– Вот тот «Роллс» – сколько у вас вообще таких? – спросил я парня.
– Вы хотите опробовать? – спросил он.
– Нет, я просто беру все машины, которые у вас есть в наличии, – ответил я.
После того как я ушел, этого малыша, думаю, назначили генеральным управляющим.
* * *После каждого своего боя я с Буги ездил в Лос-Анджелес и весь день ходил по магазинам на Родео-Драйв. После хорошего ужина мы брали девушек и ходили по клубам. Время от времени я заходил в магазин «Версаче» в торгово-развлекательном центре «Дворец Цезаря», оставляя там каждый раз по сто тысяч долларов. После нашего ухода место превращалось в сцену из кинофильма «Поездка в Америку», где народ таскал мешки, сумки, чемоданы с барахлом. Ирония заключалась в том, что большинство одежды в моих шкафах просто висело без дела. Я обычно носил просто кроссовки и джинсы или спортивные костюмы. Когда я был в тюрьме, Джонни Версаче присылал мне приглашения на все свои мероприятия. Он знал, что я не мог приехать, но для него это был способ дать мне знать, что он помнит обо мне. Он был потрясающим парнем.
У меня было столько денег, что я порой не мог даже уследить за ними. Один раз Латондиа, помощница Рори, должна была участвовать в вечеринке в доме у Рори в Нью-Джерси. У нее не было времени собрать сумку с вещами, поэтому, когда она добралась туда, она пошла в комнату для гостей, где увидела большую спортивную сумку «Луи Виттон». Она подумала, что сумка была либо моя, либо Рори, и, рассчитывая найти там чистую футболку, открыла ее. Она была в шоке: там оказался миллион долларов наличными. Она сразу же пошла к Рори в комнату и показала ему свою находку.
– Майк забыл, где он оставил эту сумку, – сказал Рори. – Я прямо сейчас позвоню ему и попрошу одолжить мне двести тысяч долларов.
Эта сумка пылилась там еще неделю. У меня была трудная ночь в городе, и я забыл, где ее оставил. Каждый раз, когда Латондиа брала мою одежду для чистки в Лас-Вегас, она возвращалась с пластиковыми запечатанными конвертами, в который были дорогие браслеты или тысяч двадцать наличными, которые я оставил в карманах. Когда дело доходило до денег, я не вникал в такие мелкие детали.
Но очевидным перебором в моих тратах было мое решение купить тигрят и львят. Еще когда я был в тюрьме, я разговаривал со своим автомобильным дилером Тони. Мне очень хотелось знать, какие должны поступить новые машины, и Тони вдруг сказал мне, что собирается приобрести тигра или льва и ездить с ним в своем «Феррари».
– Послушай, я тоже хочу тигра, – сказал я.
Тони сообщил об этом Энтони Питтсу, и как только, выйдя из тюрьмы, я вернулся домой в Огайо, я увидел на своем газоне четверых тигрят. Они меня очаровали. Я много играл с ними и вскоре понял, что они разительно отличаются от наших домашних кошек. Они были весьма привередливы и злились, когда с ними играли слишком много. Следовало узнать их характер, поскольку через несколько лет они должны были превратиться в зверюг семи футов в длину и весом более четырех сотен фунтов[209]. Повзрослев, они могли встать на задние лапы и ударом лапы раскроить мне череп.
Я подружился с белым тигренком. Это была самка, я назвал ее Кения. Она всюду ходила со мной и даже оставалась со мной в постели. Те, кто был знаком с дикими животными, не мог поверить, что у меня с ней такие отношения. Они утверждали, что за тридцать лет никогда не видели, чтобы белый тигр везде следовал за кем-то, как это делала Кения. Она ходила по дому и кричала, как ребенок, в поисках меня. Если у меня дома была девушка, я запирал Кению снаружи в ее запретной зоне, и она там кричала. В жаркие летние ночи, когда у нее была течка, она стенала до тех пор, пока я не приходил и не гладил ей живот.
Кения довольно часто убегала из самого дома. Очутившись снаружи, она садилась на козырек бассейна и смотрела через забор на лошадей Уэйна Ньютона. Она могла легко перепрыгнуть через ограду, но никогда не делала этого. Мы наняли дрессировщика, которого звали Кейт, чтобы он работал с ней, и я платил ему за дрессировку 2500 долларов в неделю. Мой помощник Дэррил и те, кто убирал дом, помогли вырастить ее, но теперь они не хотели приближаться к ней. Она порой покусывала их, и они ей не особенно доверяли.
Когда у тебя есть детеныши, ты должен постоянно общаться с ними, потому что, если ты оставишь их на время, а потом вернешься, они уже не вспомнят, кто ты такой, и у тебя будут проблемы. Поэтому я получил лицензии на своих животных и взял два девятиосных фургона для их перевозки. К тому времени у меня остались только два тигренка. Львята вставали на задние лапы и смотрелись устрашающе. Один из них укусил меня за руку, и мне пришлось обратиться в больницу, где мне наложили на рану шесть швов. В пункте неотложной помощи меня спросили: «Послушай, что с тобой случилось?» Я ответил им, что меня покусала собака. Я хотел было прикончить этого чертова льва, но понял, что это я был виноват. Так что, мне на всякий случай сделали прививку от столбняка, и затем я избавился от него.
После нескольких месяцев привыкания к посттюремной жизни я начал тренироваться для возвращения на ринг. Я включил в свою команду нового члена. Я встретил Стива «Крокодила» Фитча несколькими годами ранее в туалете Мэдисон сквер гарден в тот вечер, когда мой противник так и не появился. Он спросил меня, буду ли я драться в тот вечер, и я ответил: «Да, если мой противник появится». Когда я был в тюрьме, я из разговора с Рори узнал, что Крокодил работал с боксером Оба Карром. Рори входил в его управленческую команду, а Дон участвовал в его рекламной кампании, поэтому Рори без проблем нашел Крокодила и устроил нам разговор по телефону. Мы поговорили о некоторых из моих друзей, с которыми он познакомился, когда был в тюрьме. Мы понравились друг другу, поэтому, когда я освободился, я предложил ему общаться с нами. Он был мне по вкусу, это был уличный парнишка.
После того как я вышел из тюрьмы, Дон не слишком много общался со мной. Думаю, он боялся, что я поколочу его. Поэтому он вел со мной переговоры по деловым вопросам через Джона Хорна, а Рори был моим специальным уполномоченным по личным вопросам. Они делили 20 процентов жалованья администратора, но даже при таком раскладе они зарабатывали больше, чем могли мечтать. Помимо Рори и Джона, у меня была команда обеспечения моей собственной безопасности, которую возглавлял Энтони Питтс. Вначале у меня был также Фарид, мой бывший сокамерник, пока власти не объявили нам, что мы не могли общаться друг с другом, потому что мы оба являлись бывшими преступниками.
Нынешняя команда Тайсон пользовалась высокими технологиями. Вместо телефонов у каждого из нас была рация, чтобы мы могли связываться со всей командой и сообщать о происходящем. У каждого был свой собственный позывной. Рори был «Эль-один», Джон – «Эль-два», Энтони – «Ти-один». Мой друг Горди звался «Грув», а Дон из-за своей прически – «Фредерик Дуглас»[210]. У меня было несколько разных позывных. Иногда меня называли «Безумным Максом», иногда «Арнольдом» в честь Арнольда Ротштейна[211]. Чаще всего меня звали «Дибо». Меня стали так называть в честь хулигана из кинофильма «Пятница», потому что я точно так же клянчил: «Дай мне это, дай мне это», присваивал чужие вещи, съедал у других еду, переключал телепрограммы, которые в это время смотрели.
Честно говоря, мне не нравилась вся эта идея с «уоки-токи», поскольку это означало, что меня можно было отследить гораздо легче. Я старался быть дисциплинированным в лагере, но иногда запах картофеля фри выбивал меня из колеи, и тогда я выскальзывал наружу, чтобы полакомиться. При этом я стремился избавиться от своей охраны и «снять» какую-нибудь женщину. По мере приближения поединка с Питером МакНили, который должен быть состояться 19 августа, я становился все более мрачным. Сначала я был уверен в себе, потому что, выйдя из тюрьмы, был в отличной форме, но когда мы начали спарринги в лагере в Огайо, я пропустил несколько ударов от молодого парня-любителя, и это было чертовски больно. Я не привык получать удары. На этом спарринге я должен был боксировать пять раундов, но уже после второго я сказал: «На сегодня хватит. Я вернусь завтра». Черт, я не мог поверить, что этот маленький ребенок-любитель мог доставить мне такие неприятности. То, что я напропускал удары, безусловно, означало, что я не был в форме. Я подумал: «Как же я смогу побить МакНили, если меня одолел этот любитель?»
В конце концов я все же вернулся в свой рабочий ритм, и, когда наступил август, я был готов к бою. На состоявшейся пресс-конференции до боя я, как всегда, был раздражителен и резок. Я появился в черном костюме и белой панаме. В мире бокса никто не воспринимал МакНили как серьезного соперника. Этот парень в лучшем случае был клубным боксером.
Я назвал поединок с МакНили «Король Ричард – возвращение короля». Я всегда называл свои поединки именами воинов. Хотя Каса уже давно не было с нами, я поговорил с ним: «Не волнуйся, Кас. Король возвращается. Король Ричард возвращается победителем».
Я назвал поединок с МакНили «Король Ричард – возвращение короля». Я всегда называл свои поединки именами воинов. Хотя Каса уже давно не было с нами, я поговорил с ним: «Не волнуйся, Кас. Король возвращается. Король Ричард возвращается победителем».
Если у меня и были какие-то сомнения, то все они развеялись, как только я оказался на ринге и взглянул на МакНили. Когда мы подошли к рефери на инструктаж, он не смотрел на меня. Спустя год после боя он признался одному журналисту, о чем он думал в этот момент:
– Когда Тайсон вышел на ринг под эту жестокую бандитскую мелодию, я оказался не готов к тому, что меня будут так запугивать. Я присматривался к нему на пресс-конференциях, и он тогда не смотрелся таким крупным в обычной одежде. Я стоял в своем углу спиной к нему, где тебя никак не могут побить, так как ты не лицом к лицу со своим соперником. Когда мы собрались в центре ринга, я был намерен смотреть только на его пупок, никуда больше. Я все же бросил беглый взгляд, и это оказалось ящиком Пандоры. Он был таким накачанным! Таким мощным! У него были громадные мышцы, шея, череп! Он выглядел совершенно свирепо. Я подмигнул ему и послал воздушный поцелуй, но на самом деле я был запуган.
Я считал, что этот парень просто спятил! Я хотел сказать ему: «Ты просто е… ный мудак! Вали отсюда!» – но я не мог разрушить свой имидж крутого парня. Когда прозвучал гонг, он начал крутиться вокруг меня и доставать меня в моем углу. Я ответил коротким правой, и он упал, но затем подскочил, как черт из табакерки. До того как Миллс Лейн начал обязательный счет до восьми, этот парень пробежался вокруг ринга и затем бросился на меня. Я не мог поверить в это дерьмо. После счета «восемь» он вновь кинулся на меня. Я провел хук левой, затем попал правой, и он вновь упал. Он поднялся и был готов продолжать, но его тренер выпрыгнул на ринг и остановил поединок, пока Миллс Лейн отводил меня в нейтральный угол. Это была ситуация из ряда вон. Публика начала свистеть. Комментаторы повторяли: «Какая досада! Какое разочарование!» Да, мы дрались ради болельщиков в девяноста странах, это была самая большая аудитория в истории, а угол этого парня не позволил ему продолжать.
На пресс-конференции после боя я старался быть смиренным и молился Аллаху.
– Я многому научился. Мне следует и дальше развивать свои навыки, – сказал я журналистам.
Когда меня спросили о решении его угла остановить бой, я ответил:
– Вы же знаете меня. Я кровожаден. И я рад, что они остановили бой. Поединок для меня – это как научные концепции для Эйнштейна, как текст для Хемингуэя. Бой – это проявление агрессивности. Агрессивность у меня в характере. И я не желаю больше говорить о боксе.
МакНили после этого сказал следующее: «Пересмотрите запись поединка! Я пришел, чтобы драться. Когда надо – я разговариваю разговоры, когда надо – сижу сиднем».
«Кроме того, когда надо – он кричит криком, а когда надо – не заморачивается и сразу в обморок», – написала New York Post.
Атлетическая комиссия штата Невада приняла решение удержать с его менеджера неустойку. Но менеджер оказался гением. Он сделал два национальных рекламных ролика с МакНили и получил 40 000 долларов от корпорации AOL[212] (на ролике поединок был доведен до конца) и 110 000 долларов от ресторанной сети «Пицца Хат» (на ролике МакНили был нокаутирован основой для пиццы).
Подозреваю, что Дону было неловко от скоротечности этого поединка, который он организовал, и он решил сэкономить моим поклонникам 50 долларов, предоставив им возможность посмотреть мой следующий бой по бесплатному телеканалу. 4 ноября я должен был драться с Бастером Матисом-младшим, поединок транслировали по телеканалу Fox. Я уверен, что Дон выбрал эту дату, потому что именно в этот вечер была платная трансляция третьего поединка между Риддиком Боу и Эвандером Холифилдом. Однако расчет оказался неверным, поскольку мой бой был отложен из-за перелома у меня большого пальца правой руки. Пресса немедленно набросилась на меня. New York Post опубликовала статью под заголовком: «Докажи это, Майк!»
И они были правы. В прошлом я уже несколько раз откладывал свои бои в качестве тактического средства для оказания психологического воздействия на соперников. Мой соперник полностью готов к поединку, уф, уф, уф, а я беру и откладываю бой, и он уже никогда не вернет себе прежнего настроя. Они думали, что я упорно весь день работаю в спортзале, а я на самом деле ровным счетом ничего не делал. Затем я перед вновь назначенным днем выкладывался на тренировках – а у соперника пик формы был уже позади. Этому трюку меня научил Кас.
Некоторая проблема заключалась в том, что ожидания того, что я верну свой титул, нарастали, и по мере этого давление на меня также росло.
– Публику не устраивают мои победы над десятью или пятнадцатью пустышками до моего настоящего поединка за чемпионский титул, – разъяснил я прессе. – И я испытываю сильное давление, от меня требуют продемонстрировать что-то прямо сейчас. Все желают видеть большой бой Майка Тайсона. Но у меня есть эксклюзивные контракты, которые я должен неукоснительно соблюдать. Согласно этим контрактам, по которым мне платят большие деньги, я должен возвращаться на ринг последовательно, размеренно, спокойно. Это бизнес, крупный бизнес. Эти люди заботятся о том, чтобы я вернулся на ринг и обеспечил для них прибыль.
Мы перенесли поединок на 16 декабря, бой проходил в Филадельфии[213]. Подозреваю, букмекеры что-то увидели в моем поединке с МакНили: если ставки против него были 15:1, то против Матиса они стали 25:1. Матис как боксер был гораздо лучше МакНили, но он вышел с небольшим избытком веса. На взвешивании я снял свою футболку с надписью «Принадлежит Аллаху», чтобы продемонстрировать рельефный пресс.
– Высеченный в камне! Просто Адонис! – проревел в восторге Дон Кинг.
Когда настала очередь взвешиваться Бастеру, он не стал снимать футболку. Он весил дряблые 224 фунта[214].
Когда бой начался, Бастер попытался повторить тактику МакНили и принялся наседать на меня. Два раунда прошли в ближнем бою, а в третьем он попытался прижать меня к канатам, но я ушел влево и за счет этого движения провел два правых апперкота. Он упал. Когда меня спросили на пресс-конференции, почему я пропустил так много ударов, я ответил, что «усыплял» Матиса и что пропущенные удары были «ловушкой, заговором, как и все в нашем обществе». На самом же деле в Матиса было очень трудно попасть. Если вы просмотрите все его поединки, вы убедитесь в том, что никто еще не обрабатывал его так, как это сделал я.
Матис был слегка бледен:
– Майк Тайсон сшиб меня, и когда я посмотрел вверх, рефери уже считал: «Пять!» И я сказал сам себе: «Черт, а что же случилось с одного до четырех?»
На первых рядах в зале сидел Фрэнк Бруно, один из действующих чемпионов в тяжелом весе, и мы с Крокодилом провели психическую атаку. Как мы уходили с ринга, Крокодил крикнул ему:
– Майк, вот он! Это наша очередная отбивная! Мы идем за тобой, сынок!
А я показал ему на себя:
– Я – номер один!
Мой поединок с Бастером привлек внимание двадцати девяти процентов аудитории, это оказался самый высокий рейтинг для телеканала Fox. Однако я не был доволен своими выступлениями после выхода из тюрьмы.
На этот поединок я привез Кению. У Моники уже была дочка, мы назвали ее Рейни. У меня появилась также падчерица Джина, и была еще дочь Майки от одной женщины из Нью-Йорка. Моника или дети не могли общаться со мной, когда рядом была Кения: когда они проявляли ко мне ласку, та готова была напасть на них. На время поединка я оставил ее в гостиничном номере. Вернувшись, я обнаружил, что апартаменты люкс полностью разгромлены: шторы порваны, на полу дерьмо, большой диван в гостиной разорван в клочья.
То же самое она проделала и в таунхаусе Дона Кинга в Манхэттене, когда я остался там после боя. Я оставил ее и пошел в клуб, и она стала там сходить с ума. Она перепортила все, что могла. После этого таунхаус вынуждены были закрыть и провести в нем дезинфекцию. Но мы не извлекли из этого урока. В Огайо Рори запер ее в моем гараже. Когда он через некоторое время пришел за ней, он увидел, что она буквально содрала крышу с одного из моих «Мазерати».
* * *Едва прошел год с моего выхода из тюрьмы, как Дон уже запланировал мне поединок с Фрэнком Бруно за чемпионский пояс. Для этого я был не в форме ни физически, ни морально. Мои переживания в этой связи можно было почувствовать по моему интервью журналу «Ринг»:
– По моим собственным ощущениям, я сейчас нервничаю больше, чем в начале своей карьеры или когда я был чемпионом. Может быть, это легкая неуверенность. Даже на тренировках мне хочется всякий раз выложиться до последнего. Я даже не знаю, хорошо это или нет. Я знаю, что надо делать, но никак не могу отделаться от этих сомнений. И меня здорово раздражает неуверенность в самом себе после успешных выступлений на протяжении стольких лет.