— Расскажите нам все, что знаете о сопротивлении, — приказал второй Партиал. Ариэль заметила, что это был тот же вопрос, который задавал им Седрик, когда они были снаружи. Девушка не знала, что существует движение сопротивления, но, судя по всему, оно весьма досаждало Партиалам.
— Сопротивления нет, — ответила Хочи. — Может быть, есть несколько групп, как наша, которые пытаются выбраться из Ист-Мидоу, но не более того.
— Местные ведут партизанскую войну с самого начала оккупации, — сказал Седрик. — Расскажите нам о биологическом оружии.
— О каком биологическом оружии? — спросила Ариэль.
— Расскажите о ракетных ударах по Плейнвью, — произнес Седрик. — Откуда у них ракеты? Где скрываются главари?
— Мы ничего об этом не знаем, — настаивала Ариэль. — И не являемся частью какого-либо сопротивления — мы просто пытаемся защитить этих детей.
— Вы бежите с места самой крупной за всю историю этой оккупации контратаки людей, — твердо сказал Партиал. — Вы имеете к этому какое-то отношение и расскажете нам все, что знаете.
Ариэль попыталась вызвать из памяти старую карту дорог Лонг-Айленда. Они покинули Ист-Мидоу через Левиттаун, далее прошли Бетпейдж, а затем… Плейнвью. «Мы были в Плейнвью сегодня утром, — подумала она. — Никаких свидетельств ракетного удара или других атак там не было. Может быть, это произошло после того, как мы ушли? Но мы ушли только несколько часов…
Шум, который я слышала, — подумала вдруг девушка. — Я услышала какой-то глухой отдаленный звук, затем двигатели замолкли, а минуту спустя Партиалы уехали. Это и была атака? Движение сопротивления людей атаковало Плейнвью всего несколько минут назад, и патруль, гнавшийся за нами, был отозван на подмогу. Эти двое здесь не для того, чтобы захватить нас в плен. Их задача — допросить нас».
Она открыла рот, чтобы ответить, но Седрик и второй Партиал почти одновременно выпрямились и посмотрели друг на друга, а затем оглядели всю комнату. Ариэль не могла понять, выглядят ли они испуганными или просто растерявшимися.
— Это что за чертовщина? — спросил Седрик.
— Оно приближается, — ответил его напарник.
Ариэль взглянула на остальных женщин, которые пригибались пониже и жались друг к дружке для защиты. Ариэль прижалась к боку Изольды и нащупала пистолет, скрытый под рубашкой девушки.
— Я возьму его, — прошептала она.
— Они чувствуют что-то через линк, — прошептала Изольда, кивнув, пока Ариэль доставала пистолет.
— Думаете, это Нандита? — поинтересовалась Хочи.
Ариэль покачала головой.
— Я однажды видела, как Нандита это делает, но все было не так.
Она снова посмотрела на Партиалов и увидела, что они ищут лучшую оборонительное позицию.
— У вас есть еще оружие? — спросил Седрик. Ариэль понадобилось время, чтобы понять, что Партиал обращается к своим пленницам.
— Что происходит? — спросила Ариэль.
— К нам приближается нечто, — сказал Седрик. — Если у вас есть оружие, приготовьте его.
— Должно быть, это Нандита, — прошептала Изольда.
Будто в ответ на ее слова, Нандита практически задом наперед прошла в дверь. К изумлению Ариэль, Партиалы заметили ее лишь мимоходом, по-прежнему держа оружие нацеленным в дверной проем.
— Ложись! — прокричали они. Нандита, широко раскрыв глаза, нырнула в укрытие. Голос Седрика был тверд, как сталь. — Ты видела это?
— Нет, — ответила Нандита. — Что это?
— Мы не знаем, — произнес второй Партиал, — но слышали рассказы.
Ариэль изумленно на них уставилась, гадая, что могло быть настолько ужасным, что Партиалы прекратили допрос, а Нандита покинула место, в котором пряталась. Мгновение спустя девушка решила: не имеет значения, что это такое, — если Нандита и Партиалы боятся этого, то и Ариэль тоже. Она подняла перед собой толстый полуавтоматический пистолет Изольды и увидела, что Хочи сделала то же самое с пистолетом Мэдисон. Укрывшись в развалинах, они ждали, глядя на дверь.
А потом оно пришло.
Сначала Ариэль почувствовала это — не телом, а будто сознанием. Это было присутствие, одновременно огромное и невидимое. Она качнулась и увидела, что с Изольдой произошло то же самое. «Это линк, — подумала девушка. — Мы ощущаем его через линк». Хан, который минуту назад молчал, начал кричать, как будто тоже это уловил.
В дверном проеме мелькнула тень, а мгновением позже появилась массивная фигура. Это был гуманоид, но он сильно отличался от человека. Темно-красного или фиолетового цвета, покрытый чем-то вроде пластин защитной брони. Ариэль не знала, была ли броня частью тела или как-то снималась. Создание было настолько огромным, что ему пришлось нагнуться, чтобы заглянуть в дверной проем. На присутствовавших уставились маленькие черные глаза. Голос существа был глубоким, хотя Ариэль и не увидела рта.
— Пришло время подготовиться, — сказало существо. — Готовьтесь к снегу.
— Кто ты? — требовательно спросил Седрик, но существо проигнорировало вопрос.
— Расскажите остальным, — приказало создание и выпрямилось, собираясь уйти. Седрик один раз выстрелил из винтовки и попал монстру в ногу. Ариэль не видела, причинила ли пуля какой-нибудь вред. Существо снова медленно и намеренно сунуло голову в дверной проем. Ариэль увидела, как на плечах открылись какие-то щели, напоминающие гигантские ноздри. Двое Партиалов без сознания рухнули на пол, и Ариэль испытала краткое головокружение, будто тоже была на грани обморока. Она схватилась для опоры за Хочи, с трудом сохраняя глаза открытыми, и с оцепенелым любопытством заметила, что Изольда и Нандита тоже едва стоят. Существо мгновение на них смотрело, будто проверяя, упадут ли они, и затем снова заговорило:
— Не пытайтесь следовать за мной, — сказало оно. — Я уже знаю. Вы должны рассказать остальным.
Монстр мгновение помедлил, и внезапно Ариэль безошибочно поняла, что он удивлен. Его удивление окатило ее густой липкой волной, и девушка едва сдержала крик отраженного ужаса.
— Нандита, — сказало существо. Ариэль не знала, где заканчивалось его удивление и начиналось ее собственное.
— Кто ты? — потребовала объяснения Нандита.
— Все уже почти готово, — ответило существо. — Я восстановлю его, я почти закончил.
— Что ты восстанавливаешь? — спросила Нандита. — Кто ты?
— Я, — ответило существо. — Мир вернется на круги своя. Снова пойдет снег.
С этими словами монстр развернулся и пошел прочь.
Глава 14
Сэмм стоял посредине больничной столовой, наблюдая, как Партиалы реагируют на последние новости. Все девятеро сейчас бодрствовали. Сэмм собрал их здесь, и Партиалы либо сидели в инвалидных колясках, либо лежали на больничных кушетках. Большинство из них все еще были слишком слабы, чтобы ходить, а некоторые чувствовали себя и того хуже. Восьмой номер, солдат по имени Горман, по-прежнему был на кислороде: его легкие слишком атрофировались, чтобы функционировать полностью самостоятельно. Никто из Партиалов не был офицером, но до Раскола они служили вместе, и все смотрели на Гормана как на предводителя.
— Двенадцать лет, — произнес Горман. Его лицо было осунувшимся, глаза слезились и запали. Физически ему было восемнадцать, как и всем Партиалам-пехотинцам, но выглядел он так плохо, что казался старше на десятки лет. — Это… — Он замолчал, не находя слов. — Двенадцать лет.
— Почти тринадцать, — произнес Сэмм. — Я не знаю точно, когда вас усыпили, но сейчас 2078 год.
Он посмотрел на Херон, молчавшую в своем углу, а затем на дверь. Ее не запирали, но Каликс обещала никого к ней не подпускать, чтобы предоставить Партиалам немного уединения. Пока девушка держала свое слово, и при разговоре присутствовали только Партиалы.
— Восстание началось в 2065, — проговорил солдат в инвалидной коляске. — Мы можем ошибаться на пару месяцев, но все равно получается где-то тринадцать лет, так что разницы нет.
Сэмм теперь знал, что этого зовут Дуэйн.
— Последнее, что я помню, — это приход сюда, — поведал Горман. Он слабо махнул рукой, имея в виду весь комплекс. — Это произошло, когда РМ был в самом разгаре, когда старшие офицеры наконец поняли, что люди от него не вылечиваются. Нам приказали обыскать комплекс ПараДжен, попытаться выяснить, нельзя ли с чумой что-нибудь сделать, а затем… вот. Я здесь.
— Вы не помните, кто вас усыпил? — поинтересовался Сэмм.
— Это был не «кто-то», — ответил солдат по имени Риттер. — Когда это произошло, я был на службе. Точно не помню, но, должно быть, я был в патруле. Кажется, это случилось… — Его линк испустил заряд досады. — Не могу вспомнить. В одной из лабораторий, может, даже в этой. Будто произошла химическая атака.
Остальные Партиалы при помощи линка подтвердили его слова, и Сэмм кивнул.
Остальные Партиалы при помощи линка подтвердили его слова, и Сэмм кивнул.
— У человека, который вас захватил, в плену находился еще один солдат, Уильямс. Его модифицировали таким образом, что вместе с дыханием он выделял снотворное, действующее только на Партиалов. Мы… никак не сможем вернуть ему прежний вид.
Все неловко заерзали.
— Мир, в котором вы очнулись, уже не тот, что вы знали, — продолжил Сэмм. — Я уже рассказал вам о Расколе, РМ и заповеднике. То, что случилось с вами, было сделано из страха перед вымиранием. Это не оправдывает произошедшее, но помогает нам понять, что заставило того человека пойти на подобное. Мир за пределами заповедника пуст. Кроме этого места, на всем континенте, и, возможно, во всем мире, поселения существуют только на востоке: люди собрались на Лонг-Айленде, в городе под названием Ист-Мидоу. Их там приблизительно тридцать пять тысяч.
В комнате повисло испускаемое через линк удивление, которое сменилось сильнейшей волной смятения: Партиалы осознали все последствия Раскола. Дуэйн заговорил первым:
— Всего лишь тридцать пять тысяч людей? То есть, во всем свете?
— Это все оставшиеся на земле представители вида, — ответил Сэмм. — Возможно, кое-где есть еще изолированные поселения, но через сто лет, самое позднее, все люди умрут.
— Но тогда где Партиалы? — спросил Горман. — У нас иммунитет к РМ, и невозможно, чтобы группа из тридцати пяти тысяч человек превозмогла нашу миллионную армию.
Сэмм почувствовал, как у него в груди что-то сжалось. Он помедлил, перед тем как говорить, будто мог каким-то образом избавить Партиалов от той новости, которую собирался им рассказать.
— Партиалы живут к северу от людей, — ответил он, — в нашем старом штабе в Уайт-Плейнс. — Все, — он сделал паузу, — все двести тысяч.
— Двести тысяч? — переспросил Риттер. — Ты шутишь.
— Не шучу.
— Что случилось с остальными из нас? — требовательно спросил Горман. — Люди устроили атаку? Мы слышали о морском десанте, но затем отправились сюда и… — Его голос надломился, и линк в комнате окрасился горечью и грустью. — Значит, у них получилось, да? Последний флот прорвался и вырезал нашу армию.
— Последний флот был остановлен, — сказал Сэмм. — Люди никого не убивали.
— По крайней мере непосредственно не убивали, — вставила Херон.
Горман быстро на нее взглянул, а затем снова повернулся к Сэмму. Его голос, со свистом прорывающийся через респиратор, был по-прежнему слаб, но линк практически сверкал негодованием.
— Тогда что произошло?
— Приблизительно три года назад начало умирать первой поколение, — сказал Сэмм. — Первая волна Партиалов, которых создавали для боя, все ветераны, первыми высадившиеся на берега во время Изоляционной войны. Все они просто… умерли. Сегодня были здоровы, а завтра начали гнить, как кусок какого-то фрукта, оставленный на солнце. Мы обнаружили, что в каждого из нас был встроен «срок годности». Все Партиалы умирают где-то на свой двадцатый день рождения. — Сэмм помедлил мгновение, давай Партиалам время осознать его слова. — Следующая партия погибнет через месяц. У последней — моей — есть еще месяцев восемь. В зависимости от того, когда вас извлекли из резервуаров, жить вам остается от четырех до тридцати двух недель.
В комнате стало тихо. Партиалы молча размышляли. Считали про себя. Даже Херон не подавала ни звука, глубокими темными глазами наблюдая за Сэммом. Линк в воздухе трещал беспорядочной смесью смятения и отчаяния.
— Говоришь, погибают все? — спросил Горман.
Сэмм кивнул.
— Это не болезнь. «Срок годности» встроен в наши ДНК. Он неостановим, неизлечим и необратим.
— Двадцать лет?
— Да.
— И ты говоришь, что сейчас 2078 год? — спросил Горман.
Сэмм нахмурился, сбитый с толку вопросами. Он ожидал некоторое неверие, но в смятении Гормана с каждой секундой становилось все меньше отчаяния.
— Октябрь. А что?
— Солдат, — произнес Горман. — Мы — Третья дивизия. Вышли из контейнеров в 2057-ом. — Он широко раскрыл глаза, будто сам едва мог поверить в то, что собирался сказать. — Пять месяцев назад всем нам исполнился двадцать один год.
Сэмм изумленно на него посмотрел.
— Это невозможно.
— Судя по всему, возможно.
— Никто и никогда не переживал «срок годности», — сказал Сэмм. — Мы испробовали все…
— Откуда нам знать, что этот «срок годности» вообще реален? — спросил Риттер.
— Я не выдумываю, если ты это подразумеваешь, — ответил Сэмм.
— Если он солгал об этом, то, возможно, лжет и обо всем остальном, — произнес Дуэйн.
— Я не лгу, — сказал Сэмм. — Сейчас 2078-ой год, мир стоит на грани гибели, каким-то образом вы были спасены, и мы должны понять каким…
Вспышкой движения Херон отделилась от стены, вытащила из ножен на поясе боевой нож и схватила Риттера за плечо. Не успел Сэмм даже моргнуть, как Риттер оказался на полу, а его кресло упало на кафель. Херон уперла колено Партиалу в грудь и прижала нож к его горлу.
— Скажи мне правду, — приказала она.
Сэмм подскочил на ноги.
— Херон, что ты делаешь?
К его вопросу присоединился хор возгласов, издаваемых остальными Партиалами, большинство из которых были слишком слабы, чтобы хотя бы встать. Горман сражался с дыхательными трубками на шее, пытаясь подняться, но ему не хватило сил, и он снова опустился на кушетку. Линк наполнился волнами ярости.
— Сколько тебе лет? — спросила Херон и еще плотнее прижала нож к горлу своей жертвы. — Не заставляй меня демонстрировать, насколько серьезны мои намерения.
— Он едва может дышать, — крикнул Дуэйн. — Как он может тебе ответить, если ты сейчас раздавишь его грудную клетку?
— Тогда пусть за него ответит кто-то другой, — сказала Херон, — пока я не избавила его от страданий и не начала искать нового заложника.
— Нам по двадцати одному году, — кашляя, произнес Горман между глубокими жадными вдохами через респиратор. — Все, что мы говорили, — правда. Нам двадцать один год.
Херон выпрямилась и убрала нож в ножны почти так же быстро, как обнажила его. Она протянула Риттеру руку, чтобы помочь Партиалу подняться, но тот с мрачным видом отбил ее ладонь в сторону и остался лежать на полу, задыхаясь.
Херон посмотрела на Сэмма.
— Что-то в этом месте сохраняет из живыми.
Сэмм приподнял бровь.
— Что-то в системе жизнеобеспечения?
— Думаешь, все окажется так просто? — спросила Херон.
— Откуда вам знать, что дело не в коме? — поинтересовался Партиал по имени Аарон, который находился у стены.
Сэмм взглянул на солдата и поразмыслил над его идеей.
— Возможно, но мне кажется, что вряд ли. Если бы замедление метаболизма откладывало «срок годности», мы видели бы более значительную разницу в датах.
— Не в самой коме, — продолжил Аарон. — Я имел в виду то, что является ее причиной. Снотворное. Что, если люди, которые его создали, встроили в него нечто, что продлило наши жизни?
Херон по-прежнему не отводила глаз от Сэмма.
— Значит, лекарство — Уильямс?
— Это было бы иронично, — заметил Сэмм.
— Это было бы бесполезно, — произнес Горман. — Вы видите, что с нами стало. Даже если мы получили дополнительные тринадцать лет, разве это решение? В двадцать мы все равно умрем, и добавьте к этому продолжительные физические и духовные муки посредине нашего жизненного цикла.
— При различном применении может быть разное действие, — сказала Херон. — Будем использовать его в малых дозах и получим лишь крепкий сон, который поможет продлить нам жизнь.
— Уильямс — не просто успокоительное на ночь, — возразил Дуэйн. — Он член нашего подразделения. Нельзя использовать его таким образом.
— В любом случае решение заключается не в нем, — сказал Сэмм. — Доктор Морган забрала Вейла с целью именно найти лекарство от «срока годности». Если бы оно у него уже было, он бы что-нибудь сказал.
— Тогда ему пришлось бы открыть Морган, что он сделал с этими десятью, — проговорила Херон. — Морган бы заживо содрала кожу с него и с половины людей в заповеднике.
— Я почти готов сделать то же самое, — заметил Горман.
— Эти люди ни в чем не виноваты, — отрезал Сэмм.
Горман слабо взмахнул руками, указывая на свой респиратор, каталку и всю комнату, полную больных изуродованных Партиалов.
— Ты считаешь, что это ничто?
— Я считаю, что это деяние доктора Вейла, — ответил Сэмм, — не их.
— Мы говорим не только о коме, — произнес Горман. — Как насчет всего остального? Мы начали войну, чтобы избежать угнетения, — войну, которая, как ты говоришь, практически привела к концу света, — а теперь, тринадцать лет спустя, мы очнулись и увидели вот что — еще больше угнетения. Худшего угнетения. Весь наш вид умирает, а ты приходишь сюда, как чей-то ручной Партиал, и рассказываешь, как людям плохо. В тебе есть хоть капля гордости, солдат? Хоть капля самоуважения?