В сопровождении капитана названые братья поднялись на второй этаж и вошли в приемную.
– Здесь ожидайте! – распорядился капитан и скрылся в кабинете.
Видимо, там он доложил кому-то о том, что задержанные доставлены.
Выйдя оттуда, офицер приказал Углову:
– Иди, сударь, граф тебя ждет.
Кирилл бросил быстрый взгляд на Ваню – мол, не робей, братец, пробьемся, – и вошел в кабинет. Здесь было полутемно. У дальней стены весело пылали дрова в большом камине. Возле него в кресле сидел граф Петр Андреевич Толстой. Сбоку за маленьким столиком примостился секретарь с пером в руке. Как видно, он должен был записывать ход допроса.
– Иди сюда, здесь встань, – услышал Углов голос руководителя Преображенского приказа.
Кирилл взглянул на графа Толстого и заметил перемену в его облике. В первый раз он видел Петра Андреевича на том историческом заседании Сената, когда решалась судьба трона. Тогда Толстой выглядел человеком решительным и властным, но согнувшимся под грузом прожитых лет. Сейчас же перед ним в кресле сидел пожилой, но еще очень крепкий мужчина. Никакой слабости в нем не чувствовалось.
– Скажи мне свое имя и звание, – приказал Толстой.
Углов ответил. Последовали вопросы о его происхождении, о родовом имении, о предках по отцовской и материнской линии. Ответить на них подполковник мог легко. Родовая линия Угловых была вычерчена специалистами по генеалогии, и перед отправлением он выучил ее наизусть.
«А ведь Ваню, наверно, тоже сейчас допрашивают, – подумал руководитель группы. – Будем надеяться, что память его не подведет и он ничего не напутает».
Толстой перешел к биографии самого Углова, стал спрашивать, кто и когда направил его в Англию, где именно он там проживал, давно ли вернулся обратно. На эти вопросы надворный советник тоже отвечал спокойно, ни разу не сбился.
Граф стал выпытывать детали обучения сыскному делу в Англии. Где именно жили в Лондоне его наставники Шерлок Холмс и доктор Ватсон? Как проходили занятия?
Вдруг Петр Андреевич без всякого перехода, тем же тоном любознательного человека спросил:
– Так кто же тебе внушил умысел проводить дознание о причинах смерти императора нашего Петра Алексеевича?
«Вот оно! – мелькнуло в голове надворного советника. – Теперь ясно, почему нас задержали и доставили сюда! Кто-то пожаловался графу!»
Вслух же он ответил:
– Никто мне таковой умысел не внушал, ваше сиятельство. Я вернулся в Санкт-Петербург после обучения, узнал о внезапной кончине великого государя и захотел приложить полученные знания и умения для розыска злодеев, буде таковые имеются.
– Как же ты говоришь, что никто не внушал? – хмуро проговорил главный сыщик империи. – Почему же тогда ты вошел в доверие к сиятельному князю Меншикову и предложил ему учинить розыск злодеев? Кого же ты собирался искать, ежели не знал, есть ли злодеи вообще, или кончина императора последовала от естественных причин?
– Меня в Англии тому учили, ваше сиятельство, – отвечал Углов, – что при кончине столь важной особы всегда дознание учинять надобно, если имеются хотя бы наималейшие подозрения о злодействе. А тут таковые были.
«Неужели сам Меншиков на меня донес? – думал Кирилл. – Но почему? Это было бы невероятно!»
– Вот тут у меня нечто любопытное значится, – сказал между тем Толстой, взяв у секретаря какую-то бумагу. – Ты вместо допроса очевидных злодеев, то бишь Долгоруковых и Голицыных, беспокоил уважаемых людей – лейб-медика Ивана Блюментроста, его брата Лаврентия, датского доктора Гротса и советника герцога Голштинского графа Бассевича. Даже к государыне императрице дерзнул подойти с вопросами! Почто такие воровские действия учинял?
«Он заставляет меня оправдываться, – подумал Углов. – Крайне невыгодное положение! Необходимо изменить ход допроса, а то я скоро окажусь в пыточном подвале, где из меня информацию клещами будут вытягивать. Надо уйти от оправданий!»
– Сие я делал, опять же следуя науке, преподанной мне в Англии, – отвечал он на вопрос Толстого. – Она требует вначале проверить, как именно было совершено преступление, а потом уже выявить основных подозреваемых и собирать доказательства их злодейства. Они по науке называются уликами. Так я и поступал. Допрос Ивана Блюментроста дал мне очень многое. А еще больше я узнал, беседуя с голштинским советником. Знаете, почтеннейший граф Петр Андреевич, что он мне поведал? Оказывается, умысел на убийство государя нашего Петра Алексеевича имел император австрийский Карл! Он не просто задумал извести царя, а дал таковое задание своему человеку.
– Вот как? – Граф Толстой встрепенулся, в глазах его зажегся огонек неподдельного интереса. – Что за человек? Рассказывай!
Углов принялся излагать главе Тайной канцелярии все то, что узнал от Бассевича, а заодно и сведения о графе Сен-Жермене, которые ему сообщил Ваня. Рассказ этот чем дальше, тем больше интересовал Толстого.
Через несколько минут он вдруг сказал:
– Да, а что это ты у меня все стоишь? Садись вот сюда, в это кресло, ко мне поближе. Так что этот Сен-Жермен сказывал?
Когда Углов закончил свое повествование, Толстой посидел немного, смежив веки и размышляя.
Потом Петр Андреевич спросил:
– А почему ты думаешь, что этот граф привел в исполнение свой злодейский умысел? Может, это все одни разговоры были?
– Нет, ваше сиятельство, не одни разговоры, – твердо возразил Углов. – Ведь я не зря встречался с датским медиком Гротсом. С его помощью я выяснил, что в теле умершего государя содержится мышьяк, смертельный яд. Император действительно был уморен. Я даже знаю, как именно. Некая девица принесла в спальню государя отравленные конфекты и исчезла, словно сквозь землю провалилась. А часовому из Преображенского полка, который ее видел, кто-то проломил голову и засунул тело в царский гардероб.
– Вот, значит, как, – задумчиво произнес Толстой. – Много ты, однако, узнал, Кирилла Андреевич. Да, а скажи-ка, верно ли, что ты везде на допросы берешь с собой младшего брата своего Ивана?
– Да, беру.
– А зачем? Разве аглицкая наука требует живописцев к дознанию привлекать?
– Нет, аглицкая наука того вовсе не требует, – отвечал Углов. – Тут другое дело. Брат мой наделен от природы особым даром – в чужих речах ложь от правды отличать. Вот я эту его способность и использую.
– Смотри, и на этот вопрос у тебя ответ имеется! – с усмешкой проговорил Толстой. – Получается, что ты передо мной чист как стеклышко. А ведь тут на тебя один поручик очень серьезную бумагу написал. Впору было вас с братом на дыбу отправлять, а оттуда – прямым путем на плаху. А по твоему рассказу выходит, что вас награждать надо!
– Награждать нас вовсе не нужно, граф, – отвечал ему Углов. – Наилучшей для нас наградой станет помощь в розыске того злодея Сен-Жермена. Вот тут вы можете оказать нам неоценимую услугу.
– А ты как полагаешь, сей злодей еще здесь, в Петербурге обретается? – спросил глава Преображенского приказа. – Или назад, к себе в Австрию или Францию, уехал?
– Я думаю, что он уехал, – отвечал надворный советник. – Какой ему резон здесь сидеть? Дело свое злодейское он сделал. Теперь пора и награду получить. Так что надо за ним отправляться туда, где он засел – в Вену, в Париж, в Рим. А оттуда, возможно, надо будет еще и в Стамбул заглянуть.
– А это для чего?
– А чтобы девицу восточного вида сыскать, которая принесла императору отравленные конфекты, – объяснил Углов. – Пока что мы полагаем, что ту девицу Сен-Жермен послал. Но может и иначе быть. Не исключено, что отравительница прибыла от турецкого султана Ахмеда. Ведь Блистательная Порта со времен Азовского, а потом Прутского походов опасалась императора Петра Алексеевича. Их разлюбезный султан вполне мог яд государю нашему послать.
– Так что же, вы с братом решитесь ехать за границу, чтобы там розыск злодеев учинять? – удивился Толстой. – Не только в Вену, но даже и в Стамбул, в эту столицу безбожных магометан последуете?
– А почему бы и нет? – Углов пожал плечами. – Тут никакого особого подвига нет. Ведь вы, граф Петр Андреевич, сами решились в свое время ехать в город Неаполь, чтобы склонить на свою сторону девку Ефросинью, убедить ее уговорить изменника царевича Алексея в Россию вернуться. Денег у вас не хватило, так вы из звезды, жалованной вам государем, алмазы выковыряли и продали. Уговорили, вернули. Ну а у нас задача проще будет. Нам нет нужды убийцу уговаривать да живым возвращать. Узнаем в достоверности, что он такое злодейство учинил, все подробности выведаем, как смог сие сделать, потом сами же его осудим и приговор исполним. Если в Стамбул придется ехать, там, конечно, потруднее будет, но все равно как-нибудь справимся. Вот только помощь от вас нужна в том, чтобы через границу нас пропустили невозбранно, да на месте, в Вене или Париже, мы в случае нужды могли к русскому посланнику обратиться.
Граф Толстой некоторое время молчал, глядя на надворного советника, затем произнес:
– Вот они, птенцы гнезда Петрова! Дерзновенны, отважны, и никакие препоны им не страшны! Как же велик был отец наш, император Петр Алексеевич, который вырастил таких вот своих последователей. Хвалю твой замысел, Кирилла Андреевич. Езжай смело в Вену и далее, если дело того потребует. Документы я тебе и твоему брату справлю самые серьезные, как посланникам государыни. – Граф повернулся к секретарю и приказал: – Сей же час изготовь бумаги надворному советнику Кирилле Углову и брату его Ивану на поездку по государевым нуждам в пределы австрийские, французские и далее, вплоть до владений султана. Укажи в тех бумагах, что все чины должны Углову содействие и помощь оказывать.
– А можно ли вас просить, ваше сиятельство, дать мне также бумаги на второго моего помощника, дворянина Игоря Дружинина? – попросил Углов.
– Почему же нельзя? Будут тебе бумаги и на второго помощника, – сказал Толстой, делая знак секретарю.
Тот кивнул, показывая, что все понял.
– И деньгами я вас снабжу на потребные траты, так что в скудости не пребудете, как мне доводилось, – продолжал глава Преображенского приказа. – Сейчас в той комнате подожди, тебе кошель вынесут с австрийскими талерами. Было бы хорошо тебе титул какой присвоить, графа или хотя бы барона, но я таких полномочий не имею, это одна императрица Екатерина сделать может. Ну да ничего. Иноземцы Табель о рангах плохо знают, для них и твой чин «надворный советник» будет весомо звучать. Так что езжайте, ловите злодея. А коли поймаете да изобличите, казните его смертью. На то я тебе «добро» даю той властью, которую вручила мне государыня. После возвращения приходи прямо ко мне, дай отчет о том, как все дело прошло. Мне твой рассказ зело интересно послушать будет. Езжай с Богом!
Углов поднялся с ощущением нереальности происходящего. Какой-то час назад он входил в этот кабинет, сомневаясь, удастся ли ему выйти из него живым. А теперь он оказался победителем, убедил в своей правоте главу Преображенского приказа!
Кирилл поклонился графу Петру Андреевичу, шагнул к двери, уже взялся было за ручку, но повернулся и задал еще один вопрос:
– Так, значит, мне теперь перед вашим сиятельством отчитываться надо? А перед князем Меншиковым уже не потребуется?
По губам графа Толстого пробежала усмешка.
– Почему же? – сказал он. – Ежели очень захочешь, можешь и перед князем Александром Даниловичем отчитаться. Но навряд ли сие ему понадобится. Он о тебе теперь, пожалуй, других известий ждет. Ведь это его секретарь Никита Сараев мне бумагу написал о твоем злоумышлении и непотребном поведении. Навряд ли он сделал бы то без ведома своего господина.
Глава 13
Из Санкт-Петербурга оперативники отбыли шестнадцатого февраля, в морозный и ветреный день. Ехали на двух санях, впереди Углов с Дружининым, за ними Ваня и тюки с поклажей. Ее было много: одежда на разные случаи жизни, провизия, посуда.
Пистолеты с запасом пороха и пуль путешественники благоразумно держали при себе. Такая предосторожность была совсем нелишней. Немногословный секретарь графа Толстого, помогавший им в сборах, сообщил, что дорога до Вены не везде является безопасной.
– Ведь вы, сударь, через южные польские земли поедете да через горы, – сказал он Углову. – А там разбойники водятся. А еще могут крымчаки налететь. Они, бывает, и до самой Варшавы доходят.
– А разве польские войска не способны с разбойниками да татарами справиться? – удивился надворный советник.
– Способны, конечно, – с усмешкой проговорил собеседник Кирилла. – Только ведь лихие люди королевское войско ждать не будут. Налетели и скрылись. Плохо то, что в Польше уже несколько лет нет короля. Шляхта нового никак не изберет. Так что порядка там сейчас мало. Вы уж мне поверьте, я в тех краях часто бываю.
Путешественники, предупрежденные бывалым человеком, были настороже и, что называется, держали порох сухим. Однако в первые дни никакие разбойники им не угрожали, неприятности сулила только стужа. Но уже за Псковом, когда сани стали приближаться к польским владениям, мороз начал слабеть, выглянуло солнце. А когда через неделю путники подъезжали к Вильно, снег стал стремительно таять. Там друзьям пришлось пересаживаться из саней в кареты.
Хозяин постоялого двора, где они остановились, настоятельно советовал путешественникам обождать неделю, пока снег совсем не сойдет и дороги немного подсохнут.
– А то застрянете, панове, где-нибудь, вот вам крест! – предостерег он. – До самой Варшавы дороги весьма плохие. Только за ней и далее будет шоссе, усыпанное камнем и идущее в сторону Дрездена. Та дорога построена по приказу короля Августа. Ему надо было ездить в свои саксонские владения. Вот вы по ней и двинетесь – это одно удовольствие!
– Но если ехать через Дрезден, то получится крюк! – заявил Дружинин. – Так мы потеряем целую неделю!
– Во-первых, не неделю, а всего дней пять, – возразил хозяин постоялого двора. – А во-вторых, потеряете несколько дней, зато сбережете свое имущество и саму жизнь. Ведь прямая дорога, тянущаяся через Чехию, очень опасна!
Путешественники посовещались и решили послушать хозяина, несмотря на нетерпение, владевшее ими.
– Вообще нам теперь надо настроиться на другой темп расследования, – заявил Углов. – Раз не удалось найти убийц императора в Санкт-Петербурге, значит, следствие займет не месяц и даже не два, а возможно, полгода.
– Или целый год, – мрачно добавил Дружинин.
– Может, и год, – согласился руководитель группы. – А что делать? Мы знали, куда отправляемся. Дороги в эту эпоху были плохие. Если расследование перенеслось в Европу, надо быть готовыми к потере времени. И потом, мы едем в Вену, но это не значит, что именно там и найдем того человека, который нам нужен. Сен-Жермен – настоящий космополит. Он жил и в Париже, и в Лондоне, и в Гааге. Так что поездить нам, возможно, придется много.
Однако ожидание затягивалось, и сам Углов стал проявлять нетерпение. Наконец-то возчики, прибывшие с юга, принесли известие, что дороги, слава Богородице, подсохли и проехать вполне можно.
Путешествие возобновилось. В середине марта – в Европе действовал другой календарь, в восемнадцатом столетии опережавший российский на одиннадцать дней, – оперативники прибыли в Варшаву.
Углов долго смотрел на каменные дома в три-четыре этажа, тянущиеся за окнами кареты, костелы, булыжные мостовые, статуи на площадях, потом заметил:
– Да, паны свою Варшаву лучше содержат, чем наши предки – столицу Российской империи.
– Не забывай, что Варшава благоустраивается уже четыреста лет, а Петербург – только двадцать, – отвечал на это Дружинин. – Пройдет еще всего-то какой-нибудь век, и наш город на Неве приобретет такой вид, какой Варшаве и не снился.
Задерживаться в польской столице оперативники не стали, дали лошадям небольшой отдых и поехали дальше. Хозяин постоялого двора в Вильне не обманул. Дорога после Варшавы действительно очень даже напоминала шоссе. Движению ничто не мешало. Путешественники в два дня доехали до Бреслау, а спустя сутки уже были в Дрездене, столице Саксонии.
Они надеялись, что теперь уже совсем скоро увидят венские дворцы и театры. Но тут-то с ними и случилось одно из тех приключений, о которых их предупреждал бывалый человек, служивший в Преображенском приказе.
Из Дрездена друзья взяли курс на юг, на Прагу. Дорога становилась все лучше. Путешественники решили немного перевести дух, затем ехать хоть до глубокой ночи, но добраться до Праги. Так они и сделали, перекусили в придорожном трактире и были готовы двигаться дальше.
Ваня подошел к товарищам, только что севшим в карету, и тихо сказал:
– Что-то мне здесь не нравится. Слуга, который подавал нам пиво, смотрел на меня как-то странно. И потом я заметил, что он крутился возле наших карет.
– Наверное, собирался что-то стибрить, – заявил Дружинин. – Напрасные надежды! Ты же знаешь, что все ценное у нас хорошо спрятано.
– Нет, тут что-то иное, – проговорил Ваня. – Этот человек – не мелкий воришка. От него пахнет злом, кровью. Да и другие слуги в этом трактире не лучше.
– Ладно тебе, – стал успокаивать товарища Углов. – Это же все-таки Саксония, а не дикая окраина Польши. Правда, впереди у нас Рудные горы, или Судеты, а они в эту эпоху были довольно глухим местом. Нет, все равно поедем! Тем более что в этом трактире и ночевать негде, да и вообще тебе здесь не нравится.
– Да уж, совсем не по душе, – согласился Ваня.
– Будем настороже, – решил Углов. – Оружие надо держать наготове, посматривать по сторонам, не дремать и кучеров наших предупредить. Кстати, а насчет них твоя интуиция ничего не говорит?