– Идти войной на Землю на таких скоростях… – презрительно сказал Воронов. – Смешно!
– Ладно, – вздохнул Белостоков. – Так вас не переубедишь. Давайте по порядку.
Ваше мнение, Воронов?
– Атаковать. Немедленно. В смысле – когда приблизимся.
– Ваше?
– Согласен, – сказал Рыжкин. – Главное – не дать им опомниться.
– Вы?
Вудворт пожал плечами.
– Не знаю. Если правда все то, что о них говорили, то я не понимаю, почему они нас до сих пор не заметили.
– А вдруг это ловушка? – предположил Коллинз.
Некоторое время все молчали.
– Нет, – заговорил Рыжкин. – Это невозможно. Ловушек они никогда не ставили.
Когда они нападали, они действовали открыто. Возьмите любой учебник. Это была странная война. Они воевали по правилам, хотя так и не принято говорить.
– В каком это смысле? – поинтересовался Воронов.
– В самом обыкновенном. Например, они никогда не переходили пояс астероидов.
– Правда?
– Конечно. В астероидах у них даже не было базы. У них было всего две базы, возле Юпитера. Да и те они быстро эвакуировали к Плутону.
– Пока я не вижу ничего странного, – сказал Воронов. – Вероятно, они не переходили астероиды потому, что ближе к Земле их не подпускали. А базы их просто заставили эвакуировать.
– Вы так думаете? – спросил Рыжкин. – А как вы отнесетесь к сообщению, что они никогда не нападали на гражданские корабли?
– Гражданские корабли? А они там были, за астероидами?
– Было несколько.
– И они их не атаковали?
– Никогда.
– Что-то не верится, – сказал Воронов.
– Тем не менее это так. Это была странная война. Они воевали по правилам. Они не нападали на гражданские корабли. А на военные они нападали открыто и всегда на превосходящие силы.
– А ваш знаменитый вездеход на Титане?
– Это другое дело, – объяснил Рыжкин. – Там они оборонялись. Мы ведь сами их атаковали.
Некоторое время все в рубке молчали.
– Командир, – сказал потом Вудворт. – У меня есть одна мысль.
– Говорите.
– Вот Воронов рвется в атаку. Хищники, агрессоры, говорит он. Надо их уничтожить…
Но ведь здесь есть еще что-то.
– Да, – кивнул Белостоков. – Продолжайте.
– Хищники, агрессоры, – говорил Вудворт. – Все это, разумеется, так. Они хищники и агрессоры. Они напали на человечество, когда оно было слабым и разрозненным.
Потом человечество объединилось и выбросило агрессоров вон. Вы чувствуете, что я хочу сказать?
– Да.
– В этом что-то есть. Вдумайтесь. Они напали на слабое человечество, а человечество объединилось, стало сильным и выбросило их вон. Вы понимаете? Человечество объединилось. Но почему человечество объединилось?…
– Вы ставите все с ног на голову, – вмешался Воронов. – По-вашему получается, что мы должны чуть ли не благодарить напавших на нас агрессоров только за то, что своим нападением они как-то стимулировали объединение человечества. Человечество и без них объединилось бы.
– Не уверен, – тихо сказал Белостоков.
– Я тоже. Вы знаете, Воронов, что такое война? Не пятидесятилетняя война за астероидами, а обычная война с обыкновенным оружием? Химическим, ядерным, бактериологическим…
Ведь они явились, когда она казалась неизбежной очень многим. Но они пришли, и люди забыли свои разногласия.
Воронов покачал головой:
– Война всегда зло. Какая разница, с кем воевать? Суть от этого не меняется.
– Ошибаетесь. Если бы мы воевали друг с другом, нас бы, возможно, не было. А так мы легко отделались.
– Легко? А два миллиона погибших?
– За полвека.
– Бог с вами, – сказал Воронов. – Пусть вы правы и люди действительно объединились только потому, что на них напали. Я не понимаю, что отсюда следует. Они напали на нас, и это оказалось к лучшему. Но они-то об этом не знали!
– Вы в этом уверены? – спросил Белостоков.
– Знаете что, – возмутился Воронов. – Это уж слишком. Вы что, заранее сговорились?
– Нет, – сказал Коллинз. – Благородные побуждения и агрессия… Это извращение.
Такое же, как и просто агрессия.
– Вы так думаете? Но если у них не было выхода? Если они наблюдали за нами многие годы? Земля была серьезно больна. Вероятно, они перебрали все способы лечения. Оставался один – хирургический. По-вашему, им легче было ждать, когда мы друг друга поубиваем?…
– Вы не то говорите, командир, – возразил Рыжкин. – Это не гипотеза. Никто не станет так делать.
– Почему же? Поставьте себя на их место. Вы прилетаете в систему, где есть разумная жизнь. Вы радуетесь этому и вдруг обнаруживаете, что она вот-вот сотрет себя с лица планеты. Что вы будете делать? Например, вы, Воронов?
– Не знаю. Это трудно вообразить.
– Тогда представьте себе, что вы идете по улице и там дерутся два человека. Это в общем хорошие люди, но у них в руках ножи, и они могут друг друга прикончить.
По глупости. Как вы поступите?
– Хорошие, но с ножами? Не знаю. Это плохой пример. Так не бывает.
– Бывает. Это хороший пример. Как вы поступите?
– Все равно, – сказал Воронов. – Никогда не был в таких ситуациях. Вероятно, постараюсь их помирить.
– Но если вы будете уверены, что вас никто не услышит? Если вы будете знать, что вас отшвырнут в сторону, возможно, даже пырнут ножом и, избавившись от вас, продолжат драку? Что вы сделаете, зная это?
– Начинаю вас понимать. – Воронов задумался. – Только вряд ли мне обязательно самому браться за нож. Можно ударить одного из них по лицу и убежать.
– Они продолжат драку.
– Хорошо, не буду убегать. Но нож я в ход не пущу. Я буду драться кулаками.
– Вас убьют.
– Что делать. Мир требует жертв. Если это единственный выход…
– Вас убьют слишком быстро, – сказал Белостоков. – Вас убьют сразу же, не успев забыть о собственной ссоре. Вас убьют и продолжат драку.
– Хорошо, – сказал Воронов. – Я поступлю по-другому. Я не полезу в драку, я буду издали осыпать обоих грязными оскорблениями.
– Тогда к вам привыкнут, – сказал Белостоков. – К вам привыкнут и продолжат драку.
Поймут, что вы не представляете опасности.
– Что же мне делать?
– Вы должны драться с ними не на жизнь, а на смерть. Так, чтобы они обо всем забыли и объединились. Не на время, а насовсем. Когда они объединятся насовсем, вы можете уйти.
– Откуда я узнаю, что они объединились насовсем?
– Это надо почувствовать. Сделать это нетрудно, если у вас есть опыт.
Последовала пауза.
– Хорошую картину вы нарисовали, командир, – нарушил молчание Рыжкин. – По-вашему, они только и делают, что воюют со всеми разобщенными народами Галактики.
Представляю, что будет, когда один из таких народов найдет их где-нибудь в космосе…
Он запнулся. В рубке повисла неустойчивая тишина.
– Ладно, – сказал потом Воронов. – У каждого народа свои мозги, так что не в этом дело. Гипотеза командира логична. Но где гарантия, что она справедлива?
– Никаких гарантий у меня нет. Все это только предположение.
– Но вы понимаете, что в противном случае наш долг – атаковать их?
– Понимаю, – сказал Белостоков. – Впрочем, теперь мне уже кажется, что другого пути нет.
3
…Их было мало, до обидного мало, почти никого не осталось, и они смотрели сейчас из кормового эллипсоида назад, в бархатистую тьму.
«Погоня, – думал первый. – Трудно было предположить, что за нами пошлют погоню.
Значит, они все-таки заметили направление, в котором мы уходили, и поняли, зачем мы сюда уходим. Хорошо, что мы направились сначала сюда, а не сразу домой. Они сейчас очень сильны. И они так точно все рассчитали. Если бы они опоздали на самую малость, мы бы миновали пульсар, и они бы нас не нашли. Придется на всякий случай слегка изменить курс, чтобы свернуть к другому поворотному пункту. Совсем не обязательно им знать, откуда мы прилетели…»
«Наверное, это было для них неожиданностью, – думал второй, – но они оправились очень быстро. И – погоня. Погоня, когда прошло уже столько времени, что все стало казаться сном. Были и сны, но действительность была хуже. Вот она, ваша экспериментальная история. Сначала вы предполагали, что всякий контакт – это праздник, но даже потом, когда поняли, что это не так, вы видели главную трудность в принципе, который гласил, что каждая цивилизация должна идти по собственному пути, подчиняясь только естественным факторам. Поэтому вы видели главную трудность в необходимости невмешательства, в невозможности наказать зло. И вы не могли предвидеть, что настанет время, когда вам придется стать одним из естественных факторов, надев для этого маску агрессоров, потому что другого пути нет. И вам придется стрелять – не только в носителей зла, а во всех подряд, потому что вы стали природным фактором и должны следовать законам природы, главный из которых состоит в том, что она слепа и не отличает добра от зла. И вам придется стрелять, заглушив в себе разум, задушив эмоции, ибо вы должны быть слепы, как игральная кость, и только в этом случае вы не обречены на неудачу…»
«Все это так, – думал третий, – но я буду стрелять не только поэтому. Там остались наши товарищи и все остальное, наше прошлое и наше будущее тоже осталось там, потому что прошлое никогда не уходит. И еще я буду стрелять, потому что я ее ненавижу, эту цивилизацию, ради которой приходится идти на такие крайние меры и которая даже после этого не может поумнеть, и если объединяется, так ничего и не поняв, то не находит ничего лучшего, как выслать корабль в погоню за нами. Ничего, мы ему покажем, этому кораблю…»
Они смотрели назад, готовясь к последнему бою.
1969, 1970
© Пухов М. Г., 1983