Энди вздохнула.
– Бабуля, мне тридцать три, а Максу тридцать семь. Надеюсь, рано или поздно дети у нас будут, но сегодня вечером мы начинать не планируем.
– Энди! Куда все подевались?
– Лили, мы здесь! Заходи, – позвала Энди.
В комнату вбежала ее давняя подруга, прелестная в платье с открытыми плечами, которое она сама выбрала, из того же сливового шелка, как у остальных свидетельниц. Следом за ней – в платье другого фасона, но из той же ткани – появилась младшая сестра Макса, Элизабет; ей было около тридцати. Как и Макс, она обладала крепким телосложением, мускулистыми ногами и широкими плечами – возможно, слишком широкими для девушки, – но морщинки вокруг глаз, когда она смеялась, и россыпь веснушек придавали ей мягкость и женственность, а роскошная копна светлых волос струилась по спине блестящими волнами – на нее можно было заглядеться.
Элизабет недавно начала встречаться с Холденом Типпером Уайтом, своим однокашником по Колгейту; они заново познакомились на ежегодном благотворительном теннисном турнире в честь его отца, который на своем самолете врезался в гору в Чили, когда Типперу было двенадцать. У Энди мелькнула мысль: интересно, Элизабет тоже считает, что она недостаточно хороша для Макса? Может, они с мамашей судачат об этом, всей душой болея за Кэтрин с ее впечатляющими успехами в гольфе и гнусавым аристократическим прононсом?
Из задумчивости ее вывела Нина, с взволнованным видом появившаяся в дверях.
– Леди, прошу вашего внимания! Пора собираться у главного зала. Церемония начнется примерно через десять минут. Моя команда уже держит ваши букеты; вас встретят внизу и покажут места. Джил, ваши сыновья готовы?
Энди подавила улыбку. Мать, бабушка и подруги попрощались с невестой, пожелали ей удачи и пожали руку. Слишком поздно откровенничать с Джил или Лили и выслушивать, что она излишне бурно на все реагирует.
Солнце клонилось к закату – октябрьские дни становились короче. Дюжина серебряных канделябров добавляла театральной помпезности, обещанной Ниной. Энди знала – места начинают заполняться, и представляла, как гости пьют из узких бокалов шампанское, которое разносят официанты, и наслаждаются негромкой клавесинной музыкой, подобранной специально для ожидания церемонии одной из армии опытных организаторш.
– Энди, милая, у меня осталось кое-что твое. – Нина в три шага преодолела расстояние от двери до кресла и протянула сложенный листок.
Энди взяла его, вопросительно глядя на Нину.
– Не помнишь? Ну, когда тебе плохо стало? Видимо, я машинально сунула его в карман.
У Энди, должно быть, был потрясенный вид, потому что Нина бросилась ее уверять:
– Не беспокойся, я его не читала. Кстати, редкая удача для любого, кроме жениха и невесты, прочесть любовное письмо в день свадьбы, знаешь примету?
Энди почувствовала, как в ней закипает прежняя злость.
– Нина, ты не оставишь меня на минутку?
– Конечно-конечно, дорогая, но только на минутку. Я вернусь проводить тебя в…
Не дослушав, Энди плотно закрыла дверь. Развернув письмо, она снова пробежала глазами строчки, хотя весь текст и так горел в памяти, словно клеймо. Со всей стремительностью, которую позволяло платье, Энди прошла в туалет, аккуратно разорвала письмо и бросила клочки в унитаз.
– Энди? Дорогая, ты здесь? Тебе нужна помощь? Только не ходи сейчас сама в туалет! Потерпи, сейчас уже нельзя!
Энди вышла.
– Нина, я…
– Прости, дорогая, пора, время. Все, что мы планировали десять месяцев, безукоризненно исполнено к этой вот самой минуте. Я уже говорила, что видела твоего жениха? Боже мой, какой же он красавец в смокинге! Он уже идет к алтарю. Энди! Он стоит там и ждет тебя!
Уже идет к алтарю.
Энди казалось, что она не владеет ногами, когда Нина вела ее по коридору. За двойными дверями их ждал сияющий мистер Сакс.
Он взял дочь за руку, поцеловал в щеку и восхитился, какая она красавица.
– Максу очень повезло, – сообщил он, галантно предлагая Энди согнутую руку.
Эти простые слова едва не вызвали волну цунами, но Энди из последних сил сумела сдержаться. Максу действительно повезло или, как полагает Барбара, он совершает огромную ошибку? Стоит сейчас сказать отцу хоть слово, и он отменит все и вся. Как отчаянно Энди хотелось наклониться к его уху и прошептать: «Папа, я еще не готова!» Так она ответила в пять лет, когда отец подбадривал ее прыгнуть в воду с бортика общественного бассейна, у глубокого края. Но тут коридор наполнился звуками музыки, и Энди поняла, что шаферы уже открыли двойные двери, и весь зал встал, приветствуя ее. Три сотни гостей с ободряющими улыбками на лицах повернулись навстречу невесте.
– Готова? – шепотом спросил отец, и звук его голоса вернул Энди в реальность.
Она глубоко вздохнула. «Макс меня любит, – сказала она себе, – и я его люблю!» По настоянию Энди они три года проверяли свои чувства. Ну и что, если будущая свекровь ее не любит, а прошлое мужа вызывает вопросы? Ведь не это определяет отношения в браке!
Энди взглянула на своих друзей и родственников, на коллег и знакомых и, подавив сомнения, сосредоточилась на улыбающихся глазах Макса, гордо стоявшего в конце алой ковровой дорожки. «Все хорошо», – сказала она себе. Потом сделала глубокий вдох, расправила плечи и еще раз мысленно повторила, что поступает правильно. И пошла вперед.
Глава 4 И это официально!
Утром ее разбудил звонок телефона. Энди резко села и не сразу поняла, где она, пока сумбурным потоком не хлынули воспоминания: сияющие взгляды, обращенные навстречу, когда она медленно, шаг за шагом, продвигалась вперед по ковровой дорожке. Обожание и нежность на лице Макса, взявшего ее за руку. Смешанные чувства любви и страха, когда их губы соприкоснулись, скрепляя союз в присутствии родных и знакомых. Фотосессия на террасе в то время, пока гости пили коктейли. Оркестр, представивший их собравшимся как мистера и миссис Максвелл-Харрисон. Первый танец под ван Моррисона. Трогательный, сердечный тост ее матери. Университетские приятели Макса, распевавшие непристойный, но задорный студенческий гимн. Свадебный торт, который Энди и Макс разрезали, вместе держась за нож. Медленный танец с отцом. Ее племянники, отплясывавшие брейк под громкие возгласы всеобщего одобрения.
Со стороны свадьба выглядела идеальной. Никто – и меньше всего новоиспеченный муж! – не догадывался, что испытала Энди: сожаление, гнев, замешательство, – когда Барбара сквозь зубы произнесла: «Давайте пожелаем молодым… всего хорошего!» – самый безликий тост, какой Энди слышала на свадьбах из уст свекровей. Противное беспокойство: знают ли Майлс и друзья Макса о бермудской Кэтрин такое, чего не знает Энди? «И что теперь? – думала она. – Надо начинать об этом разговор?» Родители, Джил, Эмили, Лили, все подруги и родственники и все друзья и родня Макса очень тепло поздравляли ее, обнимали, восхищались ее платьем и говорили, что она прелестная невеста. Сияющая. Счастливая. Идеальная. Даже Макс, которому полагалось понимать ее лучше всех в мире, вроде бы ни о чем не догадывался и весь вечер поглядывал на нее с выражением «знаю, знаю, я тоже считаю все это смешным и немного глупым, но давай уж повеселимся, ведь это бывает раз в жизни».
Наконец в час ночи оркестр перестал играть, и последний гость взял свой элегантный льняной мешочек с сувенирами – местное вино, мед и нектарины. Энди удалилась с Максом в люкс для новобрачных. Он, должно быть, слышал, как ее рвало в туалете, потому что, когда она вышла, вел себя как безумно любящий и заботливый муж.
– Бедная детка, – мурлыкал он, гладя ее по разгоревшейся щеке, – само внимание, как всегда, когда Энди случалось приболеть. – Кто-то выпил слишком много шампанского на собственной свадьбе?
Энди не стала поправлять мужа. Ее лихорадило и тошнило; она позволила Максу помочь ей снять платье и легла на массивную, с балдахином, кровать, с удовольствием ощутив затылком прохладные подушки. Макс вернулся с мокрой махровой салфеткой и положил ее жене на лоб, а сам все говорил о выборе мелодий оркестром, об умном тосте Майлса, скандальном платье Агаты и о том, что к полуночи в баре кончилось его любимое виски. Энди слышала, как в раковину льется вода, затем в туалете спустили воду, и дверь плотно закрылась. Макс лег рядом, прижавшись обнаженным телом к груди Энди.
– Макс, я не могу, – не сдержавшись, резко сказала она.
– Конечно, нет, – тихо ответил он. – Я вижу, тебе совсем скверно.
Энди закрыла глаза.
– Ты моя жена, Энди. Моя жена. Мы с тобой составим отличную команду, дорогая! – Макс погладил ее по волосам, и Энди едва не заплакала от нежности его прикосновения. – Мы вместе построим прекрасную жизнь, и я обещаю всегда, всегда заботиться о тебе, что бы ни случилось! – Он поцеловал ее в щеку и выключил ночник. – А теперь спи, набирайся сил. Спокойной ночи, любимая.
Энди пробормотала «спокойной ночи» и в тысячный раз за день отогнала от себя воспоминание о письме. Сон пришел к ней через несколько мгновений.
Солнечный свет полосками пробивался сквозь жалюзи балконных дверей, свидетельствуя, что уже утро. Гостиничный телефон ненадолго умолк, но потом снова затрезвонил. Лежавший рядом Макс тихо застонал и перекатился на спину. Наверняка звонит Нина сказать, что погода позволяет провести бранч на открытом воздухе; это было последнее, что требовало уточнения. Энди вскочила с кровати и в одном вчерашнем нижнем белье побежала в гостиную, чтобы взять трубку, пока не проснулся Макс: она до сих пор не представляла, как будет с ним общаться.
– Нина? – запыхавшись, сказала она в телефон.
– Судя по дыханию, я, кажется, оторвала тебя от чего-то интересного. Ладно, перезвоню, продолжай развлекаться! – В голосе Эмили слышалась улыбка.
– Эмили? А который час? – спросила Энди, оглядываясь в поисках часов.
– Прости, дорогая, сейчас полвосьмого. Я обязательно хотела поздравить тебя первой: статья в «Таймс» просто обалденная! Ты на первой странице раздела свадеб, и фотка роскошная! С фотосессии по случаю помолвки, что ли? Какое на тебе прелестное платье, почему я его раньше не видела?
Статья в «Таймс». Об этом Энди почти забыла. Они сообщили о грядущей свадьбе за несколько месяцев, и хотя из газеты потом звонили уточнить некоторые факты, Энди убедила себя – ей нипочем не попасть на страницы «Таймс». Конечно, при репутации Харрисонов гадать стоило только о том, опишут ли свадьбу подробно или ограничатся объявлением, но Энди гнала от себя эту мысль. По просьбе Барбары она предоставила всю информацию, хотя сейчас понимала, что это был приказ, а не просьба: о свадьбах в семействе Харрисонов всегда объявляли в «Таймс» – и точка! Энди еще сказала себе: ну и ладно, будет что детям показать!
– Газету повесили тебе на дверь. Иди возьми и перезвони мне, – велела Эмили и положила трубку.
Энди натянула гостиничный халат, включила кофеварку и сняла с двери фиолетовый бархатный мешочек, откуда вытрясла на стол огромную «Санди таймс». На первой странице раздела «Санди стайлс» красовалась статья о семейной паре молодых владельцев ночного клуба, ниже шел очерк о появлении корнеплодов в модных ресторанных блюдах и, наконец, обещанная Эмили маленькая аллея славы: упоминание об их свадьбе стояло первым.
Андреа Джейн Сакс и Максвелл Уильям Харрисон поженились в субботу. Брак заключен преподобной Вивьен Уитни, судьей апелляционного суда первого круга, в имении Астор-Кортс в Райнбеке, Нью-Йорк.
Миссис Сакс, 33 года, в профессиональных целях намерена сохранить свою фамилию. Она соиздатель и главный редактор женского журнала «Декольте». С отличием окончила университет Брауна. Дочь Роберты Сакс и доктора Ричарда Сакса, оба из Эйвона, Коннектикут. Мать невесты – брокер по недвижимости в округе Хартфорд, отец – частный психиатр в Эйвоне.
Мистер Харрисон, 37 лет, президент и генеральный директор «Харрисон медиа холдингс», медиакомпании, принадлежащей его семье. Окончил Дюкский университет, диплом бакалавра получил в Гарварде. Сын Барбары и покойного Роберта Харрисона из Нью-Йорка. Мать жениха – куратор музея Уитни и член благотворительного комитета Сьюзен Дж. Комен «Исцеление». До вступления мистера Харрисона в должность президентом и генеральным директором «Харрисон медиа холдингс» был его отец, чья автобиография «Печатник» стала национальным бестселлером.
Энди сделала глоток кофе, вспомнив подписанный экземпляр «Печатника», который всегда лежал у Макса на ночном столике. Он показал ей «Печатника», когда они встречались уже шесть или восемь месяцев, и хотя сам Макс никогда не говорил об этом, Энди знала – это его самая большая драгоценность. На внутренней стороне обложки мистер Харрисон написал: «Дорогой Макс, см. приложение. С любовью, отец», а к обложке скрепкой было прикреплено письмо на сложенных вчетверо страницах желтого линованного блокнота, фактически глава, которую Харрисон-старший не решился включить в книгу из опасения поставить Макса в неловкое положение или открыть слишком много подробностей частной жизни. Письмо начиналось словами о той ночи, когда у Харрисона родился сын (во время жары летом семьдесят пятого); затем подробно описывалось, как за тридцать лет Макс вырос в прекрасного молодого человека, стал сыном, о каком любой отец только может мечтать. Хотя Макс не плакал, когда показывал это письмо, Энди заметила, что на его щеках играли желваки, а голос стал отрывистым. Семья почти лишилась состояния из-за катастрофических ошибок в области инвестиций, совершенных мистером Харрисоном, и Макс, чувствуя личную ответственность за восстановление доброго имени отца, принял на себя заботу о матери и сестре. Энди очень нравилась эта его черта – преданность близким. Она верила, что смерть отца стала для Макса переломным моментом в жизни. Они познакомились вскоре после этого печального события, и Энди считала, что ей очень повезло стать его новой девушкой. «Девушка, на которой я остановил свой выбор», – любил повторять Макс.
Она снова взяла газету.
Молодожены познакомились в 2009 году благодаря общим друзьям, которые представили их друг другу без предупреждения. «Я шел на деловой ужин, – рассказывал мистер Харрисон. – Но к десерту думал только о том, когда я увижу ее снова».
«Помню, как мы с Максом потихоньку отошли от остальных, чтобы поговорить. Вернее, это я встала и пошла за ним. Можно сказать, увязалась», – со смехом призналась миссис Сакс.
Они стали встречаться и одновременно укрепляли деловое партнерство: мистер Харрисон – крупнейший финансист журнала миссис Сакс. Когда в 2012 году они обручились и стали жить вместе, каждый торжественно пообещал поддерживать карьерные устремления другого.
Молодые супруги будут делить свой досуг между Манхэттеном и фамильным имением жениха в Вашингтоне, штат Коннектикут.
«Делить досуг? – подумала Энди. – Это вряд ли». Когда после смерти Харрисона-старшего выяснилось, что семья находится на краю долговой ямы, Макс был вынужден принять ряд трудных решений вместо матери, которая была убита горем и ни на что не годилась; по словам самой Барбары Харрисон, «ее голова не подходит для бизнеса, им должны заниматься мужчины». Энди не была посвящена в большую часть этих разговоров – все происходило, когда они с Максом только начали встречаться. Но она помнила, как был расстроен Макс, когда пришлось продать дом в Хэмптоне – всего через два месяца после того прекрасного летнего дня, который они там провели. Потом были еще бессонные ночи, когда Макс понял, что придется расстаться с просторным таунхаусом на Мэдисон-авеню, где прошло его детство.
Барбара уже два года проживала в прекрасной трехкомнатной квартире в старинном респектабельном кооперативном доме на пересечении Восемьдесят четвертой улицы и Вест-Энда, сохранив великолепные ковры, картины и тонкое постельное белье, но так и не оправилась от потери двух роскошных особняков и до сих пор без конца сетовала на свое, как она выражалась, «изгнание» в Вест-Сайд. Пентхаус с видом на океан во Флориде стал собственностью семьи Дюпон, друзей Харрисонов, которые подыграли легенде, что у Барбары «нет ни времени, ни сил для Палм-Бич»; двадцатитрехлетний интернет-миллионер отхватил за бесценок лыжное шале в Джексон-Хоул. Единственной уцелевшей недвижимостью стал сельский дом в Коннектикуте на четырнадцати акрах прекрасной холмистой пахотной земли, с конюшней на четырех лошадей и прудом, где можно было кататься на весельных лодках. Однако дом не ремонтировался с семидесятых, и лошадей давно уже не держали – дорого. Реновация была не по карману, поэтому Харрисоны просто начали сдавать имение через доверенного брокера, умеющего держать язык за зубами, чтобы арендаторы не знали, что снимают дом у семьи с громким именем.
Энди допила кофе и снова пробежала глазами объявление. Сколько лет она читает эти страницы, жадно разглядывая фотографии счастливых невест и красивых женихов, оценивая университеты и должности, перспективы и биографию? Сколько раз она гадала, окажется ли однажды среди них, что напишут о ней, напечатают ли снимок? И как странно теперь думать о молодых женщинах с неопрятными «конскими хвостами» и в рваных футболках, которые лежат сейчас на диванах в своих однокомнатных квартирках, читая о свадьбе Энди и думая про себя: «Идеальная пара! Окончили хорошие университеты, и по глазам видно – безумно влюблены друг в друга. Ну почему мне не попадаются такие парни?»
Было и кое-что еще. Во-первых, письмо, о котором Энди не могла забыть. А во-вторых – мучительное воспоминание о том, как она в шутку писала за «Нью-Йорк таймс» объявления о свадьбе с Алексом. Она придумывала десятки вариантов: Андреа Сакс и Александр Файнмен, выпускники бла-бла-бла – и настолько отрепетировала это, что теперь ей почти странно было видеть «Максвелл-Харрисон» рядом с собственным именем.