Полина встретила подругу в растрепанных чувствах. Она вышла встречать Галю, как только услышала, что ключ поворачивается в двери. Поля непричесанная, в стареньком халате, который она надевала только во время уборки, нервная.
– Я уже хотела тебе набрать. Сегодня по «Скайпу» звонил Рабинович. Он звонил, звонил, я не выдержала, ответила… – огорошила она с порога.
– Зачем? – после Никиты с его клопами Галю эта новость не очень удивила. Хотя сердце екнуло.
– Ну, извини. Ему же что-то нужно было, срочное, – оправдывалась за свою суетливость и то, что ответила на вызов.
– Что ему может быть нужно срочного? Секс по Интернету? Что он сказал? – Галя переобулась в домашние тапочки и потащила сумки с продуктами на кухню. Она тоже собиралась произвести впечатление. Первыми на стол посыпались пачки с колбасной нарезкой – для их бесконечных, как разговоры, бутербродов.
– Ничего не сказал. Сказал, что должен с тобой поговорить. Он летит в Москву по делам турфирмы. И хочет встретиться, – торопливо сообщила Поля. Глаза ее разбегались: – Ох! Икорка!
– Ну и где же мы с ним встретимся? – пожала плечами Галя. Она попрощалась с Рабиновичем и больше не хотела возвращаться к этой истории. Эпизодический секс ее не интересовал.
– Не знаю, можно у нас… Только днем, ладно? – робко предложила Поля. Она не хотела мешать подруге, ее экспериментам, чувствам, авантюрам.
– Я даже не знаю, о чем с ним говорить, – успокоила ее Галя.
Как-то некстати он нагрянул. Равновесия сейчас и без того не хватает. Она была немного обижена то ли на Рабиновича, то ли на судьбу за то, что ей пришлось выступать в роли случайной партнерши. Больше она этого не хотела.
– Ну не выгонять же человека… – Поля не понимала, почему Галина еще совсем недавно вспоминала свой тур в Израиль и встречу с Рабиновичем, заливаясь смехом, а теперь вдруг посуровела, стала такой принципиальной, даже агрессивной. Да она и сама не знала, почему ее несло, только обида оказалась на этот раз сильнее любви и слабее гордости.
– О, может, тебе и этот понравился? Только я не сказала… Предупреждаю: он женат. Девушками избалован. Веселый человек, – воздала Галя должное своему возлюбленному, но тему развивать была не расположена. Она думала о будущем, а Рабинович был вчера. И если нет шанса быть вместе, нужно вести себя по-взрослому.
– Я подумала: может, он по тебе скучает, – сказала Полина, помогая распихивать продукты по полкам в холодильнике.
– Может, и скучает. Но замуж не возьмет. Он свое еврейское счастье ни на что не променяет. Я это про них поняла, а у нас своя гордость. Мы тоже семьи хотим, а не блядства.
– А я ему наш адрес сказала… – призналась Поля наконец. Знала, что глупость сделала.
– Да ты с ума сошла! Не верю! Что, вот так взяла и назвала адрес?
В раздражении Галя отбивалась, давая понять, что подруга переходит границы. Села, опустив руки, и аппетит и азарт пропал.
– Вот ты бы смогла увести отца у детей? Знать, что там дети, которые любят своего папу, и все равно увести? – с упреком, глухо спросила, не глядя в глаза.
– Но ты же развелась, своего, получается, не пожалела, а чужих – запросто, – заметила Поля.
– За своего я отвечаю. Кто принимает решение, тот и отвечает. Это справедливо. А когда один принимает решение, а потом ставит перед фактом другого, это нечестно. Не может судьба ребенка зависеть от чужой тети. Что я скажу чужому ребенку, когда он вырастет и спросит: «А по какому праву вы увели моего папу?»
– Скажешь, что вы полюбили друг друга, – нашла простое решение Поля. Она задумала вдруг картошку чистить, чтобы пожарить на ужин.
– Детский сад. Не такое подлое чувство любовь, чтобы обзывать им все подряд.
– Значит, если люди ошиблись однажды, они должны быть вечно прикованы к семье? – провоцировала Полина. Она отвернулась к раковине, а спиной к Гале было говорить спокойнее.
– Значит, что, если есть воздух, чтобы детеныш дышал и радовался, можно и потерпеть. А если он растет, а пространство не увеличивается и перспектив никаких, нужно грести лопастями, толкать его вперед, осваивать новые вселенные. У меня вот в детстве вроде все было, не хуже, чем у других. А когда подрастать стала, тесно как-то, неуютно, страшно, тоскливо стало. Ой, думаю, задохнусь. Ой-ой-ой… еле дождалась, пока школу окончу, и в Харьков умотала. Там хоть побегать по просторам, погулять, поглядеть на что-то новое, поудивляться, руками потрогать. Такая большая планета, а мы живем, как в катакомбах. Почему мы такие темные, а?
– Это у тебя комплекс провинциалки. А мы тут всего наедаемся. И когда вырастаем, нам хочется, чтобы нас в покое оставили. Не все могут этими возможностями и свободами насладиться. Я вот тоже хотела бы на свежем воздухе, в тишине пожить.
– А поедем летом? Только и всего – на поезд Москва – Полтава сесть. Летом вишни сочные, вот такие, как грецкие орехи. Накупаемся. Только тебе скучно там будет. Там петух – самое громкое, а все остальные только шуршат и поют. Эх, все хотят быть счастливыми и праведными, но не у всех получается. Человек всегда хочет невозможного и недоступного, через забор перелезть и посмотреть, что там? Чужие яблоки слаще. Хлеба чужие мягче. И дети чужие умнее и красивее.
– И мужья чужие интереснее… – сокрушалась Поля.
– Да, но красть все-таки нехорошо. Если только кто выбросит за ненадобностью, а? – подмигнула подруга подруге.
– Ну, если так, скажи ему, чтобы не заезжал. Я-то думала, ты будешь рада.
– Послушай, Полечка, мне нужно с тобой поговорить. Как твой Потапов? Вернулся с задания живой?
– Живой, – пожала та плечами.
Уже за столом, жадно жуя, Галя открылась:
– Я про себя поняла, что мне романчики как-то не по фасону, не мой стиль. Ну, гульнула, было сладко. Но не могу я с ребенком так жить, как птичка. Всем нужна, но никому конкретно. Мне с ним встречаться – только душу бередить. Лучше бы и не знать…
– Ты хочешь вернуться к Сергею?
– К Сергею мне уже не вернуться. Это не дело – туда-сюда ходить. Разбитую чашку не склеишь. Я понимаю, всем было бы лучше, если бы я замуж вышла. И мне тоже! Но я не могу, вырвавшись из одного застенка, сразу, не оглядевшись, в другую тюрьму сдаваться. Я пока на других мужчин обижена, чувствую камень за душой, тяжко. Как же можно, я не пойму, видеть перед собой слабую, растерянную женщину и не помочь, не прикрыть? Ведь мы же постоянно заботимся то о детях, то о мужьях. Почему нас кормят и пестуют только для койки? А так, по-человечески, не жалко. Я не знаю, как ты, а я себя скотиной чувствую иногда. Не больше.
Галя откупорила бутылку вина. Поля взяла бокал, спросила:
– Кто тебя сегодня обидел?
– Они не обижают, они не дают развернуться, – пригубила Галя, но и пить не хотелось. – Мне же тоже хочется выкладываться на все сто, показать класс. Но от женщины никто ничего не ждет. Мужчины зевают, уже когда думают о том, что снова придется встречаться. А если ты делаешь или говоришь что-то интересное, первое, что он думает: «У какого мужика она этому научилась? О, у нее хорошая память! У нее кто-то есть…» Я хочу, чтобы мне платили по-человечески за очень хорошую работу. Но им даже в голову не приходит, что я могу делать что-то хорошо. Ну, думает мой начальник, может, где-то она и ничего, в койке, например, но не у меня… Ну и буду ей платить три копейки…
– Галя, тебе не заплатили? – тревожно спросила Полина.
– Да нет. Вот за квартплату, и еще хочу тебе дать на всякие расходы пятерочку. Пока пятерочку. Ты приносишь ужины из детского садика, но можно что-то покупать по дороге. Бери-бери. Да мне правда все оплатили, – подсовывала она деньги. – Я могла бы зарабатывать больше, это же важно. Я даже не знаю, что бы я делала, если бы мне пришлось снимать квартиру.
– Об этом ты можешь не волноваться, у тебя есть дом. – Полине легче было испытывать неудобства, чем признаться в них близкой подруге. В конце концов, не вечно же так будет? Кто-то из них выйдет замуж, и они разъедутся. А пока ей нравилось чувствовать себя немножко мамой и очень серьезной женщиной.
– Ну, давай помою чашки.
Прощупав почву, Галя зашла с другой стороны:
– Я понимаю, что перегибаю палку… И тебе не совсем приятны могут быть мои фантазии. Но отпусти меня в Америку. Я серьезно.
– Прямо сейчас?
– Не сейчас, но через пару недель, не позже. Мне нужно торопиться, я же не могу у тебя все время жить.
– Да живи ты сколько хочешь.
– Понимаешь, мне нужен месяц, чтобы сориентироваться. Я очень хочу взять с собой Светочку. Но он ее так просто не отдаст. И пусть, имеет право. А потом я ее выкраду. И увезу. В Штаты. – Глаза Гали горели, она была одержима своей новой идеей.
Полина ужаснулась. Такая решительность ей даже и не снилась.
– А как же мы? – спросила она, уже не представлявшая своей жизни без них.
– Кто – мы? – уточнила Галя, перестав жевать.
– Я и Потапов? А как же я без Светочки?
– Но если хочешь мое мнение, Потапов для тебя простоват, – досталось и лейтенанту от Гали на орехи. – Надежен, честен, смел, агрессивен – да! Но простоват. Ты у нас девушка особенная, возвышенная, поэтическая. Ты вот думаешь о Луне, а он об уликах. Но, конечно, если станет генералом, можно будет его в театр водить, время появится духовно развиваться.
– Ты думаешь? А кто бы мне подошел, по-твоему? – заинтересованно спросила Полина.
– О… Надо подумать. Ну, Джорж Клуни явно не твой. А вот Джонни Депп уже ближе, он такой, с сумасшедшинкой, космический человек, – стала весело фантазировать Галя. – Мне бы – Джим Керри, мы с ним по темпераменту похожи. Тебе вот Алексей Баталов подошел бы, будь он помоложе. Ну, Ди Каприо в «Титанике». Хотя нет, не то… Ты же такая необыкновенная, Полечка. Смотри, как мы тут хорошо устроились… Светка сразу тебя полюбила. Как свою… – и посмотрела с любовью и умилением.
– Да у меня же до тебя ничего не было, никаких видов на жизнь… Но спасибо, мне приятно. Да лети ты в свою Америку.
Они обнялись. Это было объятие взаимной благодарности. И так стало спокойно оттого, что обе такие умницы, рассудительные, хорошие, с принципами и серьезными планами. С этого вечера Галя стала собирать чемоданы. У нее оставалось недели полторы до вылета, а она еще не знала, куда именно полетит. Но точно знала, что лететь нужно. Сейчас или никогда!
* * *Галя не вылезала из Сети, атакуя сайты знакомств.
Ей приходили панибратские вульгарные сообщения, вроде: «Эй, девочка! Ты хочешь большой и чистой любви?» Она трижды меняла фото в своем профайле. Что-то подсказывало, что ключ к успеху заключается в фотографии. Бог знает почему, одни девушки, вернее их изображения, пользовались популярностью, а другие имели вид одинокий и заброшенный, как портреты на могилах. Сначала Галя поменяла свое фото на паспорт, с лицом строгим и неприступным, на фото, где она с широкой улыбкой в красном открытом сарафане, снимок сделал Рабинович в Эйлате. Теперь попросила Полю снять ее в профиль с распущенными волосами, романтично, мечтательно глядящую вдаль.
За пару недель был составлен условный список кандидатов и сделан неутешительному вывод. На израильскую фотографию реагировали чаще всего, но кто? Казалось, инвалиды всех мастей со всего мира кинулись в ее объятия, чтобы получить хотя бы один поцелуй. Очень толстые, очень старые, очень глупые, очень бедные, очень наглые… Женихи, пережившие естественный отбор, но не прошедшие культурный ценз. Цветные и альбиносы, в основном провинциалы, готовые сменить место жительства, то есть приехать к Гале. На брачной ярмарке было неприятно. Кому понравится выступать в качестве товара? Основными темами для обсуждения были секс и погода. Комбинация хорошей погоды и обширных сексуальных возможностей была наиболее удачной на этой распродаже.
В своих поисках Галя, наконец, обратила внимание на русскоязычные сайты. Многие русские, уехавшие в Штаты, сидели на сайтах городов, в которых жили. А на каждом таком сайте – Русский Бостон, Русский Сиэтл, Русский Лос-Анджелес – работала служба знакомств. Общение со своими пошло легче и было более содержательным. Теперь уже Галя не отказывалась от написания длинных писем, задавала вопросы, отвечала сама, настаивала на встречах, прямо говоря о том, что деньги на билеты ей не нужны. Она не по этой части, да и вообще не представляла, как можно брать деньги с мужчин. Сергей ее этому так и не научил. Но большой трагедии Галя в этом не видела. Здоровая, умная женщина, неужели не заработает себе и дочке?
* * *С того момента как Галина улетела в Америку, прошло всего несколько часов. Полина только разложила на столе материалы для подготовки к занятиям, как на пороге квартиры появились Сергей со Светочкой.
– Мама Поля! – закричала девочка. Коротко, почти наголо стриженная, в мятом платьице, исхудавшая.
– Извините, Полина. Я был груб с вами в прошлый раз. С тех пор я много думал. И решил, что Светочке будет лучше с вами. Я не справляюсь. Девочке нужна мама. Или другая добрая тетя.Так и передайте Галочке.
Света зашла внутрь. Сергей внес сумку с вещами и игрушками. Достал из кармана конверт с деньгами и протянул его растерянной женщине.
– Это на первое время. Спасибо. Я знал, что на вас можно положиться.
И ретировался. Полина кинулась к ребенку.
– Светочка, почему ты так пострижена?
– Чтобы не расчесываться. У папы нет расчески.
– А почему платьице мятое?
– А чем его отгладить? У папы нет утюга.
– А почему ты такая худенькая? Тебя что, не кормили?
– Кормят маленьких, а я уже большая. Еду должна сама брать.
И чтобы продемонстрировать свои новые умения, прошла к холодильнику, открыла его и, схватив кольцо краковской колбасы, откусила со смаком.
– Ах, пивка бы!
Как из колонии вернулась. Полина стала убирать со стола бумаги, приговаривая:
– Моя ты крошка, сейчас мы с тобой пообедаем. Вот мама Галя только что улетела в командировку. Смотри, какую нам шляпу оставила.
Она надела на Свету красную шляпу-трансформер и, счастливая, повела ее мыть руки.
– Грибочек! Я – грибочек-мухоморчик! – радовалась та.
– Ты не представляешь, как мы теперь заживем. Какими мы будем счастливыми!
А вечером Полина и Светочка с кошкой Машкой сидели на подоконнике и смотрели на луну.
– А ты меня больше не бросишь? – Поле так хотелось услышать признание в любви от этой маленькой девочки*, такой родной, смышленой, рассудительной. Она прижала ее к себе, чтобы погладить по стриженой головке, по спинке.
*Комментарий психологаИнфантильные люди очень привязываются к детям, ждут от них ответных чувств, видят в них самих себя – уязвимых и беззащитных, надеются на понимание. Но не все дети готовы принимать слабого взрослого. Светочка могла: она как раз из тех детей, которые испытывают потребность всем покровительствовать, не видя различий взрослый – ребенок, считая себя уже взрослой. Я вообще прихожу к выводу, что все люди изначально или дети (боятся слов «А теперь давай сам!» и никогда не взрослеют), или взрослые (не знают слов «Нельзя, ты еще маленький!»). Общаясь с детьми, можно понять, какой психологический возраст и статус станет для них самым органичным. Есть маленькие старички лет шестидесяти, есть маленькие стервы лет тридцати, есть вечные трехлетки с вечным испугом в округленных глазах, есть лживые подростки-шалунишки и т. д. Полина была измученной девочкой лет семи, которая старалась услышать добрые, теплые слова от близких ей людей в ответ на свои старания и преданность.
Но та вырвалась:
– Мне некогда. Давай уже, иди спать. А я тебе книжку почитаю.
– И про кого же ты мне почитаешь?
– Про Оракла.
– А кто такой Оракл?
– Как же ты не знаешь. Это язык у компьютера. Вот такой язык, вот, вот! – И Светочка показала язык.
«Понятно, дочери программистов читали, конечно, на ночь руководство по языкам программирования. Компьютерное поколение. Будем исправлять, заражать красотой реального мира!»
– Когда ты ко мне приехала в первый раз, луна была большая круглая, пузатенькая. А сейчас тоненькая-тоненькая, как дынная корочка, – рассказывала Поля.
– А у нас есть дынька? – девочке захотелось ее не только увидеть, но и попробовать.
– Завтра купим. Сладкую-сладкую, как ты. Станем тебя кормить, ты будешь расти. И луна будет расти. Посмотрим еще, у кого быстрее животик вырастет – у тебя или у луны? – интриговала Полина.
– У папы. А у тебя большой животик? – решила проверить Светочка состояние дел.
– Да. Я же хорошо кушаю, – погладила девочку по плечу Поля.
– Там ребеночек?
– Ой! Нет пока, – засмеялась Полина. Все-то она знает.
– Я тоже там была.
– Да? И как там?
– Ничего интересного. Темно.
– А здесь, снаружи, ну, не в животе у мамы – интересно? Тебе нравится? – с надеждой спросила Поля Светочку.
– Ага!
Глава III Океан
* * *Рожденная в СССР, будь она русской, узбечкой или украинкой, не боится кровосмешения и перемещения. Нет на свете других женщин, которых бы так же мало смущали расстояния и различия.