– И как у тебя только рука поднялась на Потапа Павловича? – мигом начал отчитывать «утопленника» Степаныч.
– Ах, оставьте его, – воскликнул Павел Потапович. – Неужеви не понимаете? Он сейчас в шоке!
– Знаем мы таких в шоке, – не поверил бывший заслуженный работник органов правопорядка.
– Главное, что он жив. А значит, и никакого дела заводить не нужно, – произнес с очень довольным видом Шмельков.
Тут Тяпа в целях безопасности вырвал из рук «утопленника» деревяшку. Сын Павла Потаповича уже размахнулся, чтобы закинуть ее подальше, но рука его вдруг замерла на полпути.
– А что это у него такое? – уставился Тяпа на деревяшку.
Остальные тоже посмотрели. Тяпа держал в руке позолоченный обломок рамы.
– По-моему, это от картины! – тут же воскликнула Настя.
– Чудеса в гешете! – откликнулся Павел Потапович. – Кагтина в пгуду?
– А почем нам, отец, с тобой знать? – хохотнул вдруг Тяпа. – Может, у этого жмурика там, на дне, целая картинная галерея!
– А не от той ли русалки эта рама? – вдруг осенило Шмелькова. – Эй, – потряс он «утопленника» за плечо. – Ты это откуда взял?
– Не подходи! Убью! – вращая глазами, крикнул «утопленник».
– Ну, агрессивный парень! – не переставал изумляться Тяпа Верещинский.
– Убью! – продолжал орать пострадавший.
– Отвечай, откуда взял раму! – напирал на него бесстрашный Степаныч.
– Иван Степанович! Помивуйте! – вступился за пострадавшего почтенный Павел Потапович. – Я же вам говогив! Чевовек чуть быво не утонув. Тепегь он пгебывает в гвубоком шоке. В таких свучаях мы довжны пгояввять состгадание и мивосегдие!
– Сострадание, милосердие, – проворчал Степаныч. – Вот он сейчас в своем глубоком шоке кого-нибудь пристукнет, будет вам милосердие.
И бывший заслуженный работник органов правопорядка, направив на пострадавшего свою любимую двустволку, гаркнул:
– Отвечай, откуда взял раму!
По-видимому, голос Степаныча вызвал в памяти пострадавшего какие-то неприятные ассоциации. Потому что, нашарив на земле булыжник, незнакомец метнул его в доблестного сторожа. Фуражка Степаныча мигом полетела на траву.
– Ты это мне брось, – опешил бывший заслуженный работник органов правопорядка.
– Не подходи! Убью! – вновь принялся орать пострадавший. – На помощь! Милиция! Убивают!
– Эк его разобрало, – пожал плечами капитан Шмельков. – То сам грозится убить, то его убивают… Вот и пойми после этого людей.
Тут к пруду подъехала «Скорая помощь».
– Ну, где у вас тут утопленник? – деловито выскочил из машины врач.
– Да вот он. Орет, – стараясь больше не приближаться к пострадавшему, сказал Степаныч.
– Все ясно, – коротко отозвался врач. – У него шок.
– Я же говогив! – немедленно восторжествовал почтенный Павел Потапович.
Врач тем временем сделал больному укол. Он почти тут же затих.
Санитары уложили пострадавшего на носилки.
– Родственники имеются? – оглядел присутствующих врач.
– Нет, – отозвался Шмельков. – Давайте я с вами поеду. Мне все равно нужно протокол составить. И личность еще не установлена.
Тут Тяпа Верещинский пригляделся к «утопленнику».
– Он вроде из архитекторов.
– Архитектор? – явно испытывал большие сомнения по этому поводу врач «Скорой помощи».
– Вы меня не так поняли, – откликнулся Тяпа. – Сам-то он, может, совсем и не архитектор. А вот в поселке архитекторов то ли живет, то ли дачу снимает. Я его там несколько раз встречал.
– Это мы позже выясним, – заверил Шмельков. «Господи! – мысленно возблагодарил он Всевышнего. – Спасибо, что хоть лишнего трупа на мою голову не свалилось».
Пострадавшего уже положили в машину. Шмельков завел мотоцикл, чтобы ехать следом за «Скорой помощью». Тут Петька спросил:
– Алексей Борисович, а кусок рамы-то вы возьмете? Вдруг она от той самой русалки?
– И впрямь, – только сейчас вспомнил об обломке рамы Шмельков. – Потап Павлович, – обратился он к Тяпе, – дайте ее, пожалуйста, мне.
Тот протянул обломок.
– Я позже в поселок заеду, – повернулся Шмельков к Петьке. – Тогда и дашь показания. А пока… – капитан на мгновение задумался. Затем продолжил: – Пошуровали бы вы, ребята, на берегу. Вдруг еще куски от рамы найдутся. Если что-нибудь обнаружите, то обязательно отметьте место.
– Нечего им шуровать, я сам, – мигом вмешался Степаныч. – Тут, Алексей, дело серьезное.
– И ты, Степаныч, тоже поищи, – примиряюще ответил Шмельков. – Берег большой. Пруд огромный. Всем работы хватит.
И Алексей Борисович поехал следом за «Скорой помощью».
– Ну, отец, мы с тобой и отдохнули, – устало взглянул Тяпа на Павла Потаповича.
– Ничего, Тяпочка, гвавное, все хогошо обошвось, – бодро откликнулся престарелый родитель.
– Для кого как, – покачал головою Тяпа. – У меня лично от этого искусственного дыхания до сих пор спину ломит.
– На курорт бы вам надо, Потап Павлович, – льстиво заметил Степаныч. – А то вон совсем заработались.
Но Тяпа его ответом не удостоил.
– Главное, отец, – продолжал он беседу с Павлом Потаповичем, – первый раз в жизни сотовый телефон с собой не взял. И напрасно. Из-за этого тебе на старости лет пришлось к Степанычу в сторожку бежать.
– Ничего, – ответил отец, который и так целыми днями носился по поселку в поисках каких-нибудь новостей. – Я стагый спогтсмен.
– Тогда все в порядке, – хлопнул его по плечу Тяпа. – Пошли обедать.
– Нет, нет, – заартачился почтенный академик. – Спегва узнаем новости пго бибвиотеку. Мне Надежда Денисовна сказава, что там что-то свистнуви. Расскажите, Иван Степанович.
– При посторонних нельзя, – кинув недружелюбный взгляд на членов Тайного братства, ответил сторож.
– Не вижу никаких постогонних! – возмутился Павел Потапович. – Говогите, скогее, Иван Степанович! Я пгосто сгогаю от нетегпения!
– Говори, Степаныч, – потребовал Тяпа. – Не расстраивай отца.
Степаныч досадливо крякнул. Однако возражать Потапу Павловичу не решился. Четверо ребят, обменявшись выразительными взглядами, подошли поближе.
– Я жду подробного гассказа, – потребовал Павел Потапович.
Сторож, время от времени злобно косясь на членов Тайного братства кленового листа, сперва изложил все, что им уже было известно. Затем добавил:
– Следов преступника не обнаружено. Мы с Алексеем установили, что похититель действовал в перчатках.
– Жавко гусавочку, – вздохнул действительный и почтенный член множества академий. – Такое, знаете, быво очаговатевьное и кугтуазное создание! И я, – игриво подмигнул он присутствующим, – вповне понимаю этого пастушка.
– Чего же ты раньше молчал, что тебе русалки нравятся, – обратился к родителю Тяпа. – Только скажи, я тебе любую картину с русалкой куплю, работы какого хочешь великого мастера.
– Нет. Я хочу, чтобы эта нашвась, – закапризничал академик. – И снова висева в нашей бибвиотеке. Я так пгивык.
– Тогда тому, кто найдет картину, от меня будет персональная премия, – немедленно объявил Тяпа. – Увидите Шмелькова, так ему и передайте, – повернулся он к членам Тайного братства.
– Зачем Шмелькова? Зачем передавать? – охватила тревога Степаныча. – Отыщем, Потап Павлович. Вы даже не сомневайтесь. А Алексею я сам скажу. Нечего посторонних вмешивать в такое серьезное дело.
– Поступай, как знаешь, – по-барски махнул рукой Тяпа. – Ладно, отец. Пошли домой. А то мать еще решит, будто это мы с тобой тут потонули.
– Ни фига мы не потонуви, – с весьма хулиганским видом изрек почтенный академик.
– Все равно пошли, – подтолкнул его к дамбе Тяпа.
Павел Потапович, попросив напоследок Ивана Степановича и «догогих гебяток» держать его в курсе дела, удалился.
Едва отец и сын ушли, доблестный сторож поселка Красные Горы кинулся обшаривать берег.
– Начинаем поиски с противоположной стороны, – тут же скомандовал друзьям Петька.
Четверо друзей медленно побрели вдоль берега.
– Удружил нам Тяпа со своей премией, – проворчал Димка. – Теперь Степаныч не успокоится, пока не найдет картину.
– Он бы и так стал искать, – возразила Маша.
– А теперь удесятерит усилия, – сказал Димка.
– Боюсь, что да, – вздохнула Настя.
– Вы лучше подумайте о другом, – вдруг азартно блеснули за стеклами очков глаза у Петьки. – Ведь если мы найдем картину, то Тяпа выплатит премию нам. Вы разве против?
– Совсем нет, – оживился Димка. Однако, тут же помрачнев» добавил: – Ты еще сперва найди эту картину.
– Ну, искать бы мы, положим, и без премии стали, – не преминула отметить с усмешкой Маша.
– Что нас роднит со Степанычем, – весело подхватила Настя.
– Не знаю, как вас, а меня лично со Степанычем ничего не роднит, – решительно произнес Димка и с треском рухнул в густые заросли камышей.
Оттуда раздался панический вопль.
– Димочка, что с тобой? – охватила тревога сестру. – Петька, вытащи его оттуда скорей.
Но помощи не потребовалось. Димкина голова уже возникла над зарослями.
– Терминатор и есть Терминатор, – сказала Mашa.
Это была Димкина тайная детективная кличка. Получил он ее за феноменальную способность походя все сокрушать на своем пути. Или падать в самый неподходящий момент.
– Ничего я не Терминатор, – проворчал брат. – То есть вообще-то Терминатор, – внес уточнение он, – но в данном случае просто споткнулся.
– У тебя всегда просто, – вздохнула Маша.
– Ой! – снова скрылся в камышах Димка. – Идите скорее сюда!
– Раму нашел? – первой откликнулась на зов Настя.
В следующий момент она с визгом выскочила обратно.
– Мерзость какая!
– Вот и я о том же, – самодовольно проговорил Димка. – А мы, между прочим, тут все время купаемся.
– Да что там? – полюбопытствовала Маша.
– Крыса! Дохлая! – брезгливо поморщилась Настя.
– Не только дохлая, – солидно добавил Димка, – но и тухлая.
– А рамы нету? – на всякий случай осведомился Петька.
Димка, не отвечая, вновь углубился в заросли.
– Ни рам, ни русалок, ни пастушков, – чуть погодя вновь предстал перед друзьями Терминатор. – Только одна эта крыса.
– Что же мы с ней будем делать? – задумчиво проговорила Маша. – А то противно как-то, когда такое на берегу.
– Если тебе противно, – ответил Димка, – можешь ее взять с собой. А я к ней ни за что не прикоснусь.
– Если вас так волнуют проблемы экологии, – вмешался Петька, – то после придем сюда с лопатой и крысу зароем. Но сейчас нам следует заняться поисками рамы. Иначе Степаныч наверняка нас опередит.
Ребята, тщательно осматривая обильные заросли, которые тянулись по этому берегу пруда, медленно побрели вперед.
– Интересно, этот обломок рамы был все-таки от русалки или не от русалки? – спросила Настя.
– Вообще-то похож, – отвечал ей Димка.
– Если мы найдем еще хоть маленький кусок, то можно будет показать его Ниночке, – сообразил Петька. – Она-то уж должна хорошо помнить.
– Найдешь тут что-нибудь, – спотыкаясь о многочисленные коряги и кочки, ворчал Димка.
– Даже если мы ничего не найдем, – отозвалась Маша, – то Шмельков свой обломок обязательно Ниночке покажет.
– Зато если мы обнаружим еще один обломок, значит, этот тип, который чуть не утонул, каким-то образом связан с кражей в библиотеке, – убежденно сказал Командор.
– Странный тип, – пожал плечами Димка.
– Ты тоже, Димочка, будешь странным, если тебя из воды полумертвого выловят, – скривила губы в усмешке Маша.
– Ох, как же мне надоели твои идиотские шуточки, – покачал головою брат.
Петька хмыкнул:
– Вы не устали за тринадцать лет жизни все время препираться?
– У нас единство и борьба противоположностей, – иронически сощурилась Маша.
Внешне близнецы были похожи как две капли. Оба высокие, стройные, светловолосые и голубоглазые. А вот характеры – и впрямь полная противоположность. Решительная ироничная Маша очень походила на бабушку, Анну Константиновну. Димка же, по словам очевидцев, являл собой почти точную копию деда – покойного академика Дмитрия Александровича Серебрякова. Он тоже отличался крайней рассеянностью, ворчливостью и неизбежно сокрушал все предметы, которые имели несчастье подвернуться ему под руку или оказаться на его пути. Кроме того, знаменитый биолог Серебряков, по преданиям, достаточно плохо учился в школе. Вспоминая об этом, пожилая ученая дама Анна Константиновна говорила внуку: «Будем надеяться, что и ты, Димка, в будущем как-нибудь себя проявишь».
Впрочем, сам Терминатор считал, что и в настоящем проявляет себя достаточно ярко. Например, сейчас, бредя с друзьями вдоль берега пруда, он усиленно отрабатывал версию, каким образом в руки утопленника мог попасть кусок позолоченной рамы.
– Слушайте, – сказал Димка, – а ведь, по словам Тяпы, этот тип вроде живет в поселке архитекторов.
– Без тебя помним, – не проявила воодушевления Маша. – Мало ли в поселке архитекторов разного народа.
– Неужели не понимаешь, – продолжал брат. – Архитекторы и художники – это почти одно и то же.
– Ну, положим, не совсем, – сказал Петька.
– Может, и не совсем, но близко, – стоял на своем Терминатор. – Многие архитекторы сами живописью занимаются. И, уж во всяком случае, в ней понимают.
– Нам-то от этого что? – фыркнула Маша.
– Объясняю для тупых, – с важностью проговорил брат. – Если эта картина – ценная, то «утопленник», если он архитектор, в этом сразу разобрался.
– А ведь верно! – широко раскрыла и без того огромные зеленые глаза Настя. – Он мог зачем-нибудь случайно зайти в нашу библиотеку, там увидеть на стене «Коварную русалку» и…
– И, дождавшись удобного момента, взломал дверь, – подхватил Петька.
– Именно, – кивнул Димка.
– Вас не поймешь, – усмехнулась Маша. – То уверяете, верней, Димочка наш уверяет, что эта «Русалка» – полная чепуха. А теперь получается, что какой-то полуутопший тип из поселка архитекторов пошел из-за нее на преступление.
– Я, между прочим, ничего не утверждал, – тут же принялся спорить брат. – И вообще в живописи не очень-то секу. А этот «утопленник», например, разбирается, и картина в библиотеке чем-то показалась ему заманчивой. Конечно, если он действительно архитектор.
– И он так обрадовался, когда она у него оказалась, что пошел вместе с ней топиться в пруду! – вдруг звонко расхохоталась Настя.
– Вот это самое странное, – задумчиво произнес Петька. – И почему он держал в руках обломок рамы?
– Тут вообще очень много странностей происходит, – глянул Димка туда, где виднелся шпиль заброшенной часовни.
Друзья молча кивнули. С этой часовней и развалинами усадьбы князей Борских, которые крестьяне разграбили и сожгли в первые дни революции, у членов Тайного братства кленового листа было связано предыдущее расследование. Кроме того, согласно местной легенде, последний из князей Борских сгорел заживо во время пожара. А его тетка, княжна Вера, еще в девятнадцатом веке утопилась от несчастной любви в том самом пруду, по берегу которого сейчас шли четверо друзей. Как утверждали жители деревни Борки, призрак несчастной девушки до сих пор бродит ночами в этих местах.
– А может, это княжна затащила грабителя в воду? – шепнула Настя.
– Скажи уж лучше русалка! – захохотал Дима. – Сошла с картины и заманила этого типа в пруд!
– И на память ему оставила только кусочек рамы, – добавил Командор.
– Тогда придется поверить Тяпе Верещинскому, что на дне Борского пруда находится картинная галерея, – с ухмылкой заметила Маша.
– Смотрите, – Петька вдруг резко нагнулся и извлек из-под куста солидный обломок рамы.
– Ух ты! – разом воскликнули остальные.
– Бежим скорей к Ниночке! – поторопила Настя. – Пускай посмотрит, та ли это рама.
– Предлагаю сперва дойти до конца пруда, – возразил Петька. – Вдруг еще что-нибудь интересное обнаружим.
И он, внимательней прежнего глядя под ноги, продолжил путь.
Степаныч тоже даром времени не терял. Используя в интересах дела родную двустволку, он сбивал прикладом камыши, а затем, опустившись на четвереньки, принимался тщательно исследовать берег. Бывший заслуженный работник органов правопорядка еще со времен учебы в школе милиции знал: любой предмет, найденный на месте преступления, может, в конце концов, оказаться уликой. Поэтому Степаныч, чье рвение подогревала обещанная Тяпой Верещинским премия, не брезговал никакими находками. Подобрав на берегу старую полиэтиленовую сумку, доблестный сторож поселка Красные Горы опустил в нее сперва два окурка сигарет «Мальборо», затем чей-то носок, набойку от женского каблука, детский резиновый мячик, ржавый молоток без рукоятки, не менее ржавый ключ от замка, еще несколько безымянных окурков, на одном конце которых сохранились следы губной помады. И, наконец, Степаныч обнаружил такое, что едва смог сдержать ликование. Под старой плакучей ивой лежали рубашка, брюки, носки и ботинки.
– Мужское, – тихим голосом охарактеризовал находку бывший заслуженный работник органов правопорядка. – И тонул у нас тоже мужчина.
Тут Степаныч на некоторое время задумался, Он никак не мог вспомнить, была ли на пострадавшем какая-нибудь одежда. «Вообще-то «утопленник» был какой-то весь мокрый, – вспоминал сторож. – И, кажется, даже на нем имелась майка. А ноги, по-моему, все-таки были голыми. Во всяком случае, без обуви. А вот про брюки не помню». Тут Степаныч решил взглянуть на дело с другой стороны. Если пострадавшего, к примеру, кто-нибудь скинул в воду, то он мог тонуть и одетым. А если он сам, по доброй воле полез купаться, то, наверное, все-таки сперва разделся.
Не зная, на какой из двух версий остановиться, Степаныч снял фуражку и тщательно протер носовым платком взмокшую, коротко стриженную седую голову. Эта нехитрая манипуляция помогла ему привести мысли в порядок. Вновь нахлобучив фуражку, доблестный сторож уже твердо знал, что одежда принадлежит пострадавшему. Во-первых, вещи лежали без присмотра. А, во-вторых, будь пострадавший одет, Потапу Павловичу все равно пришлось бы раздеть его. Иначе массаж груди прошел бы нерезультативно. «А если бы Потап Павлович раздел пострадавшего, – продолжал напряженные размышления сторож, – то вещи остались бы на месте происшествия. Но там ничего не осталось. Значит, здесь лежат вещи тонувшего».