Вот и все, что известно о хозяине. Можно не сомневаться, что последним человеком, видевшим Невилла Сент-Клера, был этот угрюмый калека, который живет на втором этаже над притоном. Его зовут Хью Бун, и его безобразное лицо знает всякий, кому приходится бывать в Сити. Он профессиональный нищий; а для того, чтобы обойти полицейские правила, делает вид, будто продает спички. Вы, вероятно, помните, что на левой стороне Треднидл-стрит есть ниша в стене. Так вот в этой нише, поджав ноги и разложив у себя на коленях несколько спичечных коробков, обычно и сидит калека. Один вид его вызывает сострадание, и дождь милостыни так и сыплется в грязную кожаную кепку, которая лежит перед ним на мостовой. Я не раз наблюдал за ним, еще не предполагая, что когда-нибудь мне придется познакомиться с ним как с преступником, и всегда удивлялся тому, какую обильную жатву он собирает в самое короткое время. Внешность у него настолько незаурядная, что никто не пройдет мимо, не обратив на него внимания. Ярко-рыжие волосы, бледное лицо с чудовищным шрамом, который рассекает надвое верхнюю губу, бульдожий подбородок и проницательные темные глаза, цвет которых представляет такой резкий контраст с цветом волос, — все это выделяет его из толпы попрошаек. У него всегда наготове едкое словцо для каждого, кто, проходя мимо, вдруг вздумает задеть его насмешкой. Таков обитатель верхнего этажа этой курильни. Он последним видел джентльмена, которого мы разыскиваем.
— Но ведь он калека! — сказал я. — Как мог он совладать с сильным молодым человеком?
— Да, он прихрамывает на ходу, вообще же он здоровяк и силач. Вы медик, Уотсон, и, конечно, знаете, что часто слабость одной конечности возмещается необычайной силой других.
— Пожалуйста, рассказывайте дальше.
— При виде крови на подоконнике миссис Сент-Клер стало дурно, и ее отправили домой в сопровождении полицейского, тем более что для дальнейшего расследования ее присутствие не требовалось. Инспектор Бартон, принявший на себя ведение дела, тщательно обыскал притон, но не нашел ничего нового. Поначалу сделали ошибку: не арестовали Буна в первую же минуту, и он имел возможность переброситься двумя-тремя словами со своим дружком ласкаром. Однако ошибку тут же исправили: Буна схватили и обыскали, хотя обыск ничего не дал. Правда, на правом рукаве его рубашки оказались пятна крови, но он показал полицейским безымянный палец со свежим порезом возле ногтя, вероятно, кровь капнула и на подоконник, так как он недавно подходил к окну. Он твердил, что никогда не видел мистера Сент-Клера, а как попала одежда этого джентльмена к нему в комнату — такая же загадка для него, как и для полиции. Когда ему сообщили, что миссис Сент-Клер видела своего мужа в окне его комнаты, он сказал, что это ей либо пригрезилось, либо она не в своем уме. Буна отвели в участок, несмотря на его протесты. Инспектор решил подождать отлива, надеясь обнаружить какие-нибудь новые улики на дне канала. И действительно, в липкой грязи они нашли кое-что, хотя и совсем не то, что с таким страхом ожидали найти. Когда отхлынула вода, в канале оказался не Невилл Сент-Клер, а лишь пиджак Невилла Сент-Клера, И, как вы думаете, что было в карманах?
— Понятия не имею.
— Ни за что не угадаете! Все карманы были набиты монетами — четыреста двадцать одно пенни и двести семьдесят полпенни. Не удивительно, что отлив не унес пиджак. Труп — дело другое. Между домом и верфью очень сильное течение. Вполне допустимо, что труп был унесен в реку, а тяжелый пиджак опустился на дно.
— Но вы же сказали, что всю остальную одежду нашли в комнате? Неужели на трупе был один лишь пиджак?
— Нет, сэр, но этому можно найти объяснение. Предположим, что Бун выбросил Невилла Сент-Клера через окно, и этого никто не видел. Что стал бы он делать дальше? Естественно, что первым долгом он решает избавиться от одежды, которая может его выдать. Он берет пиджак, хочет выбросить в окно, но тут ему приходит в голову, что пиджак не потонет, а поплывет. Он страшно торопится, ибо слышит суматоху на лестнице, слышит, как жена Сент-Клера требует, чтобы ее пустили к мужу, да вдобавок, быть может, сообщник-ласкар уже предупредил его о приближении полиции. Нельзя терять ни минуты. Он кидается в укромный угол, где у него спрятаны плоды нищенства, и набивает карманы пиджака первыми попавшимися под руку монетами. Затем он выбрасывает пиджак и хочет выбросить остальные вещи, но слышит шум шагов на лестнице и перед появлением полиции едва успевает захлопнуть окно.
— Вполне правдоподобно…
— Что ж, тогда примем это как рабочую гипотезу за неимением лучшего… Буна, как я уже говорил, арестовали и отправили в участок, хотя прежде за ним ничего предосудительного не числилось. Правда, многие годы его знали как профессионального нищего, но жил он тихо и ни в чем дурном замечен не был. Вот так и обстоит дело в настоящее время. Что делал Невилл Сент-Клер в этой курильне, что там с ним случилось? Где он теперь и какое отношение имеет Хью Бун к его исчезновению? Все это так же неясно, как и прежде. Должен признаться, что не помню такого случая в моей практике: на первый взгляд он кажется очень простым, а в действительности ухватиться не за что.
Пока Шерлок Холмс рассказывал мне подробности этих удивительных происшествий, мы миновали предместье огромного города, оставив позади последние дома, и покатили по дороге, по обеим сторонам которой тянулись деревенские плетни. Как раз к тому времени, когда Холмс закончил рассказ, мы очутились в какой-то деревне. Кое-где в окнах мерцали огни.
— Мы въезжаем в Ли, — сказал мой приятель. — Между прочим, за время нашей небольшой поездки мы побывали в трех графствах Англии: выехали из Миддлсекса, захватили уголок Суррея и приехали в Кент. Видите те огоньки между деревьями? Это и есть «Кедры». Там возле лампы сидит женщина, и ее настороженный слух, несомненно, уже уловил стук копыт нашей лошади.
— Почему вы занимаетесь этим делом тут, а не на Бейкер-стрит? — спросил я.
— Многое приходится расследовать здесь… Миссис Сент-Клер любезно предоставила в мое распоряжение две комнаты, и можно не сомневаться, что она с радостью окажет гостеприимство и моему другу. Как тяжело встречаться с ней, Уотсон! Я ведь не могу сообщить ничего нового о ее муже! Приехали. Тпру!..
Мы остановились перед большой виллой, окруженной садом. Передав лошадь выбежавшему навстречу конюху, мы с Холмсом пошли к дому по узенькой дорожке, посыпанной гравием. Когда мы приблизились, дверь распахнулась, и на пороге появилась маленькая белокурая женщина в светлом шелковом платье с отделкой из пышного розового шифона. Ее фигура резко выделялась на свету. Чуть нагнувшись вперед, она одной рукой схватилась за дверь, другую словно протянула в мольбе и жадно глядела на нас; всем своим обликом она, казалось, спрашивала: что мы узнали о судьбе ее мужа?
— Ну что? — громко спросила она.
Заметив, что нас двое, она радостно вскрикнула, но крик этот превратился в стон, когда мой товарищ покачал головой и пожал плечами.
— С добрыми вестями?
— Нет.
— С дурными?
— Тоже нет.
— И то слава богу. Однако входите же. У вас был трудный день, вы, наверно, устали.
— Это мой друг, доктор Уотсон. Он оказывал мне большую помощь во многих моих расследованиях. По счастливой случайности я встретил его и пригласил сюда, — он будет нам полезен.
— Рада вас видеть, — сказала она, приветливо пожимая мне руку. — Боюсь, что вам покажется у нас неуютно. Вы знаете, какой удар обрушился на нашу семью…
— Сударыня, — сказал я, — я отставной солдат, привыкший к походной жизни, но, если бы даже я не был солдатом, какие могут быть извинения передо мною? Буду счастлив, если окажусь полезным вам или моему другу.
— Мистер Шерлок Холмс, позвольте мне задать вам прямой вопрос, — сказала хозяйка дома, вводя нас в ярко освещенную столовую, где нас ждал холодный ужин. — Прошу вас, отвечайте так же прямо и откровенно.
— Извольте, сударыня.
— Не пытайтесь щадить мои чувства. Со мной не бывает ни истерик, ни обмороков. Я просто хочу знать, что вы думаете.
— О чем?
— Верите ли вы в глубине души, что Невилл жив?
Шерлок Холмс, видимо, был смущен вопросом.
— Говорите откровенно, — повторила она, стоя на ковре и пристально глядя Холмсу в лицо.
— Откровенно, сударыня? Не верю.
— Вы считаете, что он умер?
— Да.
— Его убили?
— Не знаю. Может быть.
— Когда это случилось?
— В понедельник.
— В таком случае, мистер Холмс, не будете ли вы любезны объяснить, каким образом сегодня я получила от него это письмо?
Шерлок Холмс вскочил с кресла, словно его ударило электрическим током.
— Сегодня? — закричал он.
— Да, сегодня.
Она улыбалась, держа в руке листок бумаги.
— Можно прочитать?
Шерлок Холмс вскочил с кресла, словно его ударило электрическим током.
— Сегодня? — закричал он.
— Да, сегодня.
Она улыбалась, держа в руке листок бумаги.
— Можно прочитать?
— Пожалуйста.
Он выхватил письмо у нее из рук, разгладил бумагу на столе и начал внимательно рассматривать, придвинув лампу. Я поднялся с кресла и стал смотреть через его плечо. Конверт был простой, конторский, на конверте стоял почтовый штемпель Грейвсенда и сегодняшнее, вернее, вчерашнее, число, так как полночь уже миновала.
— Грубый почерк, — пробормотал Холмс. — Уверен, что это почерк не вашего мужа, сударыня.
— Да, на конверте чужой почерк, но внутри — почерк Невилла.
— Человеку, который надписывал конверт, пришлось навести справки о вашем адресе.
— Откуда вы знаете?
— Имя на конверте, как видите, темнее, потому что чернила высохли сами собою. Адрес же бледноват, потому что к нему прикладывали промокашку. Если бы надпись на конверте была сделана сразу и ее всю высушили бы промокашкой, все слова были бы одинаково серы. Этот человек написал на конверте сперва только ваше имя, потом уж приписал адрес. Отсюда можно заключить, что адрес не был ему вначале известен. Конечно, это пустяк, но в моей профессии нет ничего важнее пустяков. Разрешите мне взглянуть на письмо… Ага! Туда было что-то вложено!
— Да, там было кольцо. Его кольцо с печатью.
— А вы уверены, что это почерк вашего мужа?
— Один из его почерков.
— Один из его почерков?..
— Так он пишет второпях. Обычно он пишет совсем иначе, но и этот его почерк мне хорошо знаком.
— «Дорогая, не волнуйся. Все кончится хорошо. Произошла чудовищная ошибка, потребуется некоторое время, чтобы исправить дело. Жди терпеливо. Невилл». Написано карандашом на листке, вырванном из книги форматом в восьмую долю листа, конечно, без водяных знаков. Гм! Отправлено сегодня из Грейвсенда человеком, у которого большой палец чем-то выпачкан. И если не ошибаюсь, человек, заклеивавший конверт, жует табак… Вы убеждены, сударыня, что это почерк вашего мужа?
— Убеждена. Это письмо написал Невилл.
— Оно отправлено сегодня из Грейвсенда. Что ж, миссис Сент-Клер, тучи рассеиваются, хотя я не могу сказать, что опасность уже миновала.
— Но он жив, мистер Холмс!
— Если только это не ловкая подделка, чтобы направить нас по ложному следу. Кольцо, в конце концов, ничего не доказывает. Кольцо могли у него отнять.
— Но это же его, его почерк!
— Хорошо. А если письмо написано в понедельник, а послано сегодня?
— Это возможно.
— А за этот срок многое могло произойти.
— О, не отнимайте у меня надежды, мистер Холмс! Я знаю, что с Невиллом ничего не случилось. Мы с ним настолько близки, что я непременно почувствовала бы, попади он в настоящую беду. За день до того, как он исчез, он порезал себе нечаянно палец. Я была в столовой, он — в спальне, и я сразу же побежала, к нему, чувствуя, что с ним случилась беда. Неужели вы думаете, что я не знала бы о его смерти, если даже при таком пустяке предчувствие не обмануло меня?
— Я человек опытный и знаю, что женское чутье иногда ценнее всяких логических выводов. И это письмо как бы подтверждает вашу правоту. Однако, если мистер Сент-Клер жив и может писать письма, отчего же он не вернется домой?
— Не понимаю. Ума не приложу.
— В понедельник, уезжая, он ни о чем вас не предупреждал?
— Нет.
— И вы очень удивились, увидев его на Суондам-лейн?
— Конечно.
— Окно было открыто?
— Да.
— Он мог окликнуть вас из окна?
— Да.
— Между тем, насколько я понял, вы услышали только бессвязное восклицание?
— Да.
— Вы подумали, что он зовет на помощь?
— Да, он махал руками.
— Но, быть может, увидя вас, он вскрикнул от неожиданности? Просто всплеснул руками от изумления, что видит вас?
— Вполне возможно.
— И вам показалось, что его оттащили от окна?
— Он исчез так внезапно…
— Он мог просто отскочить от окна. Вы никого больше не видели в комнате?
— Никого, хотя этот отвратительный нищий признался, что был там. А ласкар стоял внизу, у лестницы.
— Совершенно верно. Ваш муж был одет, как всегда? Вам удалось разглядеть?
— Но на нем не было ни воротничка, ни галстука. Я отчетливо видела его голую шею.
— Он никогда не упоминал в разговорах о Суондам-лейн?
— Никогда.
— А вы не замечали, не курит ли он опий?
— Никогда.
— Благодарю вас, миссис Сент-Клер. Это основные пункты, которые я хотел прояснить. Теперь с вашего разрешения мы поужинаем и пойдем отдохнуть: весьма возможно, что завтра предстоит много хлопот.
В наше распоряжение была предоставлена просторная, удобная комната с двумя кроватями, и я сразу лег в постель, так как ночные похождения утомили меня. Но Шерлок Холмс мог не спать по целым суткам и даже неделям, когда у него была какая-нибудь нерешенная задача; он размышлял, сопоставлял факты, рассматривал дело с разных точек зрения до тех пор, пока ему не удавалось либо разрешить загадку, либо убедиться, что он находится на ложном пути. Я понял, что он и сейчас готовится просидеть без сна всю ночь. Он снял пиджак и жилет, надел синий просторный халат и принялся собирать в одну кучу подушки с кровати, с кушетки и с кресел. Из этих подушек он соорудил себе нечто вроде восточного дивана и взгромоздился на него, поджав ноги и положив перед собой пачку простого табаку и коробок спичек. При тусклом свете лампы я видел, как он сидит, безмолвный, неподвижный, со старой трубкой во рту, в клубах голубого дыма, рассеянно устремив глаза в потолок, и тусклый свет озаряет его резкие орлиные черты. Так сидел он, когда я засыпал, и так сидел он, когда при блеске утреннего солнца я открыл глаза, разбуженный его внезапным восклицанием. Трубка все так же торчала у него во рту, комната была полна табачного тумана, а от пачки табаку, которую я видел вечером, ничего не осталось.
— Проснулись, Уотсон? — спросил он.
— Да.
— Хотите прокатиться?
— С удовольствием.
— Тогда одевайтесь. В доме еще спят, но я знаю, где ночует конюх, и сейчас у нас будет коляска. — Холмс усмехнулся, глаза его блестели, он нисколько не был похож на того человека, погруженного в тяжелые раздумья, каким был вчера.
Одеваясь, я взглянул на часы. Не удивительно, что все еще спали: было двадцать пять минут пятого. Едва я успел одеться, как вошел Холмс и сказал, что конюх уже запряг лошадь.
— Хочу проверить одну свою теорию, — сказал он, натягивая сапоги. — Послушайте, Уотсон, перед вами один из величайших глупцов в Европе! Я был слеп, как крот. Мне следовало бы дать такого тумака, что я отлетел бы отсюда к Чаринг-Кроссу! Но теперь, кажется, я нашел ключ к этой загадке.
— Где же он, ваш ключ? — спросил я улыбаясь.
— В ванной! Нет, я не шучу, — продолжал он, заметив мой недоверчивый взгляд. — Я уже был в ванной, взял ключ и спрятал вот сюда, в саквояж. Поедем, друг мой, и посмотрим, подойдет ли этот ключ к замку.
Мы спустились с лестницы, стараясь ступать как можно тише. На дворе уже ярко сияло утреннее солнце. У ворот нас поджидала коляска; полуодетый конюх держал под уздцы запряженную лошадь. Мы вскочили в экипаж и быстро покатили по лондонской дороге. Изредка мы обгоняли повозки, которые везли овощи в столицу, но в домах вдоль дороги было тихо и пусто, словно в спящем заколдованном городе.
— В некоторых отношениях это совершенно исключительное дело, — сказал Холмс, пуская лошадь галопом. — Сознаюсь, я был слеп, как крот, но лучше поумнеть поздно, чем никогда.
Когда мы въехали в город со стороны Суррея, в окнах уже начали появляться заспанные лица. Мы переехали реку по мосту Ватерлоо, потом помчались по Веллингтон-стрит и, взяв круто вправо, очутились на Бау-стрит. Шерлока Холмса хорошо знали в полицейском управлении, и когда мы подъехали, два констебля отдали ему, честь. Один из них взял лошадь под уздцы, а другой повел нас внутрь здания.
— Кто дежурит? — спросил Холмс.
— Инспектор Бродстрит, сэр.
Из коридора, вымощенного каменными плитами, навстречу нам вышел высокий, грузный инспектор в полной форме.
— А, Бродстрит! Как поживаете? Мне нужно поговорить с вами, Бродстрит.
— Пожалуйста, мистер Холмс. Зайдите ко мне, в мою комнату.
Комната была похожа на контору: на столе огромная книга для записей, на стене телефон. Инспектор сел за стол.
— Чем могу служить, мистер Холмс?
— Я хотел расспросить вас о Буне, о том нищем, который замешан в исчезновении мистера Невилла Сент-Клера.
— Его арестовали и привезли сюда. Ведем следствие.
— Я знаю. Он здесь?
— В камере.
— Не буйствует?
— Нет, ведет себя тихо. Но какой он грязный, этот негодяй!
— Грязный?
— Да. Еле-еле заставили вымыть руки, а лицо у него черное, как у медника. Вот пусть только кончится следствие, а там уж ему не избежать тюремной ванны! Вы бы на него посмотрели!