! – Затем он перестал скалиться и серьезным тоном произнес: – Моли своего Спасителя, что вместо Аданаизио здесь оказался я – Ши-Муль-Алан-д-Тик…
– Стоп, Шмультик! – скомандовал Гвенлин, по ходу переиначив труднопроизносимое имя демона до вполне приемлемого. – Не трещи, как сорока. Объясни, почему опасно вызывать Аданаизио.
– Не Шмультик, а Ши-Муль-Алан-д-Тик, – сделал попытку обидеться демон.
– Ага, стану я ломать язык, выговаривая «Ши-Муль…» тьфу… «Шмультик» красиво, а главное, не заковыристо, можно сказать, демократично.
Как истинный книголюб и к тому же ученик чародея, Гвен любил козырнуть красным словцом. Особенно эффективно этот прием действовал на чумазовских девок, которые после двух-трех заумных фраз, произнесенных нашим героем во время вечерней прогулки тет-а-тет, тут же выпадали в осадок под ближайшим стожком или кустиком прямо в могучие объятия коварного искусителя.
– Ладно, Шмультик так Шмультик, – махнув когтистой лапой, неожиданно легко согласился демон. – Все равно меня по-другому никто, нигде и никогда не называл. Итак, что ты хотел знать о великом Аданаизио?
– Валяй, рассказывай все, – великодушно разрешил юноша.
– Ишь ты!.. Все ему подавай, – съязвило существо. – Хорошо, всего я, конечно же, про него и сам не знаю, но кое-что интересное для тебя расскажу. Великий архидемон, повелитель темпоральных потоков, тем и отличается от любого другого обитателя Преисподней, что его невозможно заключить в пентаграмму, если, конечно, он сам того не пожелает. Представь, Гвен, что твоему чокнутому учителю все-таки удалось вызвать его в ваш мир. Что в этом случае могло помешать Аданаизио прыгнуть в прошлое, например на сутки назад, когда никакой пентаграммы еще не существовало, выйти за ее пределы и, вновь вернувшись в настоящее, преспокойно предстать пред очи вызывающего его мага…
Хотя юноша до сегодняшней ночи не имел удовольствия лицезреть воочию всякую потустороннюю нечисть, кроме вполне безобидных лесных духов, ему было хорошо известно о ее повадках и манерах. Поскольку Моргелан в задушевных беседах с учеником неоднократно и весьма красочно описывал одного из хозяев Преисподней, юноше нетрудно было представить, чем могла бы закончиться встреча вырвавшегося на свободу чудовища с излишне самоуверенным чародеем, а заодно и с ним – ни в чем не повинным Гвеном. Поневоле ноги парнишки вновь начали слабеть и подгибаться. Пару мгновений спустя, восседая рядом с пентаграммой в той же самой неудобной позе, что и заключенный внутри ее демон, бывший ученик чародея пытался исключительно посредством силы своего духа бороться с внезапно накатившим головокружением.
– Пожалуй, на месте этой уютной пещерки сейчас уже плескалось бы приличных размеров озерцо, да и жителям Чумазовой Люди мало не показалось бы, – как-то отрешенно, еле слышным голосом констатировал молодой человек.
– Во-во, Гвен, теперь ты можешь спокойно причислить себя к сонму Великих Героев – Спасителей с большой буквы и вправе требовать от благодарных чумазовцев бронзовый памятник в полный рост и в натуральную величину.
– Ага! На коне его изваяют! – подал голос ранее молчавший Мандрагор. – Погиб маг, и не просто маг, а посвященный высшего круга. Такие случаи требуют особо тщательного расследования. Через каких-нибудь пару-тройку дней в окрестностях лесной пещеры будет не протолкнуться от гильдейских нюхачей, экзекуторов и дознавателей. Вот тогда-то уж точно нашему Гвенчику наступит полный абзац.
– Это почему же? – поинтересовался Шмультик.
– А потому, что никто в этом мире не имеет права поднимать руку на члена колдовской гильдии, тем более убивать его, даже если сам маг кругом виноват.
– Ну ваще! – искренне возмутился демон, – с таким беспределом я даже в ГУЛАГе не сталкивался! В те времена лишь один Отец Народов был безгрешен. Все остальные, включая самых приближенных его собутыльников, числились потенциальными кандидатами в зэки, и никакая гильдия, типа ВКПб, не давала им ни малейших гарантий, что наутро после очередной пьянки со своим патроном за кем-нибудь из них не приедет «черный воронок».
– Неужто приближенных самого короля в застенок отправляли?! – воскликнул Мандрагор, правильно истолковав полученную от демона информацию, и, не скрывая восхищения в голосе, поинтересовался: – Где же такое царство справедливости находится?
– Упаси Великий Создатель даже самого лютого врага оказаться в этом «царстве справедливости». – Шмультик назидательно посмотрел на Мандрагора и пояснил: – Сидеть рядом со щипачом, бандитом, медвежатником или рядом с бывшим большевиком-начальничком все одно – кайло и тачка легче не станут, норму выработки не урежут и пайку не увеличат… – Демон немного помолчал задумчиво, будто что-то вспоминал из прошлой жизни, и в заключение добавил: – Нет больше того царства-государства – пахан откинул копыта, а претенденты сначала перегрызлись за наследство, потом и вовсе целую страну профукали.
– Дивные речи говоришь, красномордый. – Гвенлину надоела роль пассивного слушателя, и он решил принять участие в разговоре. – Ты лучше скажи, почему на зов учителя явился ты, а не Аданаизио?
– Это тебе самому должно быть лучше известно, – напустил туману демон, но не стал никого долго держать в неведении и тут же пояснил: – Твой учитель не без твоей, паря, помощи умудрился что-то напутать при сотворении заклинания, и вместо одного из великих правителей Преисподней вы с ним выдернули из ледяного колымского ада Ши-Муль-Алан-д-Тика – вашего покорного слугу…
– За что твоему избавителю светит теперь либо остаться без своей тупой башки, либо болтаться на веревке с выпученными зенками и вывалившимся языком, к великой радости окрестного воронья. Если, конечно, маги не придумают для нашего героя что-нибудь пооригинальнее. – Мандрагор щедрой дланью «сыпанул приличную горсть соли» на все еще кровоточащую душевную рану молодого человека.
– Погодь, корявый, раньше времени кипиш подымать! В данный момент Гвену ничего страшного не угрожает. Сейчас на дворе ночь. Сколько времени осталось до рассвета?
– Часа два, а может быть, и три, – немного подумав, ответил юноша.
– Думаешь, то, что ты мне сейчас сказал, я сразу же понял? – издевательски усмехнулся демон. – Ты мне лучше покажи какой-нибудь прибор для измерения этого самого времени, а там уж я как-нибудь самостоятельно сориентируюсь.
Не опускаясь до пререканий с наглым исчадием Преисподней, Гвенлин вскочил на ноги, с опаской приблизился к мертвому телу и начал водить фонарем вокруг него.
– Ага! Вот они!
Молодой человек нагнулся и что-то извлек из кармана покойника, засунув предварительно недовольного Мандрагора в карман своих штанов. Вернувшись к очерченной красной краской границе магического круга, он продемонстрировал Шмультику часы-луковицу – предмет зависти многочисленных коллег по цеху так бесславно почившего Моргелана. Демон хотел было взять хронометр из рук Гвена, но в тот момент, когда когтистая лапа вот-вот должна была пересечь границу пространства, условно очерченного проекцией окружности, линии на полу налились угрожающе-кровавым светом, и его пребольно шарахнула непонятно откуда взявшаяся ветвистая ослепительно-голубая молния.
– Во пала! – потирая обожженную лапу, воскликнул Шмультик. – Совсем забыл про подлючую пентаграмму, чтоб ей пусто было! Дай-ка, паря, мне взглянуть на эти котлы… Все понятно, – после минутного созерцания бегущих по циферблату стрелок промолвил он, – сутки состоят из двадцати четырех часов, час разбит на шестьдесят минут, минуты – на такое же количество секунд. Шестеричная система исчисления. Прям Земля-матушка – даже продолжительность полного оборота планеты вокруг собственной оси совпадает аж до десятого знака. – Затем демон озабоченно посмотрел на юношу и деловым тоном произнес: – Давай, кореш, выпускай меня на свободу. Времени в обрез, отсюда когти нужно рвать в самом срочном порядке – чем дальше успеем оторваться, тем сложнее будет нас поймать…
– Погоди, бесовская морда! – взмахом руки Гвен прервал словесный поток разошедшегося не в меру собеседника. – Это кто же тебе сказал, что я собираюсь куда-то бежать и тем более брать такую образину с собой?..
– Правильно, Гвенчик, – пискляво донеслось из кармана, – сдаваться нужно! Может быть, тебя и помилуют…
– Ты тоже заткни пасть, праведник! – Юноша чувствительно шлепнул рукой по карману, в котором томился Мандрагор. – Отправлю в горшок с землей, как обещал, будешь оттуда поучать умных людей, что им и как делать.