– Понимаешь, – говорил Александр Васильевич Севе, – ты немножко такой фашист, ты считаешь, что война – это доблесть, дело сверхлюдей, настоящее мужское занятие. Война омолаживает кровь, и твой слабый, очкастый мальчик тебя раздражает. Ты считаешь, что он должен тренироваться, отжиматься, не нюниться. А он книжки на чердаке читает, а ты выкидываешь его книжки…
Маргарита вспомнила какую-то телепередачу про войну. Там показывали одиннадцатилетнего мальчика, ее ровесника, которого отец-казак научил стрелять из карабина, потом красивую женщину-снайпера. Женщина оставила свой дом, работу, стала добровольцем и как-то уверенно чувствовала себя на войне. Наверное, по характеру снайперша и должна была быть ближе к герою Севы Брандта. Но Маргарита, честно сказать, ее не понимала.
Она куда больше понимала стариков, детей, женщин, которые прятались от обстрелов в подвале. У них были другие глаза – загнанные, растерянные. Марго слушала режиссера-директора, и какие-то смутные, до конца не проявленные образы роились у нее в голове: «люди первого и второго сорта», «суперсолдаты» и темные рыцари, игра «Бастион Берхтесгаден», подземный госпиталь, который ей показал Валерка. Валерка…
Когда девочка начинала думать о нем, возникало ощущение, что внутри нее сидят два человека и горячо спорят. Главным образом про то, ехать ли ей сегодня к Белому кресту или не ехать. И главное – как это дерзкое намерение осуществить. Странно, но Маргарита доверяла Валерке и думала о нем как о попавшем в беду друге. И конечно, надо бы рассказать про него Че, Георгию и Корице, только вот все почему-то нет подходящего случая. Но она непременно сделает это, может быть, чуть позже.
Между тем прошла уже большая часть репетиции, а Маргариту на сцену еще ни разу не вызвали. Егор Назаренко тоже скучал через четыре кресла от нее. Режиссер-директор «работал» сегодня в основном с Севой Брандтом, улыбчивым молодым человеком. Сева поступил в труппу недавно, славился легким, беззаботным характером. Женская половина коллектива, по словам бабушки, сходила с ума по ямочкам на его румяных щеках и белокурым кудрям. Жил Брандт тоже в «Гостинице „Гостиница“», через номер от Че с Георгием. Роль отца-деспота, «подвинувшегося» на войне, ему явно не давалась. Тем более что персонаж Севы был старше него лет на шесть.
– Не такая уж и разница большая, – кричал в запале Александр Васильевич, – пойми, ты любишь своего сына, ты желаешь ему только добра, когда заставляешь до обморока отжиматься. И когда заставляешь убить лягушку – тоже. Ты считаешь, что так воспитываешь его характер!
«Убить лягушку, фу-ууу, ужас-то какой!» – Маргарита посмотрела на Егора: тот безучастно качал ногой, внимательно изучая свой телефон.
– Ладно, – оторвался режиссер-директор от Брандта, – Маргарита, Егор, – репетируем!
Девочка поднялась, положила планшет на кресло, и Сева, спустившись по ступенькам, плюхнулся как раз напротив него, только на один ряд впереди. Свет в зале не зажигали. Освещено было лишь пространство сцены, и никто не заметил, как из планшета Марго выползла удлиненная тень и перетекла, стелясь по полу как туман, в сторону Севы Брандта.
Выход девочки прорепетировали достаточно быстро. Тем более что и реплик у нее было всего пять. Потом Александр Васильевич принялся «муштровать Назаренко-младшего», хотя тот достаточно легко справлялся с ролью. Режиссер-директор довольно приговаривал: «Весь в дедушку, вот что значит наследственность!» То же он повторил и самому Назаренко-старшему, когда все, включая Корицу, встретились на обеде в театральном буфете:
– Достойная смена растет у вас, Игнат Петрович!
– Я и сам еще хоть куда! – довольно улыбнулся народный артист и поинтересовался уже у бабушки Маргариты – успела ли та что-нибудь осмотреть в городе или его окрестностях.
– Я-то пока нет, – ответила Корица, – а вот внучка побывала на Инкермане.
– Может, она нас туда проводит и выступит гидом? Мы как раз с Егором собирались сегодня куда-нибудь съездить.
– Конечно! – чуть не прокричала Марго раньше, чем бабушка успела открыть рот. – Я согласна! Маршрутки и автобусы прямо от театра ходят!
– Вот и славно, – обрадовалась Корица, – а то у меня сегодня дел до позднего вечера, надо всем «экстренно введенным» в «Эхо войны» костюмы подобрать!
В маршрутке, пока Назаренко-старший с важным видом перелистывал туристический буклет, Егор и Маргарита немного поболтали про свои гаджеты. Пока мальчик одобрительно рассматривал планшет с цветком чертополоха на задней стенке, девочка пыталась сообразить, как ей попасть к Белому кресту. Наконец она решила – как-нибудь! И действительно, случай подвернулся сам собой. Побродив два часа по Свято-Климентовскому монастырю (Марго чувствовала себя заправским гидом), обратную маршрутку решили ждать у железнодорожного переезда. Оттуда хорошо просматривался стоящий на скале Белый крест.
– А он здесь почему? – спросил Игнат Петрович.
Маргарита, как могла, пересказала услышанную от
Карпо историю.
– О! А давайте тогда немного осмотрим местность! – заинтересовался народный артист. И они двинулись по краю шоссе в «сторону противоположную той, откуда приехали».
Глава четырнадцатая
в которой находится старинная кинопленка и случается еще кое-что
В районе четырех часов вернувшиеся с мыса Фиолент Че и Георгий спустились в кабачок Карпо. В ожидании «полдника», который состоял из стакана пива, сырокопченой рыбки и специального витаминного пюре (догадайтесь, что – кому), герр Чертополох позвонил Корице в театр и выяснил, что Маргарита уехала с дедом и внуком Назаренко на Инкерман. Тут над входной дверью звякнул колокольчик («рында» – называл его капитан), и в кабачок зашел Сева Брандт. Вид он имел несколько помятый в буквальном смысле: на щеке отпечатались красные полосы, в волосах слюдянисто блестели песчинки, кожа покраснела.
– Неужели с репетиции? – с улыбкой поинтересовался у артиста Че.
– Практически, – рассеянно ответил Сева, – я на пляже над ролью работал…
Он спросил у Карпо мороженого и, задумчиво помешивая его ложечкой, продолжил:
– Удивительные все же места здесь. Просто порталы какие-то открываются! Прочищаются чакры! Какие сны снятся! Я, знаете ли, на пляже над ролью размышлял. Думал, как подать, то да се. Почему некоторые считают моего героя фашистом? Как, скажите на милость, сыграть эпизод, где он заставляет своего сына убить лягушку? Закалка характера, понимаете ли. Ну искупался, потом задремал на солнышке. И тут так ярко, так реалистично мне снится какой-то человек в немецкой форме. Лица не рассмотрел, он стоял против солнца. Темная тень на фоне сияния, на пальце – яркий синий блеск кольца… И он говорит – есть пленка, там то, что тебе нужно, ты сделаешь великую роль! Так и сказал, представляете? А потом как бы картинку показал, вот этого, между прочим, кабачка и стены с фотоаппаратами. Как причудливо работает подсознание!
Карпо и Че переглянулись.
– Я, конечно, не совсем уверен, етишкин кит, – погладил свои усы капитан, – да только есть у меня одна трофейная пленочка. Мне ее еще в давние времена старик один в довесок дал, когда я у него проектор вот этот купил. Он все настаивал, что съемка настоящая, что у его дяди в оккупацию фриц на постое стоял. Фриц потом сгинул и даже вещи свои не забрал. А они припрятали. Дорого старик тогда с меня взял. Сейчас в подсобке пороюсь, а вы пока проектором полюбуйтесь!
Капитан с гордостью показал на старый аппарат с двумя еще не упрятанными в единый корпус катушками для пленки и скрылся за низенькой дверью, ведущей в задние комнаты кабачка. Послышался звук передвигаемой мебели, что-то с грохотом упало и покатилось. Чертополох уже ополовинил стакан пива, а Сева доел мороженое, когда вернулся очень довольный Карпо с повисшей на усах паутиной. Он положил на стол перед друзьями металлическую коробку. По центру коробки был выгравирован цветок, напоминающий не то розу, не то мак. Едва все, включая Георгия, склонились над находкой, по контуру цветка пробежала и погасла синяя искра. Сева ошарашенно протер глаза. А Карпо достал из кармана лупу и посмотрел сквозь нее на сделанную готическим шрифтом надпись под цветком.
– Blau-Mohn, – прочитал он.
– Синий мак, – быстро перевел Че, – не спрашивайте, откуда я знаю немецкий…
– А посмотреть, посмотреть мы ее сможем? – заволновался Сева. – Там же моя великая роль…
– Попробуем, – вертя в руках коробку, ответил Че. – Проектор у капитана есть, а простыня?
– Зачем? – обиделся Карпо. – У меня и экран складной имеется, что уж мы, совсем сиволапые?
Он снова скрылся в подсобке. Че внимательно рассматривал проектор, потрогал все катушки, покрутил ручку, заправил пленку и наконец удовлетворенно крякнул. Стоило только Карпо установить экран, как черно-белое кино началось.
Он снова скрылся в подсобке. Че внимательно рассматривал проектор, потрогал все катушки, покрутил ручку, заправил пленку и наконец удовлетворенно крякнул. Стоило только Карпо установить экран, как черно-белое кино началось.
Сначала по площади медленно ползли немецкие танки. По колоннаде на заднем плане сразу стало ясно, что там Графская пристань. Потом пошла панорама страшно разрушенного города, снятая откуда-то с высоты. Наконец появился и крупный план: высокий худой военный в накинутом поверх формы белом халате. Глаза чуть навыкате, как у рыбы-телескопа, нос крючком. Не мигая и не улыбаясь, он смотрел в камеру. Настолько пристально, что камере, если так можно выразиться, стало неудобно: изображение дернулось, скользнуло в сторону, на глухой забор с воротами.
Недалеко от ворот остановилась машина с красным крестом на закрытом кузове, и под прицелом автоматчиков из нее вышли несколько изможденных людей, видимо пленных. Немец, поправляя фуражку, тыкал прутиком в их сторону, что-то говорил. На его указательном пальце можно было рассмотреть кольцо с камнем. Пленных завели в ворота. Дальше на экране появилась комната, напоминающая больничную палату. Но коек в ней не было – только стол, за которым сидел осунувшийся мальчик лет тринадцати. На противоположном от него конце стола лежал спичечный коробок. Мальчик пристально смотрел на него, пока тот медленно не сдвинулся. Еще чуть-чуть, еще… Затем коробок приподнялся и, провисев в воздухе несколько секунд, шлепнулся вниз. Мальчик устало откинулся на спинку стула.
– Вот те на! – изумленно воскликнул Че. – Загадочные эксперименты…
– Етишкин кит, – будто вспоминая что-то, протянул Карпо, – белые халаты, красные кресты. У нас в газетах писали, что в оккупацию у фрицев в городе был засекреченный объект: не то госпиталь, не то санаторий закрытый. Там видели врачей, музыка классическая играла за высоким забором. Потом подробнее расскажу.
Тут будто в подтверждение его слов на экране появился дворик с цветами, и худой немец все в том же наброшенном поверх формы белом халате наклонился к цветку, очень напоминающему мак. Его глаза-телескопы смотрели серьезно, без тени улыбки. Затем пошли расплывчатые очертания высокого, обрывистого берега.
– Мыс Фиолент, что ли? – прищурился Карпо.
То здесь, то там на фоне летнего крымского пейзажа виднелась разбитая техника, брошенные пушки. Потом каменный хаос, очень уж знакомый…
– Шампаны! – дружно в голос решили Че с капитаном.
Гору снимали долго, тщательно. Склон со скальными выступами, едва приметные тропинки, кусты… После этого пленка затрещала, и изображение пропало.
– Эх, – вздохнул Карпо, – надо было подробнее тогда продавца расспросить. Теперь концов не найти.
– А что за госпиталь? – переспросил Че.
– Точно неизвестно. В окрестностях Севастополя во все времена много засекреченных объектов строили и наши, и фрицы. Есть сведения, что сюда прилетал сам рейхсфюрер Гиммлер[21]. А он, между прочим, не только СС возглавлял, но и совершенно секретную организацию «Аненербе»…
– Знаю я эту совершенно секретную организацию, – Че поморщился. – Настоящее «оккультное бюро», преступный орден черных магов-воителей…
– Известная контора, – вмешался Сева. – Сейчас игр компьютерных с такой тематикой полно, суперагент Блажкович, суперсолдаты, оккультные эксперименты, доктор Мертвая голова, Натан Дрейк!
– И немудрено, – подтвердил Чертополох. – Фашисты много внимания уделяли изучению не только естественных, но и сверхъестественных сил, которые они хотели использовать в войне. А ведь как невинно все начиналось – всего лишь «Немецкое общество по изучению древней германской истории и наследия предков».
– Как мне помнится, етишкин кит, – вмешался капитан Карпо, – их больше не теория интересовала, а практика. Доказать, например, что германцы лучше всех народов на земле. Еще они целые экспедиции отправляли в разные таинственные места – за древними магическими артефактами охотились… Ну вы тут побеседуйте, етишкин кит. А я насчет ужина подсуечусь. А то, пока суть да дело…
– Но позвольте, – видно было, что Сева озадачен не на шутку. – Как это все прикажете понимать? Сны, пленки, немцы, Блаумон какой-то на крышке… Какое это имеет отношение к моей роли?
– Крым удивительное место, уважаемый Всеволод, – улыбнулся Че. – Здесь порой случаются очень странные вещи. Вы вот для спокойствия моей настойки попробуйте, а потом отдыхать идите, – и он ловко плеснул Севе в пустую чашку из-под чая «умягчителя реальности».
Артист машинально выпил, поблагодарил и отправился в пансионат. Че с Георгием последовали его примеру, обсуждая по дороге странные события.
– Гипервпечатлительность актера, – предположил пекинес. – Хотя, конечно, не все так просто. Почему именно Всеволоду указали на пленку? Кто хочет с ним связаться?
– Видишь ли, Георгий, Сева в последние дни действительно много думал над очень неоднозначной ролью, может, и всколыхнул какие-то энергии.
– Не предполагал, что он способен на подобные вещи. Хотя про сверхъестественные силы и их планы лучше размышлять после того, как вздремнешь.
Но как следует отдохнуть перед ужином друзьям не пришлось. Едва они, приняв душ, закемарили, как в комнату ворвалась растрепанная Корица.
– Маргарита пропала, – заявила она с порога, – Игнат Петрович говорит, что перед тем, как отправиться домой, они решили немного осмотреть гору, ну ту, где Белый крест. Поднялись на склон, невысоко, там заросли, камни, они уже возвращались. Марго отстала. И вот уже два часа они не могут ее найти!
Через десять минут друзья мчались в направлении Инкермана на стареньком джипе Карпо.
– Попробуй с ней связаться, – попросила Чертополоха Корица.
– Она недоступна для обычной связи, – ответил тот, поднеся трубку к уху, – а планшет, видимо, еще не включила.
– Не люблю в эти края ездить, – нахмурился капитан. – Никогда не знаешь, на что в Шампанах можно нарваться, что из-под земли на поверхность вынесет. Внутрь можно попасть только ползком, через узкие щели. «Шкуродерами» их диггеры[22] называют, хотя сами, етишкин кит, не сильно любят в те места соваться.
Георгий, глядя, как меняется при этих рассказах лицо Корицы, подлез к Карпо справа и тихонечко поскреб его лапкой по ноге. Тот, не отрывая взгляд от дороги, прикусил язык и увеличил скорость.
– ГАИ не боишься? – поинтересовался у лихого водителя Чертополох.
– Да нет, мы с их начальником в один класс ходили, – ухмыльнулся Карпо. – Я в качестве подкрепления машины МЧС вызвал, еще одного старого однокашника о помощи попросил.
Уже темнело, когда по правую сторону шоссе смутно забелела гряда Шампан.
Глава пятнадцатая
в которой Маргарита очнулась в подземелье
Маргарита открыла глаза и далеко не сразу сообразила, где находится. Свет был тусклым, призрачным. Слева нависала стена; приложив ладонь, девочка ощутила под пальцами природный камень, неровную известковую поверхность. Потом пришла боль от врезавшихся в спину стальных пружин. Да-да: Маргарита лежала без матраса, прямо на сетке старинной железной кровати, высокие спинки которой украшали литые звезды. Около стояла тумбочка, на ней – старинный телефон и странная лампа. Света хватало, чтобы внимательно разглядеть скудную обстановку, каменный пол и толстый слой белесой пыли, покрывающей все вокруг. «Комната-пещера», – подумала Маргарита и поняла, что память потихоньку к ней возвращается.
Вот она с обоими Назаренками пробирается едва приметной тропинкой по склону Шампан среди зарослей каких-то очень колючих кустов. Они уже возвращаются. Высоко в гору народный артист подниматься не стал. Марго думает о Валерке, то и дело поглядывая на планшет – не появится ли сообщение? Хотя солнце давно ушло из зенита, воздух звенит от жары, а может, это исступленно пилят на своих скрипочках цикады или кузнечики. В зарослях порхают симпатичные птички, снуют под ногами милые ящерки. Одна, очень нарядная, с синим крапом на шкурке, ужасно понравилась девочке, и та навела на нее планшет, чтобы сфотографировать. Но ящерица шустро сбежала с основной тропинки чуть в сторону и остановилась, поглядывая на Маргариту черным глазком. Так повторялось несколько раз: только девочка соберется сделать фотографию, как неблагодарная модель отбегает в сторону и снова, будто дразня, замирает.
Увлекшись фотоохотой, Марго не заметила, что всякий раз при очередном повороте под ногами у нее, точно специально, оказывалась новая тропинка, а непроходимый колючий кустарник раздвигался, образуя над головой дырчатую крышу. Ящерка заманивала вглубь, девочка короткими перебежками передвигалась следом, забыв о своих спутниках, пока чуть не налетела на ветхую калитку. За ней прятался совсем неприметный, прилипший задней стеной к скальному выступу домик-сарай. Здесь ящерица, как и положено всем сказочным провожатым, исчезла.