Створки ворот были украшены чеканным изображением извилистых лоз, усыпанных золотыми колокольчиками. Ворота были в два раза выше человеческого роста.
Сторожка была пуста, и нигде не было видно колокола или звонка, чтобы вызвать привратника. Мария робко толкнула правую створку, и она с металлическим шепотом распахнулась на смазанных петлях.
Теперь она увидела дом. Он неясно вырисовывался вдали сквозь знойное марево: двухэтажное кирпичное здание с белоколонной галереей по второму этажу. Газон перед домом был зелен, безупречно подстрижен и пуст. Звенели цикады. Садовника нигде не было видно.
Мария шагнула одной ногой за ворота. Колени у нее подгибались, и она не была уверена, что сумеет в одиночку добраться до дома. Она оглянулась на машину, такую синюю и надежную. Педро стоял возле «Пежо», скрестив руки, и смотрел на нее. Он кивнул, и она сделала еще шаг. Потом еще.
Ворота захлопнулись с высоким медным звуком, и Мария подпрыгнула. Иди вперед, сказала она себе. Иди!
Гравий под ее ногами хищно хрустел. Она прошла мимо аккуратной живой изгороди из джакаранды с огромными пурпурными соцветиями и розовых кустов, усыпанных желтыми цветами. Приближаясь к дому, она заметила, как вьюнок с колокольчиками обвивает колонны балкона, рубиновый на белом.
Даже тени на белом алебастре отливали красным. Цветы были красивы, даже слишком красивы, нереальны в своей безупречности, словно алые рты, жаждущие прошептать ужасную тайну в раскаленной тишине. Мария с трудом передвигалась по дорожке, ее дыхание заглушало цокот саранчи и хруст гравия.
Массивную дубовую дверь дома никто не охранял. Как странно, подумала Мария. Где же люди — люди в униформе, с ружьями, в блестящих черных сапогах, — которые, как она ожидала, прогонят ее прочь или станут обращаться с ней еще хуже, гораздо хуже?
Она подошла к двери, взялась за изогнутый молоточек в виде львиной головы с разинутой пастью и опустила его блестящую медную пластину. Он произвел ужасный шум, напоминающий барабанную дробь. Несомненно, любой игрок и контрабандист, каждая проститутка и каждый арестант отсюда до Асунсьона услышал этот стук молотка, услышал, как колотится сердце Марии о ребра, и подивился этим звукам.
Эхо затихло. Никто не вышел.
Она еще раз постучала. И еще раз. Страх начал понемногу таять, она взялась за ручку двери; ручка повернулась, и дверь распахнулась так быстро и мягко, что Мария чуть не упала в прихожую. Дверь захлопнулась — бум! Она оказалась в темноте. Внутри. В доме Генерала.
Солнечный свет просвечивал красными пятнами сквозь тяжелые темные занавеси, но был не в силах проникнуть дальше и осветить помещение. Мария сглотнула.
— Хелло? Есть кто-нибудь?
Дом, казалось, проглотил ее голос, переварив его вместе с эхом.
— Хелло?
Подожди. Что это?
Звук? Да, ботинки, ступающие по мягкому ковру. Приближающиеся шаги. Некто, крадущийся к ней, словно убийца, с какой целью? Ладони Марии оставили потные следы на гладкой деревянной панели у нее за спиной.
Крадущиеся шаги приблизились.
— ...Чего тебе надо?..
Хриплый шепот и дуновение леденящего ветра заставили Марию отпрыгнуть в сторону. Ее голос был похож на вопль, не совсем, но близко к тому.
— Кто вы? Покажитесь.
— Но ведь это ты незваный гость, — откликнулся голос. — Тебя сюда не приглашали. Скажи мне, прохожий, кто ты.
— Я Мария Вера. Мой муж Карлос здесь.
— Откуда ты знаешь?
— Мне сказали. Люди видели.
— Ты боишься, Мария Вера?
— Да.
— Подойди ко мне. Вверх по лестнице. Ты найдешь меня в игорном зале у камина.
— Но я не вижу... Темно...
Над головой вспыхнула лампочка в матовом стеклянном шаре, облив ее алмазным светом. С шипением зажглась еще одна и еще, освещая огромный коридор. Коридор, в котором она была совершенно одна.
Комнаты вдоль коридора были затянуты туманом и тонули в темноте. Как она ни старалась, как ни выгибала шею и ни скашивала глаза, Марии не удалось разглядеть ничего за пределами освещенного для нее прохода, убегающего вверх по убранной ковром лестнице.
Плюшевый красный ковер с восточным орнаментом был закреплен медными стержнями, привернутыми к ступенькам. Каждый стержень отсвечивал короткой вспышкой, когда Мария переступала через него, словно она сама была источником света.
«Я в доме Генерала, — думала она. — В доме, откуда никто не возвращался. Всю жизнь я слышала передаваемые шепотом истории об этом месте и его хозяине. О том, кто он такой. Что он делает. Но верила ли я в них? Верила ли до этого дня?»
Воздух становился холоднее, руки покрылись гусиной кожей. Кровь бешено мчалась по жилам. Ей пришлось схватиться за перила, чтобы не дать себе повернуться и броситься вниз по лестнице, к двери.
«Карлос, — подумала она. — Я иду, чтобы увидеться с Карлосом. Карлос. Карлос. Разыскать его и привести домой». Это был напев, молитвенное Песнопение, не дававшее угаснуть ее мужеству, заставляющее двигаться дальше, вверх, вверх, со ступеньки на ступеньку. Она повернулась на лестничной площадке и медленно взобралась на второй этаж. Все вокруг притихло, притаилось. Ожидало.
— Сюда.
Хриплый шепот заставил ее содрогнуться.
Она толкнула резную раскрашенную дверь, и перед ней открылась огромная богатая комната. Казалось, она раскинулась на весь второй этаж дома. Почти всю комнату занимал громадный полированный стол из красного дерева, покрытый тончайшим зеленым сукном, которое крепилось к поверхности перламутровыми гвоздиками.
Стены были отделаны богатыми панелями из красно-коричневого дерева, украшенного причудливой резьбой, которая ловила свет и отражала его под странными углами. В канделябрах мерцали свечи, и Марии почудилось, что стены движутся, вращаясь вместе с отраженным светом.
Она вытянула руку, чтобы обрести равновесие, и коснулась резной рамы, покрытой толстым слоем позолоты. Над картиной висела пара скрещенных шпаг: травленые узоры на лезвиях, рукоятки инкрустированы золотом и перламутром. На картине была изображена группа военных в нарядной униформе начала девятнадцатого века с тонкокостными благородными лицами.
Трое из них были знакомы Марии. Да, конечно, это был бессмертный Симон Боливар со своими темными глазами и стремительной фигурой. Рядом храбрый Хосе де Сан-Мартин, а возле него блестящий Антонио де Сюкре. Великие люди страны, исторические фигуры из далекого прошлого. Она узнала все эти имена и лица в школе, когда была ребенком. Но вот четвертый человек. Кто это такой? Длинный нос, темные разбойничьи глаза.
Мария задрожала и отвела глаза от свирепого холодного лица.
В дальнем конце комнаты в камине плясало бешеное пламя, хотя тепла от него не прибавлялось. За окнами, наклонными и освинцованными, была глубокая ночь. Она могла разглядеть полную луну, которая оставляла за собой голубую дорожку, поднимаясь по небосклону.
Но как это могло быть? Она уставилась в окно, отказываясь верить собственным глазам. Снаружи был полдень: она только что потела под солнцем. Куда выходили эти окна и какие ужасные вещи могут ей еще привидеться, если она будет и дальше смотреть на эти блестящие стекла?
— Здесь всегда ночь, — произнес глубокий густой голос.
Мария резко обернулась
За столом сидел человек, стройный мужчина в зеленом военном кителе с золотыми эполетами на плечах. Зеленая фуражка, расшитая золотом, скрывала его лицо в тени.
Она порывисто вздохнула. Секунду назад комната была пуста.
Он улыбнулся из-под тени, отбрасываемой фуражкой, и изменил положение, чтобы Мария могла разглядеть его лицо. Оно было длинным и узким — слегка постаревший вариант четвертого персонажа на картине. Глаза у него были темные, как небо за окнами, и не отражали света.
— Я Генерал, — сказал он и церемонно поклонился.
— Эти люди на картине...
Он кивнул.
— Бывшие коллеги. И чудесные люди. Если бы сейчас у нас были такие люди, я бы полностью бросил заниматься политикой.
Мария недоверчиво покачала головой.
— Но они жили очень давно.
— Возможно. — Темные глаза пристально разглядывали ее. Глубокий голос был мягким, почти шепчущим. — Хотя кажется, что прошел лишь месяц, от силы год. Время не имеет для меня того-же веса, что для других. Но не обращай внимания. Ты мой гость. Чувствуй себя как дома. Выпей вина.
Бокалы на столе были старинными, с глубокой резьбой в виде арабесок, мерцающей в свете свечей. Ближайший к Марии кубок был наполнен темно-красной непрозрачной жидкостью. Она быстро взглянула на него и почему-то пожала плечами.
— Я пришла сюда не пить.
— Так зачем же ты сюда пришла, сеньорита?
— Сеньора, — сухо сказала Мария. — И я пришла не играть. Я пришла за мужем, Карлосом Верой.
— Хорошо, — сказал Генерал. — Мне это нравится. Жена должна быть преданной. Ты будешь стоять рядом с ним, когда мы начнем играть.
— Карлос здесь?
— Карлос здесь?
Он смерил ее темным взглядом.
— Разумеется.
— Но когда...
— Сейчас.
Внезапно комната наполнилась пронзительным смехом женщин, шелестом перемешиваемых карт и стуком костей в стаканчиках.
Музыка, старинная и нестройная, закружилась в воздухе. Но где же музыканты?
В центре комнаты стоял мраморный фонтан, вырезанный в виде морской раковины. Из него било пенное вино.
Вокруг толпились люди, они сидели за карточным столом, стояли возле бара в углу, кидали кости, смеялись и пили.
Мария с содроганием узнала темпераментную сестру Педро, Иту, одетую в черное кружевное платье и красную шаль. Она дерзко размахивала юбкой из стороны в сторону. С момента исчезновения она не постарела ни на один день, а ведь с тех пор прошло пять лет. В углу высокий мужчина в белой вышитой рубашке разговаривал с двумя военными в жесткой коричневой униформе. Это был Паскуале Сегвидас. Профсоюзный лидер. Он пропал больше десяти лет тому назад.
Многие лица были незнакомы Марии. Но многих она знала, хорошо знала. С изумлением она приметила троих предыдущих лидеров Синей партии: Розарио Салседо, Оскара Руиса и Хорхе Салдану — все они исчезли давным-давно и числились погибшими. Но сейчас они, бодрые и дружелюбные, выпивали вместе со своим давним политическим врагом — Генералом. Как это могло случиться?
Генерал поднял бокал, отпил глоток.
— Твой муж будет пить со мной. Почему ты отказываешься?
— Я не хочу, — сказала Мария. — Оно похоже на дьявольское вино.
Он рассмеялся. Зубы у него были большие и очень белые.
— У тебя живое воображение, не правда ли? Я предчувствую, ты станешь забавным дополнением к нашим праздникам. Может быть, не откажешься попозже сыграть с нами в баккара?
— Отпустите моего мужа домой.
— Выпей вина. Испытай удачу в игре.
— Я не хочу пить, и я пришла сюда не ради игры.
— Прошу тебя, дорогая, — сказал Генерал. — Не забывай о вежливости. Ты ведь, позволь напомнить, незваная гостья. Посмотри вокруг. Разве кто-то выглядит несчастным? Нет. Все они жизнерадостны, у всех праздничное настроение. И все молоды. Здесь десять лет пролетают, словно минуты. Секунды. — Он улыбнулся и указал через стол на стройного молодого человека в шелковом вечернем костюме. — Артур Гомес, — окликнул он. — Скажи мне, сколько тебе лет?
— Девяносто два, ваша светлость.
— А ты, Фелисия Астура? Тебе сколько?
Темноволосая девушка с кремовой кожей, затянутая в желтый шелк, улыбнулась почти смущенно и сделала реверанс.
— Семьдесят пять, ваша светлость.
Генерал сказал:
— Видишь, Мария? Нескончаемая юность. И нескончаемый праздник.
— Я вам не верю.
— Весна жизни, не нуждающаяся во враждебности и истерических спорах. Это необычайно приятно. Такая одухотворенная, радостная компания не может наскучить в течение целых столетий.
— Невероятно, — сказала Мария. — Что вы такое говорите?
— Тебя мучает жажда. — Он протянул ей кубок.
Разговоры в комнате разом прекратились. Все глаза выжидательно следили за их борьбой. И ни один из этих взглядов, ни один, не отражал мерцающего света.
— Возможно, — сказал Генерал, — муж сумеет убедить сеньору присоединиться к нам.
— Я бы лучше убедила вас отпустить его домой.
— Боюсь, что это невозможно. — Он с сожалением улыбнулся. — Все приходят на наши игры, и кому я оказываю гостеприимство, предпочитают остаться со мной. Так гораздо лучше, поверь мне.
— Для кого?
— Для всех. — Бокал сверкнул в его руке.
— Я бы не осталась.
— Но Карлос? Твой муж... — Не почудился ли ей этот слабый голодный проблеск в бездонных глазах Генерала? — Неужели ты покинешь его? Ведь он никогда не уйдет отсюда.
— Если он хочет остаться здесь, с вами, то я его больше не хочу, — отрезала Мария. — Но в это я не верю.
Генерал пожал плечами. Его голос сделался глубоким, почти гипнотическим.
— Я вспоминаю ночь, похожую на эту, когда мы пошли в поход на Новую Гранаду. Стоял сезон дождей, и реки превратились в озера. Семь дней мы брели по пояс в воде, пытались плыть на лодках из бычьих шкур. Бычья шкура — представь, как она пахнет, когда намокает, — он коротко усмехнулся. — Боливар безжалостно гнал нас, но мы были преданы ему, жаждали выполнить любой его приказ.
— Боливар? — переспросила Мария. — Но ведь это было так давно. Пять поколений назад.
Генерал даже не взглянул на нее.
— Разве? Только не для меня. Мне кажется, это случилось накануне. Но на чем я остановился? Мы подошли к Андам. Многие погибли во льду перевала Писба, на пути к Боготе. Боливар выбрал этот путь, ибо знал, что испанцы считают его непроходимым. Наш спуск в Новую Гранаду был триумфальными — мы застали испанцев врасплох. Роялисты сдались в Бойаке, и три дня спустя мы были в Боготе, — Генерал одним глотком осушил кубок, и слуга приблизился, чтобы наполнить его. — Ах, это было восхитительно! — добавил Генерал. — Настоящая жизнь. Не чета этой бледной немочи, так называемой современной жизни с ее бесконечными выборами, с уродливыми, дурно пахнущими металлическими монстрами. — Он рассмеялся — раздались резкие, лающие звуки.
Все в комнате подхватили его смех, все, кроме Марии. Вокруг нее раздавался хриплый хохот, напоминающий лай собак на луну. Она заткнула уши, отвернулась и увидела Карлоса. Его квадратный подбородок, прямой нос, мягкие полные губы.
— Карлос! — В три шага она очутилась рядом и повисла у него на шее, едва не рыдая от радости.
— Мария, — он улыбнулся одними губами. Голос у него был неживой, а карие глаза, в которых прежде так часто плясали искры озорства или наслаждения, теперь, казалось, не видели ее и не отражали желтого пламени в камине.
Она в отчаянии прижала его к себе, не желая отпускать.
— Пойдем со мной, Карлос. Здесь тебе не место. Пойдем скорее. Дверь даже не охраняется.
Карлос продолжал улыбаться, но даже окоченевший труп хранит на лице более живую усмешку.
— Зачем ты сюда пришел? Зачем, Карлос? Как ты мог?
— Они сказали, что я слабак, — сказал он. Мгновенный след боли промелькнул в его ровном голосе. — Что я не смогу обыграть Генерала.
— Кто это сказал?
— Его люди.
— Они лгали, — сказала Мария. — О, Карлос, неужели ты не видишь, что здесь никто не выигрывает?
Голос Генерала прервал их разговор, и, пока он говорил, все другие разговоры вокруг стихли.
— Сеньора, вы оскорбили честь этого дома.
Ярость захлестнула Марию.
— А мне плевать. Вы мне не докажете, что не подтасовываете карты. Почему никто никогда от вас не возвращается? Потому что они всегда проигрывают.
— Может, хочешь поспорить на это?
— Нет, — сказала Мария. Но внезапно ее озарила идея. — Однако я не отказалась бы сыграть с вами, Генерал. При одном условии.
Генерал оскалил в усмешке белые зубы, напоминающие острые перламутровые ножи.
— Каком же? — спросил он.
— Если я выиграю, вы позволите мне и моему мужу уйти.
— А если проиграешь?
Мария глубоко вздохнула.
— Тогда с нами все будет так же, как с остальными. Мы оба останемся.
— Вдвоем или никак? Мне это не очень выгодно, — сказал Генерал. — Но почему бы нет? Да, я люблю интересные пари.
Карлос вырвался из ее объятий и повернулся к столу. Генерал поднял бокал, наполненный красной жидкостью, и протянул ему.
— Выпей, Карлос. Чтобы закрепить нашу сделку.
Мария печально смотрела, как муж принял бокал и в два глотка осушил густое красное вино. Генерал одобрительно кивнул.
— Видишь? Твой муж выпил со мной, Мария. Почему бы и тебе не выпить?
Вместо ответа Мария отвернулась в поисках хоть каких-нибудь признаков дружелюбия и поддержки в этой переполненной комнате. Но те, кто не следил непосредственно за их пари с Генералом, сосредоточились на картах, костях или ближайшем представителе противоположного пола. Их лица были закрыты от нее. Она осталась одна.
Женщины с алебастровой кожей, похожие на длинноногих ведьм в красных шелковых платьях, смотрели на нее сквозь дымные тени. Их глаза были темны, словно ночь.
Возле них мужчины покачивались в ритм движениям крупье, сдававших карты или бросавших кости. Странная музыка обволакивала комнату, сливаясь с ритмом игры. Она звучала, как маленькие колокольчики, или пение монахов, или как нечто, чего Марии еще не приходилось слышать.
Она расправила плечи и взглянула в лицо Генералу.
— Я пришла сюда не пить, — сказала она.
— Тогда играй, — ответил он. — Во что будем играть? Безик? Калабрия?
— Я знаю только одну игру — рубикон, — сказала она. — Меня ей научила бабушка.
— Пусть будет рубикон, — смеясь, сказал Генерал.
Слуга подвинул кресло, затянутое красным бархатом. Она села, выпрямив спину, как солдат, и стала ждать, пока высокий бледный человек с зализанными волосами и тоненькими усиками сдаст ей карты.
— Дамы вперед, — сказал Генерал.
Она пошла осторожно, открыв двойное «деречо»: две девятки, две четверки.