«Все это верно, – подумал Баоюй, прочитав надписи. – Только не совсем понятно, что значит „чувства древние, новые страсти“ и „долг, оставленный ветром с луной“. Надо подумать».
Занятый своими мыслями, Баоюй и не почувствовал, что душу его переполняет какая-то волшебная сила.
Когда вошли в двухъярусные ворота, взору Баоюя предстали высившиеся справа и слева палаты, на каждой – доска с горизонтальными и вертикальными надписями… С первого взгляда их невозможно было прочесть, лишь некоторые Баоюй разобрал: «Палата безрассудных влечений», «Палата затаенных обид», «Палата утренних стонов», «Палата вечерних рыданий», «Палата весенних волнений», «Палата осенней скорби ».
– Осмелюсь побеспокоить вас, божественная дева, – обратился Баоюй к фее. – Нельзя ли нам с вами пройтись по этим палатам?
– В этих палатах хранятся книги судеб всех девушек Поднебесной, – отвечала Цзинхуань, – и тебе, простому смертному, не положено обо всем этом знать до срока.
Но Баоюй продолжал упрашивать фею.
– Ладно, пусть будет по-твоему, – согласилась наконец Цзинхуань.
Не скрывая радости, Баоюй прочел надпись над входом «Палата несчастных судеб» и две парные вертикальные надписи по бокам:
Баоюй печально вздохнул. В зале, куда они вошли, стояло около десятка огромных опечатанных шкафов, и на каждом – ярлык с названием провинции. «А где же шкаф моей провинции?» —подумал Баоюй и тут заметил ярлык с такой надписью: «Главная книга судеб двенадцати головных шпилек из Цзиньлина».
– Что это значит? – спросил Баоюй у феи.
– Это значит, – отвечала фея, – что здесь записаны судьбы двенадцати самых благородных девушек твоей провинции. Потому и сказано «Главная книга».
– Я слышал, что Цзиньлин очень большой город, – заметил Баоюй, – почему же здесь говорится всего о двенадцати девушках? Ведь в одной нашей семье вместе со служанками их наберется несколько сот.
– Конечно, во всей провинции девушек много, – улыбнулась Цзинхуань, – но здесь записаны самые замечательные, в двух соседних шкафах – похуже, а остальные, ничем не примечательные, вообще не внесены в книги.
На одном из шкафов, о которых говорила фея, и в самом деле было написано: «Дополнительная книга к судьбам двенадцати головных шпилек из Цзиньлина», а на другом: «Вторая дополнительная книга к судьбам двенадцати головных шпилек из Цзиньлина». Баоюй открыл дверцу второго шкафа, наугад взял с полки книгу, раскрыл. На первой странице изображен не то человек, не то пейзаж – тучи и мутная мгла – разобрать невозможно, будто тушь расплылась. Стихотворения под рисунком Баоюй тоже не понял.
Баоюй ничего не понял и стал смотреть дальше. Ниже был нарисован букет свежих цветов и порванная циновка, а дальше опять стихи:
Тут уж Баоюй совсем ничего не понял, положил книгу на место, открыл первый шкаф и взял книгу оттуда. На первой странице он увидел цветущую веточку корицы, под ней – пересохший пруд с увядшими лотосами и надпись в стихах:
Продолжая недоумевать, Баоюй взял главную книгу судеб и на первой странице увидел два золотых дерева; на одном висел яшмовый пояс, а под деревьями в снежном сугробе лежала золотая шпилька для волос. Под рисунком было такое стихотворение:
Баоюй хотел было спросить у феи, что кроется за этими словами, но передумал – она все равно не станет открывать перед ним небесные тайны. Лучше бы и эту книгу положить на место, но Баоюй не удержался и стал смотреть дальше. На второй странице он увидел лук, висевший на ветке душистого цитруса, и подпись в стихах:
На следующем рисунке два человека – они запускают бумажного змея, море, корабль, на корабле – плачущая девушка. Под рисунком стихотворение:
Под картинкой, изображающей плывущие в небе тучи и излучину реки, уходящей вдаль, тоже стихотворение:
И еще рисунок. На нем – драгоценная яшма, упавшая в грязь. А стихи вот какие:
На следующей странице Баоюй увидел свирепого волка, он преследовал красавицу девушку, чтобы ее сожрать. Стихи под рисунком гласили:
Под изображением древнего храма, где девушка в одиночестве читала сутру, были вот какие стихи:
Затем была нарисована ледяная гора, на ней – самка феникса, а ниже строки:
Дальше – заброшенный трактир в захолустной деревне, в трактире – красавица за прялкой. И опять стихи:
После стихов была нарисована ваза с цветущими орхидеями, возле вазы – красавица в роскошном одеянии и богатом головном уборе. Под рисунком подпись:
И, наконец, Баоюй увидел рисунок с изображением двухэтажных палат, в палатах повесившуюся красавицу, а ниже стихи:
И, наконец, Баоюй увидел рисунок с изображением двухэтажных палат, в палатах повесившуюся красавицу, а ниже стихи:
Баоюй собрался было читать дальше, но Цзинхуань знала, как он умен и талантлив, и, опасаясь, как бы он не разгадал небесной тайны, проворно захлопнула книгу и с улыбкой сказала:
– Стоит ли рыться в непонятных для тебя записях? Прогуляемся лучше, полюбуемся чудесными пейзажами!
Баоюй невольно выпустил из рук книгу и последовал за Цзинхуань. Взору его представились расписные балки и резные карнизы, жемчужные занавеси и расшитые пологи, благоухающие цветы бессмертия и необыкновенные травы. Поистине великолепное место! О нем можно было бы сказать стихами:
И снова слуха Баоюя коснулся ласковый голос Цзинхуань:
– Выходите скорее встречать дорогого гостя!
Не успела она произнести эти слова, как появились бессмертные девы. Закружились в воздухе их рукава, затрепетали на ветру крылатые платья; красотой девы не уступали весенним цветам, чистотой и свежестью – осенней луне.
Увидев Баоюя, девы недовольным тоном обратились к Цзинхуань:
– Мы не знали, о каком госте идет речь, сестра, и потому вышли его встречать. Ведь вы говорили, что сегодня сюда должна явиться душа нашей младшей сестры – Пурпурной жемчужины. Мы давно ее ждем. А вы привели это грязное создание. Зачем оно оскверняет ваши владения?
Смущенный Баоюй, услышав эти слова, хотел удалиться, но Цзинхуань взяла его за руку и, обращаясь к девам, молвила:
– Сейчас я вам все объясню. Я как раз направлялась во дворец Жунго, навстречу Пурпурной жемчужине, когда, проходя через дворец Нинго, встретила души Жунго-гуна и Нинго-гуна. И вот они говорят мне: «С той самой поры, как стала править ныне царствующая династия, наши семьи прославились своими заслугами, из поколения в поколение наследуют богатство и титулы. Но минуло целых сто лет, счастье нашего рода кончилось, его не вернуть! Много у нас сыновей и внуков, но достойного наследника нет. Разве что внук Баоюй. Нрав у него весьма странный и необузданный, зато мальчик наделен умом и талантом. Вот только некому его наставить на путь истинный. Теперь же мы уповаем на вас. И если вы покажете ему всю пагубность мирских соблазнов и поможете вступить на путь истинный, счастью нашему не будет предела!» Они так умоляли меня, что я пожалела их и решила привести Баоюя сюда. Сначала подшутила над ним, разрешила полистать книгу судеб девушек его семьи, но он ничего не понял, – так пусть здесь, у нас, испытает могучую силу страсти. Быть может, тогда прозреет.
С этими словами фея ввела Баоюя в покои.
– Что здесь за аромат? – спросил Баоюй, ощутив какой-то неведомый ему запах.
– Это – аромат ароматов настоянной на душистом масле жемчужных деревьев редчайшей травы, произрастающей в волшебных горах. Ничего подобного нет в мире, где ты обитаешь, ибо мир этот погряз в скверне. – Цзинхуань холодно усмехнулась.
Баоюю оставалось лишь удивляться и восхищаться.
Когда они сели, служанка подала чай, необыкновенно прозрачный, с удивительным запахом, и Баоюй спросил, как этот чай называется.
– Этот чай называется «благоуханием тысячи роз из одного чертога». Растет он в пещере Ароматов на горе Весны, – пояснила Цзинхуань, – а заварен на росе, собранной с цветов бессмертия.
Баоюй, очень довольный, кивнул головой и окинул взглядом покои. Чего здесь только не было! И яшмовый цинь[81], и драгоценные треножники, и старинные картины, и полотнища со стихами. На окнах – шелковые занавеси, справа и слева от них – парные надписи, одна особенно радовала душу:
Баоюй прочел надпись, а потом спросил Цзинхуань, как зовут бессмертных дев. Одну звали фея Безумных грез, вторую – Изливающая чувства, третью – Золотая дева, навевающая печаль, четвертую – Мудрость, измеряющая гнев и ненависть.
Вскоре служанки внесли стулья и столик, расставили вино и угощения. Вот уж поистине:
Баоюй не удержался и спросил, что за аромат у вина.
– Вино это приготовлено из нектара ста цветов и десяти тысяч деревьев, – отвечала Цзинхуань, – и настояно на костях цилиня[82] и молоке феникса. Потому и называется: «Десять тысяч прелестей в одном кубке».
Баоюй в себя не мог прийти от восхищения.
А тут еще вошли двенадцать девушек-танцовщиц и спросили у бессмертной феи, какую песню она им прикажет исполнить.
– Спойте двенадцать арий из цикла «Сон в красном тереме», те, что недавно сложены, – велела Цзинхуань.
Танцовщицы кивнули, ударили в таньбань[83], заиграли на серебряном цине, запели: «Когда при сотворенье мира еще не…», Цзинхуань их прервала:
– Эти арии не похожи на арии из классических пьес в бренном мире. Там арии строго распределены между героями положительными и отрицательными, главными или второстепенными и написаны на мотивы девяти северных и южных мелодий. А наши арии либо оплакивают чью-либо судьбу, либо выражают чувства, связанные с каким-нибудь событием. Мы сочиняем арии и тут же исполняем их на музыкальных инструментах. Кто не вник в смысл нашей арии, не поймет всей ее красоты. Поэтому пусть Баоюй прочтет сначала слова арий.
И Цзинхуань приказала подать Баоюю лист бумаги, на котором были написаны слова арий «Сон в красном тереме».
Баоюй развернул лист и, пока девушки пели, не отрывал от него глаз.
Вступление к песням на тему «Сон в красном тереме» Жизнь – заблуждение[85] Зачем в печали хмуришь брови?[91]
Баоюй никак не мог вникнуть в смысл и потому слушал рассеянно, но мелодия пьянила и наполняла душу тоской. Он не стал допытываться, как сочинили эту арию, какова ее история, и, чтобы развеять тоску, принялся читать дальше.
Печалюсь: рок неотвратим[93] Отторгнута родная кровь[95] Скорбь среди веселья Мир такого не прощает…[100] Когда любят коварного… Рассеяны иллюзии цветов Бремя разума[104] Когда сторицей воздаешь…[105] Мнимый блеск запоздалого расцвета[106] Так кончаются земные радости[108] У птиц убежище в лесу…Девы пели арию за арией, но Баоюй оставался равнодушным. Тогда Цзинхуань со вздохом произнесла: