Я снова мотнул головой.
– А что ты делаешь здесь и почему ты не уехал в Россию? – продолжала задавать вопросы моя спутница.
– Знаешь, – сказал я, – это в двух словах и не объяснишь. Я сейчас как во сне. Мне кажется, что все это снится. Как только я проснусь, я сразу тебе все расскажу.
– А ты ущипни себя и сразу проснёшься, – рассмеялась Мерседес.
Я ущипнул себя один раз. Затем ещё раз, но намного больнее и увидел себя сидящим на табурете в келье монастыря. Уже смеркалось. В дверь постучали. Вошёл брат ключарь.
– Хочу отметить, брат Пётр, – сказал он, – что ваше общение благотворно влияет на брата Алоиза. В нем проснулась обычная энергия, тяга к жизни и активной деятельности. И у меня на душе стало легко. Давайте мы выпьем с вами по этому поводу.
Он достал откуда-то из-под рясы два металлических шкалика, плоскую флягу и стал откручивать крышку. Пока я убирал книги, он разлил спиртное в ёмкости и предложил выпить за величие непобеждённой германской нации.
– Мы находимся на пороге возрождения нового Четвёртого Рейха, который принесёт счастье всем цивилизованным народам мира, – сказал он, – даже евреям. Хайль!
Я сделал вид, что выпил, выплеснув содержимое бокала на плечо рясы. Брат ключарь ушёл, а я стал укладываться спать. Если я завтра ни свет, ни заря встану на утреннюю молитву, то кое-кто может использовать другие инструменты для того, чтобы я на время не выходил из кельи. Что-то должно произойти в монастыре, и я не нужный свидетель этого. Но не я же был инициатором вступления в контакт с братом Алоизом. Вернее, с Алоизовичем. И мне не нужно быть слоном в посудной лавке, сующим везде свой любопытный хобот. Правильно говорят, что любопытному слону в дверях хобот прищемили. Буду спать до упора.
Утром меня тщетно будили братья монахи. Я сдерживался изо всех сил, чтобы не выдать себя какой-то реакцией на прикосновения монахов к моим плечам, прослушивание ухом сердцебиения. Приходил и брат ключарь. Постоял, посмотрел и ушёл, ничего не сказав. Я продолжал лежать и встал на исходе вторых суток. Кто думает, что это легко, тот глубоко ошибается. Отправление естественных надобностей всегда естественно и необходимо. Это как выхлопы угарного из выхлопной трубы двигателя. Заткни выхлопную трубу и двигатель остановится. Мне приходилось внимательно прислушиваться ко всему происходящему за дверями моей кельи, чтобы, улучив момент, сбегать к ведру с крышкой, стоящему в укромном углу кельи.
Когда я вышел из кельи, никто не удивился моему появлению. Никто не бросился ко мне с расспросами, что да и как. Просто пришёл служка и пригласил в административное здание. Там уже был новый брат ключарь, который сказал, что я могу возвращаться к себе домой, так как надобность в моих услугах отпала. Сутану я могу взять на память о пребывании в монастыре. Все мои вещи в сохранности. На мой вопрос о том, куда уехали мои знакомые, я встретил взгляд полный если не понимания, то полный скептицизма от заданного вопроса. Все понятно. До свидания, товарищи монахи.
С саквояжем и пакетом с рясой и сандалиями я отправился в ближайший город. Ехать пришлось на простой повозке, подпрыгивая на каждом камешке горной дороги. Запряжённый в повозку мул бесстрастно шёл вперёд. Также бесстрастно сидел монах с вожжами в руках. Ему было все равно, что делается вокруг. Приедет в город, механически сделает все что надо, сядет в повозку и так же без всяких эмоций поедет обратно в монастырь.
Город находился сравнительно далеко от монастыря. По европейским понятиям. Это у нас сто километров не расстояние, а там каждый клочок земли на вес золота. Конечно, когда во всем мире автомобиль станет обычным средством передвижения, то тогда европейскому человеку станет доступна вся Европа, исключая социалистические страны, а так и мул является хорошим средством передвижения.
За двое суток я добрался до Мадрида. Отдохнул в своей квартире и приступил к работе по психоанализу. Нельзя сразу гнаться за теми людьми, которые постарались уехать от вас незамеченными – можно нарваться на крупные неприятности.
Свою помощницу я записал на курсы психологов и стал привлекать её к проведению моих сеансов в качестве зрителя и слушателя, находящегося в моей комнате.
– Зачем мне это все, дон Казанова? – спросила она.
– Нужен же мне заместитель на время моего отсутствия, – ответил я, и этот ответ был принят с благодарностью.
Я внёс некоторые изменения в учредительные документы, назначил её управляющей с зарплатой в половину дохода конторы, предоставил право подписи финансовых документов, сделал завещательную надпись, что в случае чрезвычайных обстоятельств она становится полным владельцем всех активов и всего имущества. Мне было легко это делать, потому что я уже знал, что имею дело с очень честным и порядочным человеком.
Глава 15
Завершив все дела, я отправился в Париж к деду Сашке. Я был уверен, что с ним все нормально, но кто его знает, что мог вытворить старый ловелас.
Увидев своего приятеля, я бросился его обнимать, как будто не видел его целую вечность. Так и получается, пил за то, чтобы земля ему была пухом, а сейчас пью с ним за встречу. Как будто я на том свете в гостях у него или он пришёл на этот свет, чтобы встретиться со мной.
– Ты что, старый, налил в капсулу Гитлеру? – грозно спросил я.
– А ничего особенного, – сказал дед, – обыкновенный спотыкач с сон-травой. Чтобы лежал себе годах в десяти от нас и ждал сурового возмездия от своих жертв.
– Не рой другому яму. Ты слышал такую поговорку? – спросил я. – Твой коктейль достался мне.
– И как там? – недоверчиво протянул сеньор Гривас.
– Неплохо, люди живут, только вот некоторые запутались в любовных похождениях, получили четыре пули в живот, а сейчас лежат себе спокойно на кладбище, – мрачно произнёс я.
– Кто это? – испуганно спросил дед.
– Кто-кто, – с долей сварливости сказал я, – кто спрашивает, тот и лежит.
– Неужели блондинка? – ахнул дед Сашка.
– Она самая, и тебя застрелила, и сама застрелилась. Рядышком лежите, голубки, – насмешливо сказал я.
– Вот, едрио лять, – матюгнулся дед, – я уж знаю, где их нужно проверять этих крашеных, чтобы мужиков не обманывали. А то блондинка возьмёт и перекрасится, а там она вряд ли будет красить, – расстроился чего-то дед.
– Ладно, проверку потом будешь проводить, – сказал я, – сейчас переведи свои дела в состояние мобилизационной готовности и собирайся в большое путешествие туда, где тебя ждут жгучие брюнетки и жаркие ласки.
– Неужто в Аргентину? – спросил дед.
– Туда, – сказал я.
Вообще-то, я довольно рано вернулся в своё время. Ведь никто меня силком не тащил, повёлся у женщины на поводу, взял и ущипнул себя. Самое интересное – никакая посторонняя боль не вызывает возвращения из будущего, только боль, причинённая самому себе.
– Слушай, дед, – спросил я, – а ты точно знаешь, что нет эликсира, возвращающего человека в прошлое?
– Вот ведь Фома неверующий, – хмыкнул дед Сашка, – да если бы такое было, то ведуны бы знали об этом. Сказки о живой и мёртвой воде слышал?
– Ну, слышал, – подтвердил я.
– Так вот, – продолжил старик, – мёртвой водой мертвеца готовят к воскрешению, раны заживляют, отрубленные головы и руки прирастают. Только вот шрамы от аппендицита мёртвой водой смазывать не надо, чтобы не возвращать воспалившийся отросток на место. А потом уже живой водой брызгают, чтобы человека оживить. Так вот, эликсир мой это как живая вода. А вот возвращать человека в прошлое никак нельзя. Нельзя человеку появиться там, где он ещё не родился, например.
– Откуда же ты об этом знаешь, – спросил я, – ты был там, в прошлом, или кто был и тебе рассказал?
– Дак, ведь философия говорит о том, что ничто не возникает из ничего и не уходит в никуда, – сказал дед Сашка, – у всего есть своё начало и свой конец. Так вот и нельзя быть там, где ещё не было начала.
– Ну, ты и намудрил, Кулибин, – засмеялся я, – а как же с будущим?
– А вот это как в математике, – улыбнулся дед, – в плюсе можно быть, а вот в минусе уже быть невозможно. Человек может быть отрицательным или положительным и может состоять из материи, но не из антиматерии…
– А как же Бог? – парировал я. – Он все создал, он же может и назад вернуть.
– Бог может все, – согласился дед Сашка, – как народ допрыгается, так он так все встряхнёт, что с деревянными дубинами будут по автобанам туда-сюда шастать, хорошую жизнь вспоминаючи.
Деда не переспорить. Он занялся своими финансовыми делами, а я пошёл отправлять телеграмму Марии по условленному адресу с приветом от Фреда, чтобы вызвать на встречу Миронова.
После двадцатого съезда партии вал репрессий в России поутих, стали потихоньку выпускать из лагерей политзаключенных и классово-близких коммунистической партии уголовных преступников. Расстреляли Берию. Разогнали органы госбезопасности, круша всех под одну гребёнку и правого, и виноватого, и того, кто вообще не причём. Слышал на парижском бульваре песенку, кто-то из эмигрантов пел по-русски под гитару:
После двадцатого съезда партии вал репрессий в России поутих, стали потихоньку выпускать из лагерей политзаключенных и классово-близких коммунистической партии уголовных преступников. Расстреляли Берию. Разогнали органы госбезопасности, круша всех под одну гребёнку и правого, и виноватого, и того, кто вообще не причём. Слышал на парижском бульваре песенку, кто-то из эмигрантов пел по-русски под гитару:
Интересно, как там Миронов? После двух отсидок он должен быть на коне, если только здоровье его не подведёт.
Глава 16
Через пять дней я увидел условный сигнал о готовности к встрече по варианту три. Вариант три – это парк. С соблюдением всех предосторожностей мы встретились.
Миронов постарел, но держится очень солидно. Видно, что на коне.
После взаимных приветствий он сразу спросил:
– Почему ты проигнорировал приказ ехать в Аргентину? Я из-за тебя чуть должности не лишился.
– Думать надо, прежде чем такие приказы отдавать. Если бы я поехал в Аргентину, то ушёл бы в сторону от той цели, которая была поставлена передо мной.
– Как это? – заинтересовался Миронов.
– А вот так, – сказал я, – я был в Испании и видел там и Гитлера, и Мюллера, который сопровождал его.
– Ничего себе, – ахнул Миронов, – а Борман там был?
– Не было там никакого Бормана, они в Испании, в монастыре отсиживались, а совсем недавно тайно покинули монастырь, – сказал я, – а вот сейчас и наступило время моей поездки в Аргентину.
– Ну, что же, поздравляю тебя с удачей, – с чувством сказал Миронов, – за такую информацию орден дадут, как пить дать, а меня тоже можешь поздравить. В генералы вышел, стал начальником управления по розыску военных и государственных преступников.
– Поздравляю, – сказал я, – это что, придётся заниматься ликвидацией преступников? Нашёл, втёрся в доверие и альпинистским молотком по темечку как Троцкого?
– Ну и язык у тебя, – сказал Миронов, – был ты у нас в России, давно бы тебя расстреляли. За отказ ехать в Аргентину, тебя вообще хотели отозвать на Родину.
– Потому и жив, что не в России – усмехнулся я, – Россию лучше любить издалека, крепче любится. И куда бы вы это меня отозвали на Родину? В лагерь что ли, у меня ведь там ни родных и ни знакомых нет.
– Нашли бы куда, – буркнул обиженно Миронов, – сейчас не времена культа личности, ликвидациями не занимаемся. А вот привлекать к суду всех нацистских преступников – это очень важная задача, чтобы фашизма больше не было. Да, кстати, обрати внимание на разработку средств по продлению срока жизни человека, геронтологией называется, очень в наших верхах эта тема интересует. Ещё Сталин ставил эту задачу перед Берией, а Берия перед нами.
– Добро, вопросы геронтологии интересуют и меня, – поддержал я тему, – слава Богу, уже не мальчик и приближаюсь, а вернее, вплотную приблизился к среднему возрасту жизни человека в России. Если наше руководство интересует продолжительность жизни всех людей в стране, то сначала бы надо организовать хорошее питание для них, оздоровление населения, развитие детей, создание благоприятной обстановки в стране в целом…
– Ну, ты и хватанул, – сказал генерал, – это же вторую революцию нужно делать…
– Именно революцию, – подхватил я, – уравнять уровни жизни верхов и низов, чтобы социализм был всюду в отдельной взятой стране, а не только в высших эшелонах власти…
– Ты чего это имеешь в виду? – насторожился Миронов.
– Так, ничего, просто так по-стариковски бурчу, – сказал я, понимая, что интересы народа ещё не скоро станут приоритетом политики нашего государства. – В Германии нужно установить наблюдение за бывшим адъютантом Гитлера Фрицем Даргесом. Он скоро должен вернуться из американского плена. К нему обязательно протянется ниточка от фюрера.
– Что это за личность такая, что Гитлер ему так доверяет, и почему его не было рядом с ним в 1945 году? – спросил Миронов.
– О, тут интересная история, – сказал я, – до Гитлера Даргес служил у Бормана и был проверен на сто раз, поэтому у Гитлера ему поручались самые доверительные поручения. А поссорились они в 1944 году как раз перед самым покушением на фюрера в его ставке «Вольфшанце». Во время совещания в бункер залетели три здоровые мухи и мешали всем слушать мудрости своего шефа. Гитлер приказал Даргесу выгнать мух, и адъютант не справился с этим. Тогда Гитлер отправил его в строй, назначив командиром полка в дивизии СС. А через два дня взорвалась бомба, подложенная полковником Штауфенбергом, и новый адъютант погиб. Вот тогда Гитлер и стал считать, что Даргес к нему был приставлен свыше как ангел-хранитель и только гонор фюрера не позволил вернуть к себе старого адъютанта.
– Кроме нас, за Даргесом будут следить и американцы, – сказал Миронов, – меня больше заботит вопрос твоей безопасности, потому что по этим следам идут разведки многих стран и церемониться с конкурентами они не будут.
– Ты лучше скажи, зачем нам нужен этот Гитлер, кроме как предания его суду, – спросил я.
– Тут высшая политика, – сказал генерал, – Гитлер до сих пор является знаменем фашизма, точно так же как Карл Маркс – знаменем марксизма. Но наш классик даже мёртвым не перестаёт быть нашим знаменем вместе с Лениным, а вот Гитлер мёртвым никого не вдохновляет.
Если мы будем судить Гитлера, то этим мы для него сделаем всемирную и бесплатную рекламную кампанию. Этого боятся и наши лучшие друзья после Гитлера по антигитлеровской коалиции. Им все хорошо, лишь бы СССР было плохо.
Мне кажется, что тебе в первую очередь нужно бояться наших союзников. Они будут охранять фюрера, как бы оставаясь в стороне от этого дела. И мы тебе ничем не сможем помочь, чтобы не осложнить и так осложнённую до крайности обстановку.
Пока все шито-крыто, то все внешне сохраняют благопристойный вид. А стоит нам открыть место его укрытия – фюрершанце, так сразу начнётся антисоветская истерия для того, чтобы подвергнуть сомнению ялтинские и потсдамские соглашения и снова обвинять нас в том, что это мы спровоцировали Гитлера на начало войны с нами. Потом обвинить нас в том, что мы дали гитлеровцам неадекватный, или как они сейчас говорят – непропорциональный отпор, придя в Германию и водрузив наш красный флаг над башнями Рейхстага.
– Так мне-то что делать? – спросил я, совершенно не поняв целей поиска сбежавшего из мышеловки Гитлера.
– Честно говоря, я и сам этого не знаю, – признался Миронов, – ты же сам знаешь, что могут придумать политики, а реализовывать эти маразматические решения приходится к нам.
– Ну, ты суров к нашему Политбюро, – усмехнулся я.
– Я не Политбюро имел в виду, – стушевался Миронов, – а руководителей стран так называемой западной демократии. Они войны развязывают, а нам приходится с ними бороться. Все, пошёл, способы связи остаются прежними. Деда с собой потянешь?
– Потяну, – сказал я, – он у меня финансовый гений. У вас бы никаких денег не хватило, чтобы оплатить все мои разъезды по вашим заданиям.
На этом мы и простились с Мироновым.
Глава 17
Аргентина нас встретила прекрасной погодой и белыми штанами прогуливающихся по набережной европейцев. С начала тридцатых годов Буэнос-Айрес прочно закрепил за собой авторитет столицы международного шпионажа. В Корее есть поговорка: если бросить палку в толпу людей, то она ударит сразу двух Кимов. Если в столице Аргентины кинуть палку в толпу спешащих людей, то палка обязательно ударит двух или трёх агентов иностранных разведок.
Чужое присутствие я стал ощущать, как только мы пошли заказывать билеты на круизный лайнер в Аргентину. Одно дело ощущать чьё-то присутствие, другое дело знать, кто оно близко «присутствует» рядом с вами.
Высшим классом разведки является то, чтобы никто даже подумать не мог, что он имеет дело с профессиональным разведчиком. Похождения английского Джеймса Бонда – это просто издевательство над разведкой. Пародия на неё. Представьте, что к вам приходит какой-нибудь старичок и представляется резидентом американской разведки в Аргентине полковником морской пехоты Томасом Бернесом и что он обязательно выяснит, кто я такой, зачем я приехал и что он меня обязательно переиграет.
Бред сивой кобылы. Бред, но ведь Бонд действует именно так, ни от кого не скрывая, что он находится на секретной службе Её Величества. Если бы я в период с 1917 года где-то попробовал так выпендриться, то моё повествование прекратилось на второй или третьей главе первой книги. А мой бывший шеф Гиммлер не преминул бы посадить меня во внутреннюю тюрьму и вряд ли бы смог ему доказать, что это неудачная шутка или то, что я это сболтнул по пьянке.