Проект Счастье: Мечты. План. Новая жизнь - Гретхен Рубин 6 стр.


У меня есть друг, чьи родители в свое время активно участвовали в движении за гражданские права. Он рассказывал: «Они говорили, что этим надо заниматься ради самого себя. Если делаешь это ради других, то в конце концов ждешь одобрения. Если для себя, то уже неважно, как к этому отнесутся другие». По-моему, это правильно.

Однако должна признать, что по-прежнему жду одобрения от Джеми. Должна или не должна я этого хотеть, но все равно хочу.

Ссориться правильно

С ворчанием было легче справляться, чем с иными формами поведения, которые я желала изменить. Я столкнулась с более серьезной проблемой, связанной с другой моей целью — легче относиться к жизни. Супружеские конфликты бывают двух видов — те, которые имеют четкое решение, и те, которые его не имеют. К сожалению, большинство противоречий предусматривают открытое решение — «Как нам потратить наши деньги?» или «Как нам воспитывать наших детей?», а не более легкий вариант — «Какой фильм посмотрим в выходные?», «Куда летом поедем в отпуск?».

Некоторые противоречия неизбежны и даже полезны. Поскольку нам с Джеми приходится спорить, мне хотелось бы, чтобы эти споры были приятными, чтобы мы могли пошутить и выразить свои чувства, даже если между нами есть противоречие.

Еще мне хотелось побороть свой скрытый порок — склонность к упрекам. Очень часто я в мелких стычках позволяла себе вспышки недовольства, а это скверно сказывалось на всей семейной атмосфере. Я часто задумывалась, почему гнев наряду с гордыней, чревоугодием, похотью, ленью и завистью относится к семи смертным грехам, хотя они, кажется, не столь страшны, как многие иные пороки. Похоже, они считаются смертными грехами не из-за своей тяжести, а потому, что способны порождать другие, еще худшие страсти. Они словно распахивают ворота, сквозь которые входят тяжелые грехи. Из семи смертных грехов мне, без сомнения, особенно была свойственна склонность к гневу.


Стиль разрешения противоречий очень важен для благополучия брака; в исследованиях «любовной лаборатории» Гетмана показано: как супруги спорят — значит больше, чем сколько они спорят.


Пары, которые спорят правильно, улаживают сразу только один вопрос, а не припоминают друг другу все прегрешения с момента первого свидания. Такие пары сосредоточиваются на обсуждении, вместо того чтобы взрываться негодованием, и не пользуются упреками вроде «Ты никогда…» или «Ты всегда…». Они умеют довести спор до конца, вместо того чтобы пререкаться часами. Они используют «смягчающие приемы» — слова и действия, не позволяющие выплеснуться дурным чувствам. В таких парах супруги способны отдать себе отчет, какое еще влияние испытывает другой супруг. Например, муж понимает, как жена разрывается между работой и домом, или жена понимает, как муж разрывается между требованиями матери и тещи…


Вот пример того, как не надо ссориться. Хоть я ненавижу об этом вспоминать, признаюсь: я иногда храплю. Меня приводят в бешенство упоминания об этом, потому что храп — это так некрасиво. Однажды утром Джеми пошутил по этому поводу, и я постаралась расслабиться и вместе с ним посмеяться.

Однако несколько недель спустя мы рано утром слушали в постели новости по радио. Мне подумалось о том, насколько уютней стало в нашей спальне, после того как я навела там порядок. А Джеми ироничным голосом пробурчал:

— Хочу начать день с пары наблюдений. Во-первых, ты опять храпела…

— И это — первое, что я должна услышать поутру?! — взорвалась я и едва не швырнула в него подушкой, вставая с постели. «Храпела… Ничего приятнее ты не придумал?» Я принялась метаться по комнате. «Если хочешь, чтобы я перестала, лучше просто толкнул бы меня легонько, чем потом насмехаться!»

Какой урок можно извлечь из этого? Однажды, посмеявшись с ним вместе, я показала Джеми, что над храпом можно и подшучивать. Я пыталась относиться к этому легко, но у меня не получилось. Хотелось бы уметь посмеиваться над собой… Мне с самого начала надо было вести себя честно, а то Джеми даже не понял, что своим замечанием может вывести меня из себя. Поэтому достаточно на сей раз упражнений в спорах. Выполнить свой зарок у меня не получилось. В другой раз поведу себя лучше (надеюсь).


В браке не так важно иметь побольше удовольствий, как переживать поменьше огорчений. Люди вообще склонны к «негативному преувеличению» — неприятности мы переживаем сильнее и дольше, чем радости. В любом языке слов, выражающих отрицательные эмоции, больше, чем положительных.


В семейных отношениях требуется по меньшей мере пять позитивных шагов, чтобы уравновесить одно дурное, вредоносное действие. Поэтому один из способов укрепления брака — заботиться о том, чтобы позитив перевешивал негатив. Когда отношения супругов постоянно проникнуты добротой и любовью, гораздо легче справиться со случайно возникшим противоречием. По-моему, чтобы сгладить неприятные последствия нашей ссоры из-за храпа, с обеих сторон понадобится даже больше пяти шагов.

Научиться правильно ссориться — очень важно для моего счастья. Из-за того, что я этого не умела, мне приходилось постоянно терзаться раскаянием. Марк Твен заметил: «Нечистая совесть — как волос во рту». Бывает, Джеми сделает что-нибудь неприятное, я на него сорвусь, а потом чувствую себя скверно, виня за это его. Хотя на самом деле причина моего огорчения — не его поведение, а неловкость за мою собственную реакцию на него. Если ссориться правильно, то и раскаиваться не в чем, и это приближает счастье.


Однажды, когда мне долго не удавалось правильно себя повести, это позволило мне уяснить, в чем тут дело. Мы запланировали провести уикенд вместе с родителями Джеми. Мои свекровь и свекор, Джуди и Боб, — прекрасные бабушка и дедушка, и поехать с ними куда-нибудь — настоящее удовольствие. Я так захлопоталась, собираясь на встречу с ними, что не заметила, как страшно проголодалась. Уже почти на пороге, чувствуя нестерпимый голод, я запустила руку в огромную коробку с конфетами в форме сердца, которую Элиза получила в подарок на День святого Валентина.

После того как я торопливо проглотила все эти конфеты, мне стало нехорошо, и я не могла удержаться от сердитых замечаний.

«Джеми, убери эти бумаги с глаз моих!»

«Элиза, перестань на мне виснуть, ты мне руку сломаешь».

«Джеми, а эту сумку ты почему не взял?»

Даже когда после такого неудачного старта мы наконец добрались до отеля, я не могла отделаться от неприятных переживаний.

— С тобой все в порядке? — поинтересовался Джеми.

— Конечно, все в порядке, — пробормотала я. Ненадолго я успокоилась, но вскоре дурное настроение нахлынуло снова.

Вечером, когда Элиза и Элеонора отправились спать, взрослые смогли обстоятельно побеседовать. После ужина выпили кофе (не первый год будучи членом этой семьи, не перестаю поражаться способности Джуди и Боба пить эспрессо с кофеином после ужина). Потом завели разговор о недавней статье в New York Times об испытаниях VX-950 — нового препарата для лечения гепатита С.


Эти испытания нас очень интересовали. Джеми частенько в шутку называет себя сломанной игрушкой, имея в виду свою больную коленку, заметный шрам, оставшийся от перенесенной в детстве операции, и периодические спазмы в спине. Но самый больной его орган — печень. Он страдает гепатитом С.

Эта хроническая и смертельно опасная болезнь имеет, однако, и свою хорошую сторону. Гепатит С не заразен, он передается только при прямом попадании вируса в кровь. Никаких внешних симптомов у Джеми не наблюдается, о своей болезни он узнал только по результатам анализа крови. Однажды у него разовьется цирроз, печень перестанет функционировать, и он окажется в большой беде. Но пока с ним все в порядке. В своем несчастье он не одинок, множество людей страдают той же болезнью, и фармацевтические компании не покладая рук разрабатывают необходимые лекарства. В США больных гепатитом С насчитывается около 3 млн, в мире — свыше 170 млн. Исследования в данной области ведутся очень активно, и врач обнадежил Джеми, что, по всей вероятности, в ближайшие 5–8 лет появится надежное лекарство. Течение болезни очень длительное, большинство больных могут прожить с гепатитом С 20–30 лет, избегая цирроза.

Тридцать лет кажутся очень большим сроком. Однако Джеми подхватил болезнь при переливании крови во время операции, когда был восьмилетним мальчиком. В ту пору анализов на гепатит С еще не делали. Сейчас ему 38 лет.

Лечение, доступное в наши дни, интерферон с рибавирином, ему не помогает. Нам остается только надеяться, что Джеми сумеет продержаться до того времени, когда появится новый препарат. Правда, в дополнение к циррозу и отказу печени, что само по себе довольно мрачная перспектива, гепатит С повышает вероятность рака печени. Но, к счастью, возможна и пересадка печени, хотя донорскую печень достать непросто. (Как в старом анекдоте про ресторан: «Еда отвратительная! Да и порции слишком маленькие!»)

Тридцать лет кажутся очень большим сроком. Однако Джеми подхватил болезнь при переливании крови во время операции, когда был восьмилетним мальчиком. В ту пору анализов на гепатит С еще не делали. Сейчас ему 38 лет.

Лечение, доступное в наши дни, интерферон с рибавирином, ему не помогает. Нам остается только надеяться, что Джеми сумеет продержаться до того времени, когда появится новый препарат. Правда, в дополнение к циррозу и отказу печени, что само по себе довольно мрачная перспектива, гепатит С повышает вероятность рака печени. Но, к счастью, возможна и пересадка печени, хотя донорскую печень достать непросто. (Как в старом анекдоте про ресторан: «Еда отвратительная! Да и порции слишком маленькие!»)

Поэтому мы с таким интересом принялись обсуждать статью в New York Times. Мой свекор Боб нашел ее весьма обнадеживающей. Но всякий раз, когда он высказывался, я принималась возражать.

— Если верить тому, что написано, результаты многообещающие, — сказал он.

— Но оба врача, которые лечат Джеми, говорили, что пройдет лет пять, если не больше, прежде чем лекарство будет одобрено, — вставила я.

— В статье написано, что исследования продвигаются вовсю, — спокойно заметил он. Боб никогда не горячится.

— Но до появления препарата на рынке пройдет еще слишком много времени, — заметила я. (Зато я частенько горячусь.)

— Исследования в этой области ведутся очень активно…

— Только конца им не видно…

И т. д., и т. п.

Не так уж часто у меня бывает повод упрекнуть Боба в излишнем оптимизме. Он сторонник рационального, вероятностного принятия решений и сам придерживается такого подхода. Его записная книжка разлинована колонками «за» и «против», и для принятия решения он старается собрать побольше информации из разных источников.

Однако в данной ситуации Боб избрал оптимистический взгляд. Надо ли было с ним спорить? С его позицией я не согласна. Но ведь я не доктор — много ли я знаю?

Мои замыслы насчет своего поведения были велики, но выполнимы. Я понимала, что в данном разговоре моя склонность противоречить проистекала не столько из утреннего раздражения, сколько из стремления оградить себя от бесплодных иллюзий. Боб занял позитивную позицию, и я, наверное, почувствовала бы себя лучше, если бы не стала возражать. А так я огорчила и его, и, конечно, Джеми тем, что говорила неприятные вещи. А моя сварливость заставила меня хуже себя почувствовать. Спорить нужно правильно, и не только с мужем, а с кем угодно.

Еще один маленький урок — не съедать натощак коробку конфет.

Не сваливать на другого

Изучая искусство спора, я собрала обширную библиотеку из книг, посвященных общению и супружеским отношениям.

— Всякий, кто посмотрит на наши книжные полки, наверное, решит, что наш брак трещит по швам, — заметил Джеми.

— Почему? — спросила я с недоумением.

— А ты сама посмотри, что ты тут собрала… «Семь принципов налаживания семейной жизни», «Одной любви недостаточно», «Как сохранить семью, имея ребенка», «Разрыв», «Единственный мужчина, единственная травма». Я бы и сам забеспокоился, если б не знал, над чем ты работаешь…

— Но это прекрасный материал. Тут столько потрясающих научных данных!

— Несомненно. Однако люди не начинают читать такие книги, пока у них не возникает особых причин.

Возможно, Джеми был прав. Но я была рада, что мне представилась возможность ознакомиться с новейшими открытиями, касающимися семьи и супружеских отношений. Мне многое удалось узнать. Например, меня поразило различие между мужчинами и женщинами в их отношении к близости. Хотя и те, и другие готовы согласиться, что совместные занятия и взаимная откровенность очень важны, в женском представлении близость — это контакт лицом к лицу, тогда как мужчины считают близостью положение бок о бок.

Поэтому когда Джеми спросил: «Хочешь посмотреть „Щит“?»[2] — я поняла, что он имеет в виду. Для него посмотреть вместе телевизор — серьезное времяпровождение, а не просто вдвоем молча посидеть перед экраном…

«Прекрасная идея!» — отозвалась я. И хотя наблюдать на телеэкране похождения крутых полицейских из Лос-Анджелеса не кажется мне романтичным занятием, я испытала поистине романтическое чувство, когда мы уютно устроились перед экраном.

Возможно, оттого что у мужчин не такие высокие требования к близости, представители обоих полов находят общение с женщинами более интимным и приятным, нежели с мужчинами. Женщинам более, чем мужчинам, свойственно умение сочувствовать и сопереживать другим людям. (Хотя и те, и другие в равной мере симпатизируют животным, что бы это ни значило.) Предсказать, будет ли человек страдать от одиночества, — и это открытие меня особенно поразило — можно на основании того, с каким количеством женщин он или она общается. Общение с мужчинами такой роли не играет.


Когда я узнала об этом, мое отношение к Джеми изменилось. Я люблю его всем сердцем и знаю, что он тоже меня любит, и на него можно всецело положиться. Однако меня нередко раздражало то, что он не любит задушевных разговоров. В частности, мне хотелось, чтобы он проявлял больше интереса к моей работе. Моя сестра Элизабет — сценарист на телевидении, и я завидую тому, что у нее есть соавтор Сара. Практически ежедневно у них с Сарой происходят долгие беседы об их сочинениях и карьере. У меня же нет ни партнера, ни коллег, с которыми можно обсуждать профессиональные вопросы, и мне бы хотелось, чтобы Джеми играл для меня эту роль.

Кроме того, мне хотелось бы иметь возможность выплакать все свои заботы в его жилетку. Бывало, я заводила такие разговоры: «Боюсь, мне не удается полностью реализовать свой потенциал», «По-моему, я не умею налаживать полезные контакты» или «Кажется, я не очень хорошо пишу». Однако Джеми вовсе не собирался поддерживать беседу на эти темы, и это меня злило. Мне хотелось, чтобы он помогал мне справляться с переживаниями тревоги и неуверенности в себе.

Зная, что и мужчины, и женщины ищут сочувствия у женщин, я поняла, что Джеми уклоняется от таких разговоров не в силу недостатка любви и привязанности. Просто он, как мужчина, не умел оказать необходимую мне эмоциональную поддержку. Поэтому он и не был склонен включаться в долгие дискуссии о том, заводить ли мне свой блог или как структурировать мою книгу. Он не был настроен тратить время на то, чтобы укрепить мою уверенность в себе. Роль женщины-соавтора ему явно не подходила, и было бы нереалистично ожидать от него этого. Нуждаясь в поддержке такого рода, мне следовало бы найти иной ее источник. От того, что я это поняла, его поведение, конечно, не изменилось. Зато я перестала испытывать обиду.

Кроме того, я заметила, что чем более была огорчена, тем менее Джеми был склонен разговаривать об этом.

— Знаешь, — сказала я ему однажды вечером, — у меня скверно на душе. Мне бы хотелось, чтобы ты помог мне почувствовать себя лучше. Но чем мне хуже, тем меньше ты, кажется, хочешь со мной разговаривать.

— Просто мне невыносимо больно видеть тебя несчастной, — был ответ.

И тьма снова сгустилась… Вовсе не извращенная натура Джеми не позволяла ему быть сочувствующим слушателем: он не просто был мало настроен на долгие задушевные разговоры, но старался избегать тем, которые меня огорчали, потому что ему было мучительно больно видеть, как я страдаю. Но и теперь мне не удалось избавиться от этой зависимости. Мне порой нужен сочувствующий слушатель. Но хотя мужу по-прежнему не по силам эта роль, я теперь понимаю, в чем тут дело.


Наш разговор заставил меня задуматься о том, насколько мое счастье влияет на Джеми и остальных. Я слышала поговорку: «Жизнь хороша, когда жене хорошо». Есть и другая, похожая: «Когда мама несчастна, никто не счастлив». Поначалу мне подумалось, что это звучит прекрасно, ведь речь идет о том, что надо заботиться обо мне! Но если эти поговорки верны, они подразумевают и огромную ответственность.

Я задумывалась о том, нельзя ли назвать мой проект эгоистичным, ведь он сосредоточен на моем счастье. Действительно, я, стремясь к счастью, стараюсь не ругать Джеми, смеюсь его шуткам, но дело не только в этом. Когда я чувствую себя счастливой, мне легче приносить счастье другим.

Счастливые люди в целом более великодушны, щедры, устойчивы к неприятностям, тогда как несчастливые недружелюбны, необщительны, угрюмы. Оскар Уайльд заметил: «Добрый человек не всегда бывает счастлив, но счастливый человек всегда добр».


Счастье оказывает исключительно сильное влияние на семейную жизнь, так как супруги очень легко заражаются настроением друг друга. 30-процентное повышение уровня счастья у одного супруга делает счастливее и другого, тогда как снижение этого уровня у одного угнетает и другого.

Назад Дальше