Галимов вздохнул:
— Война — это страшно!
Хадрияр спросил:
— Вы-то сами служили в армии?
— Как сказать. Когда учился, была у нас военная кафедра. Проходил сборы, даже офицерское звание имею. Офицера запаса, естественно. Меня никогда не интересовала служба.
Помощник Исмаил-Хана проговорил:
— А вот мне, сколько помню себя, все время приходилось либо служить, либо воевать. Я в отличие от вас человек войны.
— Но это же так противоестественно — убивать!
— Ко всему привыкаешь. Трудно убить первого врага, остальных легче. А позже на это не обращаешь никакого внимания.
Галимов напомнил Хадрияру:
— Вы, помнится, намеревались связаться с Исмаил-Ханом.
— Да! Но в этом сейчас нет никакой необходимости.
Бывший дипломат растерянно посмотрел на помощника главаря крупной банды:
— Я не понимаю вас!
— А между тем все просто! Я уже сказал, что все в этом мире имеет свое начало и свой конец. Так вот, господин Галимов, к сожалению, ваша жизнь подошла к концу.
— Что?!! Что вы сказали?
— То, что тебе предстоит умереть. Сейчас и здесь, где более двадцати лет назад гяуры уничтожили сдавшихся в плен, безоружных братьев наших.
Галимова пробила дрожь:
— Подождите! Постойте, Хаджа, вы не сделаете этого! Мне сам Исмаил-Хан гарантировал безопасность.
— Он изменил свое решение!
— Прошу, Хаджа, дайте мне поговорить с саибом!
— Хорошо!
Хадрияр сунул руку за отворот халата, но достал не рацию, а пистолет. Вскинув его, дважды выстрелил Галимову в лоб. Бывший дипломат рухнул на грунт у обрыва, забившись в предсмертных судорогах.
Бандит проговорил:
— Вот и поговорил, господин Галимов.
Помощник Исмаил-Хана, спрятав пистолет, забрал из одежды дипломата афганский паспорт, медленно сжег его на огне американской зажигалки. После чего крикнул в массив:
— Ахмад! Рахим!
Бандиты вышли из леса. Хадрияр указал на труп Галимова:
— В ущелье этого шакала!
Боевики подхватили тело предателя, сбросили в пропасть. Хадрияр жестом указал бандитам на массив:
— Идите к машине! Рахим! Спутниковый телефон сюда.
Ахмад и Рахим скрылись в лесу. Вскоре Рахим вернулся, передал кейс главарю.
Помощник Исмаил-Хана достал трубку, выставил антенну, набрал длинный номер. Полевой командир ответил немедленно:
— Слушаю!
— Хадрияр, саиб!
— Рад приветствовать тебя. Как дела?
— С дипломатом вопрос решен!
— Ты сделал все так, как я говорил?
— Да! Паспорт уничтожен! Труп сбросили в ущелье Смерти!
— Ты выбрал надежное место. Там нашего бывшего друга не найдет никто! Хорошо! Возвращайтесь в крепость. Благодарю тебя!
— До встречи, саиб!
— До встречи, славный Хадрияр!
Спустя десять минут, после легкого завтрака, бандиты продолжили свой путь к крепости Хандар.
* * *Москва, среда, 13 июля.
Туркин прибыл в офис компании в 12:30. В приемной его встретила секретарь:
— Здравствуйте, Борис Анатольевич!
— Здравствуй, Оля! Как у нас тут дела?
— Да внешне все как обычно.
— Проверяющие из комиссии не беспокоят?
— Меня нет. С ними работает Николай Сергеевич.
— Надо узнать у него, нашла ли прокуратура какие-либо нарушения.
— Хорошо, узнаю! Вы пока будете у себя?
— Да, но попрошу тебя никого ко мне не впускать.
Секретарь спросила:
— А если прибудут заместитель Генерального прокурора или Николай Сергеевич Больших?
— Только после доклада мне!
— Хорошо! Кофе приготовить?
Туркин отказался:
— Нет, Оля, спасибо!
— Тогда я попытаюсь связаться с вашим заместителем.
— Давай!
Глава крупного нефтяного холдинга вошел в кабинет. Сел за рабочий стол, выложив на его поверхность спутниковый телефон. Закурил.
Звонок прозвучал в 13:28.
Туркин схватил трубку:
— Да?
Услышал голос террориста, похитившего дочь:
— Здравствуйте, Борис Анатольевич.
— Здравствуйте!
— Сутки прошли, я хотел бы узнать ваше решение относительно выкупа очаровательной Валентины Борисовны.
— Я готов заплатить указанную вами сумму!
Исмаил-Хан довольно произнес:
— Вот и прекрасно! Разумное и единственно верное решение. Сейчас я сообщу вам номера счетов, куда завтра вам предстоит равномерно перевести деньги. И уже послезавтра вы сможете обнять свою дочь. Думаю, вам будут благодарны и ее коллеги, ибо вместе с Валентиной я отпущу и всех остальных членов съемочной группы. Итак, готовьтесь записать счета.
Туркин откашлялся:
— Подождите, Исмаил-Хан. Я сказал, что готов заплатить вам за дочь, но не сиюминутно и даже не в ближайшие сутки. Дело в том, что мои компании внезапно подвергла проверке Генеральная прокуратура. Проверка носит плановый характер, ничего страшного в ней нет, но на время работы комиссии все мои зарубежные счета, откуда проще всего было бы перевести обозначенную сумму, заблокированы. Также невозможен перевод десяти миллионов долларов на ваши счета и из России. Переводами таких крупных сумм немедленно заинтересуется Федеральная служба безопасности и Служба финансовой разведки. Мне же нечем обосновать перевод денег. В результате ФСБ просто накроет сделку со всеми вытекающими отсюда последствиями. Поэтому я просил бы вас немного повременить, скажем, недели две, от силы три. Как только зарубежные счета будут разблокированы, вы тут же получите требуемые деньги. За просрочку я готов заплатить проценты.
Исмаил-Хан сделал паузу, а сердце Туркина вдруг сжалось от предчувствия беды. Наконец террорист тихо проговорил:
— Так! Вижу, господин Туркин, по-хорошему у нас договориться не получается. Вы решили поиграть со мной. У вас заблокированы счета? Плановая проверка? Но ваша беда в том, что меня подобные проблемы не интересуют. Мне плевать, что у вас там за дела в Москве. У меня ваша дочь, а вы пытаетесь затянуть время переговоров какими-то баснями. Это плохо. Очень плохо. По-моему, вы не понимаете, не осознаете всю серьезность положения. Что ж, я постараюсь заострить на этом внимание. Ждите завтра вечером до 22:30 послания от меня. Думаю, получив его, вы заговорите по-другому. А пока я ужесточу режим содержания вашей дочери — переведу ее в яму и ограничу питание. У меня все! До связи, господин Туркин. Признаюсь, вы разочаровали меня, что бесследно не пройдет.
Туркин крикнул в трубку:
— Но я действительно сейчас…
Услышал в ответ длинные, отрывистые гудки, а затем постоянный сигнал отключения канала спутниковой связи. Бросил трубку на стол.
Чертов моджахед! Ну неужели трудно немного подождать? Каких-то три недели? Нет, обезьяна давит! Разочаровал я, видите ли, его. Он, мразь, похитил мою дочь, а я же его еще разочаровал. Добраться бы до тебя, Исмаил-Хан, посмотрел бы тогда, как стал бы ты корчить из себя повелителя судеб. Но… не добраться. Не посмотреть. Скотина! Посадит Валюшу в яму, на хлеб и воду. Но почему? Почему уперся? Ведь я же проценты предложил. Взял бы и заломил пени, процента три в сутки. Нет! Я не понял, не осознал всей серьезности ситуации. Тварь, мразь душманская. Не добили вас наши в свое время. А следовало бы сровнять с землей этот вонючий Афганистан! Сколько он после войны бед нам принес. Ведь это оттуда прет в Россию наркота. Хотя о чем это я? При чем здесь наркота? Валюше угрожает смертельная опасность, а я родной отец, который в состоянии скупить этот Афган вместе со всеми его душманами, не могу спасти единственную дочь. Что делать? Что же все-таки делать?
Обхватив голову руками, Туркин погрузился в тяжелые думы. Ему нужен был выход, и он судорожно пытался найти его. Судорожно и… бесполезно. Пока, по крайней мере, бесполезно.
* * *Афганистан. Крепость Хандар.
Место нахождения Исмаил-Хана, 10:05 местного времени.
Отключив спутниковый телефон, главарь крупной террористической банды срочно вызвал к себе коменданта крепости Назима Натанджара. Явившись, тот сказал:
— Слушаю тебя, саиб!
Исмаил-Хан приказал:
— Готовь у стены дома место казни одного из заложников. Обеспечь оператора и вызови из Андената Мохаммеда.
Комендант удивленно взглянул на начальника:
— Ты решил казнить одного из русских?
Исмаил-Хан повысил голос:
— Ты что-то плохо понял, Натанджар?
— Нет! Но ничто не предвещало казни. А! Догадываюсь, отец женщины отказался платить названную сумму?
— Нет! Он решил поиграть со мной! Эти неверные, грязные свиньи, совершенно потеряли чувство страха, почувствовав себя на родине хозяевами всего и вся. Купаясь в роскоши и разврате, они утеряли способность реально оценивать угрозы. Поэтому развели вокруг себя полнейший бардак. Но ничего. Мы напомним им, что значит игнорировать наши требования. Туркин, видишь ли, не может немедленно перевести деньги на мои счета. У него внезапная, но плановая проверка его компаний. Лжет Туркин! Алчность его душит. И дочь хочет вернуть, и с деньгами расстаться не может. Но придется. Я не только убью одного из заложников, но и повышу сумму выкупа вдвое! Так что иди, Назим, готовь казнь.
Комендант спросил:
— Людей собирать будем? Казнь проведем публичную?
Исмаил-Хан отрицательно покачал головой:
— Нет! Не своих показываем, так что публичность ни к чему. Охрану не убирай, пусть воины смотрят, как неверному будут отрезать башку, остальных, кроме оператора, начальника охраны и Мохаммеда, не оповещай!
— Извините, саиб! Вы не сказали, кого из троицы намереваетесь казнить?
Главарь банды ответил:
— Руководителя съемочной группы, трусливого режиссера. Как его, Сергинского?
— Да, фамилия старшего русских Сергинский.
— Вот ему и отрежем голову, а то он у нас от страха скоро сам подохнет.
— Понял. Еще вопрос: Мохаммеду быть в готовности убыть в Пакистан?
— Да! Задачу я ему поставлю сразу после казни.
— И еще, саиб! Во сколько проведем казнь?
— Как только ты все обеспечишь. Поэтому прекрати задавать вопросы и иди, работай!
Комендант поклонился:
— Слушаюсь, саиб!
Натанджар, покинув главный дом, выслал посыльного в кишлак Анденат, приказал доставить к нему видеооператора Маруха. К Натанджару подошел начальник охраны крепости, спросил коменданта:
— Что за беготня вокруг, Назим?
Натанджар сплюнул на пыльные камни:
— Видно, что-то не получилось у саиба в переговорах с отцом захваченной русской женщины. Исмаил-Хан пришел в ярость и приказал казнить одного из заложников, а именно руководителя съемочной группы неверных.
Маруз удивился не меньше, чем ранее сам комендант:
— Вот как? Да! Видимо, сильно задел хозяина нефтяной магнат. Значит, суета означает подготовку казни?
— Да!
— Публичной?
— Нет! Как я понял, Исмаил-Хан желает казнить журналиста без шума, для того, чтобы кадры казни выслать отцу женщины-заложницы.
— Абу что, вызвал Мохаммеда?
— Да, посыльный уже отправился за ним!
— Тогда ты, скорей всего, прав! Мохаммеда саиб использует по связям с Пакистаном. Но кто бы мог подумать, что обстановка так резко изменится? И не торопится ли Исмаил-Хан? Если похищение усилиями того же Туркина еще могли замять в России, отдав решение этой проблемы нефтемагнату, то казнь российского журналиста наверняка вызовет весьма негативную реакцию у спецслужб России. Последствия этой реакции могут быть непредсказуемыми. Русские оклемались на Кавказе и там сейчас громят формирования боевиков налево и направо. Их руководство заявляет, что готово бороться с терроризмом не только на территории России, еще угрожает нанесением ракетных ударов по лагерям подготовки наемников, в какой бы стране те ни находились. Как бы нам, Назим, вновь не увидеть в Афганистане русский спецназ. Признаюсь, у меня нет особого желания встречаться с ним.
— А у кого это желание есть? Но приказ хозяина мы выполнить должны? Должны! И потом, пока жива Туркина, что бы Абу ни делал с ее коллегами, русские спецслужбы вряд ли вмешаются в наши дела. Деньги нефтемагната не дадут. Отец журналистки не позволит подвергать риску жизнь своей дочери.
Маруз, соглашаясь, кивнул:
— Возможно! — И добавил: — При одном условии, Назим! Если спецслужбы послушают нефтемагната. По большому счету, кто он для них? Так, шелупонь, упакованная под завязку, как осел, долларами.
— Не забывай, что Туркин может кормить чиновников, которые решают, применять спецназ или нет! А он наверняка подкармливает нужных людей во власти. И фигур крупных, значимых.
— Да! Но все равно, не нравится мне то, как последнее время ведет себя саиб. Иногда кажется, что он на грани срыва.
— Думай, о чем говоришь. Так можно и собственной головы лишиться!
— Но ты-то не сдашь меня?
— Я не сдам. Другой сдаст. Лучше, Маруз, не перечить Исмаилу. Это опасно!
— Ты прав. Мы служим ему, а значит, должны повиноваться.
К ближайшим помощникам главаря бандформирований подошел невзрачный афганец, лет сорока с редкой, причем рыжей бородкой. Обратился к коменданту:
— Саиб Натанджар, вы хотели меня видеть?
В руках афганец держал дорогую профессиональную видеокамеру.
Комендант ответил:
— Да, Марух, ты мне нужен! Подожди.
Натанджар повернулся к начальнику охраны:
— Абдула! Обеспечь, чтобы во время казни в крепости было как можно меньше охранников.
— А смысл? Даже если один из них увидит казнь, то, будь спокоен, вечером о ней в подробностях будет знать весь Анденат.
— Ты прав! И все же сократи количество охраны, а тех, кто останется, предупреди, чтобы держали языки за зубами, если не хотят лишиться их.
— Хорошо!
Абдула Маруз отошел к воротам забора крепости Хандар.
Комендант развернулся к оператору:
— Я вызвал тебя для того, чтобы передать приказ саиба провести съемку казни одного из заложников, которая состоится в ближайшие часы.
— Но, господин комендант, я не смогу это сделать!
— Это еще почему?
— Моя камера вышла из строя. Недавно я случайно уронил ее и что-то повредил. Пробовал снимать, вроде все работает, а изображение на пленку не ложится.
— Ты понимаешь, ишак беременный, что натворил? И каково может быть наказание хозяина за допущенную беспечность и халатность в обращении с дорогостоящей, а главное, такой нужной сегодня видеокамерой? Ведь Исмаил-Хан может расценить поступок как преднамеренное повреждение камеры.
— Но… я не хотел… клянусь!
Натанджар закричал на оператора:
— Да мне плевать, хотел ты или нет. Чем будем снимать казнь? Вторая камера в машине Хадрияра, когда он вернется из поездки по заданию Исмаил-Хана, неизвестно. Третьей у нас нет. Что прикажешь делать, бестолковый осел?
Афганец засуетился:
— Подождите, не гневайтесь. У нас нет третьей камеры, но есть видеокамера самих русских. И она работоспособна.
Комендант облегченно вздохнул:
— Фу! Я совсем забыл об этом. Забыл об операторе неверных. Его мы и привлечем к работе. А ты, чтобы не потерять голову, исчезни в Анденат. Дома ляг в постель и прикинься больным. Посади возле себя жену. А перед этим пусть она пустит слух по кишлаку о твоей болезни. О том, что ты из-за высокой температуры встать не можешь.
Оператор закивал:
— Сделаю, господин комендант, все сделаю, как вы сказали. Благодарю вас!
— Отблагодаришь позже! Ночью пришлешь ко мне свою наложницу.
— Но она не наложница, я собираюсь сделать Лейлу второй женой!
— Ты хочешь оставить семью без кормильца? Я могу это устроить!
Оператор поник:
— Хорошо, господин Натанджар, Лейла ночью будет у вас!
— Ты не добавил — и исполнит все мои желания.
— И исполнит все ваши желания!
— Проваливай! Да быстрей, пока тебя не увидел саиб.
Афганец побежал к воротам.
Комендант усмехнулся вслед незадачливому оператору. Не будет у тебя второй жены, Марух. Лейла, этот прекрасный, юный цветок, как придет ко мне, так у меня и останется. А ты будешь спать со своей тощей ведьмой. До конца недолгих дней своих.
Натанджар увидел вошедшего во двор крепости Мохаммеда, человека, исполнявшего особые поручения Исмаил-Хана, в основном в Пакистане, где имел неплохие связи благодаря богатому и влиятельному в Исламабаде близкому родственнику.
Комендант поприветствовал порученца или, точнее, курьера хозяина:
— Ассолом аллейкум, Мохаммед! Как твои дела?
— Ва аллейкум ассолом, Назим, у меня все, слава Всевышнему, хорошо. Как ты?
— Тоже в порядке!
— Мне предстоит путь в Пакистан?
— Не знаю! Об этом тебе скажет сам саиб.
— Исмаил-Хан в доме?
— Да. У себя в комнате. По крайней мере, недавно был там.
— Мне пройти к нему или дождаться здесь?
— Пройди! Абу вызывал тебя, значит, ждет!
— Ты хитрый человек, Натанджар!
Комендант изобразил удивление:
— Почему?
— Ведь знаешь, для чего меня вызвал хозяин!
— Пусть так! Тебе от этого легче? Ведь в любом случае задание будешь получать от саиба!
— Ладно! Пройду в дом!
— Иди, Мохаммед! Удачи тебе!
— Тебе того же! Один совет.
— Да?
— Не перехитри как-нибудь самого себя. Это плохо кончится!
— За меня не волнуйся, Мохаммед, о себе думай!
— Тоже верно!
Мохаммед вошел в дом. Поднялся в главную комнату, где и застал стоявшего у окна-бойницы главаря местной банды. Поздоровался:
— Салам, Исмаил-Хан!
— Салам, Мохаммед!
— Надо ехать в Пакистан?
— Да! Но не сейчас, не немедленно, а часа через два-три.
— Что-то должно произойти за это время?
— Ничего особенного. Казнь одного из заложников.
— Казнь? У тебя не пошли переговоры о выкупе?
— А вот это тебя, Мохаммед, при всем уважении, не касается.
— Ты прав.
Исмаил-Хан спросил:
— Сколько понадобится времени, чтобы добраться до Исламабада, выехав отсюда, скажем, часа в три пополудни?