— И что мы теперь будем делать? — поинтересовался я у своего нового друга.
Тот поднял морду вверх, внимательно принюхался, потом опять посмотрел на меня:
— Надо отсюда уходить. Быстро.
Ха, легко сказать «уходить», да трудно сделать. Я опять попытался подняться, и снова ничего не получилось, хотя было уже не так больно.
— Видишь, не получается пока, — я виновато покосился на волка, — мне надо немного полежать, прийти в себя. Ты отделался легче, чем я.
Тот неожиданно согласился:
— Хорошо, лежи, я сейчас, — и, развернувшись, почти мгновенно исчез за валунами.
Несколько минут, я ни о чем не думал, прислушиваясь к самому себе. Сейчас меня больше интересовал я сам, чем то удивительное, что только что произошло со мной. Я сейчас переживал свое второе рождение, и мысли о разговаривающем со мной волке ушли на второй план. Внутри все ныло, но, похоже, никаких внутренних органов я не повредил, хотя болело все чертовски здорово. Я поднял голову и посмотрел вверх, туда, откуда еще совсем недавно совершил свое падение, и у меня от ужаса опять закружилась голова. Это было просто чудо, что я, упав с высоты девятиэтажного дома, остался жив, да еще ничего и не переломал себе при этом. Я повел головой — вокруг камни, валуны и опять огромные камни, и только здесь, на нескольких метрах, между двух огромных валунов ветер нанес несколько охапок листьев, на которые я так удачно и упал. Ха, удачно упал, если бы я в воздухе не столкнулся с волком, остались бы от меня одни лишь воспоминания. Я опять вспомнил о своих мучителях. «Вот ведь гады», — от ярости я заскрипел зубами, — «чертовые убийцы на своих мотоциклах, ну погодите, я до вас еще доберусь…»
На этом мои героические мысли прервались, неожиданно, словно из ниоткуда, рядом опять возник волк, и у меня опять в голове возник его голос:
— Здесь совсем рядом вода.
И только теперь, глянув на его мокрую шерсть, я понял, как жутко у меня пересохло в глотке и как я хочу пить:
— Где…? Далеко…? — выдохнул я.
— Нет, совсем рядом.
Постанывая и ругаясь сквозь зубы, я потихоньку стал приподниматься. Сначала сел ровно, опираясь спиной о валун, потом немного отдышавшись, стал подниматься. Получалось с трудом, потом пошло легче, когда кто-то теплый и мохнатый стал сзади меня осторожно подталкивать. И вот я встал, на шатающихся ногах сделал неуверенный шаг, потом еще один и еще. С каждым следующим шагом ноги шли все увереннее и увереннее, и мне казалось, что я передвигаюсь достаточно быстро, но вот проплывающие мимо меня валуны почему-то со мной были не согласны и предпочитали в обратную сторону еле ползти.
Волк все время шел рядом, мыслей его я в своей голове не чувствовал, но ощущение его молчаливой поддержки не покидало меня.
Кое-как добравшись до поворота, я увидал, что никакой воды впереди нет и в помине.
— Ну и где же вода? — поинтересовался я у своего провожатого.
— Здесь рядом, близко…
Я только обреченно вздохнул, сознавая, что величины расстояний для меня и для волка совершенно различны. Что для него близко, то для меня может быть, эдак, за пару километров.
— Что, действительно близко? — со вздохом поинтересовался я.
— Да.
Пришлось поверить и тащиться дальше. Как-то незаметно для самого себя я втянулся, и каждый следующий шаг давался мне легче, чем предыдущий. Да и валуны с каждым шагом вели себя все лучше и лучше. Я уже потихоньку стал обращать внимание на окружающий меня мир, глянул на идущего рядом волка и только теперь заметил, что его правый бок в нескольких местах кровоточит, да и походка у моего спутника была какая-то неправильная, дерганная, похоже, что ему больно наступать на одну из передних лап.
— Серый!
В ответ на повернувшейся ко мне морде немой вопрос.
— Это я тебя так? — я кивнул на его израненный бок, — прости, я не хотел, так уж получилось.
— Нет, — тот мотнул головой, — это стая.
— И что?
— Пришлось уходить.
Мы помолчали, каждый думая о своем, потом я опять спросил:
— А что, им тоже досталось?
— Да.
— Ничего, мы им еще покажем.
— Мы?
— А ты что, не принимаешь меня в свою команду? Теперь, брат, мы с тобой повязаны одной веревочкой, куда я, туда и ты, куда ты, туда и я. — Я тяжело вздохнул. — В город мне теперь никак нельзя, да и тебе, как вижу, в этом лесу тоже пришлось не сладко.
— Все равно это только мое дело, — упрямо гнул он свое.
— Ладно, как хочешь, я не напрашиваюсь. Только помни, что мы теперь одна команда.
— Почему?
— Да потому, — я с натугой засмеялся, — где ты видел, чтобы кто-то еще вот так мог друг с другом общаться, как мы с тобой сейчас?
Я только теперь по-настоящему задумался. И правда, что же все таки такое произошло с нами, что мы вот так смогли установить друг с другом такую мысленную связь. Я удивлялся сам себе — вот я, насквозь городской житель, который в лес изредка выезжал только на веселые пикники, так спокойно воспринял эту невозможную ситуацию и сейчас иду рядом с огромным диким волком, и более того, не просто иду, а мысленно поддерживаю разговор. Бред, полный бред! Хотя какой это бред, если все происходит с ужасающей меня реальностью.
Так, размышляя, я не заметил узловатый корень у себя под ногами и чуть опять не грохнулся на землю, и сейчас же все тело отозвалось острой болью.
— Черт, — чертыхнулся я, — как же больно!
— Ты живой, — получил я в ответ, — а боль пройдет.
С этим утверждением трудно было не согласиться.
Через силу я усмехнулся:
— Да ты оказывается философ.
— Не знаю что это… Это жизнь, — получил я в ответ.
Впереди за поворотом я увидел небольшой ручеек, а потом и услышал нежное журчание воды.
…Я пил и пил, царапая горло, и не мог остановиться. А когда, казалось, вода уже потекла из носа, смочил еще и голову. Стало намного легче. Отдуваясь, я откинулся на прохладный камень:
— Уф-ф, как же хорошо.
Волк промолчал, он лежал рядом и осторожно зализывал лапу.
— Дай посмотрю, — сказал я, — может быть у тебя перелом.
— Нет, просто ударил. Скоро пройдет.
— Ну, как хочешь. — Мы помолчали, каждый занятый своим делом. Потом я опять прервал молчание:
— Что будем делать дальше? Что скажешь?
Волк не ответил, продолжая упорно трудиться над лапой, потом осторожно стал зализывать ободранный бок.
— Понятно, предоставляешь решать это дело мне.
Я задумался. А и правда, что же делать нам дальше? Вот именно, не мне, а нам. Разбежаться в разные стороны и продолжать жить дальше, как ни в чем не бывало? У каждого до этого была своя собственная жизнь, вот и будем продолжать ее жить. Он себе, а я себе. У него есть лес, а у меня — моя квартира.
Я покосился на волка, тот закончил вылизывать лапу и теперь спокойно сидел и смотрел на меня своими желтыми глазами. Не знаю почему, но у меня неожиданно появилось такое чувство, что решение должен принять именно я. Странно, всегда решал все только за самого себя, а теперь этот удивительный зверь вдруг безоговорочно решил, что из нас двоих главным буду я. А может быть, я ошибаюсь, и он просто отдыхает и только ждет момента, когда сможет от меня отвязаться и скрыться в своем лесу? Нет, не похоже. Я опять стал размышлять и неожиданно поймал себя на том, что мне совершенно не хочется никуда уходить. Я вдруг понял, что моя опостылевшая городская жизнь больше не для меня, что мне не хочется идти к себе домой, не хочется идти опять на работу и заниматься никому не нужными делами. И главное — меня никто там не ждет. Всех тех, с кем я периодически встречался, никак нельзя было причислить к моим близким. Я был одинок в этом людском море и никому особенно не нужен. Да что там нужен, никто даже не заметит моего исчезновения. Потом посмотрел на волка и неожиданно понял, что он тоже одинок, что он такой же одиночка, как и я. Я усмехнулся — неудивительно, что мы нашли друг друга, два таких очень одиноких, но таких не похожих друг на друга существа. А вот то, что мы мысленно могли понимать и разговаривать друг с другом — это было удивительно. Впрочем, человеческий мозг — это загадка для самого человека, что в нем таится, какие возможности и при каких условиях они проявляются — этого никто не знал и не мог предсказать. Я вспомнил сильный удар во время падения в пропасть, наверное, что-то произошло с моим мозгом, да и с мозгом ударившегося об меня зверя. Это что-то нас и связало. Я немного просто полежал, не думая больше не о чем, потом решительно повернулся к волку:
— Серый!
Тот в ответ насторожил уши.
— Я сейчас еще немного отдохну, потом вернусь ненадолго в город — надо уладить некоторые дела, потом вернусь. А ты возвращайся в лес и жди меня, я скоро вернусь. Как услышишь мой зов, сейчас же приходи, понял? — Я немного помолчал, соображая, потом продолжил, — и не впутывайся пока ни в какие разборки со стаей, затаись, дождись меня. Тогда все и решим. Все, теперь уходи.
— Я сейчас еще немного отдохну, потом вернусь ненадолго в город — надо уладить некоторые дела, потом вернусь. А ты возвращайся в лес и жди меня, я скоро вернусь. Как услышишь мой зов, сейчас же приходи, понял? — Я немного помолчал, соображая, потом продолжил, — и не впутывайся пока ни в какие разборки со стаей, затаись, дождись меня. Тогда все и решим. Все, теперь уходи.
Волк поднялся, молча подошел ко мне, наклонил голову и слегка боднул головой в плечо. Потом развернулся и также молча, неспешной прихрамывающей трусцой исчез за поворотом. Стало чего-то не хватать, да и все вокруг, до этого момента казавшееся чуть ли не родным, стало каким-то непривычным, чужим. Накатилась тоска. И сразу же у меня в голове раздалось спокойное:
— Я с тобой.
При этом ощущение было такое, что никакого расстояния, разделявшего меня и зверя, не существовало вовсе. Теплое чувство этой, такой странной, дружбы затопило меня. Никогда и ни от кого я не чувствовал такой поддержки.
— Спасибо тебе, Серый! Теперь я это знаю.
Я еще немного полежал, прикидывая, что мне нужно будет сделать в первую очередь, потом поднялся и, немного пошатываясь, направился вниз по извилистому дну обрыва. Я ненадолго возвращался в город. Решение было принято и теперь только надо было его удачно осуществить.
Довольно успешно я прошел вдоль по длинному каньону, больше не набив себе ни одной шишки, и там, где намечался пологий спуск, стал осторожно подниматься по нему вверх. Это оказалось не таким простым делом, как я думал сначала. Так-сяк я еще мог достаточно быстро идти по ровному месту, а вот вверх — здесь я забуксовал. Побитое тело еще не очень хорошо меня слушалось, и приходилось часто останавливаться и отдыхать. Но все равно, медленно, но упорно я выбирался наверх, оставляя за собой, внизу, весь ужас пережитого дня.
Весь мокрый, как мышь, я, наконец, оказался наверху и больше не оглядываясь, принялся выбираться из леса. Странно, но теперь я уверенно держал нужное мне направление, что-то во мне подсказывало, что я иду правильно. Или нет? Я засомневался, приостановился, и сейчас же услышал спокойно-уверенное:
— Ты идешь правильным путем.
Я тепло улыбнулся:
— Спасибо, Серый! Ты где?
Я слышал его так четко, словно он находился рядом со мной, похоже, что расстояние на нашу связь никак не влияло.
— Я голодный, охочусь, не мешай.
— Удачи тебе, друг мой.
Я продолжал двигаться дальше, отбросив все сомнения. И никогда еще я себя так уверенно не чувствовал, похоже, что я стал совершенно другим. Теперь я четко представлял, что и как мне надо делать дальше, и от этого у меня на душе было спокойно, а еще у меня теперь был настоящий друг, и от этого на душе было еще и светло.
Город
…Наступал вечер, вечер такого трудного дня. Вечернее солнце спокойно садилось за горизонт, ласковые вечерние сумерки опускались на землю, заканчивался еще один теплый весенний день. На лесной опушке стоял человек. Стоял он спокойно, уверенно, со стороны казалось, что даже расслабленно. Но это только так казалось, стоял готовый действовать, полностью уверенный в своих силах человек…
Выбравшись на окраину леса, я с облегчением вздохнул. Когда-то я слышал, что у человека, попадающего в джунгли есть только два счастливых дня — первый, когда он заходит в джунгли, второй — когда выходит. У меня — все не так, во-первых, наш лес — это не джунгли, а во-вторых, заходил, а вернее, забегал я в него, самым несчастным, затравленным человеком на земле, а вот вышел совсем другим. То, что в этот день произошло со мной в лесу, перевернуло всю мою жизнь. Я это знал совершенно точно. Теперь же я спокойно и уверенно смотрел вперед, точно зная, что буду делать дальше.
Дел было действительно невпроворот, но главным было то, что я теперь совершенно точно знал, как мне надо жить и действовать дальше. Решение было принято и теперь предстояло воплотить его в жизнь. Правда, для его полного воплощения, ox, как много надо было сделать, но я был полон оптимизма. У меня впервые в жизни появилась точная цель. И теперь, вышагивая к уже виднеющейся вдалеке конечной остановке трамвая, я в уме выстраивал план действий.
Первое, что мне надо было сделать — это рассчитаться с работой. Я знал, что смогу сделать это быстро, не отрабатывая положенных мне недель. Наш начальник очень уважал импортные горячительные напитки, а у меня как раз дома завалялась бутылка какого-то заморского джина, подаренная мне одним моим заказчиком, которому я помог успешно склепать диплом. Второе, что я запланировал, так это продать свою квартиру. С этим, как я думал, будет посложнее. Никакого опыта продажи недвижимости у меня не было, а случаев надувательств по этому поводу из газет я знал много. Но решимости это у меня не убавляло. Сделаю разведку, найду какую-нибудь солидную фирму и думаю, что этот вопрос я тоже успешно решу. Потом мне надо будет закупить все необходимое для успешной реализации моего плана. А дальше наступит самый трудный этап — надо будет все закупленное доставить на место. Это действительно была проблема. Я хотел исчезнуть из города незаметно, так, чтобы ни один человек не знал где я. Это можно было сделать довольно легко, если бы не груз или если бы у меня была собственная машина. А впрочем, чего это я волнуюсь, просто буду решать проблемы по мере их возникновения, нечего заранее ломать голову. Кроме того, был еще и господин случай, который мог неожиданно вмешаться. Короче, поживем — увидим, там будет видно.
И теперь я уже уверенно приближался к поджидающему меня трамваю. Попытался лихо запрыгнуть внутрь, на радостях забыв о своих ушибах, которые тут же жестоко напомнили о себе. И в итоге — заработав пару удивленных взглядов, еле-еле дополз до свободного места.
Пока трамвай медленно двигался по городским окраинам, я продолжал строить свои планы. И здесь неожиданно я вдруг почувствовал мысли Серого, нет, даже не мысли, а настроение, что ли, черт, не знаю даже, как это объяснить, но я почувствовал, что его охота завершилась удачно и моему другу хорошо. «Серый», — с теплотой опять подумал я, мой, такой странный, друг. Как же иногда удивительно распоряжается тобой судьба — медленное, размеренное течение жизни в один миг меняется, все летит в тартарары, кувырком. Все, чем ты дорожил раньше, сейчас кажется таким мелочным, ненужным. Интересно, как дальше сложится моя жизнь? Я предчувствовал, что за таким крутым поворотом в моей жизни последуют и другие, еще более головоломные. Но это не пугало сейчас меня, нет, я даже с каким-то детским нетерпением ждал новых событий в своей жизни. Более того, где-то внутри меня уже давно возникла и теперь разрослась светлая звенящая радость.
А трамвай все ехал и ехал вперед, ритмично поскрипывая на поворотах, неторопливо останавливаясь на всех остановках, и путь его конечный для меня был совершенно неведом. Но одно я знал теперь совершенно точно — он вез меня в мою новую жизнь…
А город был тих, я бы даже сказал, немного напуган происшедшими со мной изменениями. Если раньше я подсознательно избегал его темноты, старался быстрее пробежать темное пространство и оказаться на освещенном месте, то теперь я смотрел на его ночные улицы с каким-то снисхождением. Мне совершенно не было страшно, мне сейчас некого было в нем бояться, я сам стал хозяином собственной жизни, сам решал, что и как мне делать. И все вокруг внезапно в одно мгновенье стало другим: темные провалы городских подворотен не казались средоточием мрака, а пустынные пространства больше не заставляли чувствовать собственную беспомощность. Город понял это и изменился, стал спокойным и даже каким-то расслабленно-сонным, он предоставил меня мне. Это было победой одинокого, затерянного в нем человека. И я впервые получил удовольствие, спокойно вышагивая по его ночным улицам. Странно, но я даже почувствовал сожаление, что мне придется скоро покинуть его. Но расстанемся мы с ним друзьями. Всю свою прожитую здесь жизнь я не понимал его, как и он меня, мы просто мирились друг с другом, вынужденные рядом сосуществовать в этом мире. Но теперь, слава богу, все это уже в прошлом, и я смогу покинуть его со спокойным сердцем. Я сам не мог себе объяснить всего этого, что сейчас чувствовал, но почему-то это для меня было очень важным. И теперь, открывая дверь своего дома, я, наконец, смог спокойно сказать ему: «Спокойной ночи тебе, город».
Этап первый: эксфильтрация
Не откладывая дело в долгий ящик, я на следующий день приступил к выполнению своего грандиозного плана. Первый этап, как я и предполагал, прошел достаточно гладко. Две бутылки с замысловатыми заморскими этикетками сделали моего начальника шелковым — какие там задержки с увольнением, меня чуть ли не под руки проводили в отдел кадров, мгновенно рассчитали и напоследок помахали ручкой. Впрочем, в таком результате я нисколько не сомневался: достаточно изучил за несколько лет свое непосредственное начальство, которое временами смахивало то на распушившего хвост павлина, то на зарывшегося головой в песок страуса, но чаще всего на страдающего от жестокого похмелья пьяницу.