Ни на следующий день, ни через два дня ситуация не изменилась. Иван выгонял меня почти сразу, как я приходила. Никаких обвинений. Никаких разговоров. Тихая просьба об уединении превращалась в резкое и грубое выпроваживание меня из палаты. Я терялась. Я не понимала, что мне делать. Я хотела заставить его поговорить со мной, но не решалась на него давить. Думая, что у нас для этого еще много времени. Как же я ошибалась…
========== Глава 39 ==========
На четвертый день после ужасной постановки полного диагноза я уже не так уверенно шагала по белому коридору, держа в руках пакет с фруктами. Сделав глубокий вдох перед дверью его палаты, я ее отворила, но комната оказалась пуста. Я подумала, что Ивана перевели из палаты интенсивной терапии в обычную, и направилась на поиски постовой медсестры, которой не оказалось на отведенном для ее работы месте.
Первым на глаза мне попался его лечащий врач.
- Здравствуйте, - мне было тяжело дышать, я запыхалась от быстрого шага и нервозного состояния, - я по поводу Ивана Давыдова, его перевели, да? Куда?
- Нет, - медленно протянул врач. - Сегодня утром он выписался.
- Что значит выписался? – я часто заморгала, не веря своим ушам.
- Под свою ответственность. Выписался и уехал.
- Вы смеетесь? Он сам еще даже в инвалидное кресло сесть не может, как он мог уехать?
- Рядом с ним был медбрат или друг, в общем, справились они без проблем, - сказал врач, глядя на наручные часы, - около трех часов назад. Мне пора работать, извините.
Я смотрела на удаляющуюся фигуру врача в белом халате, соображая, что происходит. Когда он запланировал переезд? И как мог его организовать за столь короткий срок? Он всего-то четыре дня назад в себя пришел. «Друг или медбрат», - подумала я и побежала за врачом.
- Скажите, - я забыла имя доктора и панибратски схватила его за руку, пытаясь остановить, - этот медбрат, какого у него цвета волосы?
- Блондин, вроде, - медленно проговорил врач, - высокий с кудрями.
- Спасибо, - ответила я и начала быстро набирать номер телефона Бориса.
Но он не брал трубку, я сделала уже по большей мере семь или восемь звонков, но только длинные гудки слышались в ответ. Я не знала, где он живет, только где работает, но какие гарантии, что он сегодня пойдет на работу…
***
Опустошенная, я зашла в свою квартиру. Тишина давила на мои уши, заставляя схватиться за голову, запуская пальцы в волосы. Невыносимо. Я совершенно не понимала, как мне жить дальше. Полная неизвестность. Осознание внезапного одиночества душило меня. И только одно крутилось у меня в уме: «Он ненавидит меня за то, что я искалечила его жизнь».
Мне удалось найти Бориса возле его работы, он как раз поднимался по ступеням, направляясь в банк, когда я его окликнула. Но наш разговор не пролил ни капли истины на происходящее.
На автопилоте я взялась за уборку. Помыла руками посуду, пренебрегая посудомоечной машиной: монотонная рутинная работа заставляла хоть как- то двигаться мое тело. Но мозг не мог найти покоя, я прокручивала в голове разговор с Борей снова и снова, чтобы найти хоть какую- нибудь подсказку.
- Где он?
- Анна, я…
- Где он? Ведь ты знаешь, да? Он не мог организовать свой переезд сам. Ты помогал ему.
- Я не могу сказать, - несчастные, полные жалости и страдания карие глаза смотрели на меня в упор.
- Что? – как от удара я отступила на шаг назад.
- Я ему обещал.
- Как ты мог ему такое обещать? Почему он сбежал от меня?
- Он сказал, что когда-нибудь ты поймешь…
Я смотрела на него и ненавидела. В его руках была вся моя жизнь, а он не собирался мне помогать.
- Когда-то мне казалось, что я тебе не безразлична, - я взяла в руки свое самое последнее оружие, - так вот, если ты еще хоть что-то ко мне чувствуешь, хоть что- то еще испытываешь, ты не позволишь мне так страдать. Ты скажешь мне, где он.
Я знала, что причиняю ему адскую боль. Я понимала, что разрываю его сердце между безгранично- преданной дружбой и чувствами ко мне. Я знала, что он в меня влюблен. Мне об этом говорили, и я всегда это чувствовала. И именно это я обернула против него в ту минуту. С невероятной жестокостью я причиняла ему боль, но мне было намного- намного больнее.
- Молчишь? – я отступила на два шага назад. Слезы полились по щекам. Я понимала, что проиграла, - ненавижу тебя, - прошипела я и ушла быстрым шагом, и, шмыгая носом, направилась в сторону, услышав себе вдогонку:
- Анна, прости…
Но я даже не обернулась.
Я встрепенулась от нахлынувших воспоминаний, часто заморгала, сделал глубокий вдох и продолжила уборку. Не надев резиновых перчаток, я натирала плиту. Химическое средство разъедало мою кожу, но это было ничто в сравнении с кислотой, обжигающей мое сердце.
Я сжимала в руках губку и смотрела на розовую пену, выступающую между моими пальцами, резкий запах хлорки перенес мои воспоминания в больницу, я помнила то счастье, которое испытала, когда Иван пришел в себя. И как мимолетны были эти минуты. «Привет, малыш», - вспомнила я и снова заплакала. Он бросил меня. Он меня ненавидит. Он даже не захотел дать мне шанс разделить его трагедию с ним, он выгнал меня, как только узнал о диагнозе. Как мне жить с этим дальше? Как жить и понимать, что из-за меня самый любимый и дорогой мне человек прикован к инвалидному креслу?
Пронзительный дверной звонок раздался по всей квартире, наспех вытерев руки тряпкой, я побежала к двери, вдруг это он? Но я ошибалась. Курьер транспортной компании принес мне картонный объемный конверт. Я даже не пыталась скрыть свое разочарование, наспех расписалась за получение и уже собиралась закрыть входную дверь, как услышала голос Бориса:
- Анна, подожди! - он только что вышел из лифта и направлялся в мою сторону, вежливо пропуская курьера.
- Зачем ты пришел? – спросила я, отступая назад и впуская его в квартиру.
- Я хотел поговорить…
- Ты скажешь, где он? - я смотрела с надеждой в его лицо.
- Я не могу. Правда, Анна, если бы я мог, я бы сказал. Черт! - Боря запустил ладони в волосы и повернулся ко мне спиной, - да я готов был уже тебе все рассказать, но он исчез!
- Что значит исчез?
- Он попросил меня помочь, взял слово, что тебя это не коснется. Я организовал его транспортировку в частную клинику, но сегодня… Сегодня его там не оказалось. Он уехал. Анна, - Боря повернулся ко мне лицом и взял меня за руки, - прости меня, но я не могу тебе ничем помочь.
- Я не верю тебе, - прошептала я, медленно вытягивая ладони из его рук. Луч надежды, зародившийся несколько минут назад, погас.
- Это правда, Анна, это правда.
Я пошла на кухню, где лежал мой мобильный телефон , и набрала номер Вероники, даже не знаю, почему я не подумала сделать этого раньше:
- Где он? – Вероника подняла трубку после первого гудка, и я сразу задала ей главный вопрос, - Вероника, ты должна знать, где он?
На заднем фоне отчетливо слышался женский плач, я слегка растерялась:
- Я не знаю, он бросил всех нас. Господи, мама этого не вынесет, - страдания на заднем фоне принадлежали Марии Дмитриевне, - Анна, он даже написал, что теперь сам будет осуществлять переводы, он порвал все деловые отношения…
- Какие переводы? – я резко перебила Нику.
- Жене пострадавшего, Иван регулярно высылал им деньги, я была исполнителем…- тревожным голосом продолжила Ника, но я снова ее перебила:
- Это было распоряжение суда?
- Нет, это было его личной инициативой, я была исполнителем, - снова повторила Ника,- а теперь он все взял на себя и исчез!
- Но суд! Вероника, он ведь должен появиться в суде, как пострадавший?
- Нет, - низким голосом отозвалась Ника, - он снял все обвинения, сказал, что не имеет претензий.
- Он прикован к инвалидной коляске и не имеет претензий?
- Он так решил, - похоронным голосом закончила Ника.
Я ничего не могла сказать в ответ.
Я стояла спиной к окну, сжимая в руках телефон, пытаясь обдумать услышанный разговор. Слезы покатились по моему лицу. Он бросил всех. Он бросил даже свою семью, своих друзей из-за меня. Я уничтожила его жизнь, разрушила его судьбу, я стою на своих двоих, живая и здоровая, а он… Он, возможно, никогда не сможет ходить.
- Нет, - низким голосом отозвалась Ника, - он снял все обвинения, сказал, что не имеет претензий.
- Он прикован к инвалидной коляске и не имеет претензий?
- Он так решил, - похоронным голосом закончила Ника.
Я ничего не могла сказать в ответ.
Я стояла спиной к окну, сжимая в руках телефон, пытаясь обдумать услышанный разговор. Слезы покатились по моему лицу. Он бросил всех. Он бросил даже свою семью, своих друзей из-за меня. Я уничтожила его жизнь, разрушила его судьбу, я стою на своих двоих, живая и здоровая, а он… Он, возможно, никогда не сможет ходить.
Руки Бори легли на мои плечи. Словно под их тяжестью я упала на колени , коснулась ладонями пола и завыла. Завыла, как растерзанное животное, мучавшееся в агонии боли.
Я смутно помню, как Боря поднял меня на ноги и посадил на стул, он пытался привести меня в чувства. Успокоить. Но я ничего не слышала, кроме своего, уже охрипшего голоса. У меня началась истерика. Настоящее неподвластное, неподконтрольное состояние уничижения и разрушения. Он тряс меня за плечи, но я уже не реагировала, я его даже не видела. Позже об этом мне расскажет Кира.
Очнулась я уже в ванной, когда струи холодной воды били мне в лицо, возвращая к жизни. Одежда прилипла. Зубы стучали. А сердце… сердце осколками ваысыпалось в сливное отверстие, унося с собой девичьи мечты и грезы.
Боря оставил меня одну, давая возможность переодеться. Когда я снова вошла в кухню, у него уже кипел чайник. День подходил к концу, небо освещалось красно-розовыми цветами заката. Я стояла перед окном и думала, что сейчас делает Иван. Я не сдержала громкий всхлип, пряча лицо в ладонях, и заплакала снова. Я не могла остановиться.
- Анна, пожалуйста…
- Я не могу, я не могу без него. Почему он меня бросил? Он обещал! Он обещал, что всегда будет со мной! Он ненавидит меня, я сломала его жизнь, я его уничтожила, он никогда меня не простит. Я себя не прощу. Зачем мне эта жизнь? Зачем без него? я не хочу, я не могу так, слишком больно, я не вынесу, я хочу умереть…
- Не смей, - Боря резко развернул меня к себе и встряхнул за плечи, заставляя посмотреть на него, - слишком многое он отдал, чтобы спасти тебя. Ты понимаешь? Не смей даже думать что –нибудь сделать с собой!
- Он спас мне жизнь! А я, - из-за рыданий было тяжело говорить, - я ему не доверяла, я так и не сказала, что люблю его!
- Он бросил тебя! – впервые я видела разъяренное лицо Бориса, - он не хочет тебя видеть. Перестань убиваться, с этим можно жить дальше! Не сходи с ума, он ведь жив!
- Я давно сошла с ума! Просто ты не замечал! Этого даже я не замечала. Я хочу к нему! Я хочу, чтобы он сам, глядя мне в глаза, сказал, что нас больше нет. Что все его обещания- ложь, что все уничтожено и разрушено. И если он сможет это сказать, то молить у него прощение, преклоняясь и прося о возможности находиться с ним рядом. Стать его сиделкой.
- Да как ты не понимаешь, что он слишком горд, чтобы допустить тебя ко всему этому, что он не может предстать перед тобой калекой. Забудь о нем!
========== Глава 40 ==========
Если существует истинный смысл слова «разбитое сердце», то я вполне ощутила его на себе. Боря ушел спустя два часа, точнее я его выгнала. Я пообещала, что не причиню себе вреда, мне просто необходимо было побыть одной. Я с мазохистским усердием упивалась своими страданиями, испытанной болью, ненавистью к себе, но ничего не приносило облегчения. Я не могла его вернуть, я даже не знала, где он и как себя чувствует, что он испытывает. Я бы отдала все на свете, села бы в инвалидную коляску сама, только бы он позволил вымаливать у него прощение за то, что я превратила его жизнь в пустоту. Что может молодой красивый человек без ног? Я не знала, как с этим жить, но, если бы он позволил, я бы могла быть с ним рядом. И мне было плевать, косой он или хромой, слепой или инвалид, который не может ходить. Я бы разделила эту боль с ним, я бы поддерживала его, как могла, и не из жалости, хотя от нее никуда не деться, а потому, что он мне был нужен, как воздух. Тогда в Таиланде, с первым касанием своих губ, он надел на меня кислородную маску, а сейчас безжалостно ее отобрал. Я понимала, что, возможно, когда-то он был ко мне неравнодушен, но сейчас он меня ненавидел. Для него я была ужасным напоминанием его красивого подвига, обрекающего его на ужасные страдания, и он ушел, он оставил меня. Мне хотелось растерзать свое сердце в лохмотья, лишь бы оно перестало болеть, лишь бы это ужасное чувство тоски отпустило мою душу.
Мою разум поглотила тьма. Последние надежды были утоплены в темном омуте, засыпаны землей, закатаны в асфальт. И я буду бесконечно терзаться в своих кошмарах визгом тормозов и звоном разбитого стекла. Его оглушительный крик с моим именем будет постоянно пепелить мое сознание, разрушая его до основания, уничтожая меня. Когда-то я зарекалась любить, а теперь я была обречена умирать. Понемногу, по чуть-чуть, но от меня ничего не останется. Потому что меня без него не существует. Меня без него нет.
Я лежала калачиком в своей пустой большой кровати и думала о том, что так много не успела сказать, что всего несколько дней назад я была самым счастливым человеком на свете, а он даже не знал об этом. Что я любила его всем сердцем и всей душой и не смогу разлюбить никогда. Что я хотела бы быть с ним и в горе и в радости, пока смерть не разлучит нас, а он оттолкнул. Он не простил. Он никогда не простит. Он пожалел, что спас мне жизнь, что поддался инстинктам своего доброго сердца и пострадал. Слишком высокую цену он заплатил, чтобы выносить мое присутствие. Щемящая боль в груди отдавалась пульсирующими ударами в голове. Я ревела до тех пор, пока не уснула, задаваясь ужасным вопросом: «Как мне жить дальше? Как мне это пережить?»
- Аня, дорогая… - это была Кира. Она знала о случившемся, и в первый раз в жизни у моей умной подруги не было слов поддержки. Она молча и с печальными глазами заглядывала иногда ко мне в комнату, предлагая еды. Я отказывалась. Я ничего не хотела, у меня было одно желание - прекратить эту муку, но я не могла себе этого позволить. Может быть, когда- нибудь это пройдет? Закончится этот ужас?
- Аня, тебе надо поесть, ты посмотри на себя, одни кожа да кости, и синяки под глазами на пол-лица.
- Уйди, пожалуйста, - тихо и беспощадно сказала я.
Она поняла, что я еще не готова ее слушать.
- Я тут конверт нашла, тебе, может, ты посмотришь? – с извиняющимся видом спросила Кира.
- Положи куда-нибудь.
Кира осуждающе покачала головой, положила большой объемный конверт на туалетный столик и ушла, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Я долго смотрела на яркий картонный конверт, в конце концов, встала и села перед зеркалом, не глядя на свое отражение. Комната освещалась лишь прикроватным светильником, была глубокая ночь. Я взяла в руки картон и еще раз убедилась в отсутствии обратного адреса, мое имя была напечатано шрифтом Times New Roman на бумажной накладной. Я сорвала защитную пленку и вскрыла конверт. На колени мне упала веточка белых ландышей. Я вздрогнула и начала вытряхивать содержимое. Всего один лист бумаги. Я аккуратно положила цветок на туалетный столик и подсела к единственному источнику света в комнате, убирая прядь волос с лица за ухо. Письмо было от него. Он писал размашистым и неровным почерком:
«Я не говорил тебе этого раньше, потому что искал слова, способные выразить в полной мере те чувства, что я испытываю, пока не понял, что есть только одно слово, способное сказать, что я готов умереть за тебя. Я люблю тебя. Поверь мне, я ни о чем не жалею, я сделал бы это снова, лишь бы знать, что ты жива и здорова. Я люблю тебя. Благодаря тебе я захотел снова жить, я начал бояться возмездия, хотя последние годы я играл в смертельную рулетку с жизнью. Поверь мне, возмездие существует, и оно настигло меня. Ирония судьбы в том, что возмездие наступает в самые счастливые дни нашей жизни. Я люблю тебя. Я никогда не позволю себе испортить твою жизнь, поэтому, пожалуйста, не ищи меня. Будь счастлива, живи, дыши, береги себя. Ты сможешь. Я верю. Я знаю. Ты сильная. Ты выдержишь. Я люблю тебя.
Прости, что не сдержал обещание.
Навсегда только твой И.Д.»
Я прижала белый листок бумаги к груди и упала спиной на кровать. Я смотрела в желтый ореол света на потолке и думала…
Знаете, у второго рождения есть побочный эффект – это чувство вины. Вина за то, что кто- то любит тебя настолько сильно, что был готов пожертвовать своей жизнью, спасая и снова отталкивая, оберегая от страданий. Но каждый переживает вину по- разному: кто- то пытается принять ее, осознавая последствия; кто- то бежит от нее, заглушая совесть, гонимый воспоминаниями, а моя вина давала мне силы, я питалась ею, я нуждалась в ней.