Молодой мужчина в переднем ряду поднял руку. Я кивнул:
– Да, слушаю вас.
Видимо, я в чем-то нарушил формулу, двое иронически улыбнулись, ну да ладно, мне плевать, все можно списать на новые приемы в инфизме. А когда получается, то вот так и выявляются эти самые новые.
Он встал, сказал очень серьезно:
– Но это очень большое поле деятельности. Не жаль его терять без боя?
– Мы на многих полях проиграем, – сказал я. – К примеру, европейцам практически нечего ловить на соревнованиях по пинг-понгу, там чем мельче человечек, тем он быстрее двигается. Понятно, что мировые чемпионаты должны разыгрываться между китайцами и прочими вьетнамцами. То же самое с нашими предками. Нам еще надо доказывать, что князь Кий в каком-то веке существовал и основал город Киев, но никто не сомневается, что в том же году император Карл Великий защищал Европу от наступающего ислама, сражался во множестве битв. Хроники запечатлели имена крупнейших его военачальников, а барды написали известную «Песнь о Роланде», так что имена отважного рыцаря и его меча-спаты Дюрандаль стали известными по западному миру за несколько столетий до рождения Рюрика… О котором все еще спорят: был ли он, или же это самое «Рюрик» нечто сакральное, вымышленное?
– Но почти доказано, – сказал он беспомощно.
Я перевел дыхание и закончил:
– Но теперь, допустим, что хоть какое-то из этих положений насчет Рюрика или вообще наших древностей удалось доказать. К примеру, наши славянские рати тоже участвовали во взятии Древнего Рима. Ну и что? Мы все равно в положении догоняющих!.. Мы всего лишь сумеем прилепиться к тем, участие которых, к примеру, германцев, и так бесспорно: да, вестготы и остготы, герулы и гепиды, то есть древние германцы, взяли приступом Рим. А мы же докажем только, что тоже на каком-то участке истории сумели догнать Европу?..
Второй слушатель или студент, еще не знаю, как они называются, спросил нетерпеливо с места:
– А как бы вы назвали перевод игры на наше поле?
– А не спорить, – ответил я, – что мы – молодой народ!.. Не понимаю, почему лучше быть старой и дряхлой нацией, подобно египтянам или айсорам, чем молодым и устремленным в будущее народом, у которого все впереди?.. Зато, если перевести игру на это поле, то легко доказать… или по крайней мере, доказывать, что мы – высшая раса, избранные, богоизбранные, все остальные – отработанный пар, а вот нам предназначено изменить мир, потому нас и призвал Творец на арену истории позже всех, чтобы именно мы повели одряхлевшее стадо народов вперед в коммунизм… или еще куда-нибудь в светлое, прекрасное, замечательное! То самое, которое выбираем мы, а не другие выбирают для нас.
Первый молодец и этот второй старательно записывали, глядя на мониторы и шевеля губами, в то время как трое таких же крепких, но с некоторой нездоровой бледностью, посматривали на меня почти с нескрываемой враждебностью. Еще выглядит серьезным уже немолодой мужик посредине, этот что-то шепнул соседу, тот кивнул и бросил шепотом несколько слов в микрофон в уголке рта. Он да эти двое, что задавали вопросы, выглядят людьми, что пришли не просто проходить курс инфизма, а выловить некоторые идеи, способны укрепить нашу оборону или хотя бы закрыть некоторые из дыр.
На правой стороне, где трое смотрят достаточно враждебно, поднялся один в красивой бархатной рубашке, весь из себя, томный и многозначительный, спросил с расстановкой:
– Господин Факельный… ваша последняя вещь, как отметили критики, отдает примитивизмом. В то же время вы, как я слышал, но пока не нашел подтверждения, стараетесь писать… гм… умно. Вы не объясните противоречие?
– Спасибо, садитесь, – сказал я. – Дело в том, что я пишу для разных аудиторий. А это значит, что с каждым надо разговаривать на его языке. Например, песня для армии должна быть примитивной. Ну, как вон «Маруся». Нет, дело не в том, что она должна быть маршевой, иначе все песенки нынешних поп-звезд сплошные марши!.. Да-да, под «Сюзанну» или «Моя любовь» ноги сами начинают топать, но те песни поумнее, выше классом, а солдату нельзя быть умным, иначе может додуматься, что на фиг вообще воевать, а командир у них – дурак, приказы дурака выполнять – преступление перед родом человеческим…
В передних рядах хихикнули, крепкий парень указал глазами на экран своего монитора. Сосед тоже заулыбался, посмотрел на меня особенно ехидно. Ладно, я к этому привык. Не ехидничают только на серостью, над Коперником или Галилеем смеялись куда больше, чем надо мной.
– Да и нам посылать в бой инженера, – продолжил я, – или начинающего программиста как-то неловко и нелепо. Бесцельная трата дорогого материала, в то время как дурака послать в бой вроде бы нормально. По крайней мере ничто ни в груди, ни в голове не протестует. Ведь эти дураки и так все подъезды загадили, по ночам под окнами либо на мотоциклах гоняют без глушителей, либо под гитары орут что-то матерное. В армию таких, в армию!.. И здесь будет чище, и в армии пригодятся. А погибнут – хрен с ними. Это умнее, чем держать в тюрьмах. Но, чтобы такой вот пошел в армию, а там отдал жизнь за Родину или еще за что-нибудь, главное, чтобы отдал, надо писать хорошо, писать именно для него! Для его понимания.
Еще несколько минут я говорил о различных аудиториях и различном подходе, звонок прозвенел неожиданно резко. Я вздрогнул, привык к более мелодичным звукам, а этот прямо-таки казарменный, солдатский. Инстинктивно отошел за стол, ибо хотя у слушателей возраст не совсем школьный, но я сам в свое время заканчивал ВЛК, мы тоже были не дети, все уже лауреаты и признанные гении, но когда звучал звонок, все вскакивали и, не дослушивая лектора, сбивая друг друга с ног, мчались в буфет.
Помню, лектор, старый, седой и похожий на классический образ композитора, покачал головой и обронил фразу, что вот читает он лекции в ВПШ, в Военной Академии, в Академии Наук, но везде человек, садясь за парту, превращается в школьника со всеми его прелестями. И даже почтенные генералы, заслышав звонок, вскакивают точно так же живо и бегут, застревая в дверях, в буфет, в буфет…
Все сидели и выжидающе смотрели на меня. Я через силу улыбнулся.
– Ладно, о приемах на следующем занятии. Лекция окончена, все свободны!
Они поднимались, очень вежливые и воспитанные, закрывали сверхплоские пальмбуки. Я, не веря глазам, наблюдал, как уступают друг другу проход, даже задерживаются за столами, давая пройти другим, а уж женщин так и вовсе пропустили вперед, несмотря, что все равны, и любую можно отпихнуть с дороги.
На часах табло показывало, что время лекции уже закончилось. Ого, да я орел, если так быстро справился с первой в жизни лекцией, сам бы не поверил. Неужели превращаюсь в говоруна? Который не столько пишет, сколько рассказывает, как пишет, как придумывает, что задумывает, в какой момент гениальная мысль посетила мою сверхгениальную голову?
В коридоре стоял Михаил, двигал пальцем на тачпаде пальмбука. Судя по движениям, играет в аркадку. Увидев, как выхожу, сунул пальмик в нагрудный карман, подошел с протянутой рукой.
– Спасибо!
– Я еще ничего не сказал, – ответил я.
– Вы сделали больше. Вы заставили слушать с горящими глазами.
На следующий день после первой в жизни лекции, когда я не выслушивал, а говорил сам, нагрянули гости. Из-за границы. Это когда-то мы вместе учились, ходили на черный рынок, на скопленные от школьных завтраков деньги покупали полузапретные боевики, а теперь мы в разных суверенных государствах. Они живут на Украине, а я вот уже москаль. И чтобы приехать ко мне, теперь мало просто купить билет…
Полдня, как водится, бестолковые разговоры, воспоминания, возгласы «А помнишь?», потом неизбежное возлияние. В последнее время совсем не пью, но в таких случаях приходится. Я же понимаю, что живу именно в этом времени, этой эпохе, здесь такие обычаи, комильфо, и если попал в свинячье стадо, то приходится хрюкать, чтобы не разорвали, не затоптали.
На другой день тяжелая голова, ни одной мысли. Не то, чтобы писать, даже править не решился: пропущу баг, а в моей Главной Книге это абсолютно недопустимо. Весь день возил их по Москве, конечно же – по магазинам. Это в дикое советское время ездили по музеям, театрам да выставкам.
Вечером они сидели за моими компами и играли, играли, играли. У них там из-за энергетического кризиса никак не введут скоростную связь, потому играют в синглы, максимум – по локалке, но в Виртуальный Мир – фигушки, нужен не просто мощный проц, но и джи-связь.
Я попробовал раскрыть ноутбук, но из соседней комнаты то и дело: «Володя, а здесь куды?», «Володя, а как это открывается?», и я сидел рядом, учил, показывал, комментировал. Не скажу, чтобы уж очень тяжкий труд, всегда приятно чувствовать свое превосходство, я благосклонно подсказывал, журил, иронизировал, получал удовольствие, но время идет, мой главный труд лежит, как колода, скоро начнет подгнивать…
С ним хуже всего то, что я его, по сути, закончил. То есть все основное написано. Вернее, написано, действительно, все. Осталось то, чем в последние годы пренебрегал. Да, именно тщательнейшее вылизывание текста. В этой книге все слова должны быть подогнаны так, чтобы их нельзя было понять иначе, истолковать, а поступки даже третьестепенных лиц, которых кто-нибудь объявит самыми главными, тоже нельзя было интерпретировать иначе…
Мерзкая работа. В уныние вгоняет тем, что я как будто сам себе противоречу насчет вылизывания текста. Но, что делать – у любой великой идеи всегда отыскивается недостаток, равный или превышающий величие этой идеи. Моя задача найти этот недостаток самому, а не ждать, пока отыщут другие, дэлэйтнуть, а дырку законопатить патчем.
Позвонил Кричевский, поздравил с удачным началом преподавательской деятельности. Сообщил:
– По джи-связи вам сбросили кое-какие документы. Некоторые покажутся смешными, но, увы, время такое. Кстати, там и расписание ваших лекций. Должен признаться, что впечатление вы сумели произвести, сумели…
– Это профессиональное, – ответил я скромно.
– В смысле?
– Профессиональные доводы.
– Не скромничайте, – возразил он. – Уверен, что это ваше личное обаяние. Врожденное.
– Врожденные у меня только родинки, – сообщил я. – Когда следующая лекция?
– Вам понравилось?
– Просто у меня гости, – ответил я. – Мне либо возить их по магазинам, либо…
– Соболезную! Надолго?
– Обещают на четыре дня.
– Искренне соболезную, – повторил он. – Обратный билет купили?
– Пока нет…
– Тогда задержатся на всю неделю, – сказал он знающе. – Если хотите, сдвинем расписание так, чтобы вы были заняты всю эту неделю. Тогда ну никак не сможете возить и развлекать, придется извиниться…
Я представил себе череду бесконечных магазинов, мои книжники превратились в солидных зажиточных юзеров, сказал обречено:
– Да, из двух зол выбираю третье…
Глава 3
Мне нравилась аудитория. Хорошие лица, внимательные умные глаза. Сидят свободно, но это раскованность аристократов, что постоянно следят за собой, не допустят ни единого позорящего их жеста, движения. Да что там позорящего, ни одного просто невыгодного или менее выгодного.
Максимум для сплоченного коллектива – это семеро, а потом начнется распад на группки. Здесь сорок человек, самая крупная группировка, если я правильно понял, у того парня в бархатной рубашке, он бледен и кудряв, модная бородка, очки в тяжелой оправе, где компьютер, спутниковая связь, фильтры и прочие навороты. Фамилия его Бережняк, с ним еще трое, явно все придерживаются каких-то определенных взглядов или, вернее, особой трактовки, даже не потому, что такие идейные, а вот надо чем-то отличаться от всего этого стада, мы же элита, а это все быдло, потому и надо взгляд иметь несколько иной, чем все эти… быдлы. И если они слушают этого лектора, то мы в любом случае должны отнестись к нему весьма и весьма, да.
Все-таки лидеры, подумал я несколько раздраженно. Видно по манерам, взглядам, вопросам. К сожалению, лидерами становятся далеко не всегда те, кто должен бы стать лидером. Чаще – наиболее нахрапистые.
Другая группка, поменьше, сплотилась, как мне кажется, вокруг хорошенькой девушки, очень похожей на Мерилин Монро, милой и симпатичной, но, увы, такие могут быть хорошенькими горничными или камеристками, но не королевами.
И все же я поглядывал на нее, словно искал сочувствия, когда говорил:
– Идеи останавливаются только идеями! Я уже говорил, как еще в давние времена победно двигался ислам, практически не встречая сопротивления. Нет, конечно, все сопротивлялись, особенно отчаянно защищалась Европа, но ислам был чересчур силен, он пожирал европейские войска, как огонь сухую солому!.. Ислам распространялся по Европе со скоростью скачущего арабского коня. И вот тут…
Я остановился, обвел взглядом аудиторию. Все смотрели на меня неотрывно, Бережняк первым догадался взглянуть на дисплей своего ноутбука, шепнул пару слов. Потом и его сосед быстро-быстро сделал пару движений пальцами.
Молодой мужчина, пора бы запомнить его фамилию, выпалил с места:
– Раскол!
На него ревниво шикнули, да не смеет заговоривать с места, но я милостиво наклонил голову.
– Совершенно верно. Хорошо знающий ислам, иудей Эбн-Альсоди Сабай, принял ислам, после чего создал в нем учение шиитов, тем самым драматично расколов учение Аллаха на две половинки. От этого раскола мусульмане не могут оправиться доныне, вы все знаете ожесточенную войну между суннитами и шиитами, что очень ослабляет сам ислам, зато другим помогает выстаивать против него. Обращаю ваше внимание не только на то, что идею ослабили идеей, но и на тот факт, что в самом исламе отыскался баг, прореха, через которую сразу же… ну, пусть не сразу, однако по меркам цивилизации это практически сразу, внедрился смертоносный вирус. И моментально ослабил мощь мусульман! О чем это говорит?
Мужчина сказал все так же с места:
– Надо вовремя отлавливать этих гадов. И расстреливать сразу же.
Я покачал головой.
– Как в вас говорят ваши бойцовские замашки… Увы, одного расстреляете, другого, третьего, а четвертый все-таки проскользнет и нанесет удар. Не-е-ет, самый надежный путь, хоть и очень трудный, – это выпускать вещь без багов!
Он сказал угрюмо:
– Ни одна не удается. Вот «Майкрософт» уж на что команда, да и то… А в одиночку создать такую инфистскую бомбу, чтобы взрывная сила равнялась теоретической – нереально!
– Надо стараться, – сказал я неколебимо. – Надо. Ислам раскололся – ослабел, в христианстве отцы церкви не залатали все прорехи – произошел раскол сперва на правое и левое крыло, а потом еще и на множество течений. И все устроили кровавые войны уже между собой. Уж молчу про войны между католиками и православными, но ведь религиозные войны гремели и внутри католического мира! Все знают только про Варфоломеевскую ночь, но было их в тысячи раз больше, хоть и не всегда такие громкие… все-таки та была в Париже, это заметно, замешаны короли, а в других странах религиозная резня проходила с большей кровью, но менее шумно… И всего лишь потому, что в учении пропущены баги.
Они смотрели озадаченно, явно отметили горечь в моем голосе, еще не понимают, что это у меня за пунктик. Мерилин Монро сердито надула губки, к ней наклонился сосед справа, что-то лукаво шепнул в розовое ушко. Она сердито отмахнулась, а любопытствующему соседу слева показала жестом такое, что двумя поколениями раньше ей бы светил тюремный срок за оскорбление нравственности.
Я наконец спохватился, что зашел слишком в сторону, заставил себя улыбнуться.
– Хорошо, – сказал я, – я теперь перейдем непосредственно к технике использования слова…
Мои гости отваливают через два дня, уже купили билеты. Но мне и этих двух дней жалко. Могу не работать неделями, но выводит из себя, когда не работаю по чьей-то чужой вине. Так и кажется, что именно в это время написал бы лучшие страницы. Особенно, если сижу на каком-нибудь дурацком застолье, когда не понимаешь: именины или похороны отмечают, все одинаково, Восьмое марта или Первомай. Мысли только о том, что щас бы домой за комп, сразу бы начал писать, творить, как раз жажда…
Такое даже с бабами. Идешь за ней с налитыми кровью глазами, гормоны при каждом шаге из ушей выплескиваются, а потом, еще не слезая с нее, но разом протрезвев, думаешь с тоской: ну что за идиот, тащился в такую даль?.. Ради этих двадцати минут? Теперь полтора часа добираться взад. Да и не ринешься сразу, надо из вежливости хотя бы выслушать ее болтовню, чаю попить, потом еще разок, и рвать когти домой, скот спинномозглый. Вот приеду, сразу сяду писать…
Фигушки. Доберешься за полночь, выжатый, сразу в постель и копыта в сторону.
На сегодня с подачи Кристины у меня встреча с режиссером. Через два часа я должен быть в ЦДЛ, Центральном Доме литераторов. Разговор пойдет о мультсериале. Если честно, то потащусь туда только ради Кристины, не хочу разочаровывать. Сумма, правда, светит немалая, но я и так получаю достаточно, чтобы не думать о деньгах, а с Биллом Гейтсом мне все равно не соревноваться по толщине бумажников. При той скромной жизни, что я веду, как-то без разницы: получаю в год сто тысяч или двести. Квартира есть, машина есть, дачи не надо – не люблю, в одежде непривередлив, в еде тоже, хотя, ессно, покупаю лучшее из того, что есть поблизости в Южном Бутово. Здесь район дорогой, в основном селился высший свет, дома элитные, публика «чистая»…
– Барбос, – сказал я строго, – в твоей миске полно еды. В другой – вода. Игрушки по всей комнате. Если двери обдерешь… или туфли изжуешь – шкуру спущу!
Звякнул телефон, мои гости сообщили, что уже подъезжают, будут через полчаса. Я с преувеличенным вздохом сообщил, что, увы, успею только встретить их и распахнуть холодильник… а потом убегаю на службу. Да, я хоть и вольный писатель, но еще и на службе…