Я промчался с сотню шагов, затем повернул снова правее, и снова, опалив щеку и волосы, полыхнуло огнем. Принцесса дрожала как щенок, выдернутый в момент утопления, прижималась к моей груди, словно пыталась забраться вовнутрь. Она оказалась совсем голая или почти голая, рассмотреть все не успеваю, чувствовал только как ко мне жмется теплое, нежное и только обнаженными частями. Воздух наполнился запахом дыма, гари, а когда я на миг оглянулся, на месте нашего лагеря полыхал огонь, метались кони и люди.
Лес приближался, но следующая тень пронеслась несколько быстрее, я сжался в конь и, управляя конем ногами, одной рукой все еще придерживал принцессу, а другой выдернул меч.
– В лес, – сказал я коню. – В лес поглубже!
Надеясь, что не провалится на полном скаку в подземные норки, не влупится о торчащие камни, я рискнул взглянуть вверх.
С неба падал тяжелый дракон, закованный в мифриловый панцирь, больше похожий на штурмовой истребитель с выпущенным шасси. Короткие мощные лапы уже нацелились ухватить нас, когти как крюки разгрузочного крана на судоверфи, а в распахнутой пасти поместился бы джип с четырьмя солдатами и пулеметом на турели.
Я пригнулся, к луке седла, подо мной заверещало как придушенный заяц, в грудь вонзились острые коготки. Выворачивая голову, чтобы держать в поле зрения чудовище, другой рукой взмахнул, целясь в лапу. Звякнуло, руку тряхнуло в локте.
Дракон оскорблено взревел, набрал высоту. Впереди рухнул на землю срубленный коготь. Мы пронеслись дальше, деревья уже расступаются, но когда я снова рискнул оглянуться, дракон сделал короткий круг и несся за нами, снижаясь так, чтобы наверняка ухватить меня вместе с конем и принцессой.
В узких драконьих глазах, прикрытых щитовыми наростами, полыхал багровый огонь. Теперь он не просто выполнял приказ найти и уничтожить, дракон рассвирепел на жертву, что посмела укусить за палец, теперь это стало личным делом, а личное в любом мире выполняют лучше и добросовестнее, чем чужие приказы.
Управляя ногами, я посылал коня то вправо, то влево. Страшные когти мелькали тоже справа и слева, волосы трещали от жара, полосы огня все еще бежали по земле, хоть и не такие широкие, как при первом выстреле из летящего огнемета...
Конь как перепуганный заяц стелился по земле. Деревья расступились, нас внесло в тень, но здесь одни сосны, голые стволы с ветвями на самой верхушке, все просматривается насквозь, зажарит как перепелов...
Прямо за спиной затрещало. По голове и плечам ударило колючим, хлестнуло по рукам, больно царапнуло щеку. Рядом с грохотом в землю ударилось целое бревно. Сзади трещал и стонал лес.
Я придержал коня, оглянулся. Дракон бился, пытаясь взлететь. Огромные лапы обхватили ствол вековой сосны, когти сдирали пласты коры, оставляя глубокие борозды, словно за воске. Сломанная вершина зависла на ветвях соседнего дерева, а дракон проседал под собственной тяжестью всю глубже и глубже.
Принцесса вскрикнула. На спине дракона раздвинулись лиловые чешуйки. Окровавленное острие обломанного дерева высунулось, защемив в расщепе клочья сизых внутренностей. Крылья еще вяло дергались, уже изорванные о деревья, лохмотья, а не крылья, а горящие дикий злобой глаза угасали как раскаленная спираль, которую отключили от сети.
Теплое и нежное существо у моей груди без красок и притираний выглядело еще моложе и чище. Принцесса бурно дрожала, но едва ощутила мой твердый взгляд, с усилием выпрямилась. Ее серые глаза потемнели, а голосок прозвучал с такой надменностью, что мне захотелось сбросить ее с седла:
– Вы меня отпустите, или нет?
– Как скажете, прынцесса, – ответил я грубо и, сдерживаясь, тут же опустил ее на землю.
Ее глаза расширились, когда обнаружила, что почти нагая, но я уже повернул коня. Во главе скачущих в нашу сторону были несколько обеспокоенный воевода и белый как мел герцог с вытаращенными глазами. Он тут же сбросил с плеч плащ и укрыл принцессу, которая, как мне показалось, приняла с неохотой, с ее-то изумительной фигурой, а воевода, бросив на меня недоумевающий взгляд, смысла которого я не понял: то ли как это дракона на ствол, то ли почему принцессу не, затем он развернул коня и помчался на место разгромленной стоянки. Там ветром разметывало черный дым над багровыми пятнами огня, в дыму красиво метались оседланные кони и полуодетые люди.
Я только сейчас ощутил, что меня трясет. При всей усталости тело дергалось, будто пританцовывал в седле. Только бы эта... с телом мягким и нежным, несмотря на ее хрупкость, не заметила. Неловко для героя с такими мышцами, такими широкими ладонями и таким длинным мечом.
Дракон хрипел, его морда опускалась, пока не уперлась в землю. Красный кол с клочья мяса в защеме торчал из спины к небу как воздетый кулак. Широкие грязные паруса крыльев свисали уныло и мертво. Из страшной пасти как тягучая смола выползала слюна вперемешку с кровью.
Сбитые с деревьев ветви усеяли землю на два десятка шагов. Примчались служанки и тут же, как суетливые обезьяны, но с охами и ахами принялись вытаскивать из прекрасных волос принцессы колючки, сосновые иголки, чешуйки коры.
Принцесса бросила на меня подозрительный взгляд, сказала надменно в пространство:
– Не такие уж они и каменные!
Служанка посмотрела на нее, потом перевела заинтересованный взгляд на мою могучую фигуру:
– А что с ним?
– Ты бы видела, – сказала принцесса еще надменнее, – как его трясло!.. Тут везде огонь и дым, эта ящерица торчит на палочке и валит крыльями лес, народ носится с ревом, кони кричат... а этот...
Служанка спросила умоляюще:
– Госпожа, дальше! Что дальше?
Она бросила с неохотой:
– А ничего. Понятно, какие гнусности творил со мной в мечтах... диких и разнузданных, это же варвар!.. но то ли совладал с собой, то ли просто не успеть начать тешить свою ненасытную плоть, горячую и алчущую, звериную как он сам, похотливую и причудливую, непонятную, странную, безрассудную, удалую, бесшабашную, отважную, дикую, нерассуждающую, искреннею, .
Старшая служанка ухватила ее за плечи, я слышал горячий шепот что-то вроде: госпожа, вы настолько невинны, что можете ляпнуть совсем неподобающие вещи, и принцесса с неохотой позволила себя увести обратно .
Я выпустил запертый в груди воздух, стараясь сделать это понезаметнее.
Глава 32
Среди разгромленного лагеря уже раздувался, как дурак, красный и гордый шатер принцессы. Рядом поднимали похожий на стеллу фараона обгорелый и с зияющей дырой на боку шатер герцога. Пользуясь трудным временем, его поставили почти вплотную. Воины сгребали в кучки угли, их разметало крыльями, но трава выгорела, и огонь погас сам по себе, разве что хворост сгорел тоже...
В лагере остались только воевода с двумя воинами, да принцесса с ее девками. На опушке леса все еще страшно торчит к небе красный расщеп ствола. На застрявшем куске драконьего мяса уже кричат и дерутся птицы.
Я без нужды подвигал лопатками, тяжелые ножны на месте, ноги мои сами понесли к дракону. Уже издыхая, он свалил крыльями, изорвав их в клочья, соседние деревья, смел ветви с тех, до которых не смог дотянуться, под подошвами моих сапог вскоре захрустели сочные ветки, щедро истекающие соком, еще не сообразившие, что живительной влаги уже не получат...
Дракон висел на исполинском колу как мокрая тряпка. Кровь из него все еще текла как из продырявленного бурдюка, но слабыми издыхающими струйками, а сам он сплющился, словно продырявленный дирижабль, из которого выпустили водород.
Я обошел вокруг, под сапогами чавкало и хлюпало. Земля размокла, не успевая принять к себя столько драконьей крови. Дракон как уткнулся мордой к землю, так и застыл, ноздри погрузились в зеленую жижу. Там вздувались широкие пузыри, лопались с резкими хлопками.
На миг стало жутко, дракон вроде бы дышит, не сразу сообразил, что это все еще выходит воздух или, скорее, водород, из легких или костей, благодаря чему эта махина в состоянии подняться в воздух.
Между деревьями повис тяжелый запах, липкий и гадостный. Я попятился, под ногами еще долго чавкало, даже на уцелевших деревьях висели огромные потеки слизи. В чаще мелькали фигуры сборщиков хвороста, слышались смешки, это воины и служанки собирали хворост вместе, ага, насобирают, щас, я углублялся все дальше, пока голоса не стихли.
Лес был тих, быстро смеркалось, птицы затихли. Даже вездесуйные белки не мелькали по стволам красными струйками огня. В торжественной тиши я забрел в глубь леса, где уже не мелькали яркие платья служанок, уединился, в рассеянности отмахиваясь от комаров и смахивая муравьев, что тут же дружно с двух сторон налетели на голую задницу.
И потом, чувствуя облегчением и слияние с природой, ее тишиной, покоев и величием, я повернулся и побрел обратно, всматриваясь под ноги, ибо не все же забредали так далеко, эти дети природы, в том числе и принцесса, не утруждали себя уходить от лагеря по таким пустякам слишком далеко.
И потом, чувствуя облегчением и слияние с природой, ее тишиной, покоев и величием, я повернулся и побрел обратно, всматриваясь под ноги, ибо не все же забредали так далеко, эти дети природы, в том числе и принцесса, не утруждали себя уходить от лагеря по таким пустякам слишком далеко.
Голову тряхнуло, в черепе взорвалась бомба. Я рухнул, словно меня лягнул конь размером с медного всадника, покатился, а за мной побежали сразу двое, странно одинаковые, оба со злыми лицами, в руках блистающее железо.
Я в отчаянии попытался выдернуть меч, пальцы стиснулись на рукояти, но меч едва шелохнулся, а они уже набежали, я видел как их оружие разом взлетело над головой, а сам наконец сообразил, что непросто достать меч из-за спины, лежа на спине...
Страшный рев потряс воздух. За спинами нападавших зеленые кусты разметало как болотную ряску. Взметнулось огромное, серое, с неимоверно раскинутыми в стороны мохнатыми лапами. Я услышал треск, хруст. На месте напавших стоял огромный медведь, а в его прижатых к груди лапах сминались, брызгая кровью, два человека.
На земли упали два коротких изогнутых меча, легких и острых как бритвы. А затем медведь развел лапы, люди повалились бездыханно, с раздавленными как под катком грудными клетками.
Я приподнялся, сел, встать не решился, еще и меня схватит, на всякий случай выдавил сиплым голосом:
– Спа... си... бо...
Медведь попятился, прорычал, с трудом выталкивая трудные человеческие слова через медвежье горло:
– Долг платежом красен...
В моей голове гудело и мутилось, чувствовал тошноту, как при сотрясении мозга, прошептал через силу:
– Долг?... Какой долг?..
Медведь уже попятится толстым задом в кусты, уперся в ствол дерева, развернулся и вломился в заросли. Уже оттуда я услышал его хриплый как у меня голос:
– Не помнишь?.. В позапрошлом году ты шел через эти края, голодный и раненый... Встретил медведицу с двумя медвежатами... Я как сейчас помню тебя, огромного и страшного. А твой пластинчатый лук, блеск на острие огромной как пика стрелы!.. Она была нацелена прямо мне в грудь. Но ты пожалел, и теперь я живу только благодаря твоему доброму сердцу... Теперь мы с тобой в расчете. Я ухожу, больше не встретимся.
На миг я увидел его клинообразную морду, затем зеленые ветви сомкнулись как ряска на болоте за упавшим камнем. Сколько я не прислушивался, нигде не треска, ни скрипа, косолапый умеет ходить бесшумно.
На миг ощутил угрызения совести. Пожинаю плоды чьего-то благородства! Медведь то ли подслеповат, то ли по малости лет не запомнил облика страшного человека с убивающим оружием. Или для зверя все мы одинаковые, как для меня китайцы.
В лагере я спросил воеводе виновато:
– Сколько осталось до земель принцессы?
Он поглядел подозрительно, усы поднялись кверху как у кайзера Вильгельма:
– Что, прибил кого-то?
– Парочку, – признался я.
– Ого!
– Да не совсем я, – сказал я торопливо, – просто так получилось...
– Ну-ну, – сказал он саркастически. – Сморозь еще, что их медведь задрал или еще какую дичь!
Я раскрыл рот, застыл, в самом деле чувствуя, что все, что могу, это только сморозить новую глупость. Со стороны это выглядело, словно я прислушиваюсь к далеким звукам, слышимым только такому опытному воителю, как я, водивший зеленые орды орков на проклятых гнусных людей.
Воевода тоже начал прислушиваться, даже шлем снял и держал у груди обеими руками. Наконец на суровом лице отразилось сомнение. Я увидел как потрескавшиеся от жары губы шевельнулись, он готовился что-то узнать...
...в это время в далеких глубинах земли прогрохотал подземный гром. Он был почти на грани слышимости, но воевода встрепенулся, а на меня посмотрел с великим почтением.
Подземный грохот докатился как морская волна. Земля дрогнула и слегка качнулась под ногами. Воины, что уже дремали возле двух костров, с руганью вскакивали на ноги. Из шатра принцессы с визгом выбежала голая служанка с длинными распущенными волосами.
На дальней стороне поля, почти на опушке леса, деревья затрясло. Сильный удар изнутри вздыбил землю, там словно взорвался грохочущий вулкан. Пласты земли вместе с парой деревьев взметнуло вверх, черные комья рассыпались как стая галок. Из огромный воронки поднималась яркокрасная туша, вся с головы до ног закованная в блестящий камень. Она походила на приземистый танк, выходящий из зоны ядерного удара: с округлыми оправленными краями и застывшими потеками металла.
В нашу сторону пахнуло жаром. Воевода вскинул в ужасе:
– Это же... это же древний бог зелакхов!.. Кто его призвал?
Старый воин на глазах стал белым, только остатки обгорелых волос оставались коричневыми, закрученными как у эфиопа, да усы несгибаемо торчали остриями кверху. Глаза не отрывались от чудовища, от которого в самом деле веяло мужской несокрушимой мощью.
Я поискал глазами своего коня, а воевода набрал в грудь воздуха и закричал зычно:
– Всем по коням!.. Ничего не брать!.. Во-о-он к тем скалам во весь опор!
– А что, – крикнул я, – он сам по себе не может...
– Нет, – огрызнулся воевода. – Это же бог!
Понятно, какая-то сволочь из отряда, стремясь выполнить задание не допустить принцессу до ее земель, призвала это чудовище. Не думая, что и ей придется не сладно.
Или же знал, но когда дело о долге перед своим Отечеством, то что значат наши жалкие жизни?
За нашими спинами был конский хрип, женские крики, лязг железа. Чудовище поднялось с четверенек и разогнулось во весь рост. Древний бог зелакхов был почти человек, только не бывает человека в два моих роста, весом со штурмовой танк, а кремнийорганическая броня на нем вовсе не доспехи, а собственная шкура, которую, чувствую, моим мечом даже не поцарапать. Надбровные дуги нависали как уступы скал, из темных впадин блеснули багровые огоньки лазерных прицелов.
Конь под воеводой пятился. Я как сквозь вату услышал измененный голос воеводы:
– Не вздумай!.. У комара в костре больше шансов...
Огромная голова со скрипом развернулось в нашу сторону, похожая на бронированная башня на линкоре. Комья земли при движении ссыпались с его плеч, там поверх брони торчали острые шипы. На вообще все тело чудовищного бога оказалось усыпано шипами, блестящими и с виду куда прочнее, чем наши мечи и топоры.
Оно сделало шаг в нашу сторону, мы разом повернули коней. В спину толкнуло страшным ревом. Волосы затрещали, словно догонял лесной пожар, но я не оборачивался, приник к гриве. Копыта стучали настолько часто, что стук сливался в сплошную дробь. Воевода даже привстал в стременах, лицом же зарылся в конскую гриву, спасаясь от встречного ветра.
Впереди неслись, подгоняемые страхом, стражники, за ними виднелись рыжая лошадка принцессы и белый конь герцога. Слуги, как и положено слугам, неслись самыми первыми, чтобы успеть оказаться на месте раньше господ, разжечь костры, натянуть шатры и приготовить ужин.
Ужасный рев потряс воздух. Чудовищный бог зелакхов выбрался из ямы, огромными прыжками погнался за нами. Медленное, с виду неуклюжее, тем не менее каждый его прыжок равен трем конским скокам, и хотя этот бог двигается по-божески медленно, я с дрожью в спине чувствовал, что зверь разогревается, а прыжки учащаются.
Воевода высвободил из конской гривы лицо, оглянулся. Я видел на его лице страх.
– Скорее... – прокричал он. – Надо к горам....
– А что там?
– Там...
Ветер унес его слова, я закричал снова:
– Помощь?
– Какая к черту...
– Так что же?
– Авось, узкий проход... или что еще...
Я сжался в ком, впервые чувствуя себя беспомощным и жалким. Отсюда горы выглядели монолитной черной стеной в сотни верст длиной. На темном небе зажглись звезды, из-за зубчатого края гор выступил блистающий горб. Луна поднималась так же неспешно, как и двигался за нами бог, до в движениях обоих чувствуется одинаковая неотвратимость.
– Мы... – крикнул я, – не доскачем!
Ветер срывал и уносил слова. Воевода все же услышал, крикнул:
– Почему?
– Горы далеко!
– А что предлагаешь ты?
Я стиснул зубы. Даже если доскачем, хотя горизонт здесь еще дальше, чем на Земле, что будем делать, если отыщем самую широкую щель разве что для моего мизинца?
Земля часто-часто гремела под копытами, но и все чаще вздрагивала тяжело и со стоном, а рев за нашими спинами гремел громче, в нем чувствовалось нетерпение зверя, что настигает добычу.
Наши кони не мчались, а летели, впереди вырастали спины пригнувшихся дружинников. Их кони вытянули шеи, как гуси, что стремятся уйти от погони, копыта бешено выбрасывали комья земли.
Мы с воеводой все так же мчались в стремя в стремя, пригнувшись, молча. Он на скаку склонился к подпруге, ослабил чуть. Мой вороной мчался ровно и мощно.
На чуть посветлевшем небе медленно и пугающе плыла бледная как смерть вторая луна, огромная как Юпитер с Ганимеда. Мы мчались дальше, не сбавляя галопа. За второй луной проплыла третья, две предыдущие побледнели и странно угасли, не коснувшись горизонта.