Следователь. Не тяните. Короче.
Муса. Да-да, я понял вас. Значит, так. Я косил траву ниже асфальтовой дороги. И ишак, значит, пасся рядом. Скотина никак не могла насытиться. Наголодалась зимой, знаете ли, а тут - первая свежая травка. . .
Следователь. Я же просил - покороче!
Муса. Слушаюсь! Значит, я косил траву, вдруг вижу: большая грузовая машина примчалась со скоростью молнии, развернулась и встала поперек дороги.
Следователь. Поперек дороги?
Муса. Да, да. Именно так. И я тогда удивился. Подумал: с чего это машина загородила дорогу? Кому? В это время тихонько подъезжают "Жигули", выходит Ровшан и вежливо так спрашивает у этого парня: "Что случилось, братец?" А тот. ни с того ни с сего как схватит ребенка...
Следователь. Какого ребенка?
Муса. Ну, Ровшана.
С л е д о в а т е л ь, Ровшан - ребенок?
Муса. Извини, начальник. На наших глазах парень вырос. Мы и привыкли..,
С л е д о в а т е л ь. Покороче!
Муса. Слушаюсь. Так вот. Как стал этот парень вертеть-крутить Ровшана, швырнул оземь. Мало того. Смотрю, выхватил кинжал и хочет убить ребенка.. .
Следователь. Ровшана.
Муса. Да, Ровшана. Ну, увидя такое, я не вытерпел, крикнул: "Эй, что делаешь?!" Этот парень обернулся на крик, увидал меня и, как видно, испугался. Тут же бросил ребенка...
С л е д о в а т е л ь. Ровшана.
Муса. ...бросил Ровшана, сел в машину и уехал. Только его и видели. . ."
- Ну что, слышали? - обратился в этом месте допроса ко мне следователь.
- Слышал, - ответил я, пораженный. - Этого шакала хорошо выдрессировали! Тут следователь заметил:
- По закону я должен внести в протокол оскорбление свидетеля. Вы назвали его "шакалом".
- Он шакал и есть!-воскликнул я. - Этого труса, запугав, превратили в шакала. Прошу вас, запишите так, как я сказал.
Следователь покачал головой.
- Мы-то запишем, но... Ничего хорошего вам это не сулит. - Он помолчал, сочувственно, как мне показалось, посмотрел на меня и спросил: - Скажите, почему вы носите с собой кинжал?
- Когда мы толковали с Ровшаном, кинжала при мне не было. Он был в машине.
- А в машине он вам зачем?
-г Этот кинжал, видите ли, память об отце. Тут Муса с деланным пафосом всплеснул руками и воскликнул:
- Не верьте ему, врет он, товарищ начальник, врет! Кинжал был у него в руке, я видел. Он взял его, чтобы убить ребенка!
- Ровшана, - машинально поправил следователь. И вдруг неожиданно резко хлопнул по столу и крикнул:- Молчи, пока тебя не спросят!
Муса съежился с той же пугливой покорностью, которой я поразился, когда его бил Ровшан. Но теперь мне были ненавистны его рабские повадки - не только страх в них сквозил, но и подлость...
Следователь извлек из стола три кинжала.
- Каким кинжалом этот парень хотел убить Ровшана? - сухо спросил он Мусу.
Тот без колебания показал на мой маленький кривой кинжал.
- Выйди! Подожди в коридоре!
Когда Муса вышел, я объяснил следователю:
- Капитан милиции, который арестовал меня и за* брал мой кинжал из машины, показался мне. . .
- ...небеспристрастным? - продолжил за меня следователь. - Но ведь он такой же представитель власти, как и я. У меня нет оснований подозревать его в умышленных действиях.
Полистав еще раз мое дело, следователь покачал головой.
- Откровенно говоря, молодой человек, все складывается не в вашу пользу. .. - Он помолчал и неожиданно задал весьма странный, на мой взгляд, вопрос: Скажите, в этом районе нет у вас влиятельных родственников?
- Нет, - улыбнулся я. - Даже невлиятельных нет. Я сирота.
- Напрасно улыбаетесь. Для вашей пользы спрашиваю.
- Кроме невесты, у меня нет никого.
- И влиятельных знакомых нет? Здесь или в центре?
- Нет.
Следователь, глубоко вздохнув, сказал:
- Хорошо. Пока достаточно. - Он нажал кнопку и приказал вошедшему сержанту: - Увести арестованного!
Судя по всему, мои дела и вправду неважные, подумал я. Иначе следователь не спрашивал бы меня про родственников и знакомых. И тут во дворе я увидел Сарыкейнек и своих ребят.
- Ну что? - спросил Сарвар, когда мы обменялись приветствиями. - Как дела? Скоро тебя отпустят?
- Отпустят, говоришь? .. Мне тут подстроили такую ловушку, что я аж рот раскрыл! Тот крестьянин, которого я защитил, помнишь?.. Представляешь, теперь свидетельствует. .. против меня!
- Ну?! - вспыхнул Придира Зейнал. - Да за такое я бы ему тут же по шее накостылял... Каков подлец!
- А что следователь? - взяла меня за руку Сарыкейнек, тревожно глядя мне в лицо. - Неужели он не почувствовал, что тут нечисто?
- По-моему, почувствовал, - ответил я. - Следователь вроде неплохой...
- Со следователем тебе, парень, повезло, - неожиданно заметил стоявший позади конвоир-сержант. - Не повезло в том, что ты столкнулся с Меджидовым. . . Слово Меджидова в этих местах - закон!
- Но ведь Валех не виноват! - воскликнула Сарыкейнек.
- Все равно.
- Да не переживай ты, - успокоил ее Сарвар. - Разберутся. Не здесь, так в Баку. Законы у нас равно распространяются на всех, в том числе и на сынка Меджидова.
Когда я попрощался с ребятами, с Сарыкейнек и мы вышли с сержантом-конвоиром на улицу, кого бы, вы думали, я встретил? Того самого коротконогого мужчину с наглыми глазками, директора мясокомбината, который .охотился на машине за джейранами. Столкнувшись со мной, тот смешался, но, увидя, что я иду в сопровождении милиционера, ухмыльнулся.
- О, какая встреча! - воскликнул он. И обратился к сержанту: - Эй, Джумуш, куда ведешь этого хулигана? Опять он что-нибудь натворил?
Сержант не ответил, только бросил удивленный взгляд сначала на коротконогого мужчину, потом на меня. Но меня взорвало.
- За "хулигана" ты мне ответишь, - отрезал я и решительно шагнул на него. - А ну, прочь с дороги! А то снова окажешься в канаве. . .
Он живо отскочил, погрозил мне кулаком и юркнул в здание прокуратуры.
Мы продолжили путь.
- Откуда этот человек знает тебя, приятель? - спросил у меня, сержант.
- Так, было дело, - уклонился я от ответа; честно говоря, мне не хотелось пускаться в объяснения.
- Смотри, - предупредил сержант, - этот человек - близкий друг прокурора, вместе на охоту ездят.
Сержант, судя по всему, был хороший парень и искренне хотел мне помочь. Но у меня на душе кошки скребли - нет, я не раскаивался в том, что вмешался в драку, и тем более не боялся за себя. Просто. . . Просто как-то ужасно глупо все обернулось - эта драка, этот арест. Я представлял себе, как переживает теперь Сарыкейнек, как она плачет по ночам. . . Эх! Нет, сейчас я не был настроен откровенничать и вести душеспасительные разговоры. Даже с Сарваром, окажись он рядом со мной, не то что с конвоировавшим меня милиционером.
Злость разбирала меня. Я вспомнил Меджидова с его масленой улыбкой и манерами человека, который облагодетельствовал всех вокруг - не только односельчан, но и нас, шоферов, хотя мы, причем добровольно, приехали к нему в совхоз, и не мы ему, а он был нам обязан. .. Вспоминал его худосочного сынка, как глазел он на Сарыкейнек на свадьбе и как петушился потом на дороге... вспоминал любителя джейраньего мяса... Э-эх! Что говорить. Скверно у меня было на душе!
Сарыкейнек
Второй день хожу сама не своя. Неужели это серьезно? Неужели не могут понять сразу - Валех не виноват?! Ведь это же так очевидно! Не мог такой парень, как Валех, ни за что избить человека.
А каков подлец этот Ровшан! Изобразить все так, будто между мной и им что-то есть, будто мы чуть ли не влюблены друг в друга. . . Жаль, ах как жаль, что я только одну оплеуху отвесила ему в тот день! Надо было не скупиться. . .
После того как Валеха увели в тюрьму, мы тут же, во дворе прокуратуры, сели и стали думать, как быть. Ничего путного в голову не шло.
- Вот что, ребята. Так дело не пойдет, - сказал Сар-вар. - Лучше посоветуемся с Джамал-муаллимом.
На том и порешили.
Внимательно выслушав нас, Джамал-муаллим произнес:
- Я верю вам, Валех горяч. Но он никогда не обидит никого незаслуженно. Вот только, - Джамал-муаллим запнулся, - товарищ Меджидов здесь такой человек, что. . . - Он не договорил.
- Что же нам теперь, ноги ему целовать?! - вспылил Зейнал. - По примеру работников его совхоза. Уж не для того ли вы послали нас в совхоз?
Джамал-муаллим помолчал некоторое время в раздумье.
- Ладно, - сказал он наконец. - Раз такое дело, съезжу я в совхоз, поговорю с самим Меджидовым. В открытую. Посмотрим, что он мне скажет... Думаю, это наиболее реальный путь уладить дело.
На другой день после работы вчетвером мы поджидали Джамал-муаллима возле дороги, ведущей в совхоз. Ребята беспрерывно курили, я тоже, понятное дело, нервничала. Слова Джамал-муаллима вселили в нас надежду. А что, если и вправду удастся быстро уладить дело?! Быть может, товарищ Меджидов и не знает обо всем, - может, все это устроил его сынок сам, без его ведома?!
И вот машина Джамал-муаллима остановилась возле нас. Джамал-муаллим вышел из машины, со злостью захлопнул дверцу. Никогда мы не видели его таким раздраженным.
- Зря я поехал к нему на поклон, ребята. Зря! - сказал он резко. Закурив сигарету, он глубоко затянулся и уже спокойнее продолжил: - Значит, приезжаю, захожу в дирекцию. Говорят, нету товарища Меджидова и не будет. Болен. Не возвращаться же назад. Ладно, думаю, навещу больного. Еду к нему домой, вижу сидит он как ни в чем не бывало на балконе с какими-то людьми. Пьют шампанское.
- Ничего себе больной, - рассмеялся Эльдар.
- Ну, увидя меня, встал, пригласил за стол. Я поблагодарил, сказал, что не пью. Отвёл его в сторону, рассказал все, как есть. И что же он мне ответил, как вы думаете? Знаю, говорит, про все. Сынок зарвался, и я бы мог дать затрещину, посадить на место - иной раз это полезно. Но... - тут Джамал-муаллим сделал паузу и глубоко затянулся, словно бы успокаивая сам себя. - Но, говорит, дело получило огласку. Этот сукин сын Муса раззвонил на все село: молодой шофер, мальчишка, отлупил сына товарища Меджидова. Да еще обругал - и его самого, и его отца. Так вот, могу ли я, спрашивает у меня Меджидов, это дело теперь так оставить? Разве, говорит, люди будут после этого со мной считаться, если я не накажу этого шофера-выскочку?! Смогу ли я, говорит, выполнять после этого государственный план и высокие социалистические обязательства?! И пошел, и поехал. Ударился в демагогию... Ну, тут я его прервал. Говорю: ладно, бог с ним, с планом, не в нем сейчас дело. А дело в том, говорю, что шофер не виноват, а ему грозит тюрьма. Несправедливо же это. Говорю и вижу - Меджидов смотрит на меня, как на неразумное дитя. И вдруг... начинает хохотать. Я, говорит, думал о тебе как о дельном руководителе. Сказал все откровенно - как начальник начальнику. А ты, оказывается, о шофере печешься! Да какое мне дело до него? Плевать я хотел на этого шофера! .. Есть свидетель, есть доказательства. Словом, сколько я ни убеждал его, ничего не вышло.
. Видя, что я вот-вот разревусь, Джамал-муаллим погладил меня по плечу.
- Ну-ну, успокойся, Сарыкейнек, - сказал он мне. - Что-нибудь придумаем.
Несмотря на прекрасную характеристику с места работы, данную Валеху, несмотря на пламенное выступление общественного защитника - в этой роли выступил плотник уста Мадат, тот самый, что был судьей во время борьбы Валеха с начальником по хозчасти, несмотря на то, что председатель вел судебное заседание вроде бы объективно, суд приговорил Валеха к трем годам заключения.
- Не отчаивайся! - крикнула я Валеху после оглашения приговора, хотя сама готова была тут же, на глазах у всех, разрыдаться.
"А этот мерзавец Ровшан - он сидел на два ряда впереди - обернулся, хотел что-то сказать, но, наткнувшись на мой взгляд, отвернулся. Встал и торопливо вышел.
Я не расплакалась даже тогда, когда на моих глазах Валеха посадили в закрытую милицейскую машину и увезли - не успели мы и словом перемолвиться, руку пожать друг другу. .. Только ночью, уже в общежитии, я дала волю слезам.
Подружки поначалу пробовали меня успокоить, говорили какие-то утешительные слова. Но от этих слов мне делалось еще горше. Чувство безысходности овладело мною, вызвав взрыв рыданий, а когда боль немного притупилась, в душе осталась пустота.
Напуганные моим отчаянием, подружки стали сами хлюпать носами. То ли от их слез, то ли от этого молчаливого сочувствия, мне наконец полегчало, и я постепенно успокоилась.
.. .На следующий день утром, когда я повезла Валеху передачу, тот самый молодой парень-сержант, который конвоировал Валеха во время допроса, сказал, что сегодня Валеха отправляют в исправительно-трудовую колонию. "Так что если вы хотите его проводить..."
Еще бы не хотела!
Вернувшись в поселок, я быстренько приготовила Валеху смену белья, домотканый свитер из верблюжьей шерсти, правда старенький, но еще крепкий. Валех его любил... И по мелочи все самое необходимое,
Мы поехали вместе с Сарваром. Нам разрешили свидание.
Когда Валех вышел к нам, я прикусила губу, чтобы не расплакаться. Даже попробовала улыбнуться, - не знаю, как это у меня вышло.
Несколько минут мы стояли молча. Потом, вздохнув, я сказала первое, что пришло на ум.
- Валех, - сказала я, - если любишь меня, то ты ни капельки не переживай! Плюнь на все.
Чушь, конечно, - попробуй не переживать, если тебя ни за что ни про что упекли за решетку!
- Глупенькая, - улыбнулся Валех. - Разве ты сомневаешься в моей любви? .. Ну, а что касается "не переживай". .. Постараюсь. Главное, ты обо мне не беспокойся. Не переживай так. А то на тебе лица нет. . . - И он нежно погладил меня по голове, как ребенка; мне так приятно сделалось от этой его осторожной ласки. - Повеселее, ну! Вот так. Не навсегда же мы с тобой прощаемся, черт возьми!
- Конечно... Скоро увидимся. Я приеду к тебе. Ты сразу напиши! - говорила я отрывисто, боясь, что разрыдаюсь. Только этого ему сейчас не хватало!
- Ай, Сарыкейнек, сестричка, успокойся, - по-дружески толкнул меня плечом Сарвар. - Валех прав. С ним ничего не случится.
Нет, надо и вправду успокоиться, взять себя в руки. Валех должен сохранить мужество. Теперь для него это важно, как никогда прежде. И я помогу ему в этом... Ну, улыбнись ему. Улыбнись еще. Слава богу, губы слушаются, не дрожат...
- Сарвар, вы уж там с ребятами позаботьтесь о Сарыкейнек.
- Как тебе не стыдно!.. Само собой, - ответил Сарвар и сунул Валеху в карман деньги.
- У меня есть, - запротестовал тот.
- Мы знаем, - отвел его руку Сарвар. - Возьми. Пригодятся.
Когда Валех повернулся, чтобы уходить, белый свет померк в моих глазах, я пошатнулась и что есть силы прижалась к нему. Мне казалось, что его отнимают у меня и надо его удержать во что бы то ни стало. Я чуть не закричала: "Нет! Не отдам его! Не отдам!" Запричитать, как это умеют делать только женщины. . . Но я не закричала, не запричитала. Крепко-крепко прижавшись к груди любимого, подавила в себе крик. Валеху надо сохранить присутствие духа... Пусть видит длинноволосый сынок Меджидова: есть мужчины на земле! Слава богу, не все выродились, как он, этот наглый сопляк с дряблыми мускулами и подлой душонкой. Есть, есть еще удальцы! Ты, Валех, всегда ходил с высоко поднятой головой. И ты не опустишь ее сейчас, в эту горькую минуту, правда?
Ни одного из этих слов я не произнесла вслух.
А Валех, взяв мою руку, спокойно сказал:
- Сарышка, держись. Как видишь, в жизни и такое бывает. Переживем. Выше нос!
. . .И эта ночь была для меня так же мучительна, как и предыдущая. Я не сомкнула глаз. "Три года! . . Подумать только, целых три года!" - повторяла я про себя. Я больше ни о чем другом не могла думать. Эта злополучная цифра вертелась в голове, как я ее ни отгоняла прочь, вставала перед глазами, заслоняя собой все. Эта цифра и одни и те же навязчивые картины. Здание суда. Председатель с аккуратно зачесанными набок редкими волосами, он улыбается с притворным сочувствием... Настороженные глазки Мусы. Нахально развалившийся на скамье Ровшан...
Я села на кровати. Наработавшиеся за день девушки спали сладким сном. В окно смотрел месяц, но свет его потускнел в серебристой дымке наступающего дня. В отдалении поблескивала речка. Я вспомнила нашу с Валехом пещеру возле скалы Амира. Пещеру, где мы укрывались от снега и дождя и где у костра мечтали о свадьбе, о дальнейшей жизни, которая представлялась нам такой радостной, такой счастливой. Кто бы мог подумать, что глупый случай так безжалостно все разрушит! ..
Я заплакала, уткнувшись лицом в подушку, чтобы не разбудить девушек. Все спали, весь мир словно бы отдалился от меня, стал мне чужим. Я осталась одна... Впервые за многие годы я почувствовала острую тоску по отцу, матери. Впервые ощутила себя сиротой...
Сжавшись клубочком на кровати, я наконец забылась. И увидела в коротком предрассветном сне нашу пещеру. Я захожу в пещеру одна, мне это так непривычно, странно. Одна. Вдруг вижу: змея приподнимает голову из сухой травы, изгибается в воздухе цифрой "3", наступает на меня, вот-вот ужалит. Но нет - я обнимаю Валеха, он улыбается мне, а я плачу, горько плачу...
Утром никому не рассказала про свой сон. От своей бабушки я слышала, что плакать во сне - значит, радоваться наяву. И еще - если сон расскажешь, он не сбудется.
На следующий день мы с Сарваром съездили в райцентр, где с помощью знакомого адвоката я написала подробное заявление в Верховный суд с просьбой пересмотреть дело...
В тот день в столовой только и разговоров было-. о Валехе.
- Не знаю, как судья вел дело, но не верю я, что Валех виновен, - говорил старый каменщик Гадим. - Не такой он парень.
- И я не верю!
- И я...
- Валех ни с того ни с сего драться не станет! - заметил молодой плотник Самандар.
- Сколько знаю Валеха, ни разу не видел, чтобы он ссорился с кем-то, заявил уста Амбарцум.