— Погоди, Егорыч! Так ты что же, ему до этого никогда раньше не звонил? — удивился Стас.
— Нет, они сами всегда нас на переговоры вызывали — телефона у нас тогда не было, — тихо ответил старик. — Да и когда мне звонить, если я без выходных и проходных от зари до зари, как лошадь, пахал! Да и Наташка тоже не разгибалась!
— И что ж ты тогда сделал? — осторожно спросил Крячко.
— А ничего! Сам съездил в Москву за лекарством. Потом эти предатели нас пытались на переговоры вызывать, но и я не ходил, и Наташке запретил. Так они сами заявились. Все трое. И рожи такие невинные — волновались они за нас, видишь ли! Видно, та баба не передала старшему, что я звонил. Ну, я их и встретил в дверях! И сказал, что отныне за деньгами и продуктами пусть идут на то кладбище, где они нас при жизни похоронили, а вот они сами для нас умерли! Навсегда! Так эти сволочи еще и оправдываться начали, объясняли, что сноха моя, видите ли, дочь доктора каких-то там наук, из интеллигентной семьи, и как бы я смотрелся на свадьбе с моими-то замашками. Короче, выгнал я их!
— И они больше не приезжали?
— Как бы не так! — нервно рассмеялся Сидоркин. — Когда страна к черту в зубы валиться начала и все эти науки никому на хрен стали не нужны, они обо мне очень быстро вспомнили. Только получили они от ворот поворот, и я им ясно сказал, что кормушка закрылась! Тем более что Мишка уже подрастать стал, вот уж кто был мне тогда настоящей опорой.
— А он как с братьями? — поинтересовался Стас.
— Ко мне-то они в 1998-м примчались, а вот к нему через десять лет, когда кризис грянул, пожаловали. Встречаться со мной они, само собой, не стали — знали же, что я своего решения не изменю, а вот на него понадеялись, да зря! Они к нему: мы, мол, братья родные, так помоги, а он в ответ: какие же мы родные? Вы своих родителей давным-давно умершими объявили, а мои живы-здоровы. Так и отправил восвояси! И больше они здесь не показывались!
— Да-а-а! Я смотрю, он характером в тебя пошел! Кремень! — помотал головой Крячко.
— Просто он очень хорошо помнит, с чего я начинал и через что нам с ним вместе пройти пришлось, пока у нас и дом этот появился, и все остальное, — веско сказал старик.
— Так как же ты поднялся-то? — напомнил Крячко.
— А как при Горбачеве кооперативы и все прочее появились, купил я списанную ассенизаторскую машину и стал на себя работать. Объявления от руки писал и на столбах да остановках расклеивал. Только днем я на ней ездил, а ночью — она на мне.
— Рухлядь! — понятливо покивал Стас.
— А кто бы мне новую машину продал? — усмехнулся Сидоркин. — Да и денег на нее у меня тогда не было. Приедешь вечером, поешь, покемаришь с часок и лезешь ее чинить. А Мишка рядом. Помогает. Он в инструментах научился разбираться раньше, чем читать. Поднакопил я деньжат и вторую машину купил, ничем не лучше первой, а что делать? Человека на нее нанял — одного из тех, с кем раньше работал. Страна-то враздрызг пошла, контора наша уже и концы с концами не сводила.
— Не думаю, чтобы он сильно тебя любил, — заметил Крячко. — Раньше-то вы на равных были, а тут ты вдруг хозяином заделался.
— Так ведь люди — чего с них возьмешь? Мишка после школы меня по дороге перехватит, в кабине рядом устроится и сидит счастливый, что с папкой едет. Ну, русские бабы сердобольные: кто ему яблоко, кто помидор, кто пирожок, кто огурец даст, вот он и хрумкает по дороге.
— Рэкетиры не беспокоили?
— Куда же без них? Приходили: делись, мол. Ну, я шланг-то в руки взял и сказал, что сейчас выброс включу и поделюсь с ними от души. Сбежали — кому же хочется душ из дерьма принять? Со следующими разговор был уже посерьезнее. Нож-то у меня всегда в сапоге был, а то мало ли что на дороге случиться может? Достал я его тогда, предъявил и спросил: знают ли они, что я сидел и за что. А они в ответ ржать начали — когда, мол, это было! И объяснил я им тогда внятно, что навыков старых не растерял, а девять лет тех лагерей сейчас на двадцать пять потянут. И школу я за то время там прошел такую, что им и не снилось! Так что попишу я их от души, они и моргнуть не успеют!
— Отстали? — поинтересовался Стас.
— Угу! Со временем, — ответил Сидоркин и, вытащив рубашку из брюк, показал свой живот.
— Ого! Два пулевых, одно ножевое! — присвистнул Крячко, увидев старые шрамы.
— И на спине еще имеются, — добавил старик. — Но это уже потом было. А тогда у меня вскорости тесть помер, я дом его продал и выкупил все, что в нашей конторе еще оставалось, а помещение в аренду взял. Стали мы машины там во дворе держать, а не по своим домам, ну, и дежурили по очереди, чтобы не сожгли их. И Мишка с нами.
— А что, пытались?
— И не раз! — кивнул Сидоркин. — А дракам я вообще счет потерял. Вот в одной из них Мишка и пострадал. Кинулся меня защищать, а его, как кутенка, мои же в сторону отшвырнули, чтобы под раздачу не попал. Да вот только упал он неудачно — руку сломал, а срослось что-то не так, вот она у него с тех пор в локте до конца и не разгибается.
— Ну, знаешь, Егорыч, для мужика это не самая большая беда, — успокоил его Стас. — Зато внуков-то он тебе сколько наплодил! Рано женился, наверное?
— Как только восемнадцать исполнилось — они с Надюшей в одном классе учились. Я, как услышал, на ком он жениться собрался, так и обомлел. Деньги у нас тогда уже водились, так что мог бы себе и получше девушку выбрать.
— Чем же тебе дочка мэра не понравилась? — удивился Крячко.
— Да мэром своего тестя уже Мишка сделал, а до этого он был обычный рядовой попихач! — отмахнулся Сидоркин. — Бумажки перекладывал с одного угла стола на другой.
— Тогда это, наверное, из-за ее ноги? — предположил Стас. — Ты извини, но я заметил, что у нее с ней что-то не так.
— Да, хроменькая она — в детстве с качелей упала, — объяснил старик. — А Мишка мне на все это так сказал: «Мне с женой по жизни не вальс танцевать! Мне верная жена нужна, которая не предаст, не продаст и налево не пойдет! Такая, как наша мама! Мне крепкий тыл нужен, чтобы не думать, где твоя жена хвостом крутит, а делом спокойно заниматься!» И возразить мне на это было нечего! Мы с Натальей тоже не по большой любви женились, а жизнь душа в душу прожили. Надюшка-то его без памяти любит, а он ее очень уважает. А уж как балует! За каждого ребенка что-нибудь с бриллиантом обязательно подарит. Каждый год, да не по разу, на море отправляет, и к нам, и за границу.
— Как же она там одна с такой оравой управляется?
— Так не одна же ездит, а с помощниками. Одно плохо — видит Мишка детей по большей части, когда они уже спят или еще спят. На нем же одном сейчас все хозяйство держится, а оно все больше и больше становится. Но зато когда уж они до него дорвутся, то облепят, как обезьяны пальму, и никакими силами не оторвешь — скучают! Он над ними — как наседка над цыплятами, но держит в строгости, у него не забалуешь!
— Слушай, Егорыч, времена сейчас вроде бы спокойные, а у тебя в доме такая охрана. Зачем?
— Ну, ты спросил, полковник! — хмыкнул старик. — Если бизнес, как часы, налажен и хороший стабильный доход приносит, то всегда найдутся люди, которые захотят прибрать его к рукам.
— Значит, вас до сих пор в покое не оставили, — покрутил головой Крячко. — Ну а с таджиками ты придумал или сын?
— Мишка! Старая моя гвардия, с которой мы дело начинали, теперь вроде меня по домам отсиживается да возле печек кости греет — это те, кто живы, а многих уже и нет. А кто ей на смену придет? Все же хотят, ничего не делая, деньги получать и в белых рубашечках за столами сидеть. А таджики — народ непьющий, потому что вера не позволяет, приезжают сюда без семей, то есть никто им нервы мотать не будет, а, главное, они зарабатывать приехали, чтобы своих родных там содержать! И пашут не хуже, чем я когда-то! За любую работу берутся, нос не воротят!
Тут на веранде появилась пожилая и очень полная женщина в халате. Постанывая и держась за обмотанную пуховым платком поясницу, она осторожно присела к столу и, кивнув на бутылку водки, укоризненно покачала головой:
— А ты не слишком увлекся, Илюша?
— Так мы же на двоих, — быстро сказал Крячко, хотя лично он выпил всего две рюмки.
— Тогда ладно. Ну, уложили мы всех! Насилу угомонили!
— Ты чего это, мать, за хребтину держишься? — укоризненно спросил Сидоркин. — Опять детей на руках тягала? Тебе же ясно сказали, чтобы тяжести не поднимала!
— Да натерла меня уже Надюша! К утру здоровая буду! — отмахнулась она.
— И опять пойдешь в огород вверх задницей торчать, — проворчал старик. — Что, в доме твоими кабачками больше заняться некому? Сидела бы и руководила!
— Брось, Илюша! Сам знаешь, я никогда в жизни без дела не сидела, так чего же теперь начинать? — Женщина осторожно поднялась и со словами: — Ну, не буду вам мешать, — ушла с веранды.
— Золотая у тебя жена, Егорыч! — искренне сказал, глядя ей вслед, Стас. — Теперь таких больше не делают!
— Брось, Илюша! Сам знаешь, я никогда в жизни без дела не сидела, так чего же теперь начинать? — Женщина осторожно поднялась и со словами: — Ну, не буду вам мешать, — ушла с веранды.
— Золотая у тебя жена, Егорыч! — искренне сказал, глядя ей вслед, Стас. — Теперь таких больше не делают!
— Сам знаю, — довольным голосом ответил Сидоркин.
— Ну, засиделся я у тебя, пора и честь знать! — начал прощаться Крячко. — Но уж больно беседа у нас с тобой душевная получилась!
— Тогда на посошок, — предложил хозяин.
Они выпили, закусили, Крячко уже поднимался, как вдруг помотал головой и вздохнул:
— Старею я, Егорыч! Совсем забыл тебя спросить…
— Садись обратно, спрашивай, — предложил Сидоркин.
— Ты тот дом… Точнее, сортир, где трупы нашли, помнишь?
— Тьфу на тебя! — обозлился Сидоркин. — Не напоминал бы ты мне о нем!
— А что с ним не так? — удивился Крячко.
— Понимаешь, после двухтысячного, когда в стране все устаканилось и определенность появилась, Мишка предложил землей заняться. Средства же всякие для сортиров появились, люди машины все реже вызывать стали, хотя некоторые все же химии боятся и рисковать не хотят. Я подумал и согласился. А что? Деньги свободные были, вот и решили попробовать. Тут ведь какое дело: людям теперь шесть соток уже мало, им простор подавай, чтобы и бассейн, и газон, и все остальное. А деньги на это нужны серьезные. Ну, я не про совсем крутых говорю, которые деньги не считают, а про тех, кто хочет все это иметь, но обойтись…
— Малой кровью, — подсказал Стас.
— Вот именно! — согласился Сидоркин. — Тут главное — с местом не прогадать. Если это садовое товарищество, то участки должны быть обязательно с краю, а если деревня, нужно предварительно выяснить, что соседи думают, собираются ли продавать или уезжать, а то можно вложиться и застрять, как мы с этим домом.
— Ну, первый блин всегда комом, — утешил его Крячко.
— Какой первый? — возмутился старик. — Да мы до этого уже несколько таких больших участков продали! Я же всех председателей, что в садовых товариществах, что по деревням, лично знаю, а они редко меняются. Они же ведь как заявки соберут, так машину и вызывают, чтобы она пришла и за один раз несколько ям очистила. Так что не с бухты-барахты мы участки покупали, а только когда были в успехе уверены, потому что самую точную информацию имели — деньги нам, знаешь ли, не с неба падают!
— Так как же вы с этим домом вляпались?
— Сейчас объясню. Вот смотри, — старик начал водить пальцем по столу, — это слева — тот самый дом, справа от него — Тамарка, а ближе к лесу — Алла! И все! Дальше уже пустошь, а потом лес.
— То есть получаются восемнадцать соток с самого края? А если, предположим, договориться с районной администрацией и прихватить часть пустоши, то и намного больше? — уточнил Стас.
— Вот именно! А вот отсюда до трассы всего пять километров, — продолжал чертить пальцем по столу старик.
— И проложить свою персональную дорогу, как нечего делать, — догадался Крячко.
— О чем и говорю! Трофимыча я лично знал — крепкий был хозяин, настоящий мужик, все на себе пер, вот и надорвался, а жена — так, цветочки разводила. Как только Трофимыч помер, мне председатель тут же позвонил, я со вдовой связался, стал интересоваться, не планирует ли она дачу продавать. Всю зиму она мне голову морочила, а сама, как я потом узнал, других покупателей туда возила хозяйство показывать. Только, видно, никто ей настоящую цену не предложил, вот она весной мне и продала!
— А ее соседки? — напомнил Стас.
— Из-за них-то все и встало! — зло произнес Сидоркин. — Обеим тогда уже под семьдесят было, одинокие, бездетные. Дружили они. По осени, как урожай соберут, начинают скулить, что сил у них больше нет, и все такое. Я им говорю: так продавайте! Они в один голос: мы подумаем! А по весне опять обе на участках торчат. Подъезжал я к ним и так, и эдак! Все без толку! Председатель их уговаривал!
— Не бескорыстно, я думаю, — заметил Стас.
— Так бесплатно только воробьи чирикают. Грех, правда, такое говорить, но как Тамарка инфаркт схватила, тут же поняла, что накрылась ее дачная жизнь медным тазом — а ну как ее там с сердцем прихватит? Кто чухнется? Даже если сама «Скорую» вызовет, когда она еще приедет? Раньше помрешь двадцать раз! Тут уж она мне сама позвонила и без звука участок свой продала, а Алке там одной тоже делать нечего стало. Вот так они наконец ко мне и попали! Ну а покупателя на эти три участка уже Мишка нашел, так что по всем остальным вопросам — это к нему.
— В деньгах-то хоть не прогадал?
— Так земля за это время только подорожала, — отмахнулся Сидоркин. — Но когда Алла с Тамаркой начали мне нервы мотать и время тянуть, я Мишке твердо сказал, что больше и сам на такую авантюру не пойду, и пусть он этот урок на будущее накрепко усвоит: нет у тебя стопроцентной уверенности в успехе — не суйся!
— Ну, слава богу, что все, в конце концов, обошлось. А ключи-то от дома и всего остального тебе вдова отдала?
— Естественно! Все на одной связке: от калитки, дома, сарая, сортира, дверцы и люка. Они так вместе с договором в сейфе и лежали все эти годы. Это уж когда рабочие там все разбирать начали, им их и отдали.
— Комплект ключей был один?
— А зачем мне больше? — удивился Егорыч. — Мне и этот-то был нужен только для того, чтобы потом двери не ломать, а нормально открыть. А что?
— Да понимаешь, замки на дверце в заборе и люке был сломаны, — объяснил Стас.
— Ну, тут я тебе ничем не помогу, — развел руками Сидоркин. — Лично я там последний раз был еще при жизни Трофимыча, причем в прошлом веке, когда у него деревянная будка стояла. Основательный-то он позже поставил, как мне мужики рассказали — я же потом только наряды подписывал. Мишка туда вообще только с покупателем ездил — я ему еще объяснял, как добраться. А что, если у вдовы тоже были комплекты ключей, и она, зная, что дом пустует, кому-то их на время давала, чтобы люди там пожили?.. — задумался старик и тут же решительно заявил: — Да нет! Председатель мне бы тут же позвонил! А зимой там сторож с собаками посторонних заметил бы! Да и дача летняя, печки нет, так что там только околеть можно от холода. В общем, так, полковник, что знал, я тебе все рассказал, а дальше уже твои полицейские дела, в которых я ни черта не понимаю!
Тепло попрощавшись со стариком и выпив последнюю рюмку на дорожку, Крячко поехал обратно в райуправление. Сидоркин произвел на него впечатление мощнейшее — просто мамонт какой-то, а не человек. За то, что хитрил с этим человеком, Стасу стыдно не было — работа такая, зато он теперь точно знал, как обстоят дела. Конечно, нужно будет еще поговорить с председателем садового товарищества, со сторожем, со вдовой Трофимыча, с Аллой и Тамарой, но интуиция подсказывала Крячко, что разногласия, может, и будут в отдельных деталях, но в целом рассказы совпадут.
А вот у Гурова дела обстояли не так хорошо. Михаила Ильича Сидоркина он принял в выделенном им со Стасом для работы кабинете, и ему сразу же не понравились два момента: во-первых, Михаил пришел в сапогах, спецовке, утепленной куртке и шапке, на которых (кроме сапог, конечно) была надпись «ООО «Чистота», а во-вторых, явился не один, а в сопровождении адвоката. Ну, за свой внешний вид он сразу же извинился, объяснив, что его вызвали прямо с работы, переодеться не успел, потому что заезжал в контору за документами, так что к этому придраться было нельзя. Но вот то, что он пришел с адвокатом, Гуров оставить без последствий не мог и заметил:
— Странно, Михаил Ильич, что вы пришли с такой мощной поддержкой. Или чувствуете себя в чем-то виноватым?
Но Сидоркин на этот демарш отреагировал совершенно спокойно:
— Господин полковник! Как я понял, вы меня сюда пригласили для того, чтобы я мог дать пояснения по поводу того, что было найдено на одном из садовых участков моими рабочими. Я привез договоры купли-продажи трех садовых участков с находящимися на них строениями моему отцу, а также договор на продажу объединенного участка третьему лицу. Юридическим сопровождением всех сделок занимается наш семейный адвокат, который сможет более квалифицированно, чем я, ответить на возникшие у вас вопросы. Или я ошибся, и вы пригласили меня сюда по другому поводу?
Гуров вынужден был проглотить эту произнесенную безукоризненно вежливым тоном отповедь, что любви ему к Сидоркину-младшему не прибавило.
— Нет, вы не ошиблись, меня действительно интересуют найденные тела, но никак не подробности юридического оформления документов. Так что господин адвокат может быть свободен.
— С вашего позволения, он останется, — тем же тоном произнес Михаил. — Мало ли какие вопросы могут возникнуть в процессе нашей беседы? Так что же вы хотели от меня узнать?
Лев не мог не отметить, что его противник, а рассматривал он сейчас Михаила именно в этом качестве, перехватил инициативу, но осаживать его не стал, а решил посмотреть, как он поведет себя дальше.