У нас убивают по вторникам - Слаповский Алексей Иванович 6 стр.

— Было лето. Пренебрегая жару, Ольга ехала домой с улыбкой, что сейчас увидит любимого мужа Георгия. Хотя и сожалела об отсутствии дочери Насти, которая гостила у бабушки на летний период школьных каникул. Приехав домой, Ольга не стала звонить, а, желая сделать Георгию сюрприз, тихо открыла дверь и восторженно бросилась в квартиру. Но ее встретило пустое пространство тишины и отсутствие Георгия, которое ее изумило.

— Слинял, зараза, — прокомментировала Маша.

Людмила не обратила внимания: глаза ее стали вдохно­венными и закрытыми, хотя и были открыты; она видела те­перь не окружающее, а свою историю.

— Тогда, выхватив мобильный телефон, Ольга позвони­ла мужу.

— А раньше-то чего не звонила? — встрял Глеб Галкин.

— Сказано же, сюрприз сделать хотела!

— А он не знал, что она прилетает?

— Не знал! Потому что ее на обратный рейс на другой са­молет пересадили, вот она раньше и прилетела, причем на целые полсуток! — ответила Людмила, невольно выйдя из вдохновенного состояния. Но тут же опять вернулась в него, обняла себя руками, как бы желая удержаться от мелких эмоций, и, слегка раскачиваясь, продолжила:

— Георгий не отвечал на звонки. Смутная тревога обхва­тила Ольгу. Это была суббота, а в субботу Георгий никогда не выходил из дома, предпочитая пить пиво и просматри­вать спортивные телепередачи.

— А может, пиво кончилось, в магазин побежал? — му­дро предположил Глеб Галкин.

— Сердце подсказывало Ольге, что тут что-то не так, — гнула свое Людмила. — Она позвонила его матери. Мать от­ветила неопределенно и уклончиво, что окончательно все­лило ужас в сердце Ольги.

— Матери всегда своих сыновей защищают, — осуждаю­ще вставила Маша.

— Тут Ольга обнаружила отсутствие многих вещей Геор­гия. До нее стала доходить страшная догадка, что здесь за­мешана другая женщина. За два месяца до этого она с Геор­гием была на свадьбе его младшей сестры, где обнаружила Георгия у туалета, где он страстно обнимал девушку, имя которой было Ирина, она была подругой друга жениха. На тот момент Ольга решила простить за счет алкогольного опьянения Георгия, который в таком состоянии плохо себя помнил. Но через неделю, взяв случайно телефон Георгия, она обнаружила там имя Ирина, которого до этого не было. Она, не желая скрывать подозрений, спросила Георгия, ка­кая Ирина имеется в виду. Может быть та, с которой он без стыда и совести интимно стоял у туалета? Нет, сказал он, это другая Ирина, по работе. Но после этого имя Ирина ис­чезло из телефона.

— И появился Андрей, — мудро хмыкнул Глеб Галкин. — Знаем эти штуки.

— Сам, что ли, применяешь? У, кобели вы все! — Маша слегка толкнула Галкина, что тому было только приятно. Приятно ему также было, что его причислили к разряду ко­белей, то есть успешных у женского пола мужчин. Хоть это, увы, было не так.

— Оно исчезло из телефона, — все более разгоралась Людмила, увлекаясь своим рассказом, — но Георгий стал задерживаться на работе, хотя будучи при этом работником ремонтного предприятия бытовой техники и имея норми­рованный день. Он ссылался на частные заказы на дому, но это было малоубедительно. Ольга высказывала свои подо­зрения, тогда Георгий стал приходить аккуратно, но неиз­вестно, что он делал во время ее отсутствия.

— Вот именно! — сердито сказала Маша. — Сутки туда, сутки обратно, что там мой Петр делает, хрен его знает. Я ему говорю: смотри, принесешь мне что-нибудь вене­рическое, я тебя просто на месте убью тогда. А он только смеется, зараза. Да нет, он меня любит, — успокоила себя Маша, не приведя никаких аргументов, которые, впрочем, женщине и не нужны, ей нужна только вера.

— Итак, Ольга догадалась, что Георгий ушел к Ирине, — взволнованно продолжала Людмила. — Ее поразила эта но­вость. Да, она знала, что такое бывает, что мужья уходят к чужим женщинам, но она не представляла, что это может случиться с ней.

— Все плохое с другими происходит, — мудро подтвер­дил Галкин.

— Вся вне себя от несчастья, но держа себя в руках, Оль­га позвонила сестре Георгия, та позвонила бывшему другу Ирины, который остался другом ее жениха, то есть теперь мужа, и под ложным предлогом выяснила не только телефон Ирины, но и ее адрес — будто бы из-за необходимости по­советоваться относительно перешивки брючного костюма, который ей был куплен неудачно, потому что Ирина была портниха-подгонщица в ателье и на дому. Костюм отлич­ный, импортный, недорогой, мерила в магазине — все нор­мально, принесла домой — на размер больше, то ли другой подсунули, то ли просто как-то обгляделась, поволокла об­ратно, не берут, — пояснила Людмила историю с костюмом, произнеся это все скороговоркой и обычными словами — вне рассказа. И, сделав паузу, вернулась в прежнее русло. — И тогда Ольга пошла прямо туда, по которому адресу жила подлая Ирина. Она вошла в подъезд, воспользовавшись местной старушкой, которая открыла дверь, поднялась на лифте и дрожащей рукой позвонила в дверь. Но в кварти­ре никого не оказалось. Тогда Ольга села на лестнице и ста­ла ждать. Проходили разные люди, но Георгия и Ирины не было. Наконец приехал очередной лифт, и Ольга услышала знакомый голос Георгия. Услышала она также женский го­лос. Ольга встала перед ними. Мертвец, вставший из гроба на кладбище, так бы не испугал эту отвратительную женщи­ну, как испугала ее Ольга. Но Георгий постарался сохранить жизнерадостный и спокойный вид. Он сказал, что заехал просто так по поводу переговорить о пошиве себе куртки, потому что он никак не может найти себе нормальную курт­ку для его размера и фасона. Тут Ирина пришла в себя и ска­зала: «Георгий, ты же мне обещал, что мы не будем врать и скажем ей всю правду». — «Да, — сказал Георгий, — но ее надо подготовить, и я с ней прожил все-таки восемь лет». — «Ты мог ее подготовить раньше, — сказала Ирина, — мы до­говаривались об этом. Больше того, ты говорил мне, что ты с ней объяснился про нашу любовь и отношения». — «Хо­рошо, — сказал Георгий, — ты иди, а я ей все объясню». — «Нет, — сказала эта жестокая женщина, — говори при мне или мы расстанемся».

— Сссучка! — с присвистом выдохнула Маша. — Ну, и что?

— Ольга сказала им: «Если уж говорить, то сейчас и всю правду. Да, я желаю знать всю правду. Я уже поняла, что у вас грязные сексуальные отношения, этого мне не надо говорить, но скажи мне ты, Георгий, какое ты примешь ре­шение, если я прощу тебя после твоей измены?» — «Это не измена, — закричала Ирина невыносимо противным голо­сом, — а это его ко мне любовь, а ты ему надоела!» Но Ольга мужественно не обращала внимания на ее выпады, а обща­лась исключительно с Георгием, потому что он был ее муж, а эта проститутка была никто. «Я слушаю тебя, Георгий», — произнесла она. И тут Георгий сказал, что да, так получи­лось, что он любит эту Ирину, и они теперь будут жить вме­сте с ее малолетним сыном.

— Как будто у самого дочери нет, — пробормотала Ма­ша. — Ну, ну?

— Ольга мужественно вынесла это признание и опять села на лестницу. Она не произнесла после этого ни слова. Георгий и эта женщина постояли и ушли, не найдя никаких других доводов. Наступил вечер. Дважды Георгий звонил Ольге, пытаясь с ней поговорить по телефону, но она не хо­тела заочного общения. После этого он вышел и стал упра­шивать ее одно из двух — или зайти в квартиру поговорить, или уйти домой. Но Ольга не хотела ни туда, ни туда. На­ступила темная ночь. Хотя было лето, в подъезде было сыро и холодно. На следующий день было воскресенье. Георгий и Ирина затаились в квартире и ни разу оттуда не вышли. Только один раз приоткрылась дверь и тут же захлопну­лась.

— Партизаны, — хихикнула Маша.

— Но вечером опять вышел Георгий и стал опять гово­рить с Ольгой, но бесполезно. «Я уйду или с тобой, — ска­зала она, — или умру тут». После этого выскочила бешеной фурией Ирина.

— Кем? — Маша была очень увлечена рассказом, но не хотела упустить ни одного оттенка смысла, поэтому и спро­сила.

— Фурия — это, ну, типа бешеная женщина, которая на всех кидается.

— Ага, — кивнула Маша, и по лицу ее было видно, что она запоминает хорошее слово, чтобы использовать его в практической жизни. Среди пассажиров народ бывает очень разный, а матом ругаться начальство не рекомендует, бригадир накачку делает перед каждым рейсом во избежа­ние жалоб от пассажиров. А скажешь какой-нибудь сканда­лящей халде: «Фурия!» — и обидно, и не матом.

— Выскочила бешеной фурией Ирина, — Людмила под­хватила там, где ее прервали, — и стала нецензурной бра­нью поливать Ольгу, что будто бы она не дает им жить. «Жи­вите, — ответила Ольга, — я вам не мешаю, сижу и все». Следующие дни были превалирующим кошмаром. С утра Георгий и Ирина демонстративно ушли из дома, причем Георгий молчал — скорее всего потому, что она ему запре­тила. Маленького сына Ирины они взяли с собой, а потом не вернули, так как отвезли его к бабушке. Но сами верну­лись вечером и опять молча прошли в квартиру. Там Ирина коварно напоила Георгия спиртными напитками, тот вы­шел и стал в беспамятстве ругать Ольгу и напоминать ей те поступки, в которых она никогда не была виновата. Но это говорил не он, это говорила его несправедливая злость. Не добившись результата, Георгию стало плохо и его стало тошнить прямо на лестницу, Ольга достала платок, чтобы помочь, но выбежала.

— Фурией! — с удовольствием подсказала Маша.

— Да. Выбежала фурией Ирина и закричала, что за ним есть теперь кому ухаживать, и начала тряпкой все выти­рать, а потом принесла тазик и нарочно вымыла так, чтобы все стало мокро. Гергий в это время заснул у двери, Ири­на потащила его в квартиру, а он начал на нее нецензур­но возмущаться, а она закричала, что такими словами он может обзывать жену, а она не позволит. И утащила Геор­гия, — Людмила подумала и добавила, помня, что в кни­гах есть красивые сравнения с животным миром. — Как хищная птица утаскивает добычу в свое гнездо! После это­го Георгий не показывался, из чего следует вывод, что она продолжала его держать в алкогольном дурмане, а сама предприняла самые непредсказуемые последствия. Она вызвала сначала милицию, но милиция, воочию убедив­шись в ситуации, не сочла нужным забирать Ольгу, так как не видела состава преступления, так как Ольга не вры­валась в квартиру, а просто сидела, а документы у нее все были при себе и в порядке. Тогда Ирина вызвала психиа­трическую бригаду, но психиатры как приехали, так сра­зу и уехали, поняв с одного взгляда, что еще неизвестно, кто тут на самом деле психованный. Тогда Ирина решила поступить в частном порядке и позвала на помощь своего брата с другом. Брат и друг взяли Ольгу за руки и за ноги и пытались втащить в лифт, но у Ольги оказались неимо­верные силы сопротивления. Она расцарапала щеку одно­му и чуть не вырвала пальцами глаз у другого, тогда один из мужчин ударил ее.

— Гад! — сказала Маша, всхлипнув и презрительно по­смотрев на Глеба Галкина, который сделал вид, что он тут ни при чем.

— После этого они испугались, потому что из лица у Оль­ги пошла кровь, и ушли, поссорившись с Ириной и сказав, что они ничего не могут сделать, когда им наносят такой физический ущерб, а в тюрьму им неохота. Так Ольга сидела на лестнице несколько дней, никуда не отлучаясь. Она ниче­го не ела и не пила. Она даже не ходила куда-то.

Людмила запнулась. Речь шла о деликатном деле, ей не сразу пришли на ум слова, выражающие это художественно. И — недаром она столько читает! — она вспомнила такие слова.

— Она даже не ходила куда-то по неотложным физиологи­ческим проблемам, а свои естественные потребности отправ­ляла в мусоропровод, стараясь это делать аккуратно во избе­жание конфликта с жильцами. Но потом этих потребностей уже не осталось. Ольге стало совсем плохо, а Георгий и Ири­на закрылись и сидели в квартире, как мертвые. За все вре­мя только одна старушка вынесла Ольге стакан воды и этим поддержала ее угасающие силы. И эта же старушка принесла ей кусок хлеба с маслом. Ольга жадно набросилась на него, но тут же у нее начались страшные боли в животе, настолько сильные, что она потеряла сознание. И ее без сознания отвез­ли в больницу, когда она этого не чувствовала.

Людмила замолчала. Отпила чаю. Глеб и Маша не торо­пили, они понимали, что в этом месте нужно сделать пере­дышку. Сделав еще несколько глотков (Маша тут же подли­ла свежего), Людмила сказала:

— После недельного заболевания Ольгу отпустили до­мой. Она больше не поехала на ту предательскую квартиру. Она взяла отпуск и отгулы и просидела дома целый месяц. Она даже не могла поехать к дочери, которая была ее един­ственным утешением, чтобы не напугать ее своим видом. И однажды раздался звонок в дверь.

— Явился! — воскликнула Маша, угадав это своим жен­ским сердцем.

— Да, это явился Георгий. Он явился с вещами и сказал: «Я безрассудно увлекся этой женщиной. Она моложе тебя и красивее, если быть верным объективным обстоятель­ствам. Но я к этому быстро привык. Зато я задал себе во­прос: а могла бы она просидеть вот так четыре дня без пищи и воды ради меня и нашей любви? И ответил себе: нет! Она впадает в истерику, если ей покажется, что несвежая смета­на или что погода на улице не такая, как ей хочется, не гово­ря о глобальных вещах. Я оценил, — сказал он Ольге, — твой поступок и понял, что никто меня так не будет любить и ни­кого я не буду любить так, как тебя, потому что я вспомнил, что я тебя все-таки люблю». Но Ольга сказала: «Уходи».

— Молодец! — закричала Маша и хлопнула себя по ко­ленке.

— Он просил и умолял, но она сказала: «Уходи. Я могу тебя простить, но как мне простить свое унижение? Я не могу простить себя!»

— А себя-то чего? — не поняла Маша. Людмила досадливо поморщилась: не мешай!

— «Я не хочу, чтобы ты жил с женщиной, которую не ува­жаешь, потому что ты видел мое унижение, поэтому уходи и живи, как хочешь!» После некоторых препирательств он ушел, но не насовсем. Он сел на лестнице и стал там сидеть. Он сидел, а она терпела. Прошли сутки. Прошли вторые. Он все сидел. Она вышла и сказала, что это бесполезно. Он ска­зал, что, если ты считаешь, что унижалась, я тоже тогда уни­жусь и будем наравне. «Хотя, — сказал он ей, — я считаю, что это подвиг, потому что уже подыхаю от голода и не пред­ставляю, как ты выдержала». И тогда Ольга сказала: «Пой­дем, я приготовлю тебе ужин».

Людмила замолчала.

— И все? — спросил Глеб Галкин.

— А чего тебе еще? — раздраженно спросила Маша. — Люди опять стали жить вместе, разве не ясно?

— Да, — подтвердила Людмила, улыбнувшись. — Геор­гий и Ольга стали жить вместе, но отношения у них стали намного лучше, потому что они прошли испытания, кото­рые закалили их любовь.

Галкин, услышав эти слова, как-то сразу заскучал и под­нялся:

— Пойду, а то Серега там без меня. Ему тоже отдохнуть надо.

— Иди, иди! — насмешливо проводила его Маша. Потом долго с печальной улыбкой глядела в окно. И вдруг встрепенулась.

— Постой, Людмила! Ты прошлым летом целый месяц на работу не выходила. И ребенок у тебя был в деревне у бабки.

— Сын, а не дочь. А не выходила — нормальный отпуск был.

— Да ты вышла после этого нормального отпуска, как из Освенцима! Щеки к зубам прилипали. И еще я вспомнила: тебя один раз назад вне очереди послали, с другим поездом, значит — раньше приехала!

— А с тобой такого не было? По три раза за сезон. Ты что, думаешь, я про себя рассказывала? Вот чудачка! — негром­ко засмеялась Людмила. — Говорю же: сестра двоюродная, Ольга Витушанская, стюардесса.

— Прошлый раз она у тебя, кажется, моделью была?

— Она подрабатывает. С такой фигурой — почему нет? Со мной такого быть не может. А если было бы, я что, стала бы рассказывать, что ли? Очень надо.

Действительно, Людмила о себе рассказывать не любит и не умеет.

А когда будто бы о ком-то другом, пусть даже и приду­манном, — ничего, получается. И, главное, не так больно, как если бы о себе.

А двоюродной сестры Ольги Витушанской у Людмилы нет, была одноклассница, подруга с такой фамилией, кото­рая Людмиле очень нравилась своей благозвучностью. Исто­рия настоящая — и фамилия настоящая, соединяешь — все как в жизни.

ОБМАН

— Ольга, как вы знаете, была стюардессой. Однажды она, вернувшись из рейса в отсутствие мужа Георгия, который был на работе, пользуясь свободным временем, пошла на ры­нок. Была весна. Светило солнце. У Ольги было отличное на­строение. Ее целью были продукты, но там же располагались многочисленные павильоны с одеждой и обувью. Вообще-то Ольга предпочитала привозить себе вещи из-за границы.

— Она разве за границу летает? — спросила Маша.

— В том числе, — ответила Людмила. — За границей можно найти вещи и качественней, и дешевле. Но тут, про­ходя мимо одного из ларьков, Ольге бросилось в глаза кожа­ное пальто, о котором она давно мечтала. Ольга, как и все женщины, любила модные вещи, но не всегда могла себе это позволить. Но не расстраивалась. Она заметила, что модные вещи все равно выходят из моды. Ты будешь попу­сту завидовать, что у тебя нет модной вещи, а через два года никто уже ее не носит и завидовать нечему, а тебе получа­ется все равно, носила ты ее или нет, потому что ведь уже никто не носит.

— Большая разница, — мудро возразил Глеб Галкин. — Что получается? Все, например, сидят и выпивают на день рождение, а тебе нельзя, потому что в рейс, а когда закон­чат, то все равно, кто пил, а кто не пил?

— Кто пил, тем хуже, — возразила на это возражение Ма­ша.

Глеб пожал плечами.

— Вы будете слушать? — спросила Людмила.

— Давай, давай, — поощрила Маша.

— Ну вот. Но это пальто было не из разряда моды, а со­всем другое. Такое пальто когда-то носила одноклассница Ольги, красавица Нина Петельникова. Оно сидело на ней безукоризненно, подчеркивая талию и вызывая интерес у одноклассников. Но родители Ольги не могли позволить купить дочери такое пальто. А потом Ольга хотела купить сама, невзирая на моду, но таких пальто или не было или они стоили слишком дорого. И вот Ольга увидела пальто, которое было точно такое же, как у Нины Петельниковой. Оно висело прямо на двери павильона. Пощупав матери­ал пальто, он ей понравился, и Ольга вошла в павильон, где находился мужчина выше среднего возраста. «Чего же­лаем, мадам, у нас все есть!» — воскликнул он. «Я хочу по­смотреть это пальто», — сказала Ольга, ничем не выдавая своего волнения. Продавец ловко снял его, а Ольга скинула плащ и одела пальто. Оно сидело великолепно. Ольга смо­трела в зеркало и чувствовала, будто вернула себе всю свою молодость и красоту. «Вам очень идет! — сказал продавец, и в голосе его Ольга услышала искреннее восхищение. — И вам повезло, последнее такое пальто осталось. Натураль­ная кожа, шелковая подкладка, вы посмотрите!» Ольга от­вернула край пальто и посмотрела на подкладку, которая была бордового цвета, очень эффектно. Все было отлично, но какова цена? И Ольга спросила с замиранием сердца: «Сколько стоит?» Продавец ответил ей, что для кожаного пальто это стоит ерунду, восемь тысяч, обычно такие паль­то стоят от пятнадцати и выше, но он боится, что кончится сезон, поэтому продает со скидкой. Ольга огорчилась: у нее было с собой всего семь тысяч с половиной. Это были все ее деньги до конца месяца, но она рассчитывала на зарплату мужа. И она сказала, что у нее всего семь с половиной ты­сяч. Продавец сначала огорчился, а потом сказал: «Только из-за моей доброты, отдаю за семь с половиной, берите, ма­дам, и будьте счастливы!»