– Глаз зрит, мое сердце поет от радости, – проговорил я с издевкой. – Остались сущие пустяки: уговорить стражу пропустить нас к пузырю. Но доблестных воинов нам не подкупить, тут и без нас хватает желающих.
– Ты всегда прав, повелитель, – смиренно отозвался старик, – но сейчас ты ошибаешься. Избранника короля браминов обязан пропустить любой стражник.
– На мне написано, что я избранник? – вспылил я.
Мне хотелось огреть упрямого слугу по уху. Да и себя – тоже. На что мы тратим драгоценные секунды? На бесполезные пререкания! А со всех сторон доносятся крики ликующих варваров, стоны умирающих и треск огня. Из колодца с винтовой лестницей вовсю валит черный дым, и в любое мгновение может рвануть арсенал под королевской приемной. Беспокойство помешало мне осознать, что именно говорит Бакхи.
– Вот сейчас ты не ошибся. Сита, помоги нашему повелителю!
Я и опомниться не успел, как рабыня плечиком подвинула Нилу, которая с холодным любопытством прислушивалась к нашей перепалке, и ловко распахнула халат на моей груди. Отскочила, пронзительно крикнула тонким голосом, разом перекрыв гвалт толпы:
– Дорогу Избраннику! Отмеченный Глазом с нами!
Спины, обтянутые драгоценным шелком и панбархатом, дрогнули. Посулы и угрозы смолкли. Купцы, аристократы и чиновники почтительно расступились перед полуодетым оборванцем и его свитой. Слегка подталкиваемый в спину находчивым слугой, я побрел к помосту, ожидая начальственного окрика, а то и пули в живот. Но офицер приказал кшатрам пропустить, и мы беспрепятственно взошли на помост. Старый шаках Бакхи, не мешкая, подсадил в корзину Ситу и Нилу, затем передал им сундучок.
Офицер сказал, обращаясь ко мне:
– Давно уже должны поднять Исчадие. Ты случайно не знаешь, достопочтенный, чего они там возятся?
– Укутывают, – нашелся я. – Наверху холодно.
– Скорее бы, – буркнул офицер. – Того гляди златобрюхие кинутся на прорыв.
– Многие брамины погибли, – сказал я, стараясь не смотреть бравому кшатру в глаза. – Не хватает людей, чтобы поднять короля. А подъемник испорчен. Ты бы послал своих бойцов, салар.
– Брахма! – всплеснул руками тот, но сейчас же взял на полтона ниже: – Благодарю за совет, достопочтенный…
– Лазар, – подсказал я.
– Достопочтенный Лазар, – продолжил офицер. – У меня к тебе просьба: будешь на Арракане – сообщи вдове салара Байи, что ее сын Синх… Впрочем, реши сам, что сообщить…
– Обещаю, достопочтенный!
Он кивнул и спрыгнул с помоста. Толпа «златобрюхих» вновь взбурлила и поперла на оцепление. Хлопнули выстрелы, прокричал что-то Синх.
– О, повелитель… – начал было Бакхи.
Но я оборвал его:
– В корзину, старый дуралей!
Бакхи вцепился в закраины корзины, попытался подтянуться, засучил ногами в кривоносых туфлях. Я схватил его за шиворот и зашвырнул внутрь. Перевалился через борт сам. И в это время глухой рев выкатился из лестничного колодца. Дрогнула каменная громада, струи дыма и пыли выстрелили в воздух. Лопнули канаты, удерживающие шар, – все, кроме одного. Пузырь косо рванулся вверх, корзина угрожающе накренилась. Из проломов в крыше вырвались огненные гейзеры, слизывая без разбору и «златобрюхих», и солдат охраны. Я рубанул окровавленным клинком Алака по узлу. Корзина дернулась, я покатился на дно.
Освобожденный монгольфьер радостно понесся вверх, лишь на мгновение опережая стремительно распухающее грибообразное облако взрыва.
Корзина раскачивалась, как лодка в бурю. Я с трудом поднялся, вцепился в сетку, оглядел «экипаж».
– Все целы?
– Да, повелитель, – отозвался за всех Бакхи.
Он сидел в углу, прижимая к тощей груди сундучок.
– Что там у тебя?
– Деньги, господин.
– Много?
– Тысяча дирхем золотом и примерно миллион в ценных бумагах.
Я присвистнул:
– Откуда такая роскошь, старик?
– Нашел, повелитель.
– Нашел?! Где же?
– Возле трупа достопочтенного Урзуфа, – ответил Бакхи. – Караван-баши пожирала птица, которой нет дела до ценных бумаг…
Он тоненько захихикал.
Я осторожно подобрался к краю корзины, глянул вниз.
Над Пещерным Островом расплывалось грязно-серое облако пара. Видимо, после взрыва внутренние вместилища обрушились в подземное озеро. Красно-желтое полотно пустыни окрест было испещрено черными точками, которые с высоты казались неподвижными.
Вот как выглядело отсюда поле титанической битвы…
Эх, суета человеческая! Стоило ли проливать столько крови, убивать невинных, предавать род людской, подчиняясь холодной воле рептилий, чтобы в результате получить дымящуюся груду камней?
Однако теперь я не бесплотный дух, бесстрастно парящий над тщетою мира сего, а человек из плоти и крови. И плоть эта требует своего…
Я вдруг почувствовал, что страшно хочу жрать. Когда я ел-то в последний раз? Уже и не вспомню. Да и не в этом дело, – слишком много энергии ушло на восстановление поврежденных тканей. По ощущениям, я похудел кило на пятнадцать-двадцать. И помолодел лет на десять. Отлично! Но пора бы подкрепиться.
– Бакхи, – окликнул я.
Старик передоверил драгоценный сундучок дочери и проворно вскочил. Странно, что это с ним? Раньше, помнится, за стариком не наблюдалось такой готовности услужить. Скорее, наоборот, он норовил мной покомандовать.
– Жду приказания, повелитель!
– Есть у нас какая-нибудь жратва? – спросил я негромко. – Я голоден. Да и девчата, наверное, тоже.
Бакхи расплылся в щербатой улыбке.
– Счастлив услужить, господин, – проговорил он. – Сита нашла в корзине провиант: сыр, холодное мясо, лаваш, зелень, вино.
– Заткнись, – велел я. – Пусть Сита накрывает. Да побыстрее!
Пока они суетились, я осмотрел горелку. Сделана она была честь по чести. Баллоны с газом, автоматический регулятор и даже вариометр. Я попробовал прикрутить горелку, уменьшив подачу тепла, и, судя по показаниям вариометра, полет шара начал выравниваться. И то хлеб. Мне не улыбалось умчаться в газовую среду за пределами атмосферы Целлиона. Нельзя терять поверхность из виду, иначе промахнемся мимо ближайшего поселения, где можно было бы рассчитывать на кров и помощь.
«Надо посоветоваться с Нилой, – подумал я. – Она летчица, должна знать все о здешних аэродромах…»
Меня позвали «к столу». Пришлось сесть, скрестив ноги, как это сделали мои сотрапезники. Нехитрые блюда были разложены на чистом платочке. Ни дать ни взять пикник с девочками. Если бы не болтанка, из-за которой жратва застревала в горле и норовила выскочить обратно, трапезу можно было бы назвать приятной. Бакхи и Сита ели мало, Нила тоже не слишком налегала на яства, лишь у меня был отменный аппетит. Радовало, что запас еды у нас имелся солидный. Похоже, покойный король браминов был не дурак пожрать. Да и ел он за четверых…
Сытость даже в самые неприятные моменты жизни настраивает на благодушный лад. Я оглядел своих спутников. И особенно пристально – спутниц. Каждая по-своему прелестна, а если учесть, что женщина последний раз у меня была в Джавдате, то теперь я бы не отказался и от зрелой матроны, не говоря уж о таких куколках. Нила-Нилам в мою сторону и не смотрит, а вот Сита так и стреляет глазками. Все чувствует, все понимает. Достаточно бровью шевельнуть, и она не постесняется старика-отца. А уж утереть нос потенциальной сопернице сам Глаз велел…
Нашел о чем думать!
Буркнув слова благодарности, я поспешил подняться. Встречный ветер охладил мой пыл. И вообще – становилось прохладно. Перед тем как поплотнее запахнуть халат, я поискал на груди знак своей избранности. После воскрешения кожа моя стала белой и чистой, словно у младенца. Если, конечно, бывают младенцы с волосатой грудью.
Я жестом подозвал Бакхи. Тот подскочил, как ужаленный.
– Чего изволит мой повелитель? – тоном старого блюдолиза спросил Бакхи.
Я ткнул себя в грудь:
– Что ты видишь, старик?
– Знак твоей избранности, повелитель!
– А почему я его не вижу?
– Потому что он предназначен для взора твоих преданных слуг, повелитель.
– Исчерпывающие сведения, – буркнул я и добавил: – А что это означает: быть избранным?
– Избранником Глаза, – уточнил Бакхи.
– Ну, Избранником…
– Сие мне неведомо, повелитель, – смиренно ответствовал старый слуга.
– А кому ведомо?
Бакхи сокрушенно покачал головой.
– Не знаю, повелитель, – сказал он. – Возможно – посвященным из высших асуров.
– Свободен, – отрезал я.
Бакхи поклонился и вернулся к дочери. Я запахнул халат.
Бесконечный, раскаленный, кровавый день подходил к концу. Пустыню скрыла мгла, и только наверху было еще светло – Глаз зрил одинокий воздушный шар, несущийся к неведомой цели.
Я взглянул на вариометр – мы опять поднимались! И очень быстро. Надо бы прикрутить регулятор…
Легкие пальцы коснулись моей руки и сняли ее с регулятора. Я оглянулся – Нила.
Легкие пальцы коснулись моей руки и сняли ее с регулятора. Я оглянулся – Нила.
– Надо опуститься ниже, – пояснил я. – Наверху холодно, да и с такой высоты не разберешь, где садиться.
Нила покачала головой.
– Нет, Сандро, – отрезала она ледяным тоном.
– Предпочитаю называться Лазаром, – отозвался я.
Нила пожала плечами.
– Как скажешь, Лазар, – сказала она. – Мы должны подняться в дыхание Брахмы, там нас подберет мироход.
– С чего ты взяла?
– Это последняя воля Исчадия, – откликнулась она. – Его голос до сих пор звучит в моей голове… Король браминов велел всем асурам заботиться об Избраннике. А еще для него вызвали мироход, он так сказал.
– Как это вызвали? – опешил я. – У вас есть…
Я запнулся. Как будет на здешнем языке «радиопередатчик»? Да и знают ли в мирах Колеса радиосвязь? По крайней мере, до сих пор ничего похожего я здесь не встречал. Нила сама возила почту на аэроплане.
Летчица не дождалась, пока я подберу подходящее слово, и прибавила газу.
– Ладно, допустим, – не сдавался я. – Для Исчадия вызвали мироход, но каким образом экипаж нас найдет? В миллионах кубических фарсахов газа!
Нила усмехнулась, посмотрела на меня как на клинического идиота.
– У асуров свои секреты, – сказала она.
Я не нашелся что ответить. В позе летчицы сквозила такая уверенность, что спорить не хотелось. Правда, я мог бы в два счета скрутить Нилу и начать снижение, но в таком случае нечего будет рассчитывать на ее помощь в поиске подходящего для посадки места.
Глаз зрит, похолодает, сама вниз запросится.
Но она не запросилась.
Пузырь уносился в вышину, поверхность планеты подернулась тускло-голубой дымкой. Едва различимый сквозь толщу атмосферы горизонт выгибался дугой. Над ним рос исполинский горб Вишала. Становилось все холоднее. Я кутался в халат, хотя толку от него было немного. Нила застегнула куртку, подняла воротник и плотнее нахлобучила шлем. Бакхи и Сита скорчились под рогожей, которой до того были накрыты бурдюки с провиантом.
Дыхание перехватывало. К счастью, только от холода. Воздух оставался по-прежнему плотным и насыщенным кислородом. Любопытно, откуда в газовой среде кислород? Неужели в ней есть растения? С другой стороны – почему бы и нет! Наверняка астероиды служат прибежищем разнообразным формам жизни. Это вполне логично, если в пространстве между мирами Колеса гремят грозы и льют дожди.
Зря я подумал о дождях. Далеко-далеко раскатился первый удар грома. Я не заметил нитяной просверк молнии, потому что повернулся к горелке, согревая замерзшие руки возле пламени. Следующий удар грома прозвучал громче и продолжительнее, а молния полыхнула так, что не заметить ее мог только слепой. Я оторвался от горелки и перебрался к другому борту корзины.
Дождь в невесомости – туманный вихрь, состоящий из мириадов сверкающих в свете молний капель. Мы поднимались к нему все быстрее и быстрее. Вихрь расползался чудовищной воронкой, готовой поглотить крохотный пузырек вместе с прилепившимися к нему человечками. Молнии сверкали все чаще, от грохота грома закладывало уши. Представить страшно, что будет, когда мы ворвемся в эту ледяную, насыщенную заатмосферным электричеством глотку…
Ну уж дудки!
Я прикрутил пламя горелки, не рискнув, правда, выключить ее совсем. Не хотелось оставаться без огня в этом гремящем и сверкающем холодном мире. Воздух в шаре остынет быстро, и мы пойдем на снижение – к теплым пескам пустыни. И пусть Нила-Нилам твердит о мироходе и воле мертвого короля сколько влезет.
В свете молний я напряженно вглядывался в шкалу вариометра, надеясь отметить пусть медленное, но неуклонное снижение пузыря-монгольфьера. Но шар и не думал снижаться. Высота увеличивалась. Отчаявшись, я совсем погасил горелку. Без толку. Подумал, что стоило бы спросить совета летчицы.
Отцепившись от сетки, я шагнул к Ниле, которая крепко сжимала веревочную оплетку шара с противоположной стороны корзины. Но, сделав первый шаг, я с ужасом почувствовал, что теряю опору под ногами. Благо рефлексы у меня остались прежними. Я снова вцепился в скользкие веревки, которые уже не вибрировали от напряжения, а свободно болтались в невесомости.
Я хотел было крикнуть Бакхи и Сите, чтобы хватались за что ни попадя, но слуги оказались смышленее и проворнее господина. Продолжая кутаться в рогожу, они крепко держались за ременные петли. Задрав голову, я посмотрел на шар. Пузырь сплюснулся у полюсов, сетчатая оплетка скорее плавала вокруг него, нежели крепила к шару корзину. И это причудливое сооружение, вращаясь вокруг своей оси, стремительно втягивалось в жерло штормового циклона.
Циклона за пределами атмосферы!
Нет, я никогда не смирюсь с этим. Воздушный шар, преодолевший притяжение планеты и вышедший в открытый космос, пусть даже – в газовый космос, – это не лезло ни в какие ворота! Словно разом сбылись безумные мечтания писателей-фантастов докосмической эры. Хотя, если отвлечься от эмоций, динамика процесса была ясна. Целлион, как и его собратья-спутники, обращался вокруг планеты-гиганта, притяжение которой создавало в газовой среде, равно как и в планетарной атмосфере Целлиона, устойчивые токи восходящего воздуха.
От найденного объяснения мне стало легче. На душе. Тело же, несмотря на невесомость, испытывало адские страдания. Шторм поглотил нас. Капли дождя, соприкасаясь с волосами, кожей и одеждой, превращались в лед. Оплетка шара обросла иголками инея, а сам он переливался в сверкании молний, как исполинская стеклянная побрякушка. Пар от дыхания мгновенно превращался в рой снежинок, что окружали мою голову подобно множеству крохотных лун. Я превратился в центр самостоятельной Вселенной – в бесформенную стынущую звезду.
Снова смерть?
Ну сколько же можно…
Человек рождается, чтобы умереть. Лишь одному мне суждено умирать, чтобы умереть вновь. Хорошо бы – в последний раз…
В стылом оцепенении я не заметил, как прекратился ледяной дождь и повеяло теплом. Иней на сетке потемнел, округлился каплями и сорвался, но не вниз, а вбок. Пар изо рта тоже перестал превращаться в снег.
Нас по-прежнему уносило в глубину неба, туда, где ярился вечными тайфунами гигант Вишал. Гроза отдалилась, грохотало все реже, и в промежутках между ударами грома слышался ровный, немолчный гул. Он нарастал со скоростью курьерского поезда так, что хотелось зажмуриться и отскочить в сторону, но некуда было отскакивать.
Я заметил, что мои пальцы, намертво вцепившиеся в сетку, излучают слабое зеленоватое свечение.
Что за хренотень? Этого еще не хватало… Неужто так проявляется моя избранность?
Я увидел восхищенный взгляд Нилы и не сразу сообразил, что обращен он вовсе не на меня. Светились не только мои пальцы, но и охватывающая шар сетка, и края корзины, и оболочка пузыря.
Как безумный рассмеялся я над своим заблуждением.
Тоже мне, Избранник задрипанный… Возомнил себя чудотворцем, придурок!
Холодное пламя, объявшее несчастный наш монгольфьер и нас самих, действительно было чудом. Обыкновенным чудом природы, с которым знаком каждый моряк Мира: огнями добрых духов, покровителей путешественников, что зажигались на верхушках мачт.
Глава 10
Мы погружались в дыхание Брахмы.
Наверху звуков было не меньше, чем над поверхностью. Гул, от которого некуда деться, – голос Глаза. Почему-то на Целлионе его не услышать, но здесь он вездесущ, как шум от принудительной вентиляции на космическом корабле. Рокот, порождаемый штормами Вишала, пугал меня куда сильнее, потому что Глаз был далеко, а газовый гигант – вот он, сияет над выгнутым горизонтом Целлиона, озаренный грозами и светом раскаленных газов, булькающих в области ядра.
Время от времени в пустоте вспыхивали молнии, контрастно высвечивая рисунок туч. От яростного грома монгольфьер вздрагивал, как испуганный бактр.
– Ветер усиливается! – в который раз прокричал я Ниле. – Надо что-то делать!
Хотя – что мы могли?.. Вишал тянул в себя воздух, словно гигантский кондиционер, прогонял его через горячие внутренности, а потом, скорее всего, выбрасывал обратно.
Этот мир, этот котел космических масштабов, бурлил и трещал от переполняющих его энергий. Наш несчастный воздушный шар был даже не соломинкой, угодившей в водоворот, а мушкой-дрозофилой, очутившейся внутри одной из камер сгорания ракеты-носителя.
Нила не отвечала. Она висела, вцепившись в сеть, и напряженно вглядывалась во мглу этого ненормального космоса. Бакхи, сверкая глазами, глядел то на нее, то на меня. Рядом с ним под рогожей сидела, схватившись за ременные петли, Сита. Им вместе было теплее. И не так страшно.
Фррр!
Серая туча выстрелила в нас стаей ромбовидных созданий, каждое из которых было облеплено серебристыми газовыми пузырями. Вращая жгутиками метровой длины, создания ловко ушли от столкновения с монгольфьером и нырнули в атмосферу Целлиона. Что это за животные? Рыбы-прилипалы газового океана? Все может быть. Ох, сколько мне еще предстоит узнать…