Слава богу, хоть кто-то это заметил!
— Вы не курите и потому ни разу не выходили из столовой. И вы все время были рядом с Канунниковой.
— И это вас не смущает?
— Нисколько. Потому что руки у вас были заняты собакой. Вы ведь почти не спускали ее с рук. Следовательно, были ограничены в маневре и уж никак не могли отравить свою хозяйку… Я прав?
Потрясающая наблюдательность!
— Потрясающая наблюдательность, — сказала я. — Всех остальных вы прощупали так же? Чиж смутился.
— Ну, речь сейчас не о них, а о вас. Конечно, мне бы очень хотелось ошибиться и утешить вас тем, что ваша работодательница умерла своей смертью. Пусть нелепой, но своей…
Цветы! Когда они успели прорасти в благодатной тьме организма? Распуститься в желудке и набраться сил в печени?.. Я почти физически ощущала, как внутренние стенки моего тела покрывает цветочный ковер. Если я ни с кем не поделюсь этой тайной, она убьет меня! Задушит пьянящим ароматом.
— Нет, Петя. Она не умерла своей смертью. Ее убили. Я знаю это точно.
— Да?
— Видите ли… Ей угрожали. Довольно долгое время. Сначала пришла записка.
— Какая записка?
— По почте. Конверт без обратного адреса. В конверте был листок с одной фразой: “Бойся цветов!” — распространяться о “суке” перед посторонним мне не хотелось. — Потом было несколько букетов — тоже без обратного адреса.
— А Аглая?
— Аглая отнеслась к этому достаточно легкомысленно. Она посоветовала мне выкинуть дурные мысли из головы и не заморачиваться пустяками. В конце концов, на орбите каждой звезды обязательно найдется пара-тройка сумасшедших поклонников…
— Н-да. — Чиж сокрушенно покачал головой.
— Но это еще не все. Сегодня, когда я зашла к ней… Перед ужином… Кто-то подбросил ей в спальню цветок.
— Какой цветок?
— Тот самый, который теперь приколот к ее платью. Аглая решила, что это подарок хозяина. Милая деталь, способная порадовать гостя.
— Да уж, милая!.. Почему же вы раньше не сказали обо всем?
Действительно, почему? Или это был подсознательный страх за свою собственную жизнь? Любое упоминание о цветочной записке стало бы сигналом для убийцы: берегись, в живых остался человек, который знает чуть больше, чем все остальные! И кто даст мне гарантию, что яда у убийцы больше не осталось?..
— Почему не сказала? Потому что никому не пришло в голову спросить… Так какие соображения у вас имеются?
— Если это и убийство, то очень странное, — издалека начал Чиж.
Не более странное, чем записка трехмесячной давности.
— И чем же оно так вас удивило?
— Не знаю, как вам объяснить. — Чиж запустил пальцы в волосы. — Оно… Оно очень сложное! Оно какое-то.., придуманное! Яд, надо же! Нужно быть математиком со степенью, чтобы просчитать его и уберечься от случайностей. И еще. Чтобы совершить его, нужно быть по крайней мере перворазрядником по прыжкам в длину!
— Вы полагаете?
— Конечно! Давайте попытаемся восстановить всю картину. Или, во всяком случае, ту ее часть, которая касается шампанского и кухонной двери.
— Давайте.
— Яд подсыпали в бутылку, вы согласны?
— Если это сделал не Ботболт, то да.
— Когда можно было подсыпать яд в бутылку, чтобы не отравить никого, кроме Канунниковой? Когда она разбила бокал, верно?
— Да.
— Итак, Аглая Канунникова разбивает бокал… Вы были рядом с ней, постарайтесь вспомнить, что произошло потом.
Я прикрыла глаза, стараясь восстановить в своем собственном, не очень-то податливом воображении события у шахматной доски.
— Значит, так. Аглая проиграла немцу в шахматы, но со своим поражением не согласилась.
— Она хорошо играет в шахматы?
— Она никогда не упоминала об этом. Возможно, она когда-то и играла — с папой или с соседским мальчиком… Но никакой системы в ее игре нет. У немца, кстати, тоже. Это даже не любительский уровень.
— Вы разбираетесь в шахматах?
— Скажем, я имею об этом представление. — О своем разряде я предусмотрительно умолчала. — Мы отвлеклись. Аглая проиграла, вспылила, и примерно в это же самое время в зале появился Ботболт с шампанским.
— В это самое время или чуть раньше?
— Господи, я не помню точно… Но, в конце концов, вы же снимали все это камерой!
Странно, что счастливая мысль о камере пришла мне в голову только сейчас. Но еще более странной оказалась реакция Чижа. Он залился краской, как старая дева, в присутствии которой произнесли слово “минет”.
— Н-не думаю.., что это прольет свет…
— Как это — не думаете? Ведь вы же все время снимали!
— Боюсь, именно этот момент я упустил…
— Разве вы не должны были запечатлеть на пленку писательниц?
— Я отвлекся… Интересно, на кого?
— ..давайте все же вернемся к шахматной партии, Алиса. — Чиж так отчаянно хотел реабилитироваться в моих глазах, что рот его повело в сторону, а кончик носа причудливо изогнулся.
— Ну, хорошо. Еще во время игры Аглая сообщила Ботболту, что хочет произнести тост. Ботболт отправился за шампанским.
— По-моему, в пятый раз за вечер.
— В шестой, — уточнила я.
— Ну, это не суть важно. Важно то, что когда он вернулся, то первым подошел именно к Аглае. Правильно?
— Да. Ведь это была ее идея… С тостом. Аглая сняла бокал с подноса. То же самое сделал Райнер-Вернер. Ботболт отошел, и больше я за ним не следила. Очевидно, он отправился раздавать выпивку остальным гостям.
— Да.
— Не знаю, сколько времени ушло у Аглаи на препирательство с немцем. Может быть, минуту, может быть — чуть больше. Я только помню, что, когда Аглая выловила Ботболта на противоположной стороне зала, на подносе оставался один бокал.
— Его взяла ваша подруга.
— Да. Его взяла Дарья.
— Кстати, как давно вы знакомы?
— Много лет. Мы дружим еще с университета. Правда, в последние годы мы редко виделись…
— Она ведь не жалует вашу работодательницу, насколько я понял?
— Ну и что?
— Нет, ничего. Когда ваша подруга взяла бокал, оказалось, что Аглая Канунникова осталась без шампанского. И Ботболт отправился обратно на кухню. Сколько ему понадобилось времени, чтобы дойти до кухни и наполнить бокал шампанским?
— Не знаю… Минуты три? — неуверенно произнесла я.
— Да, он не очень-то расторопен. Впрочем, время легко установить при следственном эксперименте… — Чиж многозначительно поднял брови. Уж не он ли собирается проводить следственный эксперимент? — Итак, Ботболт возвращается с отравленным шампанским на подносе. Аглая берет бокал, и к этому моменту все присутствующие столпились вокруг нее. Ведь тост должна произнести именно она… Поправьте меня, если я неточно изложил события.
— Пока все верно.
— А если верно, то что мы имеем в наличии?
— Что?
— Мы имеем три с половиной — четыре минуты чистого времени! — Очевидно, по замыслу Чижа, это и было кульминацией всего рассказа. Но кульминация была явно смазана моей собственной тупоголовой непочтительностью.
— Что это еще за три-четыре минуты?
Чиж скис: любовно выпестованный им доктор Ватсон (в моем не обезображенном особым интеллектом лице) оказался не на высоте.
— Три-четыре минуты — ровно столько понадобилось убийце, чтобы осуществить задуманное. И подготовить плацдарм для преступления.
— Понятно. — Я надолго замолчала.
— Ну! — Чижу не терпелось добить меня окончательно.
— Что — “ну”?
— Теперь спросите меня о схеме преступления. Как я ее вижу.
— Хорошо, — послушно округлила я глаза. — Как вы видите схему преступления?
— Думаю, все происходило следующим образом. Весь вечер убийца находился неподалеку от Аглаи. Искал любую возможность травануть несчастную. Ну, например, незаметно подсыпать яд в выпивку…
— Интересно, каким образом можно незаметно подсыпать яд в выпивку?
— Она ведь пила не только шампанское, не так ли?
— Пару раз Ботболт приносил ей ликер.
— Вот видите. Ликер невозможно выпить залпом!
— Вы думаете?
Чиж посмотрел на меня как на завсегдатая пивного ларька:
— Во всяком случае, пить ликер залпом — это дурной тон. Тем более она играла в шахматы и вполне могла отставить ликер в сторону, чтобы сделать ход. И ликер этот мог некоторое время находиться без присмотра. И этого времени хватило бы, уверяю вас! При известной ловкости убийцы.
— Ну, хорошо. Допустим, у убийцы были далеко идущие планы насчет Аглаи и ликера. Но если он собирался подсыпать яд в зале — при чем здесь открытая дверь на кухню? Зачем ему вообще нужно было открывать эту проклятую дверь?! Но Чиж! Вы разве забыли, что она была отравлена шампанским! Шампанским, а не ликером!..
— Я к этому и веду, Алиса! Когда она разбила бокал, убийца посчитал это хорошим знаком. Несколько секунд у него ушло на то, чтобы оценить ситуацию и начать действовать. Он выскакивает в оранжерею, благо сюда выходят все и здесь легко затеряться в зарослях. Прямо по дорожке он направляется к клумбе, за которой находится дверь на кухню. Открывает ее ключом. Высыпает яд в бутылку и тем же путем возвращается обратно. И как ни в чем не бывало присоединяется ко всем остальным. Ну как?
— Не знаю. — Я с удивлением обнаружила себя бегающей по дорожке под руку с Чижом. — Все это как-то зыбко. Не забывайте, что к моменту, когда на подносе остался один-единственный бокал, все остальные бокалы были розданы. Следовательно, убийца не мог выскользнуть из зала, не получив на руки свое шампанское. Правильно?
— Я думал над этим. Убийца взял шампанское и отправился вместе с ним в оранжерею. Там он оставил шампанское где-нибудь под пальмой. И налегке бросился к двери. Такое объяснение вас устроит?
— Такое — да. Но тогда ваш убийца автоматически теряет секунд тридцать, а то и целую минуту. А это много.
Чиж посмотрел на меня со смесью досады и уважения:
— Ну, теоретически все можно успеть. Особенно… Особенно, если не тратить время на замок в двери. Но дверь могла быть открыта убийцей заранее. Как вам такой вариант?
— Тогда это не просто убийца, тогда это — король преступного мира. Во-первых, ему нужно было найти дверь.
— Ну, ведь ваша подруга эту дверь обнаружила?
— Она журналистка. Сует нос во все дыры… Так что ничего удивительного в этом нет.
— Но откуда она узнала, что дверь ведет именно на кухню?
Крыть было нечем, но я все же попыталась отвести подозрения от Дашки:
— У нее всегда было хорошее пространственное воображение. И потом, наверняка она заметила дверь на самой кухне и просто сопоставила вход и выход.
— Она заходила на кухню?
Это было уже слишком, и я ощерилась:
— Я и сама заходила на кухню. Так, из любопытства. И не только я…
— И что же вы там делали?
— Я же сказала: заглянула из чистого любопытства. Не сбивайте меня. Дверь — не проблема. Проблема — ключи. Откуда убийца мог знать, что от двери существуют ключи и ключи эти спрятаны где-то в кладовке, в ящиках с инструментом? Ботболт сказал нам об этом всего лишь минут пятнадцать назад…
— Тоже мне проблема! Эту чертову дверь можно оприходовать любой отмычкой.
— Не говорите ерунды! — прикрикнула я на Чижа. — Солидные, уважаемые люди приезжают в солидный, уважаемый дом с набором отмычек? Да это же просто…
Я осеклась на полуслове. Черт возьми, совсем недавно я думала об отмычках, вот только в каком контексте? Голые ноги Райнера-Вернера, выкраденные у какой-нибудь греческой статуи под покровом ночи, мощные безволосые икры, пальцы совершенной формы, аккуратные розовые ногти… Господи, о чем я думаю?! Голые ноги Райнера-Вернера, выкраденн… Нет, так я ни к чему не приду! Голые ноги Райнера-Вернера в проеме двери.., ф-фу, слава богу проскочила!., в проеме двери в туалет. Унитаз — и я возле унитаза. Рассыпавшееся содержимое ридикюля Софьи Сафьяновой: записная книжка, двадцатидолларовая купюра, жалкая мелочь, связка из пяти ключей, один из которых сильно смахивал на.., на отмычку!
Да, именно об отмычке я и подумала, когда взяла связку в руки. А потом появился Райнер-Вернер — укутанный в одеяло, с голыми ногами…
Черт, там были еще и порошки!!!
— Я кое-что хочу сказать вам. Чиж, — трагическим шепотом произнесла я. — У… У одного из гостей я видела маленькие бумажные пакетики!
— Что за пакетики?
— Не знаю. В них был белый кристаллический порошок. Без всякого запаха.
— А на язык вы его пробовали?
— Не решилась. Но потрогать — потрогала… Может быть, это и есть яд?
— Вряд ли, — после непродолжительного раздумья сказал Чиж. — Во всяком случае, это не тот яд, которым была отравлена Аглая Канунникова.
— Не тот?
— Я уже говорил: убийца для своих низменных целей использовал цианистый калий. Так что если бы вы его потрогали, то вас уже не было бы в живых.
— Это почему же? — Задним числом я даже похолодела.
— Видите ли… Цианистый калий, попадая на воздух, вступает в реакцию с углекислым газом. И образуется синильная кислота, которая легко может проникнуть через кожу… Про синильную кислоту объяснять?
— Не стоит… — У меня даже зачесалось в носу от засилья страшных, как смертный грех, химических терминов. Еще секунда — и с пальцев начнет лохмотьями сползать та самая кожа, которую живописал Чиж. — Мы остановились на том, что дверь могла быть вскрыта с помощью отмычки.
— Да… Отмычка… — Судя по всему, отмычка была самым слабым местом в теории Чижа, и я решила прийти к нему на помощь.
— Убийца мог открыть дверь заранее. До ужина. Чиж остановился, хлопнул себя по лбу и посмотрел на меня с признательностью:
— Умница! Ну, конечно же… Все пошли к озеру, кататься на снегоходах. Убийца мог вернуться чуть раньше…
— Или вообще не уходить, — выпалила я.
— Не уходить?
Минна! Толстуха осталась в оранжерее (восклицательный знак!), сославшись на то, что обожает цветы (восклицательный знак!). Сославшись на то, что цветы — ее страсть. Сославшись на то, что она жить без цветов не может и что у нее самой есть небольшой парничок (три восклицательных знака!!!).
А ее пребывание на кухне? Когда я вошла, она была страшно напугана и смущена, как будто я застала ее за чем-то неприличным.
Да еще сумасшедший платок с инициалами!
— Минна! — заорала я, впившись ногтями в ладонь Чижа. — Минна. Она единственная оставалась в доме…
Вернее — в оранжерее. Потом я видела ее на кухне. И она была прекрасно осведомлена, где хранится спиртное…
Минна, толстая завистница! Минна, мать книжных демонов, внучатая племянница маньяков и беспутная кузина идейных российских упырей! Минна, о которой уже давно молчит критика!..
— А платок с ее инициалами! Скорее всего она просто уронила его в спешке, а потом у нее не было никакой возможности вернуться…
Но мой энтузиазм несколько погас, стоило мне только взглянуть в грустные глаза Чижа. Зрачки его покачивались, веки дрожали, ресницы выгибались, он так хотел поверить мне! Так хотел поверить — и не мог!..
— Что-то не так, Чиж?
— Все не так. То есть теоретически это могло бы иметь место. Но практически… Как вы думаете, сколько она весит?
— Кто?
— Минна Майерлинг.
— Откуда же я знаю. — Я вспомнила пудовые груди Минны, ее гренадерские плечи и массивный живот. И все три ее подбородка, и даже ямочки на руках. Пожалуй, на титулованного борца сумо (прости, Ботболт!) она потянет. — Это неэтичный вопрос.
— Какая, к черту, этика! Согласитесь, что в ней не меньше килограммов ста двадцати.
Я — исключительно из женской солидарности — промолчала.
— Она физически не смогла бы перепрыгнуть клумбу. Идемте.
Через полминуты Чиж уже тыкал меня носом в папоротники.
— Видите? Ширина клумбы примерно около двух метров. Во мне шестьдесят килограммов, и к тому же я когда-то занимался прыжками в длину. Я смогу перескочить через эту клумбу — и то, если у меня будет небольшое пространство для разбега. А Минна… Не думаю, что она умеет летать…
— Далась вам эта клумба! — Доводы Чижа были достаточно убедительны, но почему-то вызвали во мне глухой протест. — В конце концов, она могла просто обойти эти чертовы папоротники. И эти чертовы флоксы.
— Не могла. Не выходит по времени.
— Ну, не обойти, так обежать.
— Все равно не выходит.
— Ну, тогда… Тогда она могла броситься напролом. Велика важность — клумба! Тем более — чужая, которую и жалеть-то смешно. Когда речь идет о такой вещи, как убийство, о такой вещи, как клумба, не вспоминают.
— Вспоминают, и еще как! С ума вы сошли, что ли! Любой сломанный цветок, любой отпечаток обуви на земле выдадут преступника с головой.
— И что — ни одного сломанного цветка?
— Ни одного. — Чиж сокрушенно развел руками. — А это невозможно. Невозможно пройти сквозь такие густые заросли, не оставив следов…
— А вы все внимательно осмотрели?
— Ну-у.., по мере возможности…
…И когда только Чиж успел так освоиться в этом огромном влажно-зеленом пространстве?.. Мы шли вдоль невысокой стены папоротников, а она все никак не хотела кончаться. Бедняга Дымбрыл Цыренжапович, как же, должно быть, тебя достала ровная как стол бурятская степь! И гнусный континентальный климат! Зато теперь ты можешь отрываться в персональных джунглях, и никто тебе слова не скажет…
— ..Ну вот. Мы добрались до конца, — гаркнул Чиж мне на ухо. А затем посмотрел на часы. — И это заняло у нас ровно пятьдесят пять секунд.
— Господи, что такое пятьдесят секунд!
— Не забывайте: пятьдесят пять секунд туда — пятьдесят пять секунд обратно. Это уже минута пятьдесят. Плюс еще минута на то, чтобы успеть взять шампанское, выскользнуть из зала и пристроить свой бокал где-нибудь под пальмой… Итого — две пятьдесят. Каким общим временем мы располагали?
— Три-четыре минуты…
— Возьмем среднее значение: три с половиной минуты. В распоряжении убийцы было всего лишь сорок секунд. Не густо. — Чиж даже крякнул от напряжения.
— Впритык, я согласна… Но если все делать живенько, на спринтерской скорости… — Представив себе Минну, несущуюся на спринтерской скорости и размахивающую грудями, я прыснула.