По правде говоря, Виктор не особо сопротивлялся. Да и какой мужик в своем уме откажется от секс-атаки воплощенной во плоти и крови как минимум двоюродной сестры Анджелины Джоли? Правильно, никакой. Только Виктор не удержался и все-таки пробормотал про себя:
— Надо же, первый раз в жизни ниндзю трахать буду.
Александра замерла на секунду, потом резким рывком рванула вниз молнию на брюках, над которой до этого трудилась довольно нежно, слегка прищемив при этом хозяину ширинки вышеописанную часть тела.
Виктор дернулся было от неожиданности… но вскочить с кровати ему не дали. Каким-то образом уже освободившаяся от джинсов Александра сильно толкнула его в и без того ноющую грудь.
Виктор задохнулся от боли и снова упал на кровать. Александра одним текучим движением уселась на него сверху и, усмехнувшись, сказала:
— Ты, похоже, не расслышал, Виктóр. Это не вы — меня. Это — я — вас — трахаю!
Одновременно с этими словами она начала двигаться.
Если и были у Виктора какие-то возражения по этому поводу, то они разом куда-то подевались. Потому как то, что сейчас делала с ним Александра, было жалким подобием тех ощущений, что он испытывал прежде со всеми своими бывшими женщинами.
Это был не секс. Это была изощренная, сладкая пытка.
Он уже почти доходил до кульминации — но его резко возвращали на землю, не давая действию логически завершиться. Это мог быть укол ногтем — странно приятный, но отвлекающий от основного процесса, служивший началом новой, другой волны наслаждения. Или невнятный шепот на ухо. Или надавливание подушечкой пальца на какую-то точку, от которой по телу во все стороны растекались сладкие текучие волны.
Ее пальцы и ногти как на музыкальном инструменте играли на теле Виктора, возбуждая неизвестные ему до этого эрогенные зоны. Это было что-то вроде массажа, и трудно было сказать, чего больше хотелось ему — чтобы скорее возобновилось периодически прерываемое движение ее тела либо чтобы продолжался этот, мягко говоря, необычный массаж, от которого все тело пело от наслаждения.
Она сбросила джинсовку.
Под джинсовкой больше ничего не было…
В сладком тумане видел Виктор, как движется каждая мышца ее великолепного, тренированного тела, — и чувствовал, как работают не менее хорошо тренированные мышцы внутри него. Она умело чередовала массаж и волнообразные движения бедер — и от этого чередования Виктор почувствовал, что еще немного — и он может сойти с ума. Мука — и душевная, и уже физическая — от того, что его молодой, здоровый организм не может завершить естественный природный процесс, смешалась с нестерпимыми волнами неземного удовольствия. И терпеть этот сладостный и одновременно чудовищный контраст дальше было невыносимо. Как невыносимо было от него отказаться. Разум Виктора неумолимо приближался к грани, которая отделяет человека от сумасшествия… когда Александра, одновременно нажав пальцами на какие-то одной ей известные места на животе Виктора, резко свела бедра.
Это был даже не гейзер. Это было извержение вулкана. Виктору показалось, что одновременно с тем, что положено, из него выплеснулись все его внутренности.
За секунду до завершения процесса Александра соскользнула с Виктора и сейчас с усмешкой наблюдала, как трепещет его тело, освободившееся от пытки основным инстинктом.
— Что это было? — простонал Виктор, когда его нижняя часть тела перестала содрогаться в конвульсиях.
— Одна из граней искусства куноити, — хмыкнула Александра. — Так можно дарить сказочное наслаждение любимому человеку. Или можно свести с ума правителя, для того чтобы самой управлять и им, и страной… А можно и убить…
— Убить?
Сейчас Виктор начал помаленьку осознавать, что она, пожалуй, была недалека от истины. Если бы ему до этого сказали, что можно затрахать насмерть молодого здорового мужика, он бы, пожалуй, рассмеялся. Но сейчас…
— Ага, — кивнула Александра. — Отказывают или мозг, или сердце. Так что в Японии выбирай, с кем в койке будешь барахтаться.
Виктор отрешенно глядел в потолок.
— Слушай, — сказал он. — А тогда, помнишь, в подвале. Когда ты в меня из автомата целилась. Ты действительно собиралась меня… ну… того…
Александра рассмеялась.
— Как там говорил твой закадычный друг Афанасий? «Стрелять в человека, с которым пил, всегда тяжело». Вот и исходи из этого.
— Афанасий тогда в меня не выстрелил, — медленно сказал Виктор. — Хотя мог… Слушай, а на кой я вам вообще сдался? Опыты на мне проводить будете?
— Это не мне решать, — ответила Александра. — Вот приедешь — и там расспрашивай, кто, да что, да зачем. А я — в душ.
Она слезла с кровати.
— Слушай, а что ты там тогда говорила насчет того, что потом придется типа киллером на вас работать? — сказал Виктор ей в спину. — Это серьезно?
— Так тебе ж не привыкать, — бросила Александра не оборачиваясь. — И на будущее, чтоб совесть свою успокоить, думай о том, что мочишь только очень нехороших людей. Сам уже понимать должен — кто ж хороших-то убивать будет? Кому они нужны, хорошие?
Она шла по коридору к ванной, а Виктор из комнаты смотрел на ее совершенную спину, ягодицы, ноги и думал, рискнет ли он еще раз лечь в постель с этой женщиной?
За Александрой закрылась дверь ванной. Послышался звон водяных струй, разбивающихся о ее бронзовое тело.
— Да ну! — сказал Виктор, откидываясь на подушку и вновь втыкая взгляд в потолок. — Лучше уж наших Машек трахать. По крайней мере будешь знать, что тебя потрахом не завалят и дауном не сделают. Или не пристрелят ненароком.
Дверь ванной комнаты была дубовой и, как следствие этого, абсолютно непрозрачной. К тому же Виктор смотрел в идеально белый после евроремонта потолок, изуродованный дурацкой лепниной. И на фига дизайнера приглашал? Руки бы оторвать тому дизайнеру. По самые ноги.
Он криво усмехнулся. Сам себя не обманешь и мыслями о мести идеологическому отцу потолочных наворотов от насущного не отвлечешь. Перед глазами навязчиво маячило загорелое тело Александры в облаке микроскопических осколков водяных капель, разбивающихся об ее упругую кожу.
— Одним словом, брешешь ты, Виктор, — констатировал кандидат в ниндзя. — Сам себе брешешь…
Она вышла из ванной и, нимало не стесняясь ни своей наготы, ни взглядов Виктора, который все же предпочел созерцание потолка более приятному для глаз зрелищу, словно по подиуму прошла по коридору и царственным жестом кивнула Виктору на открытую дверь ванной.
— Твоя очередь.
— Слушаюсь и повинуюсь, госпожа, — горестно промолвил Виктор, сползая с кровати и направляясь в ванную.
— Давно бы так, — сказали за спиной. — Глядишь, и магазин бы за тобой остался.
— Ну не сука?.. — простонал Виктор, скрываясь за дверью…
Единственное полотенце после Александры было мокрым. Потому из душа Виктор вылез слегка сырым с прической, наспех облагороженной растопыренной пятерней.
Александра сидела на кровати в позе лотоса, полностью одетая и в сапогах. Перед ней лежала Викторова катана.
— Нравится? — усмехнулся Виктор.
— Нравится, — вздохнула Александра. — Всегда нравилась. Как такое может не нравиться? А ты его на крюк в стене подвесил. Что, подставку не мог заказать, варвар?
Меч, наполовину извлеченный из ножен, был действительно прекрасен. Лунный свет, падая из окна, ласкал клинок, а тот причудливо переливался, словно вбирая в себя лучи мертвого светила… и сам становясь этими лучами, заключенными в прозрачную оболочку из металла старинной ковки.
— Подставку… Ага. Под самурайский меч. Заказать. Дяде Коле-алкоголику. И объяснить: «Я, дядь Коль, хочу катанакакэ заказать». Он мне тоже объяснит, что первую часть слова на знает, зато вторую сделает лично для меня прям сейчас и бесплатно.
Виктор подошел к кровати. Шутить расхотелось.
— Иногда этот клинок кажется мне живым, — признался он.
— Он и есть живой, — слегка дрогнувшим голосом сказала Александра. — В нем больше жизни, чем в нас с тобой. Меч такой силы забирает себе души всех, кого он убил. И если в том, кто им владеет, недостаточно личной силы, то скоро эта катана будет владеть своим господином. Предварительно забрав себе его душу. Или уничтожив ее, если эта душа ни на что не годится. В древности японцы называли такие мечи «жадными до крови» и убивали их вместе с Мастерами, изготовившими настолько ужасное абсолютное оружие[8].
— Жути нагоняешь ближе к ночи? — усмехнулся Виктор. Но в его словах не было уверенности. — Хотя… Знаешь, иногда мне самому что-то такое кажется. Ну, типа, что он живой и всё такое.
— Правильно кажется, — кивнула Александра. — Одно не пойму — у таких мечей, как и у людей, есть своя карма. И с каким же это вывертом повернулось Колесо Великого Предела, что Путь такого меча пересекся с хммм… тропинкой периферийного цунэбито[9]?
— Правильно кажется, — кивнула Александра. — Одно не пойму — у таких мечей, как и у людей, есть своя карма. И с каким же это вывертом повернулось Колесо Великого Предела, что Путь такого меча пересекся с хммм… тропинкой периферийного цунэбито[9]?
Виктор задумчиво посмотрел на Александру. Что такое «цунэбито» он не знал, но по оттенку голоса Александры понял, что что-то весьма для него нелестное.
— Интересно, — сказал он. — Ты для того со мной трахнулась, чтобы узнать, что во мне такого особенного?
— Не знаю, — пожала плечами Александра, не отрывая завороженного взгляда от клинка. — Американцы называют это «мейк лав». Делать любовь. Иначе говоря, захотелось, и все.
— Не знаю, как в Штатах, а в наших детских садах так бывает, — сказал Виктор. — И в школе, в младших классах. Когда пацан нравится, то девчонка его по-всякому оскорбляет и норовит унизить. Чтобы внимание к себе привлечь.
— Ага, — кивнула Александра. — Твой случай. Ты мне безумно нравишься, и я не знаю, как привлечь к себе твое внимание… Все, не могу больше!
Она с силой вогнала катану в ножны.
— В себя затягивает… Короче, ненаглядный ты мой.
Она свесилась с кровати и, достав из-за ее спинки длинную кожаную сумку, бросила ее Виктору.
— Держи. Это твое.
— Что это? — удивился Виктор.
— Говорю же, твое имущество. Открывай. Только осторожно.
— Чего опять подстроили? — мрачно спросил Виктор, с некоторой опаской развязывая туго затянутые шнурки. — Не могли в сумку молнию вшить?
Александра покачала головой, но ничего не ответила. Мол, безнадежен пассажир, и могила его не исправит. Только крематорий.
Виктор наконец развязал шнурки и вытащил наружу сверток плотной материи, перевязанный черным шнуром. Он положил сверток на кровать, развязал шнур, развернул материю…
Это был еще один меч.
На этом мече, в отличие от изукрашенной богатой отделкой катаны, не было ни узоров, ни камней, ни даже намека на какие-либо украшения. Вряд ли можно было назвать украшением едва заметную цепочку иероглифов, вдавленных в поверхность ножен и почти неразличимую на общем фоне. И отделка, и сами ножны, и оплетка рукояти меча были цвета абсолютной, непроглядной ночи. Под оплеткой угадывался крашенный в тот же цвет слой пупырчатой кожи ската.
В целом меч не производил впечатления дорогой вещи. Даже лак на ножнах, выполненных из твердого материала, похожего на дерево, был невыразительно-тусклым. Свет словно тонул в этом мече, словно тот был сработан из куска космической черной дыры.
— Ниндзя-то, — прошептала Александра. — Меч ниндзя. Брат твоей катаны.
— В смысле? — переспросил Виктор, не в силах отвести взгляда от нового меча.
Он чувствовал.
Он научился чувствовать это после многих ночей, проведенных в одной комнате с катаной. В новом мече таилась та же магия, что и в катане, доставшейся Виктору после смерти Стаса. Магия давно ушедших в прошлое битв, стонов умирающих врагов и, возможно, неслышные стенания их душ, по словам Александры навечно заключенных в металлическую плоть их клинков.
Короткий меч тоже был убийцей, таким же «жадным до крови», как и его брат.
— Их сработала рука одного Мастера, Сигэтаки из Эдо. А потом он убил своего создателя.
Александра погладила катану, лежащую у нее на коленях.
— Этот вакидзаси, — она кивнула на черный меч, размерами больше похожий на очень длинный кинжал, — лежал в багажнике машины, на которой Стас приехал в «Пагоду» в тот день… что стал для него последним.
По ее лицу пронеслась едва заметная тень, но ее речь осталась такой же твердой и размеренной.
— Когда клуб обрушился, кусок крыши спланировал на машину и превратил ее в лепешку. Ножны и рукоять меча размололо в щепки. Но клинок не пострадал, хотя был чуть ли не кольцом завернут вокруг бетонного блока, который грохнулся на него с высоты в пять этажей. Такие мечи не ломаются. В отличие от людей… Не трожь! — крикнула она.
Потянувшийся было к мечу Виктор застыл на месте.
Александра бережно положила катану на кровать и взяла в руки черный меч.
— Современный Мастер якудзы из знаменитого клана Ёсимунэ сделал из древнего вакидзаси меч ниндзя. От старого меча здесь только клинок. Остальное — современные технологии на базе современного ниндзюцу. И пока историки спорят, были у ниндзя в Средние века специальные мечи или не были…
Клинок с еле слышным шипением покинул ножны. Он тоже был непроницаемо черным. Современный Мастер покрыл древнее оружие светопоглощающим напылением, под которым угадывалась искусная гравировка — знакомый дракон, сжимающий в лапе драгоценную жемчужину. И какая-то надпись.
— …у тебя, Витя, будет самое совершенное в мире оружие, — шепотом закончила фразу Александра.
Она откровенно любовалась мечом, осторожно поворачивая его и так и эдак в потоке лунного света. Клинок, прямой, словно грань черного бриллианта, почему-то вызывал ассоциации с дремлющей до поры до времени акулой.
«Интересно, она когда-нибудь такими глазами на мужика глядела, — отчего-то неприязненно подумал Виктор. — Маньячка чертова. Тоже мне, мейк лав потому, что захотелось».
— И за что же мне такая милость? — язвительно осведомился он. — И катану оставили, и ниндзячий меч подогнали за здорово живешь…
— Это закон якудзы, — сказала Александра, продолжая восхищенно рассматривать меч. — Если один член Организации убивает другого, который вызвал его на смертельный поединок, то все его имущество переходит к победителю.
— А если наоборот?
— А если наоборот…
Александра с благоговением вложила черный меч в ножны и, положив его на кровать строго параллельно катане, наконец-то удостоила Виктора взглядом.
— …то победитель предстает перед судом якудзы и объясняет, с какой это радости он причинил ущерб Организации, убив ее члена. Еще вопросы будут?
— Ага, — сказал Виктор. — Что там на мече написано?
— «Отнимая жизнь у противника, помни — это не самое ценное, что ты можешь у него отнять», — перевела Александра.
Виктор призадумался, повертел фразу и так и эдак… Ни черта не понятно. Что может быть ценнее жизни? В общем, очередной восточный замут, не стоящий того, чтобы ломать об него голову.
— Это все, чем владел Стас? — кивнул Виктор на мечи. — Помнится, кто-то когда-то говорил что-то насчет того, что у Стаса в Японии свой ресторан и отель с видом на Тихий океан…
Александра прищурилась.
— Да… Ты ушлый стал, как я погляжу. Барыжные дела на пользу пошли. Только губу закатай обратно. Все остальное принадлежит Организации.
— Ясно.
Пара мечей притягивала взгляд.
— Посмотреть-то можно?
— Посмотри, — хмыкнула Александра. — Только не покалечься, надежда якудзы.
Она вновь взяла черный меч и протянула его Виктору.
— За ножны берись. Предупреждаю — за рукоятку хватать осторожно. Нажимаешь на мэнуки справа — из рукояти вылетает штырь со стальной двадцатиметровой проволокой, за счет которой вторым нажатием возвращается обратно. Каждое нажатие на мэнуки слева — бесшумный выстрел со стороны клинка сквозь отверстия в цубе. Отверстий два, стало быть, и выстрелов всего два. Потом — довольно сложная перезарядка, но ты освоишься, я в тебя верю. И пули, и штырь пробивают двухмиллиметровую титановую пластину, накрытую сверху бронежилетом пятого уровня защиты[10]. Ножны со снятым кодзири, помимо основного назначения — трубка для дыхания. Они же — духовое ружье. Ближе к рукояти в них спрятаны два многоцелевых кинжала. Кинжалы вставляешь в отверстия ножен с обеих сторон — получаешь двустороннее копье. Это основное. Запомнил?
— Погоди, погоди. А цуба — это…
— Гарда меча. Кодзири — наконечник ножен. Мэнуки — кнопки на рукояти в виде эмблемы школы. Мог бы уж догадаться по тексту.
Виктор, не обращая внимания на ее язвительный тон, осторожно провел пальцем по выдавленным на ножнах иероглифам.
— А это что?
— Отрывок из стихотворения великого ниндзя двенадцатого века Исэ Сабуро, сподвижника не менее великого полководца Ёсицуне Минамото. «Того, кто встанет на пути синоби, не защитят ками и будды». А на другой стороне — девиз гэндзицу-рю, самой древней школы ниндзюцу. «Уважение к противнику — это Путь к совершенству. Освобождение его духа от оков несовершенного тела есть благодарность за возможность опробовать на нем свой удар».
— Сильно! — восхитился Виктор, доставая меч из ножен. — Силен ваш Мастер, крутой девиз нарыл. А как перевести гэндзицу-рю?
— Дословно, пожалуй, школа реального результата. Но европейцу, вероятно, будет ближе что-то типа «реальный уличный бой» или «искусство гарантированной победы». Устраивает?
— А почему гарантированной?