– Они уехали. Вдвоем, – сквозь зубы процедил Скотт. – Один из охранников, что стоят в дверях, сказал, что двое в купальных халатах выбежали из дома и сели в „роллс-ройс", который их ждал. Это могли быть только они. Наверное, поехали к нему. Моя шлюха-жена не посмела бы привезти этого ублюдка в наш номер в „Ритц".
– Ты… ты уверен, Скотт?
– Если не веришь мне – спроси Майка! – Скотту сейчас нужно было, чтобы Миранда утешила его, успокоила, посоветовала что-нибудь, а не сомневалась в его словах и не устраивала ему допроса.
Миранда медленно подошла к телефону возле кровати. Должно же быть какое-то объяснение. Наверное, Аннабел сама повисла на шее у Адама. Наверное, она застала его врасплох. Наверное, он был пьян. Наверное, то был безумный, непреодолимый сексуальный порыв.
Но она не могла припомнить, чтобы когда-либо видела Адама пьяным.
Миранда набрала номер и ждала ответа в течение пяти минут.
– У Адама их нет, – проговорила она наконец. – Или он не отвечает.
Воцарилось молчание. Воображению обоих рисовалась одна и та же картина: чем сейчас, скорее всего, заняты Адам и Аннабел.
Потом Скотт заговорил с гневом и болью:
– Я никогда и представить себе не мог, что Аннабел… Она каждый раз говорила, что летит в Англию навестить Элинор!.. Дерьмо! Каким же идиотом я был!.. Интересно, сколько их у нее перебывало. Наверное, она уже не первый год дурачила меня. – Он покачал головой, как будто все еще не веря. – А я бы тан и не заподозрил, что Аннабел изменяет мне!
– Она отъявленная эгоистка, – холодно произнесла Миранда.
Его голос вдруг сломался:
– Поеду к себе, в „Ритц", и постараюсь хоть ненадолго уснуть. – Скотту сейчас хотелось остаться наедине с самим собой, чтобы никто не мешал ему изливать в проклятиях свою бессильную ярость, колотя кулаками в стену.
Внезапно Миранду охватила тревога.
– Если Аннабел вернется, не устраивай сцен, Скотт, – озабоченно сказала она. – Постарайся не говорить глупостей. Дай сначала мне поговорить с ней. Я попробую выяснить, почему все произошло так, а не иначе, и как долго это все тянется, – жестко закончила она.
– Не волнуйся, я не собираюсь бить эту тварь! Я не хочу даже прикасаться к ней! – почти вскрикнул Скотт. – И сильно сомневаюсь, что она осмелится вернуться сегодня. Наверняка останется с этим подонком. – Он устало потер глаза. – Я позвоню тебе утром. Как только Аннабел появится, мы немедленно улетим домой, в Нью-Йорк.
– Там, внизу, торчит пара писак из тех, что специализируются на светских сплетнях. Я не хочу, чтобы народ начал удивляться, куда я делась. Мне нужно идти заниматься гостями.
Слава Богу, что у нее есть роль, которую можно выполнять механически: сиять улыбкой, ходить среди гостей, следя, чтобы каждый был занят чем-то приятным, и распевать вместе со всеми „Стародавние дни".
Как правило, последние гости разъезжались часов в пять утра, и обычно Миранда с трудом дожидалась этого момента, но на сей раз она страшилась его. Она знала, что, оставшись одна, не сможет избежать мучительных мыслей. И гнала от себя воспоминания о прикосновениях Адама, запахе его тела, его голосе, каким он нашептывал ей на ухо то, что собирался с ней делать, и как филигранно он воплощал все сказанное на практике.
Четверг, 2 января 1969 года
Скотт позвонил Миранде, чтобы сообщить, что Аннабел, после тридцатишестичасового отсутствия, вернулась в „Ритц" в белой песцовой шубе; другой одежды на ней практически не было. Если она, Миранда, хочет вдолбить сестре в голову какую-нибудь разумную мысль, пусть приезжает поскорее, поскольку Аннабел уже укладывает чемоданы. Сам же он отправляется в бар выпить.
– Что тебе здесь надо? – выкрикнула Аннабел, когда Миранда вошла в ее спальню, и швырнула кое-как сложенную стопку кружевного персикового цвета белья, которую держала в рунах, в уже битком набитый чемодан, стоявший на кровати. – Если ты думаешь, что я собираюсь выслушивать твою очередную проповедь, лучше уходи сразу!
– Ты еще будешь указывать мне! – крикнула в ответ Миранда.
– Я буду делать то, что мне угодно.
– И сколько же времени тебе было угодно обхаживать Адама?
– Не твое дело!
– Нет, мое! – прошипела Миранда. – Мы с ним любовники уже больше трех лет.
– Я тебе не верю! – взвизгнула Аннабел, с ненавистью глядя на сестру.
– В последний раз мы спали вместе всего три дня назад.
– Ты лжешь! Не может быть, чтобы он любил тебя! – Уверенность вернулась к Аннабел при воспоминании о последних, исполненных блаженства полутора сутках, большую часть которых она провела в постели Адама.
– А я не верю, что он любит тебя! Что бы между вами ни произошло, ты для него – не больше чем одноночка. Он проделывал с тобой все свои штучки?
– Что ты имеешь в виду?
Миранда смерила сестру холодным взглядом.
– Он щекочет тебе соски перышком? А языком – между пальцами ног, медленно-медленно? Он водит тебе губами по всему телу – едва прикасаясь, так, что тебя всю окутывает тепло от его дыхания? Он…
– Замолчи! Замолчи! Заткнись! Я не хочу ничего больше слышать! – Но сомнения вновь охватили Аннабел, и она жаждала узнать как можно больше. Она по-прежнему стояла, уставившись на сестру.
– Только не вздумай разреветься, – ледяным тоном отрезала Миранда. – Для наших с Адамом отношений нет никаких препятствий. А ты обманула своего мужа – и плюс к тому свою Сестру!
– Скотт сам довел меня до этого! А тебя обманывать я не собиралась. Я ничего не знала о вас!
– Ну ладно, теперь ты знаешь. Так что отстань от моего мужчины!
– Но он не твой мужчина! – воскликнула Аннабел. – Если бы Адам на самом деле любил тебя, чего бы ради ему заниматься любовью со мной? – И прибавила торжествующе: – Если он действительно любит тебя, почему вы оба держали это в тайне?
– А вот уж это тебя никак не касается, – возразила Миранда, чувствуя, что душа ее холодеет. Какой же дурой она была, полагая, что Адам любит ее настолько, чтобы жениться на ней! Его любви не хватило даже для того, чтобы не изменить ей с другой.
– Нет, касается! Адам любит меня! Мы с ним поженимся!
– Он сделал тебе предложение? – выдохнула Миранда.
Аннабел заколебалась было, но все же солгала самым убежденным тоном:
– Да.
– Тогда почему он не сказал об этом мне?
– Он говорит, что самое разумное – подождать, когда шум утихнет.
Собравшись с силами, Миранда холодно предложила:
– Почему бы нам обеим не встретиться с Адамом, чтобы он разъяснил нам свои намерения? Где он сейчас?
– Тебе это знать не обязательно.
– Ради Бога, перестань повторять одно и то же! Если Скотт найдет Адама – а это не тан уж трудно, – он просто разорвет его на куски.
– Скотт не найдет Адама, – ответила Аннабел. – Он должен сегодня же вылететь в Нью-Йорк, если не хочет пропустить свой эфир.
– Если Адам прячется от Скотта – в чем, кстати, я сомневаюсь, – тогда давай встретимся с ним завтра же, – Миранда произнесла это гораздо более непринужденно, чем чувствовала себя на самом деле. – Где он? – повторила она свой вопрос.
– Я не знаю, честное слово, – еще более непринужденно солгала Аннабел. – Может быть, он все еще в „Савое". Мы там были с ним.
Где-то в дальнем уголке аналитического мозга Миранды почти оформилась мысль: чтобы располагать на Новый год номером в „Савое", Адам должен был позаботиться об этом заранее.
Но вместо того чтобы додумать эту мысль до конца, она позволила себе пойти на поводу у обуревавших ее чувств. За последние полчаса ее любовь к сестре обратилась в пропитанную ревностью ненависть. Потому что Миранда знала, что в одном Аннабел права: если бы Адам действительно любил ее, Миранду, он не связался бы с Аннабел.
Внезапно Миранда поняла, какие чувства испытывает человек, убивающий предмет своей любви. Ей совершенно определенно захотелось убить Адама – но не анонимно, при помощи яда, и не внезапно, при помощи пули, а как-нибудь медленно и максимально болезненно. Ей нужно было, чтобы он знал, кто его убийца. Ей нужно было, чтобы он страдал и мучился так же, как она теперь – и как ей еще долго предстояло страдать и мучиться.
– Я найду Адама. Не может же он прятаться вечно! – Метнув на сестру исполненный ненависти взгляд, Миранда выскочила из комнаты.
Когда Скотт вернулся в номер, Аннабел сидела на не желающем закрываться чемодане.
Подняв глаза от чемодана, она увидела в дверях Скотта, такого злого и вместе с тем такого потерянного, что ей захотелось сказать ему, как ей жаль, что она причинила ему эту боль: ей действительно было жаль. Но сознание собственной вины не давало ей сделать это.
– Миранда рассказала мне свою часть этой истории, – буркнул Скотт. – Я и не знал, что ты такая бессовестная, подлая тварь!
Игнорируя его слова, Аннабел холодно спросила:
– Ты закроешь этот проклятый чемодан или мне позвать коридорного?
– Миранда рассказала мне свою часть этой истории, – буркнул Скотт. – Я и не знал, что ты такая бессовестная, подлая тварь!
Игнорируя его слова, Аннабел холодно спросила:
– Ты закроешь этот проклятый чемодан или мне позвать коридорного?
– Зови, дьявол тебя возьми, – ответил Скотт. Его уязвленная гордость боролась с гневом и унижением. – Как ты могла причинить мне такую боль? Мне и своей сестре?
– Я и понятия не имела, что у Миранды… что она до такой степени увлечена Адамом. – Метнув быстрый взгляд на мужа, Аннабел позвонила в звонок.
– Как же, черт побери, ему удалось охмурить вас обеих? – спросил Скотт. – Он что, загипнотизировал вас?
– Просто он не ставит свою карьеру превыше всего! Превыше собственной жизни! Превыше собственной жены!
Скотт внезапно сник:
– Поверь мне, Аннабел, мне очень жаль, что все так вышло.
– Адам по-особому относится ко мне!
– А-а, так вот на что он купил тебя, – тихо отозвался Скотт. Адам окружил Аннабел таким же вниманием, каким окружал ее он, Скотт, на первых порах. Скотт недооценил всю глубину душевного краха, пережитого Аннабел после внезапного крушения ее карьеры: он просто постарался кое-как убедить ее в том, что происшедшее с ней вовсе не так уж страшно. А Адам утешил ее лестью. Он сделал ставку на ее неуверенность в себе, и его сладкие утешения помогли залечить раны, нанесенные ее самолюбию и вере в собственные силы. Скотт сделал два шага к Аннабел. – Я не понимал, что уделял тебе недостаточно внимания, детка.
– Если бы ты знал, как я ненавижу это твое словечко!
– Тогда почему же ты не сказала мне об этом? – взвыл Скотт. – А как тебя называет этот ублюдок Адам?
Он не верил самому себе: неужели он способен испытывать такую боль, такое чувство невозвратимой потери? Только однажды прежде ему довелось испытать подобное: на похоронах матери, когда до него наконец – слишком поздно – дошло, что он потерял нечто, чего не заменить ничем иным и что, оказывается, имело для него такое огромное значение.
– Если я потеряю тебя, Аннабел, я не вынесу этого, – сказал он.
Она искоса взглянула на него.
– Надеюсь, ты не думаешь, что и я испытываю такие же чувства?
– Мне просто не верится, что это случилось именно с нами! – Скотт от природы был достаточно хитер и наблюдателен, однако жена изменяла ему в течение долгих месяцев, а он тан ничего и не заметил.
Аннабел снова бросила на мужа косой взгляд:
– А почему бы и нет?
– Видишь ли, захоти я сделать то же самое, у меня на работе есть все возможности для этого. Но… Может, ты будешь смеяться, но я верил в то, что есть что-то святое. Я считал, что любовь – это не только постель.
– Ну, этого в последнее время у нас с тобой было немного. – Аннабел нетерпеливо выглянула в окно. Она не могла дождаться, когда они наконец уедут отсюда.
– Положим, это теперь относится к нам обоим, – возразил Скотт. – Вспомни-ка, сколько раз ты ездила навестить бедную больную Элинор. – Помолчав, он добавил спокойно: – Мы оба – вместе – летим в Нью-Йорк, как и собирались, и мы оба забудем о том, что произошло.
Аннабел расхохоталась.
Это окончательно доконало Скотта.
– Если ты не сделаешь этого, я разведусь с тобой.
– Давай-давай, – снова рассмеялась Аннабел. Хватит с нее лжи, хватит выдуманных отговорок и алиби, хватит мучиться сознанием собственной вины. Она обретет свободу, чтобы выйти замуж за Адама. И уж коли на то пошло, она твердо убеждена, что он женится на ней.
„Адам не в „Савое" и, уж конечно, не у себя дома, где ни ей, ни Скотту не составляет труда накрыть его", – думала Миранда.
Где же мог укрыться этот подонок, явившись незваным и нежданным гостем на неопределенный срок во время праздников, когда каждый стремится насладиться домашним покоем?
И вдруг она поняла, где он прячется. На свете существовал только один человек, на чью помощь и поддержку Адам всегда мог положиться, что бы ни натворил.
Через двадцать минут она уже звонила в дверь великолепного кремового особняка на Итон-Террас.
Когда дворецкий Майка открыл дверь, она спокойно произнесла:
– Пожалуйста, передайте мистеру Адаму Гранту, что мисс О'Дэйр пришла немного раньше, чем было уговорено.
Войдя в дом, вместо того чтобы подождать в холле, она молча последовала за дворецким по устланной ковровой дорожкой лестнице на второй этаж.
У дверей спальни дворецкий остановился, заколебавшись. Но прежде чем он успел постучать, Миранда сама повернула медную ручку и, проскочив под локтем дворецкого, ворвалась в спальню.
Первым, что она увидела, было окно с тяжелыми гардинами из парчи горчичного цвета. У окна в кресле сидел Адам, углубившись в изучение какого-то листка, исписанного столбиками цифр.
Он в изумлении поднял глаза.
– Миранда? А ты что здесь делаешь?
Говоря это, он сунул листок между спинкой и сиденьем кресла так, чтобы его не было видно.
– Я могу спросить то же самое у тебя! – горячо воскликнула Миранда.
– Благодарю вас, Форбс. – Адам подождал, пока дверь за дворецким закроется. Потом сказал, стараясь, чтобы его слова прозвучали как можно более искренне: – Мне жаль, что ты узнала обо всем таким образом. Мне правда очень жаль, что я так осложнил тебе жизнь.
Ревность тысячью игл пронзила душу Миранды. Наверное, так больно бывает, если наступить босой ногой на ежа. Измученная страданиями и унижением, Миранда уже не в силах была сдержаться:
– Почему ты сделал все именно так? Вот чего я никак не могу понять! Ты что – любишь Аннабел?
– Я не собираюсь обсуждать мои чувства к Аннабел ни с тобой, ни с кем другим, – ответил Адам, поднимаясь с кресла. Глаза его были холодные, словно льдинки.
И тут ревность Миранды разгорелась ярким пламенем, ослепив ее. В два прыжка преодолев расстояние, отделявшие ее от Адама, она набросилась на него с кулаками.
Адам легко удержал ее, перехватив за запястья. Миранде никак не удавалось освободиться от тисков его рук, и она ударила его ногой. Удар пришелся по берцовой кости и был так силен, что Адам вздрогнул от боли. Миранда попыталась укусить его за руку. Тогда Адам быстрым движением повернул ее так, что ее лицо оказалось прижатым к его груди, а руки, все еще крепко стиснутые его пальцами, – заломленными за спину.
Миранда не могла пошевелиться. Изнывая от ненависти, жгучей ярости и боли, она с трудом сумела откинуть голову настолько, чтобы прошипеть:
– Пусти меня, гад, подонок! – И, рванувшись изо всех сил, вцепилась зубами в подбородок Адама.
Его голова дернулась назад, и Миранда с несказанным удовлетворением увидела, что по его подбородку потекла струйка крови.
Сдерживая прорывающуюся в голосе ярость, Адам выговорил:
– Я отпущу тебя тогда, когда мне это будет нужно. Скоро ты узнаешь, кто из нас хозяин… ты, беспечная дура.
– А тебе придется вспомнить, что компанию контролирую я! А ты – всего-навсего мой служащий!
– На твоем месте я не был бы так уверен в этом! – отрезал Адам. – С какой это стати такой лакомый кусок должен доставаться тебе, когда я столько сил положил на создание компании?
– Ты получил за это акций на четверть миллиона фунтов! И плюс к тому – весьма недурное жалованье. Пусти меня!
Адам еще крепче стиснул ее.
– Мне очень жаль, но должен сказать, что я собираюсь не только завладеть большей частью, но и сделать так, чтобы у тебя осталось как можно меньше.
– Пусти! – Миранда отчаянно вырывалась. Запястья ее жгло огнем, от боли слезы брызнули из глаз. – Я прикончу тебя, Адам, Богом клянусь!
– Нет. Тебе не удастся покончить со мной, Миранда.
– Не знаю, что ты имеешь в виду, черт тебя побери, но я, как только выйду отсюда, немедленно свяжусь с моими поверенными, чтобы выяснить, когда я могу расторгнуть контракт с тобой – как можно скорее.
– В таком случае, Миранда, не забудь сказать своим поверенным, что больше не владеешь контрольным пакетом.
– Что, черт возьми, ты хочешь сказать?
– Ты же прекрасно знаешь законы, регулирующие деятельность акционерных обществ. Уверен, что тебе известно: фактически контролирует компанию тот, кто является крупнейшим держателем акций.
– Да. А крупнейший держатель – это я.
– Ошибаешься, Миранда. Теперь самый крупный пакет акций „СЭППЛАЙКИТС" у меня. Сорок шесть процентов! И ты ничего не сможешь с этим поделать! Разумеется, у тебя есть выбор: ты можешь либо уйти из компании, либо трудиться в поте лица, чтобы обеспечивать мне отличные доходы до конца моих дней. – Адам говорил так, чтобы лишний раз задеть Миранду: на самом деле он собирался перед тем, как уехать в Рио-де-Жанейро, продать все принадлежащие ему акции.
– Ты просто сошел с ума, – выдохнула Миранда, вновь силясь вырваться из этих вынужденных объятий. Ей удалось еще раз лягнуть Адама, и он снова дернулся от боли.
– Нет, дорогая моя, – пробормотал он сквозь стиснутые зубы. – Я только говорю тебе правду. Ты и твоя милая семейка скоро полетите ко всем чертям.