— Вы вышли из машины, — напомнил Уилсон.
— Точно. Злая, как черт. Начала кричать на него. Он кричал на меня. Потом толкнул. Еще раз толкнул, и я ударилась спиной о пикап. Он сказал: «Я вижу тебя». И опять поднял кулак. После этого я ударила его ногой.
— Как вы думаете, что он имел в виду, говоря: «Я вижу тебя»?
— Мою бабушку. Он хотел сказать, что видит мою бабушку. Ему кажется, что, причиняя вред мне, он добирается до нее. Он напал на моего друга, потом разбил мои вещи, а теперь принялся за меня.
— У нас есть доказательства только в отношении сегодняшнего инцидента, — сказал Уилсон. — Остальное он отрицает.
— Вы ему верите?
— Нет, но нам трудно понять, почему человек, которого обвиняют в нападении с использованием транспортного средства, опрометчивом создании угрозы безопасности и преднамеренном нападении, отказывается признать вторжение и вандализм. Дело в том, мисс Макгоуэн, что он, похоже, считает себя правым в сегодняшнем инциденте. Никакого раскаяния или страха перед последствиями. Если бы его жена не привела адвоката, мы могли бы добиться большего.
— И что теперь?
— Формальное предъявление обвинения, прошение об освобождении под поручительство. Учитывая его возраст и то, сколько времени он живет здесь, адвокат попросит, чтобы его отпустили под свою ответственность. А учитывая характер нападения и то, что он живет неподалеку от вас, окружной прокурор, вероятно, потребует, чтобы в освобождении под поручительство было отказано. Не могу сказать, чем все это закончится — может, чем-то средним.
— Его жена клянется, что он не покидал дома прошлым вечером, — Айрик раскрыл лежавший у него на коленях блокнот. — Что они ушли из парка сразу после того, как увидели вас, и он оставался дома всю ночь. Правда, мы выудили из нее признание, что он часто проводит время в комнате сына, запирается там, спит там. Так что он мог выйти из дома незаметно для нее. Мы этим займемся, обещаю вам.
Сразу после того, как детективы ушли, приехал отец Силлы вместе с Патти и Энжи. Они были просто в ужасе от произошедшего и так кричали, что не услышали, как появилась мать Форда с большим пластиковым контейнером для еды «Тапперуэр» и букетом цветов.
— Не вставай, бедняжка. Я принесла тебе куриный суп.
— О, Пенни, как это предусмотрительно, — Патти вскочила, чтобы взять цветы. — Я не подумала о еде и цветах. Я не подумала…
— Конечно, не подумала. У тебя голова была занята совсем другим. Силла, я прямо сейчас разогрею тебе тарелку. Мой куриный суп — универсальное лечебное средство. Простуда, грипп, синяки, шишки, ссоры с возлюбленными, дождливые дни. Форд, найди Патти вазу для цветов. Ничто так не поднимает настроение, как букет подсолнухов.
Патти заплакала, прижимая к себе цветы.
— Ну, ну, — Пенни обняла Патти, не выпуская из другой руки контейнер с супом. — Пойдем со мной, милая. Пойдем. Сделаем что-нибудь полезное, и тебе станет легче.
— Ты видела ее лицо? — всхлипнула Патти, направляясь вслед за Пенни в кухню.
— Не слушай ее, она просто расстроена. — Энжи села рядом с Силлой и взяла ее за руку.
— Я знаю. Все в порядке.
— Нет, — Гэвин отвернулся от окна. — Ничего не в порядке. Я должен был поставить на место Хеннесси еще много лет назад. Но я просто старался не пересекаться с ним. Я устранился, потому что мне было так удобно. И потому что он не трогал Патти и Энжи. Но он не оставлял тебя в покое, а я по-прежнему не вмешивался.
— Твое вмешательство ничего бы не изменило.
— Я бы не чувствовал себя плохим отцом.
— Ты не…
— Энжи, — обратился к дочери Гэвин, перебив Силлу, — ты не могла бы пойти помочь маме и миссис Сойер?
— Хорошо.
— Форд, будь любезен.
Кивнув, Форд вышел вслед за Энжи. Силла села, и внутри у нее все напряглось.
— Я знаю, что ты расстроен. Мы все расстроены, — начала она.
— Я отдал тебя ей. Я отдал тебя ей и самоустранился.
Силла посмотрела ему в глаза и наконец задала вопрос, который мучил ее много лет:
— Почему?
— Я убеждал себя, что так будет лучше для тебя. Даже верил в это. Я говорил себе, что там ты на своем месте и что с матерью ты можешь заниматься тем, что принесет тебе счастье. Что у тебя будут преимущества. Я не был счастлив там, а то, что произошло между твоей матерью и мной, пробуждало худшие стороны наших натур. Я почувствовал… свободу, когда вернулся сюда.
— Мне было около года, когда ты расстался с матерью, и не исполнилось и трех лет, когда ты уехал.
— Мы не могли сказать друг другу и двух фраз, не поссорившись. Когда нас разделяло несколько тысяч миль, было чуть-чуть легче. Поначалу я приезжал повидаться с тобой каждый месяц или два… потом реже. Ты уже выступала на сцене. Мне было легко убедить себя, что ты очень занята и что, вместо того чтобы приезжать сюда на каникулы, тебе лучше выступать.
— И ты здесь строил новую жизнь.
— Да, когда влюбился в Патти, — он посмотрел на свои руки, а затем опустил их. — Ты для меня представлялась чем-то нереальным, красивая маленькая девочка, которую я навещал несколько раз в год. Я убеждал себя, что исполняю свои обязанности — не забываю платить алименты, звоню в день рождения и на Рождество, присылаю подарки. Иногда я понимал, что это ложь. Но у меня была Энжи. Здесь, все время рядом. Ей я был нужен, а тебе нет.
— Ты был нужен мне, — глаза Силлы наполнились слезами. — Нужен.
— Знаю. Но я так и не смог сделать этого — для тебя и для себя, — его голос стал хриплым. — Я хотел спокойной жизни, Силла. И я пожертвовал тобой ради нее. Когда я это понял, ты уже выросла.
— Ты любил меня?
Он прижал пальцы к глазам, как будто их жгло огнем, затем опустил руки, подошел к Силле и присел рядом.
— Я присутствовал при твоем рождении. Мне дали тебя подержать, и я испытал необыкновенное чувство. Какой-то священный трепет. Изумление, ужас, волнение. Я хорошо помню несколько первых недель после того, как мы привезли тебя домой. Как-то утром меня разбудил телефонный звонок, и я услышал, что ты плачешь. Нянька покормила тебя, но ты продолжала капризничать. Я взял тебя на руки и сел в кресло-качалку. Ты срыгнула мне на рубашку. А потом посмотрела прямо в глаза. И я понял, что люблю тебя. Мне не следовало тебя отдавать.
Силла вздохнула, чувствуя, что вот-вот на ее глазах появятся слезы.
— Ты помог мне выбрать розы и красный клен. Ты покрасил мне гостиную. А теперь ты здесь.
— Я видел, — прошептал он, обнимая ее одной рукой, — как ты стоишь на веранде, построенной собственными руками. И понял, что люблю тебя.
Первый раз на своей памяти и, возможно, первый раз в жизни она уткнулась лицом ему в грудь и заплакала.
Потом она ела куриный суп. И удивлялась, что после супа почувствовала себя гораздо лучше. Высокая зеленая ваза с подсолнухами тоже поднимала настроение. Силла решила, что ей больше нет необходимости лежать в кровати, поэтому предложила Форду прогуляться и посмотреть, как продвигаются работы в ее доме.
— Пойдем, — Форд улыбнулся. — Ты действительно отлично выглядишь.
Когда они вышли, Силла немного поежилась.
— Стало прохладнее. Но на улице так хорошо. Похоже, собирается дождь.
— Ты превращаешься в деревенскую девушку.
Улыбнувшись, она подняла лицо к небу.
— Точно. И кроме того, как любой строитель, утром я смотрю прогноз погоды. Вероятность вечерней грозы шестьдесят процентов. Кстати о погоде — ты хорошо справляешься и с душевными бурями.
— Едва ли, если хочешь знать правду. Пока моя мать успокаивала Патти, заплакала Энжи, а потом не выдержала и мать. Так что я оказался на кухне с тремя плачущими женщинами, которые грели суп и ставили в вазу цветы, — со страдальческим видом он провел рукой по взъерошенным волосам. — Я чуть не сбежал. Спок выскользнул на улицу через свою дверцу, как трус. Я хотел последовать его примеру.
— Ты сделан из другого теста.
— Может быть, но я уже собрался сбежать, когда заглянул в гостиную и увидел, что путь свободен и ты вытираешь глаза.
— Спасибо, что продержался.
— Так всегда поступают влюбленные мужчины, — он отпер дверь и распахнул ее.
Силла замерла на пороге, а Спок бесцеремонно проскользнул в дом мимо ее ног.
— С тобой такое уже было?
— Что?
— Любовь.
— Я был влюблен в Айви Латтимер, когда мне было восемь лет, но она отвечала мне презрением и насмешками. Я был влюблен в Стефани Провост в тринадцать, и она отвечала мне взаимностью шесть счастливых дней, прежде чем променять на Дона Эрба и его стационарный бассейн.
— Я серьезно, — она прижала палец к его губам.
— В то время для меня это было очень серьезно. Были и другие. Но ты спрашиваешь, настоящее ли это и смотрел ли я когда-нибудь на женщину, которую знал, чувствовал и желал в одно и то же время? Нет. Ты первая.
— В то время для меня это было очень серьезно. Были и другие. Но ты спрашиваешь, настоящее ли это и смотрел ли я когда-нибудь на женщину, которую знал, чувствовал и желал в одно и то же время? Нет. Ты первая.
Он взял ее руку и коснулся губами пальцев, и она вспомнила, что точно так же целовал пальцы Патти ее отец.
— Похоже, тут ничего не изменилось. Что эти парни делали целый день?
— Потому что ты не знаешь, где смотреть, — она прошла в гостиную. — Установлены панели выключателей и розеток, которые я специально заказывала — бронзовая чеканка. Очень мило, потому что делать это было необязательно. Мэтт не трогал наличники, потому что знает, что мне доставит удовольствие установить их самой.
Она вышла из гостиной и радостно вскрикнула на пороге туалетной комнаты.
— Плитку положили, — она присела на корточки и потрогала пол. — Красиво, очень красиво. Соломенный цвет в узоре отлично сочетается с палитрой фойе и гостиной. Интересно, они занялись ванной на третьем этаже или закончили каменную кладку?
Она по-прежнему полна энергии, подумал Форд, идя вслед за ней.
Когда она все проверила, удовлетворившись увиденным, послышались первые раскаты грома. Спок издал недовольное рычание и боязливо прижался к ногам Форда.
Силла включила сигнализацию и заперла дом.
— Поднимается ветер. Мне это нравится. Я люблю, когда дождь идет ночью и не мешает работе. Бригада Брайана приедет завтра, и мы начнем заниматься прудом. Кроме того, мы… Черт, я совсем забыла. Утром я оставила предложение о покупке дома. Просто мне захотелось сделать это немедленно. На завтра я назначила встречу с агентом, который покажет нам дом. Если тебе не очень удобно, то можно перенести встречу.
— Ну зачем же? В какое время завтра?
— В пять. У меня много дел, и я решила, что в пять будет в самый раз.
— Отлично. Поедем после посещения врача — он ждет тебя в четыре.
— Но…
— В четыре, — повторил он тоном, которым редко с ней разговаривал.
— Ладно. Хорошо.
Форд улыбнулся.
— А теперь, что ты скажешь, если мы посидим на веранде, выпьем вина и полюбуемся на грозу?
— Скажу, что это отличный способ закончить по-настоящему паршивый день.
Силла подумала, что очень быстро приходит в себя. Она хорошо спала ночью — возможно, не без помощи двух бокалов вина, двух таблеток ибупрофена и еще одной тарелки знаменитого куриного супа Пенни. В семь часов ей удалось выбраться из постели, не разбудив Форда. Еще один сеанс в ванне с гидромассажем, осторожная зарядка, две таблетки обезболивающего и горячий душ, от которого перехватывает дыхание, — после всего этого Силла почувствовала себя почти здоровой.
За чашкой кофе она размышляла, зачем ей нужен врачебный осмотр. Она и без него знала, что ушибы еще несколько дней поболят.
Однако она сомневалась, что Форд с ней согласится.
Но разве это не здорово? Рядом есть человек, которому не все равно и который проявляет настойчивость в том, что касается ее здоровья. Придется ей научиться проявлять гибкость.
Кроме того, все худшее позади. Хеннесси в тюрьме и не сможет больше причинить вред ни ей, ни ее собственности. Она спокойно закончит реконструкцию дома. А потом примется за следующий.
Но мысли Силлы все время сбивались на Форда. Что это значит, когда тебя любит такой человек, что это значит — быть влюбленной, если она правильно понимает это слово, в такого человека, как Форд?
Они могут, не торопясь, строить свои отношения, правда? Перестраивать, менять цвета и отделку. Могут внимательно изучить фундамент, оценить риски. Потому что в ее собственном фундаменте очень много трещин, но, может, их удастся заделать и укрепить.
Только после этого появится шанс выстроить все здание. Сделать его прочным и долговечным.
Она написала записку и прислонила к кофеварке.
Чувствую себя хорошо. Пошла работать.
Силла.
Откровенно говоря, она чувствовала себя просто не так паршиво, как вчера, но посчитала, что слово «хорошо» лучше подействует на Форда.
Она наполнила термос кофе и направилась к двери.
Открыв дверь, она в испуге отпрянула. По ту сторону порога стояла миссис Хеннесси, подняв руку, как будто собиралась постучать.
— Миссис Хеннесси.
— Мисс Макгоуэн, я надеялась вас застать. Мне нужно с вами поговорить.
— Не думаю, что это хорошая идея, учитывая обстоятельства.
— Пожалуйста. Пожалуйста, — миссис Хеннесси сделала шаг навстречу, так что Силла была вынуждена посторониться. — Я знаю, что вы должны быть расстроены. Я знаю, что у вас есть на то причины, но…
— Расстроена? Да, для этого у меня есть все основания. Ваш муж пытался меня убить.
— Нет. Нет. Он вышел из себя, и это отчасти моя вина. Он был не прав, что так поступил, но вы должны понять, что он не понимал, что делает.
— А когда он это понимал? Когда он сначала поехал сюда или когда несколько раз протаранил меня, пока не столкнул с дороги? Или когда толкнул меня? Или когда занес надо мной кулак?
Глаза миссис Хеннесси блестели — в них были страх, боль, признание вины.
— Его поступкам нет оправдания. Я это знаю. Я пришла сюда молить вас о жалости, о сострадании. Открыть свое сердце и понять его боль.
— Вы пережили трагедию больше тридцати лет назад. А он обвиняет в ней меня сейчас. И что я должна понять?
— Тридцать лет или тридцать минут — для него нет разницы. В ту ночь наш сын, наш единственный ребенок, лишился будущего. Мы могли иметь только одного ребенка. У меня были проблемы со здоровьем. Но Джим сказал мне, что это не имеет значения. У нас было все. У нас был Джимми. Он любил мальчика больше всего на свете. Может, слишком сильно любил. Разве это грех? Разве это неправильно? Посмотрите, посмотрите.
Она достала из сумочки фотографию в рамке и протянула ее Силле.
— Это Джимми. Наш мальчик. Посмотрите на него.
— Миссис Хеннесси…
— Точная копия отца, — быстро и настойчиво заговорила она. — Все так говорили, с самого его рождения. Он был таким хорошим мальчиком. Веселым, милым, забавным. Он собирался поступить в колледж, а потом на медицинский факультет. Он хотел стать врачом. Ни я, ни Джим не оканчивали колледжа. Но мы экономили, копили деньги, чтобы Джимми мог учиться. Мы так гордились им.
— Красивый юноша, — выдавила из себя Силла и вернула фотографию. — Мне очень жаль, что все это случилось. Я искренне вам сочувствую. Но я не виновата в этом.
— Конечно, не виноваты. Конечно, не виноваты, — она прижала снимок к сердцу, и глаза ее наполнились слезами. — Я каждый день скорблю о том, что случилось с моим мальчиком. После той ночи Джимми никогда не был прежним. И дело не в том, что он не мог ходить или двигать руками. В его глазах погас свет. Он перестал быть самим собой. В одну ночь я потеряла и сына, и мужа. Он много лет ухаживал за Джимми, не позволял этого делать мне. Это была его обязанность. Кормить его, переодевать, поднимать. Это поддерживало его. Это стало его целью.
Она вздохнула.
— Когда Джимми умер, я почувствовала какое-то облегчение — мне не стыдно в этом признаться. Как будто мой мальчик стал опять свободен, чтобы жить, ходить и смеяться. Но после его смерти у Джима ничего не осталось. Джимми заставлял его жить, даже если эта жизнь была горькой. Он просто не выдержал. Это его сломало. Умоляю вас, не отправляйте его в тюрьму. Ему нужна помощь. И время, чтобы оправиться. Не добивайте его. Я не знаю, что я буду делать без него.
Она закрыла лицо руками, и ее плечи вздрагивали от рыданий. Краем глаза Силла заметила движение на лестнице. Увидев Форда, она подняла руку, чтобы остановить его.
— Миссис Хеннесси, вы знаете, что он сделал вчера? Вы понимаете, что он сделал?
— Я знаю, что он вас ударил. Мне не следовало говорить ему, что вы приходили. Я была расстроена и набросилась на него, говорила, что он должен оставить вас в покое. А он кричал, почему я позволила вам прийти. А потом умчался. Если бы я не разозлила его…
— А в другие разы?
— Я ничего об этом не знаю, — она покачала головой. — Разве вы не видите, что ему нужна помощь? Разве вы не видите, что он болен — у него болит душа, болит сердце. Я люблю своего мужа. Я хочу, чтобы он вернулся. Он умрет, если попадет в тюрьму. Он там умрет. Вы молоды. У вас все впереди. А мы уже потеряли главное, что было у нас в жизни. Разве в вас не найдется хоть капля жалости, чтобы позволить нам попытаться обрести покой?
— И что, по-вашему, я должна сделать?
— Вы можете им сказать, что не хотите отправлять его в тюрьму, — она схватила Силлу за руки. — Адвокат говорит, что может потребовать психиатрической экспертизы и лечения в больнице. Они отправят Джима туда, где ему помогут. Его заставят туда поехать — разве это не наказание? Он должен будет это сделать, но они ему помогут.