Отличия Арахбараса от Первого бросались в глаза. Чем ближе к центру, тем выше становились дома. Ровным электрическим светом горели окна. Витрины лавок в нижних этажах казались подводными гротами, набитыми затонувшими сокровищами. На узких тротуарах толпились горожане. Сверкали в сиянии городских огней драгоценности и улыбки довольных собою и жизнью людей. Между ними шмыгали подозрительного вида личности, вероятно, карманники. Женщины поблескивали глазками из-под разноцветных платков и шалей. Глаз зрит, Арахбарас нравился мне все больше.
Распугивая гудками пешеходов, паровик выкатился на широкую площадь перед вокзалом. Это был не навес, как в Первом, а солидное сооружение с несколькими перронами, башней и арками, пройдя под которыми можно было выйти в город. Вдоль перронов пыхтели под парами готовые к отправке составы. Наш паровик занял свободный путь. Бакхи потянул меня за рукав.
Мы вышли на заплеванный перрон. К нам тотчас же кинулись носильщики и водители шайтан-такси. Багажа у нас не было, если не считать оружия, спрятанного в складках дорожных накидок. Предложения такси слуга-мертвец решительно отвергал. Я не вмешивался. В конце концов, ему виднее.
Золотарь Хаш, который ехал на открытой платформе, предназначенной для пассажиров из низших каст, посматривал на нас издали. Бакхи жестом подозвал его и отдал какое-то распоряжение – из-за городского шума я не расслышал, какое именно. Мы пересекли площадь и вошли под своды небольшой гостиницы. Хозяин выбежал нам навстречу, мелко кланяясь.
– Комнату, баню, ужин, – кратко распорядился старик-слуга, швырнув золотую монету.
– Куда ты услал Хаша? – спросил я у Бакхи, когда мы остались одни.
– На место службы, – ответил тот, прижимая грязный палец к губам. – В нужный момент он нам понадобится.
– Не сомневаюсь, – буркнул я и добавил шепотом: – Если будет еще жив… Наверняка слухи о моем возвращении уже достигли ушей Псицы. Разве хашашина, не исполнившего повеление заказчика, не убивают?
– Убивают, – тихо согласился Бакхи. – Но Хаш – золотарь. Ему есть где спрятаться до поры.
Я представил себе, где может спрятаться неприкасаемый блюститель ночных горшков, и мне почему-то стало смешно. В этот момент в комнату вошли полуголые рабыни-банщицы с полотенцами и чистым бельем в полных руках. Бакхи вопросительно посмотрел на меня. Я отрицательно мотнул головой: не до баб сейчас. Бакхи выставил рабынь вон, не забыв, правда, вознаградить за неоказанные услуги.
После бани и ужина он сам постелил мне шелковые простыни и погасил лишний свет. Ни дать ни взять – преданный старый дворецкий.
– Я буду спать у порога. Стеречь твой сон, повелитель! – громко объявил он для посторонних, а затем, подкравшись на цыпочках, прошипел прямо в ухо: – На рассвете найму шакахов. Дам тебе знать, когда все будет готово.
Я кивнул и повалился на постель. Голова не успела коснуться подушки, как я уже спал…
Когда наутро мы с Бакхи подъехали к дворцу Урии, шакахи были уже там. Они заблокировали все подъездные пути, и нас пропустили лишь потому, что узнали моего слугу. Перед дворцом был разбит сквер, но песьеголовые охотники на людей на это начхали. Бактры под их седлами топтали клумбы, гадили на газоны. Слуга-садовник сунулся было к шакахам с увещеваниями – не иначе как сбрендил с перепугу. На него без лишних слов набросили аркан и уволокли. Предвкушая изрядную добычу, шакахи подогнали целый обоз с клетками.
Бакхи, который сам же и нанял псоглавцев, поглядывал на них со смесью отвращения и ужаса. Меня тоже не сильно радовало участие в нашем деле работорговцев, но отчасти мой план и строился на страхе обывателей перед ними.
Я велел водителю шайтан-такси ждать нас. Бедный парень кивнул так, что зубы у него клацнули. По всему видно – жалел, что купился на солидный куш. Неровен час, шакахи и его заарканят. Для круглого счету.
Мы с Бакхи подошли к воротам. Старик привычным движением засунул клешню в округлую нишу, подергал за что-то. По ту сторону гулко загудел гонг.
– Как только выйдет кшатр, потребуй открыть ворота, Лазар! – напомнил слуга.
В ответ я только кивнул. Да-да, таков был наш первоначальный план. Завидев хозяина – живого, здорового и не объявленного еще незаконно воскресшим, – гвардеец не посмеет ослушаться. И тогда во двор ворвутся всадники в шлемах в виде собачьих голов, сметая все на своем пути и арканя любого, кто подвернется. Но план внутри плана предусматривал несколько иное развитие событий.
Я распахнул на груди халат, повернулся к Бакхи и спросил:
– Что ты видишь, старик?
Я очень боялся, что он ответит: «волосню», но слуга оторопело проговорил:
– Знак твоей избранности, Лазар!
– Отлично! – откликнулся я и вновь запахнул халат до поры до времени.
В этот момент открылась «кормушка».
– Какого шай… – начал было часовой, но осекся.
Послышался лязг отодвигаемых засовов. Распахнулась калитка. Здоровенный кшатр склонился в полупоклоне.
– Добро пожаловать, хозяин!
Я втолкнул в проем ничего не понимающего Бакхи, вошел следом и притворил калитку за собой.
– Вызови Скорпиона, – велел я солдату.
Парень аккуратно вернул засовы на место и кинулся в караулку.
– Что ты делаешь, перехожий! – немедля зашипел слуга. – Открывай ворота, пока Псица не спустила на нас своих собак!
– Заткнись, – велел я. – Не мое дело – вырезать семью Урии. Я хочу только забрать Ситу и ее сына.
– Ты не понимаешь! – забрызгал слюной старик. – Тебя бросят в яму до официального объявления незаконно воскресшим, а потом просто утопят в нужнике. А шакахи не станут штурмовать запертые ворота. Они найдут добычу и посговорчивее…
Я предостерегающе поднял руку. К нам широким шагом приближался невысокий темнолицый воин в сопровождении четырех кшатров. Надо полагать, это и был Абхай-Скорпион.
Начальник личной гвардии Сандро Урии остановился в пяти шагах от нас, сдержанно поклонился.
– Приветствую тебя, повелитель! – хрипло проговорил он. – К моему глубокому сожалению, я не могу впустить тебя в покои. Приказ госпожи. Прискорбно будет, если придется применить силу. Нижайше прошу покинуть двор.
Я шагнул вперед, распахнул на груди халат. Громко и отчетливо, чтобы слышали те, кто исподтишка подглядывал сквозь занавески широких окон дворца, произнес:
– Сандро Урия давно мертв. Я – асур Лазар, перехожий и Избранник – требую освободить бывшую рабыню Ситу, которой Урия перед смертью даровал свободу, и сына ее Лочана. Все прочее имущество Урия завещал своему старшему сыну и супруге Малати!
На гвардейцев моя краткая речь произвела впечатление. На Бакхи – тоже. По-моему, он был близок к обмороку. Скорпион же лишь жестко усмехнулся.
– Ну что ж, – проговорил он. – Тем хуже для тебя… Взя-а-ать! – взревел он.
Выхватив акинаки, гвардейцы кинулись на нас с четырех сторон. Я, в общем-то, готов был к такому развитию событий, хотя до последнего мгновения надеялся, что духовная зараза ахавизма не совсем разъела мозги обитателей дворца. Но я просчитался.
Первого кшатра я свалил ударом ноги. Пригнулся под занесенным мечом второго и кинул солдата через себя борцовским приемом. Распрямившись, выхватил магазинник. Краем глаза успел заметить, как крутится Бакхи, размахивая кривым ножом, лезвие которого уже обагрилось чьей-то кровью.
– Живье-о-ом! – ревел Скорпион, короткими прыжками приближаясь ко мне.
Я выстрелил. Ближайший гвардеец выронил клинок и схватился за простреленное плечо. Выстрелить во второй раз не удалось – Абхай выбил пистолет. Я рванул из-за пояса акинак, но меня схватили за плечи и повалили в пыль. Пришлось поработать кулаками и головой. Разбитые губы и переломанные носы не остановили гвардейцев, тем более что к ним подоспела подмога. Меня стали бить ногами, но Скорпион остановил своих людей, пылающих праведным гневом. Мне даже рожу не сумели толком начистить.
Нас с Бакхи обмотали толстыми веревками, из-за чего мы стали похожи на коконы шелкопряда, и поволокли во дворец. Невзирая на бедственное положение, я испытывал жгучее любопытство. Ведь дворец Сандро Урии в некотором смысле был моим домом. Но меня ждало разочарование. Кшатры не собирались тащить пленников во внутренние покои. Они втолкнули нас в просторный холл с пузатыми, словно мироходы, колоннами и мраморной лестницей, устланной ковровой дорожкой. Колонны были покрыты затейливой резьбой с преобладанием растительного орнамента. А дорожку прижимали к ступеням медные витые прутья.
Единственной достопримечательностью оказалась поясная статуя какого-то мужика с вдохновенным лицом мученика, стоящая в неглубокой нише. Постаментом для нее служило похожее на котел возвышение, а у подножия горели масляные светильники и курились ароматные палочки. Пахло, как в кумирне. Сама ниша была увешана золотыми свитками, которые слегка раскачивались от сквозняка. Я был бы непрочь взглянуть на эти свитки поближе, но кто бы мне позволил…
Единственной достопримечательностью оказалась поясная статуя какого-то мужика с вдохновенным лицом мученика, стоящая в неглубокой нише. Постаментом для нее служило похожее на котел возвышение, а у подножия горели масляные светильники и курились ароматные палочки. Пахло, как в кумирне. Сама ниша была увешана золотыми свитками, которые слегка раскачивались от сквозняка. Я был бы непрочь взглянуть на эти свитки поближе, но кто бы мне позволил…
В общем, все выглядело чинно, благородно, как в госучреждении. Я ожидал от гнездилища духовного и телесного порока чего-то более впечатляющего. Впрочем, может быть, внутренние покои сейчас набиты юными развратницами и развратниками; там рекою льются драгоценные вина, рабы не успевают подбирать обглоданные кости и осколки битой посуды, звенят арфы, обнаженные танцовщицы пляшут среди кубков и блюд с изысканными яствами.
Лязгнуло оружие, взятое на караул. Два быкоподобных гвардейца рывком поставили меня на колени. На лестнице послышались легкие шаги.
Я поднял голову.
Да, Урию можно понять. И Паршивого Сорванца – тоже.
Перехваченные позолоченными ремешками сандалий гладкие икры. То взлетающий, то обтягивающий округлые колени шелковый подол расшитого цветами сари. Полные бедра, плоский живот и мягко подпрыгивающая в такт шагам высокая грудь.
Стоящий за моей спиной гвардеец гулко сглотнул.
Я посмотрел в лицо Малати. Увы, лицо подкачало. Когда-то оно, без всякого сомнения, было прекрасным, но пудра и румяна состарили его, густой слой сурьмы отяжелил ресницы, а жирная помада сделала рот бесформенным. А может, косметика здесь ни при чем и лицо прекрасной Малати превратили в личину Псицы жадность и сластолюбие?
Впрочем, мне не было дела до прелестей и пороков жены Урии, меня интересовала только Сита и ее сын.
– Это что за псы, Абхай? – спросила Малати неприятным скрежещущим голосом. – Зачем ты приволок в мой дом этих шелудивых?
– Госпожа, я думал…
– Думать – не твоя забота! – отрезала Псица. – В яму! Пока не сдохнут…
Так, понятно. Взывать к голосу разума здесь бесполезно.
Кшатры подняли меня на ноги, пихнули к выходу.
– Госпожа, умоляю! – вдруг заорал Бакхи. – Возьми мою никчемную жизнь! И отпусти моего господина!
С неожиданной силой слуга-мертвец вырвался из держащих его рук, упал и пополз, извиваясь ужом, к лестнице. Это было так внезапно, что гвардейцы опешили, а Малати не на шутку струхнула. Она отпрыгнула на ступеньку выше и завизжала:
– Абха-а-ай! Убей эту пада-а-аль!
Бакхи продолжал ползти с невероятной для связанного по рукам и ногам скоростью.
– Отпусти-и-и! – выл он, пятная черной пеной, хлещущей изо рта, драгоценный мрамор пола. – Прокляну-у-у! Сме-е-еррррть!
Скорпион, как положено вожаку, очнулся первым. Выхватил акинак, метнулся к слуге, который демонстрировал чудеса изворотливости. Выглядел Бакхи при этом страшновато, словно и впрямь превратился в чудовищную змею. И еще эта черная пена, откуда она только взялась…
Скорпион сжал рукоять обеими руками, занес клинок над Бакхи, собираясь пригвоздить его к полу. Еще мгновение, и мертвец в самом деле станет мертвым. Медлить было нельзя. Я отпихнул стоящего справа конвоира, прыгнул к Абхаю. Со стороны это, наверное, выглядело комично, словно бег в мешках. Но присутствующим было не до смеха. Псица визжала, точно ее уже резали. Она попыталась убежать, но запуталась в подоле и рухнула на задницу. Сверху, испуганно тараторя, посыпались служанки. Бакхи увернулся от смертоносного укуса Скорпиона и вполз на нижние ступени. Я настиг Абхая и повалился вместе с ним.
Гвардейцы, наконец, очнулись от суеверного оцепенения, в которое вверг их Бакхи, бросились ко мне и к своему командиру. В это мгновение с грохотом распахнулись огромные, как портал храма, входные двери, кто-то заорал: «Шакахи!» и захлебнулся собственным криком. По мрамору холла зацокали копыта ездовых бактров. В воздухе засвистели арканы. Абхай пытался выбраться из-под моей туши, но веревочная петля захлестнула ему ноги, и прославленного Скорпиона поволокли прочь.
Чьи-то руки зашарили у меня за спиной. Пахнуло нечистотами.
– Это я – Хаш, повелитель, – забормотал над моим ухом неприкасаемый. – Это я открыл ворота!
Путы на руках ослабли, я перевернулся на спину, оперся ладонями о пол, сел. Золотарь, ловко орудуя ножом, разрезал веревки на моих ногах. Воняло от него нестерпимо, но сейчас было не до брезгливости. В господском холле царил бедлам. Шакахи, зловеще поблескивая металлическими собачьими головами, отлавливали гвардейцев. Кшатры отбивались. Самым упрямым псоглавцы стреляли по ногам. Товар нужно беречь, за мертвого солдата не дадут и гроша, а за живого, пусть и раненого, заплатят щедро. Кшатры – добыча редкая.
Лампады и благовония были затоптаны. Золотые свитки с неведомыми мне изречениями – сорваны, мраморное лицо статуи – забрызгано кровью. На постаменте прикорнул один из гвардейцев. Похоже, кто-то из шакахов выстрелил неудачно. Я поднялся, повернулся к лестнице. Малати не было, служанки уволокли ее от греха подальше. Хаш разрезал веревки на Бакхи, но тот лежал ничком, не шевелясь.
– Что это с ним? – спросил я.
– Берсерхия, повелитель, – отозвался неприкасаемый. – Боевое безумие. Бакхи – бывший брамин, чему их только не учат…
– Ладно, – отмахнулся я. – Потом расскажешь… Где Сита?
– Они подняли ее из ямы и вместе с твоим сыном, повелитель, держат в комнатах для прислуги.
– Показывай!
Я подхватил оброненный Абхаем меч и поспешил вслед за золотарем, который на четвереньках, словно обезьяна, запрыгал вверх по лестнице. Мы ворвались во внутренние покои – оба грязные и вонючие, словно демоны, вырвашиеся из Обители мертвых. Хотя я не отсиживался в выгребной яме, как Хаш, но извозился в пыли и крови и поэтому был страшен. Оказалось, что в доме Урии полным-полно маленьких, набитых коврами, мебелью и разной рухлядью комнат. Мы мчались через их бесконечную анфиладу, снося двери, если они оказывались запертыми, сбивая с ног всех, кто не успевал убраться с дороги. А народу в этих комнатушках оказалось предостаточно. Полуодетые и совсем голые женщины, разнежившиеся на подушках, толстобрюхие мужики, возлежащие у кальянов и ссутулившиеся за игровыми столиками. Сладковатый запах гашиша, потных тел и вина. Тусклые взгляды, распяленные рты, хохот и визг.
За фешенебельным фасадом и впрямь скрывалось гнездилище, но мне было на это наплевать. Я перестал быть асуром Лазаром Избранником, я даже перестал быть промышленником Сандро Урией, я стал Шакаджи Неукротимым. Ревущим огнем. И всякого, кто пытался преградить мне путь, я сметал ударом меча…
Вдруг Хаш остановился и знаками попросил меня замереть и прислушаться. Мы застыли посреди длинного коридора с рядом обшарпанных дверей, стараясь унять шумное дыхание. Наконец стали различимы голоса. Мужской, женский и детский. До сих пор дети в доме Урии нам не встречались. Мужчина говорил громко и властно, но слов его было не разобрать из-за детского злого плача и женского крика. Золотарь указал на самую дальнюю дверь: там! Я перехватил рукоять акинака поудобнее и рванулся вперед. Я не сомневался, что это кричат от боли и ужаса Сита и ее сын.
Филенка хрустнула под моим плечом, дверь сорвалась с петель. Я влетел внутрь.
В комнате было темно и душно. Огонек одинокой светильни бился, задыхаясь, где-то под потолком. Мое появление заставило умолкнуть всех троих. Три пары блестящих глаз уставились на меня из полумрака.
– Сита! – сказал я.
– Господин мой, – отозвалась она слабым голосом. – Ты пришел… Они сказали, что ты мертв, но я знала…
Я рванулся к рабыне, но мужчина преградил мне путь. Он был почти одного со мной роста, но уже в плечах. И он не был вооружен. Поэтому я просто отшвырнул его в сторону. Послышался слабый всхлип, и человек пропал в углу, задрапированном занавесками. Я шагнул к Сите, силясь разглядеть, что с ней. Она лежала, откинувшись на подушки, уставясь на меня большими темными глазами, выделяющимися на бледном лице. Я наклонился.
– Сита, – сказал я. – Что с тобой?
– Они били меня, любимый, – проговорила она срывающимся шепотом. – Они хотели узнать о тебе… Я им все рассказала… Они грозились убить Лочана… Нашего первенца…
Я зарычал, кинулся в угол, где скрылся неизвестный. Рванул тяжелую занавеску. В комнату ворвался ослепительный свет Глаза. Мне пришлось зажмуриться. Я отвернулся от окна и услышал предостерегающий детский крик. Наудачу полоснул акинаком на уровне плеча, но никого не задел. Послышалась какая-то возня, что-то обрушилось. Кто-то коротко хакнул. Я открыл глаза, всмотрелся сквозь пляшущие огненные пятна. Прямо у двери с пола поднимался молодой мужчина, в руке его был нож, с острия которого капала кровь. Мужчина дико уставился на меня, отшвырнул клинок и бросился бежать. В мгновение, когда взгляды наши встретились, я узнал его. Это была не слишком удачная копия меня самого. Вернее – Сандро Урии. Его сын. Паршивый Сорванец, имени которого я до сих пор не знал.