В 13.40 я сбил мой 7-й тяжелый бомбардировщик.
Вечером замечен вражеский разведчик, летящий на большой высоте, над Хелиголандом он улизнул от меня. Я не мог точно определить: кажется, это «лайтнинг».
1 июня 1943 годаАмериканцы снова приближаются над морем. При первой атаке над Хелиголандом двигатель моего самолета серьезно поврежден, как и насос для подачи топлива. Мы только что заняли позицию, удобную для бомбометания. Я был вынужден отделаться от моего «яйца», после чего чудом дотянул до базы.
Сержант Крамер также подбит над Вангерооге. Его машина с полностью оторванным хвостом, потеряв управление, столкнулась в воздухе с машиной лейтенанта Бирмана. Два самолета сцепились на несколько секунд и ста ли падать почти отвесно. Затем Бирман каким-то образом выровнял свой изуродованный самолет и смог спланировать на аэродром. Он пошел на жесткую посадку, но скорость оказалась слишком велика, и он перевернулся. Самолет полностью разрушен, а Бирман остался невредим.
Крамер выпрыгнул с парашютом. Он потерял хладнокровие и попытался раскрыть парашют на скорости более 900 километров в час. Две стропы на парашюте порвались, и он раскрылся наполовину. Крамер упал в море, его достали и отправили в госпиталь — он харкал кровью.
11 июня 1943 годаАмериканцы не появлялись до сегодняшнего вечера.
Мы два раза поднимались на перехват. Только на второй раз, когда бомбардировщики летели над морем, возвращаясь домой, я получил шанс выйти на удобную позицию. Один «боинг» в конце концов рухнул вниз после моей пятой атаки.
13 июня 1943 годаСегодня 13-е число.
Наше звено атакует группу из 120 бомбардировщиков. Я вижу в прицеле спокойно двигающийся «боинг». Жму обе гашетки и… ничего не происходит. Я проверяю магазин, предохранитель, жму гашетки снова — и опять молчание. Вне себя от бешенства, я ныряю в облака.
Сегодня — 13-е!
25 июня 1943 годаЯ чувствую себя разбитым после того, как, вместе с другими пилотами, сидел в баре до рассвета. Там раскидана куча пустых бутылок.
На небе сплошная облачность. Мы надеемся, что в такой день янки оставят нас в покое. Не замечено ни одного вражеского самолета. Я лег в надежде хоть немного поспать в комнате отдыха, рядом с помещением для персонала.
Звонок телефона разбудил меня в 7.00 — вражеские самолеты в районе Дора-Дора.
Как будто они не могли выбрать другой день!
Летчики еще спали. Я не стал их будить, а сам пошел к самолету. Главный механик доложил, что все машины проверены и готовы к полету. Зайдя в столовую, я заказал омлет, масло, хлеб и попытался поесть. Еда показалась мне безвкусной. Первый раз я не испытал удовольствия при мысли о том, что скоро лететь на задание. Какая-то неожиданная слабость появилась в животе. Страх?
Нет, думаю, это не страх, а равнодушие. Даже визит в туалет не приносит облегчения. Я в течение пятнадцати минут бегаю по взлетной полосе, пытаясь собраться. Турит, мой пес, бежит рядом. Снова и снова он бросается вперед, лая на чаек.
Из штаба пришло распоряжение быть готовым к взлету. Летчики, зевая, выходят один за другим. После того как немного перекусили, они надели меховые ботинки, комбинезоны и спасательные жилеты. Некоторые переговариваются. Я положил аварийный паек и аптечку во вместительный наколенный карман. Мы медленно направились к нашим самолетам. Объявления тревоги ждали в любой момент. Механики уже у самолетов. Мой главный механик болтает ногой, развалившись на крыле и жуя травинку. Какая иллюстрация бдительности!
Арндт[27] застегнул ремень безопасности, я надел шлем. Он протянул мне трубку телефона. На связи командующий. Спросил, готовы ли мы. Командиры звеньев ответили по очереди: лейтенант Зоммер,[28] я и капитан Фалькензамер.[29] Враг приближается к побережью: по всей видимости, сегодня они опять направляются в Вильгельмсхафен. 8.11. Взлет.
Звенья взлетают по очереди, всего 44 самолета. Пелена туч на высоте 2000 метров. Мы поднялись выше, приблизившись к побережью. Время от времени мы успевали мельком увидеть землю сквозь разрывы в облаках.
5000 метров. Мы преодолели еще одну пелену туч.
6000 метров. Никаких разговоров по радио. Сообщается только о расположении самолетов противника.
7000 метров. Мы ожидаем появления противника в любой момент.
Я проверил оружие. Кислородная маска мне тесна. Я пристроил ее поудобнее.
Мы летим сквозь скопления кучевых облаков. Сверху нависает третья пелена тяжелых туч. Мы летим сквозь долины, пещеры, горы в облаках. Наши самолеты кажутся невероятно маленькими, подавленными этим великолепием.
Вот и они!
«Боинги» на расстоянии около 1000 метров под нами.
Сегодня они летят не в плотном строю, а по одному или по три-четыре, сквозь сказочную пелерину облаков. Мы по одному стали пикировать вниз.
Вперед! Погоня началась.
Наша атака привела американцев в полное замешательство. Они беспорядочно мечутся, пытаясь скрыться в облаках, сбежать от нас. Невозможно оценить, сколько их. Они напоминают растревоженное пчелиное гнездо. Мы сообщаем друг другу выгодные позиции по радио.
Наши пилоты парами атакуют группы «боингов». Сегодня мой ведомый молодой сержант, он первый раз летит со мной. Это его первый воздушный бой. У него прекрасная возможность одержать первую победу, если он не потеряет самообладания.
Я выбрал два бомбардировщика, летящие отдельно, крыло к крылу, мы спустились ниже, чтобы атаковать их с тыла.
— Деллинг[30] (Dolling), возьми того, что слева.
Вызываю сержанта, но он отдаляется от меня и двигается вправо, не обращая внимания на мои вызовы.
— Держись ближе ко мне, парень! В другую сторону, влево! Иди влево и атакуй!
Я открыл огонь с близкого расстояния. Снаряды из моей пушки легли точно в центре фюзеляжа бомбардировщика. Задний стрелок упорно стреляет по мне. Я медленно приблизился, беспрерывно паля. В моем правом крыле появились пробоины. Этот мерзавец у хвостового пулемета не хочет оставить меня в покое, и, по всей видимости, нервы у него железные.
Расстреливаю с близкого расстояния «боинг», концентрируясь на хвостовом пулемете. После моих очередей он замолчал. Раздался взрыв, после которого замолчал и верхний пулемет.
Мы летим точно в глубоком каньоне, с отвесными стенами облаков с обеих сторон. Потрясающее зрелище! Деллинг упорно летит справа, не ввязываясь в бой. Почему он не атакует второго?
Потеряв терпение, я закричал:
— Стреляй, осел несчастный, стреляй!
Он совсем не реагирует.
Я услышал разрывы снарядов.
С правой стороны меня обстреливает пулемет со второго бомбардировщика. Он совсем близко от меня. Другой стрелок тоже начал стрелять по мне из спаренного пулемета. Очереди проходят прямо над моей головой.
Я почувствовал еще одно попадание по моему самолету. Мы попали в скопление облаков. У моего «боинга» уже пылает хвост и левый внутренний двигатель. Но два пулеметчика со второго бомбардировщика продолжают обстреливать меня. Они всего в 30 метрах от меня.
Стараюсь добить мою жертву. Этот негодяй будет сбит, даже если за это придется заплатить головой. Я держусь в 70 метрах от его хвоста. Огонь перекинулся на его правое крыло.
На мгновение я отпустил штурвал, чтобы привлечь внимание Деллинга и указать ему на второй бомбардировщик. Вдруг перед глазами у меня полыхнуло, и рука, которой я махал, отлетела к стенке. Я судорожно схватился за штурвал, но тут же бросил его. Моя правая перчатка, разорванная в клочья, набухла от крови. Боли я не чувствую.
Я снова схватил штурвал раненой рукой, прицелился и длинной очередью разрядил магазин в противника. «Боинг» стал падать, пылая как факел.[31] Я последовал за ним и проводил до самого моря. Горящее масляное пятно — все, что осталось от тяжелого бомбардировщика.
Я почувствовал боль в руке. Левой рукой взялся за штурвал, он скользкий от крови. Из правой руки течет кровь.
Некоторое время назад я перестал понимать, где нахожусь. Взял курс на север в надежде достичь земли. Мой двигатель чудом уцелел. Мне повезло, что стрелки на этом «боинге» оказались никудышные.
Боль в руке усиливается. Я теряю много крови. Мой комбинезон выглядит так, словно я лежал в луже крови.
Как далеко от берега я нахожусь? Минуты тянутся бесконечно, но я не вижу никаких признаков этого проклятого берега. У меня появился какой-то странный жар, болезненное ощущение, кажется, я теряю сознание.
Боль в руке мучительная. Впереди замаячил остров — Нордерней. Через семь-восемь минут я смогу приземлиться. Время тянется бесконечно. Наконец я над Джевером. Несмотря на пульсирующую боль в руке, стал медленно спускаться, покачав крыльями в знак победы.
Механики махали руками и кепками, радуясь, как дети. Сейчас мне нужны обе руки, чтобы приземлиться. Я сжал зубы. Правая рука совсем онемела.
Мой механик пришел в ужас, увидев мою руку и кровь, растекшуюся по комбинезону. Другие механики столпились вокруг моего самолета. Командир ранен!
В пункте оказания первой медицинской помощи дежурный врач снял перчатку с моей руки и наложил повязку, потом сделал мне профилактическую инъекцию.
Сейчас только 9.00. Остальные самолеты не возвращались до полудня. Мы записали на свой счет еще две победы.
В поддень меня забрали в госпиталь, похоже, собираются оперировать. Мне ампутировали сустав пальца. С рукой все будет в порядке, если не начнется гангрена. Медсестра взяла меня под опеку. Я должен оставаться здесь до дальнейших распоряжений. Я выглянул в окно: моя машина стоит во внутреннем дворе. Юнгмайер, мой водитель, ждет меня.
Я осторожно осмотрел длинный коридор. На берегу тоже никого нет. Терпеть не могу запаха больницы. Через полчаса я уже вернулся на свой аэродром.
Не могу удержаться от смеха: они там, наверное, ищут меня.
2 июля 1943 годаЯ хотел остаться со своими товарищами, но командир эскадрильи, капитан Шпехт (он принял командование эскадрильей два месяца назад), приказал мне отправляться в отпуск на несколько дней, поэтому я вместе с Лило и маленькой Ингрид поехал в Хамельн.
Три с половиной года прошло с тех пор, как я покинул родной город. Тогда я только что поступил в институт и хотел стать солдатом, сейчас вернулся старшим лейтенантом — мне присвоили это звание месяц назад и утвердили в должности командира звена. Я награжден Железным крестом первой и второй степени, у меня черная нашивка за ранение, значок пилота. За несколько последних месяцев я вдобавок получил бронзовый, серебряный и золотой значки-крылья за 200 боевых вылетов.
В те дни я был по-юношески влюблен в Аннелиз, а сейчас я женатый человек, отец семейства.
В моем дорогом старом городке ничего не изменилось.
Каждый день мне меняют повязку. Я хожу с правой рукой на перевязи. Почему-то горжусь моим первым ранением, не могу удержаться.
4 июля 1943 годаУ меня еще почти неделя отпуска. Но я понял, что скучаю по аэродрому, по моим товарищам, по самолетам, и решил вернуться.
Кроме того, не могу представить мое звено без меня!
25 июля 1943 годаЯ получил что-то вроде кожаного чехла, предохраняющего мою перевязанную руку, и теперь снова могу летать при помощи ремешка, привязанного к штурвалу.
За последние несколько дней я совершил множество полетов на красивом четырехместном самолете «Мессершмитте Тайфуне».
Сейчас я лечу над Гамбургом. Англичане ночью, а американцы днем проводят массированные бомбардировки и практически разрушили этот огромный город. Целые районы лежат в руинах, вследствие ночных бомбардировок зажигательными бомбами, проводимыми англичанами. Около 100 000 человек погибло. Американцы днем атакуют военные объекты.
Я вижу пожары, пылающие на развалинах. Клубы дыма поднимаются на высоту 1000 метров. Дым распространяется на площади 20 километров, медленно дрейфуя к Балтийскому морю, расположенному в 140 километрах отсюда.
На небе ни облачка. Огромные столбы дыма поднимаются в лазурное небо. Ужас происходящего потряс меня. Это ужасная картина человеческих страданий.
Я немедленно хочу вернуться в бой, несмотря на раненую руку.
27 июля 1943 годаВо время пробного полета я понял, что смогу летать на моем «Густаве», привязав руку к штурвалу.
Вечером поднялся в воздух вместе со всем звеном на учебный полет. Пока рука не заживет, я должен избегать столкновений с вражескими истребителями, но атаковать бомбардировщик смогу.
К несчастью, во время этого полета сержант Крамер, всего через несколько дней после того, как его выписали из госпиталя, упал в море — у него были неполадки в двигателе. Мы видели, как он падает, но помочь ничем не могли. Самолет навсегда исчез в глубинах Северного моря.
28 июля 1943 годаСкопление вражеских самолетов в секторе Дора-Дора. Это значит боевой вылет. Я привязал руку к штурвалу и взлетел.
В 8.35 мы поднялись в воздух. Бомбы прикреплены под фюзеляжем.
Над Хелиголандом мы поднялись над приближающимися бомбардировщиками и сбросили бомбы. Под нами возникла потрясающая картина огромного взрыва.
Строй плотно летящих самолетов полностью дезорганизован. Несколько «боингов» стали резко падать, остальные отброшены в стороны. Они едва избежали столкновения. Бомба, сброшенная сержантом Фестом, взорвалась в самом центре группы из трех бомбардировщиков. Все они одновременно рухнули и разбились. В небе раскрылось более 20 парашютов.
В наших наушниках гремели возгласы триумфа. Это что-то невообразимое! Мы носились над разбитым врагом в полном восторге, потребовалось несколько минут, чтобы мы успокоились. Подумать только, Джонни Фест смог сбить трех монстров одной бомбой! Несколько других самолетов повреждены.
Я прокричал моим ребятам:
— А теперь дадим им жару!
Мы строем ринулись на янки. Мои парни рвутся в бой. В наушниках раздается: «Вперед! Вперед!» Подобрались на расстояние, удобное для атаки. У меня новый самолет, с 30-миллиметровой пушкой. В фюзеляже моей жертвы появились огромные пробоины.
Летчик в панике пытается уйти вниз, надеясь спастись. Пять или шесть бомбардировщиков, некоторые из них горят, отклонились в сторону. Сейчас мы можем перебить их по одному! Один за другим они падают в море, горя как факелы. Только пылающие масляные пятна остаются на поверхности.
Какая охота!
Добив одного противника, я вернулся, чтобы наметить себе другого. Вместе с сержантом Раддацем я вел огонь по «боингу», пока он не загорелся. Раддац добил его, когда он пытался скрыться, повернув на восток.
Вдруг я увидел, что один из моих товарищей горит. Подобравшись ближе, я увидел, что это сержант Хефиг.
— Спокойно, Хефиг! Только не паникуй!
Длинные языки пламени вырываются из-под фюзеляжа.
— Прыгай, Хефиг, если не хочешь поджариться!
Я приказал остальным успокоиться. Крамер не разбился бы вчера, не потеряй он хладнокровия.
Сержант Хефиг прыгнул с парашютом. Потоки воздуха бросали его в разные стороны. Сначала он падал как камень, потом его парашют раскрылся.
Я проводил его, кружа над ним. Хефиг помахал рукой, потом показал вниз. Там его ждало море.
Я вызвал базу:
— Младший брат сбит в районе Ульрих-Квелле-шесть. Он падает в море. Прошу помощи.
База подтвердила прием. Они найдут Хефига. Он медленно дрейфовал в воздухе, пока не упал в воду.
Десять самолетов вернулись на базу в 9.50 без повреждений. Механики несли нас на руках от самолетов до казарм. Они были в восторге.
Арндт, мой механик, поздравил меня и в шестой раз подарил мне ритуальный цветочный горшок со словами:
На аэродроме царит невиданное веселье. Пилоты рассказывают солдатам о прошедшем бое.
Сегодня мы записали в свой актив еще 11 сбитых самолетов. 11 бомбардировщиков больше не будут бомбить Гамбург.
Спасательная команда выловила Хефига вместе с компанией его коллег-американцев.
Вечером Хефиг прибыл из Хелиголанда, куда был доставлен вместе с американцами. Он в прекрасном настроении, невредим, если не считать легкого ожога на лбу.
«Да, ребята, какая прекрасная вечеринка!» — это все, что он смог сказать в ответ на поздравления товарищей.
Джонни Фест, конечно, герой сегодняшнего дня. Он сбил три самолета за один вылет.
Нам звонят из других звеньев. Они видели наш бой и поздравляют с успехом. Я действительно горжусь моим «пятым». Сам я записал на свой счет 13-го.
Этот день останется в нашей памяти как потрясающая «вечеринка со стрельбой».
15 августа 1943 годаИ снова мое звено (моя «пятерка») получило специальное задание.
Под крыльями наших самолетов установили нечто странное, с виду похожее на печную трубу. Их так и прозвали — «печные трубы». В действительности это пусковые установки для минометных снарядов или скорее для ракет. Они состоят из отсека для горючего, отсека для взрывчатки и взрывателя с таймером. Похоже, на наши самолеты скоро поставят тяжелую артиллерию.
Наша задача заключается в том, чтобы, расположившись на расстоянии 700 метров позади вражеского строя, использовать эту хитрую штуку для стрельбы ракетами.
17 августа 1943 годаРано утром нас неожиданно перебросили за Рейн, на 200 километров к югу. Массированные атаки американских бомбардировщиков ожидаются в Центральной Германии. Нам следует работать в сотрудничестве с авиасоединениями, дислоцирующимися в этом секторе.