– Да-да, – сказала Энди и, положив трубку, вышла в коридор. Она быстро поняла, что Барбаре проще уступить и сделать то, что она хочет: споры ни к чему не вели. Именно поэтому Энди согласилась надеть фамильную драгоценность Харрисонов как «что-то старое» вместо какой-нибудь вещи, принадлежащей ее семье: Барбара настояла. Колье побывало на свадьбах у шести поколений Харрисонов – значит, у Энди с Максом тоже будет колье.
Дверь в номер Макса была приоткрыта. Войдя, Энди услышала, как шумит вода в ванной. «Классика! – подумала она. – Я готовлюсь уже пять часов, а он только что полез под душ!»
– Макс, это я! Не выходи!
– Энди? Что ты тут делаешь? – послышался голос Макса.
– Пришла взять колье твоей матери. Не выходи, ладно? Я не хочу, чтобы ты видел меня в платье.
Присев, она пошарила в наружном кармане сумки. Бархатной коробочки не было, зато пальцы нащупали сложенный листок.
Это оказалась дорогая писчая бумага кремового оттенка, довольно тяжелая, с вытисненными инициалами Барбары – темно-синей рукописной монограммой. Энди знала, что Барбара помогает «Дэмпси и Кэрроллу» держаться на плаву, закупая у них товар солидными партиями. Она десятки лет писала на этой бумаге и поздравления с днем рождения, и благодарственные письма, и приглашения на обед, и соболезнования. Барбара была старомодна, чопорна и скорее умерла бы, чем послала кому-то неотесанный имейл или – о ужас! – сообщение, поэтому ничего удивительного, что и сыну в день свадьбы Барбара написала на кремовом листке с монограммой. Энди уже хотела сложить листок, когда ее внимание привлекло собственное имя. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Энди начала читать.
Дорогой Максвелл!
Ты знаешь, что я всеми силами стараюсь не вмешиваться в твою личную жизнь, но я не могу больше молчать, коль скоро дело касается таких важных вещей. Я уже делилась с тобой моими опасениями, и всякий раз ты клятвенно обещал подумать. Сейчас, в преддверии твоего грядущего бракосочетания, мне придется высказаться открыто и недвусмысленно.
Я умоляю тебя, Максвелл, не жениться на Андреа.
Не пойми меня превратно, Андреа мила и, несомненно, однажды станет кому-то прекрасной женой. Но ты, сынок, заслуживаешь гораздо большего! Тебе нужна девушка подходящего происхождения, а не выходец из неполной семьи, где все, что она знала, – боль и развод. Твоей женой должна стать девушка, знакомая с нашими традициями, с нашим стилем жизни, которая поможет передать имя Харрисонов следующему поколению, а главное, будет любить тебя и ваших будущих детей больше собственных эгоистических карьерных устремлений. Прошу тебя серьезно задуматься: ты хочешь, чтобы твоя спутница жизни издавала журналы и ездила в командировки или чтобы она ставила интересы близких выше своих и разделяла филантропические взгляды рода Харрисонов? Разве ты не желаешь супруги, которая будет думать о семье, а не о собственных амбициях?
Повторюсь: я считаю твою неожиданную встречу с Кэтрин на Бермудах знаком свыше. О, как ты был рад увидеть ее снова! Молю тебя, не отбрасывай это чувство! Ведь ничего окончательного пока не произошло, еще не поздно. Мне очевидно, что ты всегда любил Кэтрин, и еще более очевидно, что из нее получится прекрасная спутница жизни.
Я всегда очень гордилась тобой и знаю, что твой отец смотрит на нас с небес и поддерживает тебя в принятии правильного решения.
Со всей любовью,
мама.Энди услышала, как перестала течь вода, и, вздрогнув, уронила письмо на пол. Поднимая листок, она заметила, что у нее дрожат руки.
– Энди, ты еще тут? – спросил Макс из-за двери.
– Да, я… Подожди, я уже ухожу, – выговорила Энди.
– Ты его нашла?
Она помолчала, не зная, как ответить. Из комнаты словно откачали кислород.
– Да.
За дверью послышалось шарканье, открылся и закрылся кран над раковиной.
– Ты уже ушла? Мне надо одеваться.
Пожалуйста, не женись на Андреа! Кровь стучала в ушах Энди. О, как ты был рад снова с ней увидеться! Ворваться в ванную или выбежать в коридор? Теперь они с Максом встретятся только во время обмена кольцами на глазах у трехсот гостей, включая его мать.
В номер постучали, и дверь открылась.
– Энди? Что ты тут делаешь? – ужаснулась организатор свадьбы Нина. – Господи, ты же платье испортишь! А мне казалось, вы договорились не видеться до церемонии! Так, может, сразу и фотографии сделаем? – Ее непрерывная болтовня сводила Энди с ума. – Макс, не выходи из ванной! Твоя невеста застыла, как замороженная! Подожди, секундочку подожди! – Нина подбежала к Энди, которая пыталась одновременно встать и одернуть платье, и подала ей руку.
– Вот, – сказала она, помогая Энди подняться и разглаживая платье русалочьего силуэта. – Пойдем со мной, больше никаких фокусов с исчезновением невесты. А это что? – Она выдернула письмо из пальцев Энди.
Энди вдруг ясно услышала стук собственного сердца и на мгновение испугалась, что у нее начинается сердечный приступ. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но помешала внезапная волна тошноты.
– Ой, меня сейчас…
Как по волшебству – или благодаря богатому опыту? – у Нины в руке оказалось мусорное ведро, которое она так плотно прижала к лицу Энди, что пластмассовый край вдавился под подбородок.
– Ничего, ничего, – немного гнусаво тянула Нина (отчего-то это успокаивало). – Ты у меня не первая переволновавшаяся невеста. Слава Богу, на платье ничего не попало! – Она промокнула Энди рот подвернувшейся под руку рубашкой Макса, и этот запах, головокружительная смесь мыла и шампуня с мятой и базиликом, запах, который Энди всегда любила, сейчас вызвал у нее новые рвотные спазмы.
В дверь снова постучали, и в номер вошел знаменитый фотограф Сен-Жермен с молоденькой хорошенькой ассистенткой.
– Мы явились снимать сборы жениха, – объявил он с приятным неопределимым акцентом. К счастью, ни он, ни его ассистентка даже не взглянули на Энди.
– Что у вас там происходит? – позвал Макс, все еще томившийся в ванной.
– Макс, ни шагу в комнату! – закричала Нина. Она повернулась к Энди, не знавшей, как дойти до своего номера. – Надо тебя быстренько умыть, поправить макияж и… О Боже, твои волосы…
– Мне нужно колье, – прошептала Энди.
– Что?!
– Бриллиантовое колье Барбары. Подожди. – Думай. Думай. Думай. Что это значит? Что от нее требуется? Энди заставила себя вернуться к злополучной сумке, но, к счастью, Нина ее опередила. Вытащив сумку из-под кровати, она проворно пошарила во всех карманах и извлекла черный бархатный футляр с гравировкой «Картье».
– Ты это искала? Пошли, пора.
Подчинившись, Энди вышла в коридор. Нина последовала за ней, предварительно разрешив фотографам выпустить Макса из ванной.
Энди не понимала, почему Барбара настолько ее ненавидит, что готова воспрепятствовать свадьбе. Оказывается, она уже и новую невесту сыночку выбрала, Кэтрин. Более подходящую и не такую эгоистичную. Ту, которая, по ее мнению, вполне сойдет. О Кэтрин Энди знала все: наследница состояния ван Герцогов и, насколько помнилось из бесчисленных давних поисков в «Гугле», даже принцесса какого-то захудалого австрийского королевского дома, училась в той же элитной частной школе в Коннектикуте, что и Макс. Кэтрин изучала европейскую историю в Амхерсте, куда ее приняли после того, как дед, австрийский аристократ, поддерживавший нацистов со времен Второй мировой, пожертвовал университету столько денег, что корпус общежития назвали в честь его покойной супруги. Макс находил Кэтрин излишне чопорной, слишком правильной и чересчур вежливой. Она, по его словам, скучна, повернута на условностях и озабочена внешними приличиями. Почему в таком случае их связь тянулась пять лет, то оживляясь, то затухая, убедительно объяснить он не смог, и Энди подозревала, что многое осталось за кадром. Похоже, она не ошиблась.
Последний раз Макс говорил с Кэтрин, когда позвонил ей рассказать о своей помолвке. Через несколько недель им с Энди доставили прекрасную хрустальную вазу «Бергдорф» с богатой резьбой и письмо с пожеланием долгой, счастливой жизни. Эмили, которая знала Кэтрин через своего Майлса, клялась, что волноваться не о чем, – эта чванливая зануда, хотя и при «нехилых бабках», Энди и в подметки не годится. Энди и не волновалась – прошлое есть у каждого. Гордится ли она Кристианом Коллинсвортом? Тянет ли ее подробно рассказать об отношениях с Алексом? Нет, конечно. Но совсем другое дело – прочесть в день свадьбы письмо будущей свекрови, в котором она умоляет сыночка жениться на бывшей подружке, с радостью встреченной на Бермудах во время мальчишника и утаенной от невесты.
Энди потерла лоб, заставляя себя сосредоточиться. Когда Барбара написала свое ядовитое послание? Почему Макс его сохранил? Как понимать, что он виделся с Кэтрин всего шесть недель назад и ни словом не упомянул об этом, хотя до последней мелочи выложил, как они с друзьями играли в гольф, уплетали стейки и загорали? Этому должно быть объяснение. Но какое?
Глава 2
Хэмптонс: история любви (2009 год)
Энди немало гордилась, что почти никогда не ездит в Хэмптонс. Пробки, толпы, необходимость хорошо одеваться, прекрасно выглядеть и чувствовать себя своей – все это не походило на отдых, ради которого едут за город. Лучше остаться в Нью-Йорке, бродить по летним уличным ярмаркам, лежать на Овечьем лугу и кататься на велосипеде по берегу Гудзона. Энди могла пообедать в любом ресторане, не заказывая столик заранее, и осматривать незнакомые районы, пока большинство жителей уехали на отдых. Энди обожала проводить летние выходные за чтением с чашкой кофе со льдом, и ее ничуточки не тянуло потусоваться, с чем Эмили категорически не желала мириться. Раз в сезон Эмили вытаскивала подругу в дом родителей мужа, чтобы Энди испытала прелесть «белых» вечеринок, игр в поло и увидела столько женщин, одетых в «Тори Берч», что хватило бы на пол-Лонг-Айленда. Всякий раз Энди клялась себе, что больше никогда сюда не приедет, и каждое лето покорно собирала сумку, бодро садилась в маршрутный автобус и притворялась, что ей страшно интересно с людьми, которых она встречала в Нью-Йорке на фэшн-вечеринках. Но тот уик-энд был особенным – именно тогда решалась ее дальнейшая профессиональная судьба.
В дверь коротко постучали, и, не дожидаясь ответа, вошла Эмили. Судя по выражению лица, она осталась недовольна видом Энди, которая сидела на роскошном стеганом одеяле с полотенцем на голове и вторым – вокруг тела и в отчаянии смотрела на ломившийся от одежды чемодан.
– Ты почему еще не одета? Гости вот-вот начнут собираться!
– Мне нечего надеть! – завопила Энди. – Я не понимаю Хэмптонс. Я здесь белая ворона. Все, что я привезла, не подходит!
– Энди… – Красновато-лиловый шелк платья Эмили перехватывал пояс из трех золотых цепочек, который не сошелся бы на бедрах у большинства женщин. Очень стройные, как у жеребенка, загорелые ноги украшали золотые босоножки а-ля гладиатор и глянцевый педикюр того же оттенка, что и платье.
Энди оглядела безупречно уложенные феном волосы подруги, мягко сияющие скулы и бледно-розовую помаду.
– Надеюсь, это пудра с блеском, а не твое естественное сияние, – язвительно заметила она. – Выглядишь не по заслугам хорошо.
– Энди, ты же знаешь, какой сегодня важный вечер! Майлсу пришлось оказать триллион услуг, чтобы все согласились приехать, а я целый месяц потратила на флористов, официантов и собственную чертову свекровь. Ты хоть представляешь, какого труда стоило ее убедить позволить нам устроить званый ужин? Знаешь, чего эта баба от меня потребовала? Можно подумать, нам по семнадцать и мы готовим сабантуй с пивом! А тебе всего-то надо появиться, прилично при этом выглядеть и быть очаровательной. Посмотри на себя!
– Ну я же здесь! И изо всех сил стараюсь быть очаровательной. Может, сойдемся на двух из трех?
Эмили вздохнула. Энди невольно улыбнулась.
– Помоги мне! Помоги несчастной подружке, у которой беда со стилем, подобрать что-нибудь подходящее, чтобы она сносно выглядела, выпрашивая деньги у незнакомых людей! – шутливо взмолилась Энди – больше для того, чтобы подразнить Эмили. За последние семь лет она далеко продвинулась в вопросах стиля. С Эмили ей, конечно, в жизни не сравниться, но все-таки прогресс налицо.
Эмили переворошила гору одежды на кровати и сморщила нос:
– И что из этого ты собиралась надеть?
Энди извлекла из кучи темно-синее льняное платье-рубашку с поясом из витого шнура и эспадрильи на платформе. Платье было классическое, простое и элегантное. Может, немного измятое, но безусловно подходящее.
Эмили побледнела:
– Врешь!
– Посмотри, какие красивые пуговицы! Между прочим, платье вовсе не дешевое.
– Плевать я хотела на пуговицы! – крикнула Эмили, запустив платьем в угол.
– Ну, знаешь, так бросаться «Майклом Корсом»…
– Это пляжный халат от Майкла Корса, который модели накидывают поверх купальников! Небось онлайн заказывала в «Нордстроме»?
Не дождавшись ответа, Эмили в отчаянии всплеснула руками.
Энди вздохнула:
– Слушай, помоги, а? У меня большое искушение забраться обратно под одеяло и…
Эмили с ходу включила четвертую передачу, бубня себе под нос, что Энди сущее наказание, несмотря на ее, Эмили, неустанные попытки просвещать ее относительно покроя, посадки, тканей и стиля, не говоря уже об обуви, ведь туфли – это все! Энди смотрела, как Эмили роется в ворохе одежды, временами выхватывает из него что-нибудь, осматривает и презрительно фыркает. Затем вещь летела на кровать. Через пять неприятных минут Эмили, не говоря ни слова, исчезла в коридоре и вернулась с прелестным бледно-голубым макси-платьем из джерси и длинными серебряными серьгами.
– Держи. У тебя есть серебристые босоножки? В мои тебе ни за что не влезть.
– Я и в это ни за что не влезу, – сказала Энди, с опаской поглядывая на прекрасное платье.
– Влезешь. Я его нарочно купила на размер больше на случай, если растолстею. Видишь, здесь драпировка на животе. Поместишься!
Энди засмеялась. Они с Эмили дружили уже столько лет, что она давно не реагировала на подобные замечания.
– Ты чего? – не поняла Эмили.
– Ничего. Платье красивое. Спасибо.
– О’кей, тогда одевайся уже! – Как нарочно, внизу послышался звонок. – Первый гость! Я побежала. Будь очаровательной, расспрашивай мужчин о работе, а женщин – о благотворительной деятельности. И не начинай напрямую о журнале, пока кто-нибудь не спросит, это все-таки не деловой ужин.
– Как, разве мы не собираемся клянчить у них деньги?
Эмили раздраженно вздохнула.
– Да, но позже. Сначала притворимся, что мы просто тусуемся и развлекаемся. Очень важно, чтобы все увидели, какие мы умные, ответственные и креативные. Большинство – друзья Майлса по Принстону. Куча представителей хеджевых фондов, которые обожают инвестировать в медиапроекты. Энди, послушай меня – улыбайся, проявляй к ним интерес, будь, как всегда, очаровательной, надень это платье, и мы будем в шоколаде!
– Улыбаться, проявлять интерес и быть очаровательной. Поняла! – Энди стянула с головы полотенце и начала расчесывать волосы.
– Запомни, я тебя посадила между Фаруком Хамидом, чей фонд включили в число самых выгодных инвестиций этого года, и Максом Харрисоном, генеральным директором «Харрисон медиа холдингс».
– А это не у него пару месяцев назад умер отец? – Энди помнила, что похороны транслировали по телевидению, а газеты несколько дней подряд печатали статьи, некрологи и прочую дань покойному создателю величайшей медиаимперии, который накануне кризиса 2008 года принял ряд рискованных решений об инвестициях, обернувшихся грандиозными просчетами («пирамида» Мейдоффа и нефтяные месторождения в политически нестабильных странах), отправив свою компанию в финансовый штопор. Размеры ущерба не разглашались.
– Да. Теперь всем заправляет Макс и, по общему признанию, справляется очень хорошо. Единственное, что он любит больше, чем инвестировать в начинающие медиапроекты, – это инвестировать в медиапроекты, которые ведет красивая женщина.
– Эм, ты назвала меня красивой? Ты вгоняешь меня в краску!
Эмили фыркнула:
– Вообще-то я говорила о себе. Через пять минут чтобы была внизу, ты мне нужна, – добавила она, выходя из комнаты.
– Я тебя тоже очень люблю, – отозвалась Энди, ища в куче одежды свой бюстгальтер без бретелей.
За ужином царила совершенно непринужденная атмосфера, которой Энди, невольно заразившаяся нервозностью подруги, никак не ожидала. Из шатра, разбитого на заднем дворе Эвереттов, открывался прекрасный вид на океан, через поднятые боковые стенки внутрь залетал соленый бриз, а тысячи миниатюрных подвесных фонарей со свечками придавали оттенок сдержанной элегантности. В меню значились морепродукты, и за столом гостям предлагались огромные лобстеры с заранее расколотыми панцирями, креветки с лимонным маслом, мидии, припущенные в белом вине, картофель «блисс»[1] с чесноком и розмарином, кукуруза в початках, посыпанная сыром котиха, корзинки теплых булочек с маслом и неиссякаемые запасы ледяного пива с лаймом, замороженного пино гриджио и самой соленой и самой вкусной «Маргариты», какую Энди когда-либо пробовала.
Объевшись яблочным пирогом и мороженым, все побрели к праздничному костру, который кто-то из приглашенных официантов устроил на краю лужайки. Настал черед сладких «шашлычков» из печенья и зефира и горячего шоколада с пастилой. Желающие могли завернуться в легкие пледы, связанные из райски мягкого бамбуково-кашемирового волокна. Все продолжали пить и смеяться. Вскоре по кругу были пущены несколько косячков. Энди заметила, что только она и Макс Харрисон отказались затянуться. Когда он извинился и направился к дому, Энди не удержалась и пошла следом.
– Привет, – отчего-то смутившись, сказала она, догнав Макса на просторной веранде. – Я, э-э, искала туалет.