Лида стиснула зубы, чувствуя, что слезы опять близко. И, словно добивая себя, вспомнила вот еще что — Егор любил ее, Лиду, в любом виде. Полной или худой. С макияжем или без. В вечернем платье или домашнем халате. Нет, ему было не все равно, как она выглядит, но он любил ее — всякой. И беленькой, и черненькой.
И это значило, что нет мужчины лучше его, преданней. Все остальные — не то, не то, не то. И лишь Егор — то. Он предал, но он все равно — самый преданный. Так почему же не получается простить его, почему?..
Лида отвернула лицо чуть в сторону, к плечу, чувствуя, как слезы уже предательски щиплют глаза. «Скорее бы остановка, скорее бы выйти отсюда!»
Но поезд все мчался в черном, бесконечном туннеле.
Лиде вдруг стало жутко — просто так, без причины. Слезы пропали. Она повернула голову, бросила взгляд на весь вагон, вернее, на два вагона — между этим и следующим был свободный проход.
Поезд мчался на большой скорости, его слегка потряхивало на стыках. А какой холодный, белый свет у этих ламп, точно в операционной…
Лида вцепилась обеими руками в поручень. Еще мгновение — и она закричала бы в голос. Мелькнула мысль — «ну вот, я окончательно спятила…».
А потом…
А потом что-то грохнуло, вагон дернулся, подпрыгнул, раздался чудовищный, невыносимый для ушей скрежет и вой. Лида удержалась на ногах, но вагон опять тряхнуло, и вот тогда все окончательно полетело в тартарары.
* * *Егор вернулся раньше обычного. Теща была в доме, жарила блины. Она часто к ним ездила, без ее помощи — никуда.
— Егор, ты пришел? А я вот блины затеяла. Сейчас последний допеку и за Васей в школу сбегаю.
— Зачем? Сам схожу, Вера Петровна. А вы отдыхайте, — заглянул на кухню Егор. В кухне вкусно пахло блинами, негромко бубнил телевизор.
— Зачем мне отдыхать? Ты работаешь, а я чего… Сиди, сиди, милый, Лида скоро придет, лучше ее встречай.
— Хорошая мысль. Я тогда пойду за ней к метро. Сюрприз будет.
— Да, точно! — обрадовалась теща, перевернув блин.
Изображение на экране замерло, потом выскочила новая заставка, а понизу — бегущая строка.
— Что это? Какое-то экстренное сообщение… — пробормотал Егор.
Теща тоже замерла, уставилась с удивлением и страхом на экран.
— Ой, не дай бог… — смятенно пробормотала пожилая женщина. — Мало я этих экстренных выпусков слышала!
Заставка исчезла, появилась диктор. Поначалу Егор не понял, чего та тараторит, а потом до его сознания дошло — очередной теракт в Москве.
— …как сообщают наши корреспонденты, взрыв произошел на перегоне, внутри тоннеля. Людей со станций эвакуируют. Расчеты пожарной и «Скорой помощи» приехали к месту происшествия, этот район оцеплен… ситуация осложняется еще тем, что во время взрыва произошло обрушение свода тоннеля с обеих сторон, и к самому поезду подобраться невозможно. Спасатели расчищают завал…
— Это где? — прошептала теща. — Это у нас опять?!
— Тихо, тихо… — Егор повернул телевизор к себе, уставился в лицо дикторше. — Да я понял! Ты скажи, где это? Где?!
Ведущая с экрана все той же скороговоркой произнесла название ветки метро и тех станций, между которыми произошел теракт.
От сковороды шел чад. Егор повернулся к теще. Та смотрела на него. Они произнесли одновременно:
— Лида?!
Несколько мгновений они оба молчали. От сковородки валил уже черный, едкий дым. Егор встряхнулся, выключил конфорку, заставил тещу сесть и произнес твердым голосом, обращаясь по большей части к себе:
— Еще ничего не известно. Паниковать рано. Может, Лида еще у себя в лаборатории. А может, она в другом поезде. В другом вагоне, не в том, где взрыв. Может, с ней все в порядке. Очень, очень маленькая вероятность, что Лида оказалась в самом эпицентре взрыва! Да этого быть не может!
Егор выхватил из кармана пиджака сотовый. Но — короткие гудки. Линия была перегружена, что ли? Он принялся звонить по городскому Лиде на работу, и тоже без результата — занято. Вероятно, весь город был уже охвачен тревогой, и тысячи людей пытались дозвониться до своих близких.
Но не сидеть же дома, не ждать у моря погоды? Егор решительно не умел бездействовать.
— Вера Петровна. Короче. Сходите за Васькой в школу, потом возвращайтесь, дома сидите с ним. Я поеду к Лиде, в лабораторию. И не вздумайте переживать раньше времени! Может, она уже вернется скоро, слышите! Может, я ее по дороге уже встречу…
Егор выскочил из дома. Сел в машину, направил ее в сторону метро. Пока ехал, все высматривал Лиду — не идет ли? Она именно этой дорогой всегда возвращалась…
Но нет, сердце ни разу не вздрогнуло, когда он скользил взглядом по прохожим. Егор доехал до метро, помедлил минут пять, глядя, как из дверей выскакивают наружу взволнованные, испуганные пассажиры (плохие новости узнаются быстро!), потом нажал на педаль газа.
Смог доехать лишь до Садового, а там машины стояли. Бросил авто, а дальше — на своих двоих, бегом.
Город лихорадило — гудели автомобильные клаксоны, до ушей доносились обрывки чужих разговоров — все о том же, о страшном, что произошло сегодня в метро.
Еще дальше движение было вовсе перекрыто. Сплошным потоком навстречу двигались люди (поскольку ближайшие станции метро были закрыты на вход). Егор, наконец, оказался у здания, где находилась лаборатория, в которой работала Лида. Испуганный вахтер на входе сообщил, что все сотрудники давно ушли.
Егор рысью обежал весь район, все улочки. Площадь, на которой находилось метро (та самая станция, которой обычно пользовалась Лида) — была перекрыта. Гул вертолетов, завывание сирен, топот бегущего взвода полицейских…
Никто ничего толком не знал. И ни хрена не видно, что там, возле метро, творится. Хаос.
С того момента, как Лида предположительно покинула место своей работы, прошло довольно много времени. Либо Лида уже дома, либо она — там. Там, где случился взрыв и обвал.
Егор выбрался из толпы, принялся звонить домой.
Долго линия была занята. Наконец, получилось — теща сняла трубку и сообщила, что за Васькой она сходила в школу, а вот Лиды до сих пор нет. Голос у пожилой женщины дрожал.
Сердце у Егора сжалось. Он, как мог, успокоил тещу, затем принялся обходить площадь вокруг, вдоль оцепления — в надежде подобраться ближе к станции и увидеть, что там творится.
«С Лидой все в порядке… Даже если она там, то с ней все в порядке! Поезд, в котором она ехала, просто заблокирован. Скоро его откопают, и люди смогут выйти. И она тоже…»
В толпе были любопытствующие, и те, которые тоже искали своих родных.
— В Склиф, если что, повезут…
— Может, уже там!
— Какой там, завал-то еще не расчистили, новости слушайте!
— Это не люди, это не люди… те, кто этот взрыв устроил!
— А помните, два года назад, тоже в центре…
Толпа вокруг бурлила, полнилась слухами.
Егор снова пытался звонить домой, затем всем своим знакомым, которые могли хоть как-то помочь.
Короткие гудки. Потом отозвался один из номеров — Пашка Самойлов, бывший одноклассник (вот сколько от них пользы, от встреч выпускников) обещал перезвонить, как только узнает что-либо. Пашка был сейчас большим начальником в органах внутренних дел.
Еще через час Егору опять удалось дозвониться домой. И опять теща тихо плакала — Лиды нет до сих пор…
Еще через некоторое время стало известно — спасатели почти расчистили завал и подобрались к поезду, в котором произошел взрыв.
Звонок.
— Алло!
Пашка Самойлов:
— Егор, я тут, на месте. У меня есть возможность пройти за оцепление. Подходи к посту, тебя пропустят, я дал распоряжение…
Молоденький лейтенант, когда Егор назвал свою фамилию, схватил его за локоть потащил за собой.
Самойлов ждал его за рядами автобусов.
— Егор, сейчас началась эвакуация пострадавших… Я буду наблюдать, сообщу, если кого похожего на твою Лиду увижу…
— Молодая, красивая, тоненькая, невысокая она. Волосы белые, длинные, вьющиеся!
— Понял! Наблюдай отсюда, ближе не пустят, там еще одно оцепление. Посторонним туда нельзя, слышишь?
Половину слов Егор не разобрал — гудел приземляющийся на площадь вертолет.
Происходящее напоминало ночной кошмар.
Скоро из дверей метро под руки стали быстро выводить людей — в пыли, в саже, изодранной одежде, с потеками крови, но живых! Егор жадно вглядывался (было довольно далеко), искал среди спасенных Лиду.
И ждал — ну где же она?
Спасатели выносили людей на носилках, где-то там носился Самойлов — он обещал дать Егору знать, если найдет кого-то похожего на Лиду.
Эвакуация шла стремительно, раненых быстро грузили в «Скорые» и увозили.
Носилки. Еще носилки. Черные целлофановые пакеты. Да сколько же их?
Егор вдруг понял, что живых там не осталось. Теперь выносят только мертвых. А это значило…
Пашка Самойлов вернулся к Егору:
— Друг, в общем, так… Там, внизу, сплошное месиво. Никого не узнать.
— А это еще ничего не значит, — пробормотал упрямо Егор, в продолжение своим мыслям.
В самом деле, он мог просмотреть Лиду. И Самойлов ее не заметил. Ее увезли в этой суматохе в больницу. С какой-нибудь пустяковой травмой. Что Самойлов говорил о месиве? Нет, нет, Лиды там нет…
Может быть, он вообще тут зря стоит. Паникер. А Лида где-нибудь в городе… Идет по улице, размахивая сумочкой. Сегодня ведь чудесный день, солнце. Жена наверняка, покинув лабораторию, не стала спускаться в подземку, а решила пешком по городу прогуляться.
У Егора задрожало все внутри. Представить, что его Лиды больше нет на этом свете — немыслимо, невозможно!
…Он ведь в нее с первого взгляда влюбился. Увидел и влюбился. Сердцем узнал, угадал. Ведь она одна такая, одна-единственная, ее нельзя не заметить.
Нежная. Нежнее нежного. Хрупкая! Как крылья бабочки, как лепестки цветка… О ней хотелось заботиться, помогать ей. Спасать и утешать.
А если она все-таки оказалась в том страшном месте, в том злосчастном поезде?
А если он больше никогда не увидит ее? Хоть сто лет потом ходи по улицам, ищи взглядом… и не найдешь.
* * *Гул и звон в ушах. И странное ощущение, будто ее только что пыталось прожевать железными челюстями огромное чудовище — но почему-то передумало, выплюнуло.
Лида не понимала, где она и что надо делать.
Потом мысленно позвала саму себя: «Лида! Ты — Лида? Да, ты Лида. Вставай!»
Но вставать не хотелось. Тогда она заставила себя вдохнуть и резко выдохнула. Тихонько пошевелилась — убедившись в том, что может двигаться. Потом открыла глаза и попыталась сесть. Голова кружилась, уши словно ватой были забиты, сквозь которую пробивались какие-то звуки. А перед глазами — серые сумерки…
Несколько секунд Лида сидела, словно в тумане, а потом — раз! — быстро и резко вернулись к ней все ощущения.
Уши резанул чей-то крик рядом. Еще дальше — стоны. Проклятия.
Тусклое аварийное освещение. Запах гари, железа.
«Я жива. Контузило немного… Я жива, и со мной все в порядке!» — Лида оглядела себя — подол платья наполовину оторван, ссадины на ногах, и сзади, на затылке — пульсировала шишка. Возможно, повезло потому, что она находилась в конце вагона, стояла, прислонившись к дверям (к тем самым, на которых была просьба не прислоняться), и взрывная волна прошла мимо нее, дальше, вывернув другую дверь, в торце, где был переход между этим вагоном и следующим…
А вокруг, в искореженном пространстве, словно тени, шатаясь, двигались люди. Те, кто пострадал меньше. Остальные лежали в проходе или на искромсанных взрывом сиденьях.
— Доктора! Тут есть доктор?! — кричал кто-то, не переставая.
Лида, которая боялась всего на свете и переживала по любому поводу, сейчас не чувствовала страха. А чего бояться? Страшнее с ней ничего больше не может произойти. Она — уже в аду.
Лида поднялась.
Одним движением она оторвала подол, быстро перевязала ногу истекающему кровью мужчине рядом — тому, что опрокинулся на сиденье.
И сразу же бросилась к молодой рыжеволосой женщине, лежавшей под завалом разорванного металла неподалеку. Коснулась запястья, проверяя пульс — слабый, нитевидный. Дело плохо! И тут только заметила торчащий из живота рыжеволосой женщины железный штырь. «Словно бабочка, которую насадили на иглу… — подумала Лида. — Ее лучше не трогать!» А вслух произнесла:
— Держись, милая, скоро помощь придет.
Рыжеволосая слабо улыбнулась — вероятно, она не чувствовала боли из-за шока. Лида заставила себя двинуться дальше — поскольку в соседнем проходе стонала другая женщина, схватившись за голову.
— Есть медсестры, есть те, кто умеет оказывать первую помощь? — закричала Лида. — Все сюда. У кого есть бинты, лекарства? Одежда, которую можно на перевязку пустить?
Тут только Лида осознала масштабы катастрофы. Пострадавших было столько, что на мгновение Лида растерялась. Не проще ли дождаться спасателей, медиков?
В вагон заглянул мужчина:
— Как тут у вас? Черт… В конце поезда еще был один взрыв.
— Выйти можно? — отчаянно заголосил кто-то. — Контактное напряжение сняли с рельса? Можно же самим отсюда выбраться…
— По тоннелю…
— Надо бежать!!!
— Без паники!..
Неподалеку какая-то женщина платком перевязывала юноше руку и вполне профессионально, ловко это делала.
— Вы медсестра?
— Да.
— Потом идите к тому мужчине, ему надо жгут наложить… Сможете? А я сейчас эту девочку посмотрю.
— Мне помогите! — завизжал молодой парень, схватив Лиду за рукав. — У меня плечо болит! У меня все кости переломаны, наверное!
Лида быстро осмотрела его, оттолкнула и потом закричала:
— Люди! Сначала надо помочь самым тяжелым раненым… Никого лишний раз не трогайте, не теребите — вы можете не помочь, а навредить!
Лида была дипломированным педиатром, и ее мирная специализация не совсем годилась для этой страшной ситуации, но она, по крайней мере, знала больше других (не медиков) о первой помощи.
Когда-то Лида слышала лекцию о медицине катастроф — о том, как оказывать помощь во время чрезвычайных ситуаций. Слышала всего одну лишь лекцию, ознакомительную, но помнила из нее — сколь важно в первую очередь отсортировать пострадавших. Ведь есть те, кому помощь нужна незамедлительно, а есть те, кто может подождать. И — есть те, на кого времени тратить не стоит. Потому что бесполезно — они еще живы, но они агонизируют. (Вот как та, с рыжими волосами.) И лучше помочь тем, у кого еще есть шансы… Наверное, это было самым тяжелым — делать выбор.
Лида металась от одного раненого к другому, отдавала распоряжения. У нее уже была в помощницах медсестра, потом появились добровольцы — те, кто умел делать перевязки, накладывать жгуты, чтобы на время остановить кровотечение — вокруг было полно людей с порезами, с оторванными конечностями.
Спасателей все не было, кто-то из мужчин, отправившихся разведать ситуацию, сообщил, что, оказывается, поезд заблокирован в тоннеле с обеих сторон.
Поэтому медлить с первой медицинской помощью было нельзя. Но тут, к счастью, очнулся от контузии еще один доктор, потом объявилась вторая медсестра, потом набралось еще несколько добровольцев, знающих, как оказывать первую помощь, и они уже все вместе с Лидой принялись обходить вагоны.
Лида отдавала распоряжения, командовала, увещевала, утешала… Она сама не поняла, как она оказалась тут главной. Но именно ее почему-то слушались, ей помогали, выполняли ее инструкции и распоряжения, впавшие в панику люди затихали, услышав ее спокойный, рассудительный, строгий голос:
— Раненых лишний раз не трогайте! Если надо перенести, то делайте это вот так, взяв под мышки, в том же положении… Что? Сейчас иду. И будьте осторожны, все те, кто делает перевязки. Если у вас у самих есть ссадины на руках, то помните о риске заражения через кровь… Если у кого-то есть резиновые перчатки, лекарства — сюда!
— С той стороны огонь стал появляться… в конце второго вагона.
— Мужчины, ищите огнетушители, срочно!
Но пожар, к счастью, не разгорелся — заработала система пожаротушения.
Впрочем, такая мелочь Лиду уже не испугала. Она бегала по поезду (примерно в трех вагонах произошли серьезные разрушения и было много пострадавших), поправляла уже кем-то наложенные жгуты, объясняла, как правильно останавливать кровь.
— Здесь рукой прижмите… Держите, я скоро к вам подойду.
Она выбирала тех, кому нужна была срочная помощь. Буквально — выбирала между венозным и артериальным кровотечением…
Крики, стоны. Лиду дергали со всех сторон. Забыв обо всем, словно выпав из времени, ничего не чувствуя и сохраняя абсолютное хладнокровие, когда приходилось переступать через мертвых, молодая женщина стремительно летала от одного раненого к другому.
Если бы ей кто сказал, что прошло почти три часа в этом аду, то она сильно бы удивилась…
Лида рассудком понимала, что не спасет всех. Но она поставила перед собой задачу — чтобы как можно больше пострадавших смогли дождаться реаниматологов, чтобы как можно больше людей выжило в этой мясорубке. Ведь этих людей ждут их родные, близкие.
Лида старалась помочь всем, потому что эти люди не были ей чужими. Чужих нет. Если все живут в одном городе, в одной стране, на одной планете, значит — чужими они уже априори не могут быть.
Дети должны жить, а не умирать без причины, внезапно. И их родители должны жить, а не истекать кровью в разбитых взрывом поездах. А она, Лида, пришла в этот мир затем, чтобы спасти многих, чтобы не дать погибнуть этой огромной человеческой семье. Она — не сумасшедшая. Она просто чувствует их всех, чувствует вибрации этого организма, называющегося «человечество». Вот как за несколько мгновений до катастрофы она ощутила приступ ужаса. Это было — предчувствие…