- Тебя как зовут, земеля?
- Да пошел бы ты...
- Похоже, идти придется тебе, причем по этапу.
Я задумчиво смотрел на его сильные волосатые руки, прикидывая, мог ли он убить. Перехватив мой взгляд, он отряхнул и проверил ладони. Забеспокоившись, спросил:
- Чего ты такое несешь? Ты что на меня так смотришь?... Ну, Валентином меня зовут, что дальше?
- Скажи, Валентин, кем ты раньше работал?
- А тебе -то какое дело? Чокнулся, что ли? Ну, шофером работал, потом механиком, и что из этого?
- Ты зачем Валеру грохнул?
- Тю-ю-ю, обалдел, что ли? Никак, молочка из-под бешеной коровки перебрал? Или головку с непривычки напекло?
- Пойдем со мной. - Болевым приемом я решительно взял его за руку и, подведя к открытой двери страшной комнаты, предупредил: - Внутрь не заходи.
- Ой, мамочка, да кто ж его угробил? Мамочка родненькая, та шо ж делать-то?
Мужик то ли притворялся, то ли действительно готовился грохнуться в обморок, не знаю, но на всякий случай я вывел его на улицу и налил полстакана водки.
- Так я ж не пью. - Слабо сопротивляясь, он выпил зелье и сполз на ступеньку. - Кто ж его так, а? Может, ты сам? А что, пришел, зарезал и ко мне. Небось хочешь все на меня списать, рожа уркаганская? Не выйдет!
- Не говори глупости, ты же видел, что кровь на груди уже запеклась, значит, убили его самое позднее полчаса назад, а то и раньше.
- Верно, но кто же тогда?
- А вот это ты мне и расскажи. Кто к нему приходил, кто уходил, с кем он ругался, в общем, расскажи все.
- В том-то и дело, что никто не приходил и никто не уходил, я с утра у плиты, мне же все видно; кроме моей Людки, никто не заявлялся. А она к ним вообще не заходит. Выходит... выходит, что... его убила Федоровна, так? А больше некому.
- Спокойно. Расскажи, что они сегодня делали после того, как я ушел?
- Что делали? Да то же, что и всегда. Сначала напились, а потом ругаться начали нецензурно, то есть матом.
- Долго ругались?
- Нет, не очень, минут двадцать. Ну а потом подрались и угомонились. Минут через десять Федоровна залезла на чердак и все вообще стихло.
- Когда это было?
- Часа два назад. Да что тут думать, это она его замочила, козе понятно.
- Козе и тебе это может быть и понятно, а вот мне нет. Скажи-ка, может ли женщина весом в сорок килограммов и с воробьиной силенкой завалить стокилограммового мужика?
- Так он, наверное, спал.
- Но ты же сам говоришь, что видел, как она поднялась на чердак.
- Так что из того, она могла спуститься и залезть в дом через окно. Да что мы гадаем, давай разбудим ее и спросим, от неожиданности она сразу расколется.
- Нет, не надо, пусть спит.
- Почему это?
- Потому. Ладно, иди зови милицию.
- А почему сразу я, у меня пирожки сгорят. Иди и зови.
- Изволь, только я подумал, что лучше это сделать тебе, и знаешь почему?
- Почему?
- В момент убийства в доме было трое. Убитый, его жена и ты. Как думаешь, кого заподозрят в первую очередь? Правильно, в первую очередь заподозрят тебя, но ты выиграешь несколько баллов, если первый заявишь об убийстве.
- Логично, будь по-твоему, я побежал, присмотри за пирожками, а то собаки сожрут.
Нелепо подкидывая задницу, он ушел, а я, тихонько поднявшись по лестнице, заглянул на чердак. Распластавшись на старом диване, моя "немка" безмятежно и счастливо посапывала, улыбаясь во сне. Примерно это я и ожидал увидеть. Нет, хоть вы меня режьте, но к убийству она не имела ровно никакого отношения. Я вполне допускаю, что в принципе убить она могла, но только не так. Доведенная до крайности, в припадке ярости, она, скорее всего, стукнула бы своего ненаглядного чугунной сковородой по головушке, но так расчетливо и хладнокровно - нет. Да и спит она как младенец. Это хорошо, пусть спит. Будить я ее не собираюсь. Мне очень важно, чтобы менты сами видели ее реакцию. Особа она экспансивная, и когда узнает, что ее ненаглядный Лерочка зарезан, как заурядный хряк, то наверняка и непритворно устроит грандиозную истерику, что в итоге сработает на нее. А пока еще не прибыла наша бравая милиция, мне неплохо бы потолковать и с живущим напротив греком. Вполне возможно, что Валентин, увлеченный своими постряпушками, не обратил внимания, когда кто-то незаметно проскользнул в дом, сделал свое грязное дело и так же незримо исчез.
Георгий Какоянис держал мелкую торговлю прямо во дворе дома; на мой вопрос, не приходил ли кто-нибудь в дом напротив в мое отсутствие, он ответил:
- Нет, кроме квартирантки Люды, я никого не заметил, а она заскочила буквально на секунду, бросила пустые корзины и, подхватив полные, тут же убежала назад. Можете мне верить, сижу я неотлучно с самого утра и прекрасно видел, когда вы уходили на пляж, но в чем дело? У вас что-нибудь украли?
- К сожалению, да, и очень много.
- Извините за нескромный вопрос, а что именно?
- Целый отпуск.
- Слава богу, а я уж думал, деньги.
Чертовщина какая-то, не могли два трезвых человека не заметить убийцу, проскользнувшего в трех метрах от их носа. Но может быть, он зашел, минуя калитку? И в этом случае его бы засек Валентин, так как дверь, ведущая в дом, у него на расстоянии плевка. Ничего не понимаю. Пардон, господин Гончаров, а почему вы думаете, что убийца вошел в дверь? Это вполне можно сделать со стороны огорода, через окно комнаты, где сегодняшней ночью вы изволили почивать. Возможно, но тогда скажите, каким образом он попал в огород? С правой и с левой стороны соседи возвели трехметровые крепостные стены, а сзади страшенный обрыв, падающий до самого лимана. Что же получается? А получается, что убийца либо Валентин, либо Зоя Федоровна больше некому. Или... или кто-то другой, кто проник в дом заранее, например сегодняшней ночью, когда мы беспробудно пьянствовали? Чепуха. Если он пришел, то как-то должен был уйти, но этого тоже никто не видел. Хотя... почему вы, господин Гончаров, думаете, что он ушел? Почему бы ему не обождать следующей ночи, например сегодняшней, когда в доме никого не будет? Он ведь наверняка рассчитал, что нас всех повяжут и никого не отпустят, пока идет следствие. Вот только меня в расчет он не принял. Почему? А потому, что, скорее всего, не знал о моем приезде.
Противно взвизгнув тормозами, у ворот резко осадил "уазик". Вслед за двумя крутыми сержантами из салона выполз чебуречный предприниматель.
- Давай, Прокопчук, кажи свой товар, - жизнерадостно приказал старший и шагнул во двор. Увидев меня, рявкнул: - Предъявите документы.
- Извольте, господин унтер, - подавая паспорт, съязвил я.
- Попрошу без оскорблений.
- Ни боже мой, у меня и в мыслях ничего такого не было, простите великодушно.
- Так. С Волги, значит, пожаловали. Цель приезда?
- В Анапу я приехал с научной целью, пишу диссертацию о влиянии Черного моря на потенцию белых медведей.
- Ученый, значит? Хорошо, в изоляторе годик посидишь - готовым доктором выйдешь. Если, конечно, докажешь, что не ты Валерку оформил. Где он, показывай.
- А что, более компетентных людей в вашем околотке не нашлось?
- Заткнись, доктор. Марсель, накинь на него наручники, чтоб не квакал. Прокопчук, показывай.
Конвоируемый Марселем, я со всеми вместе протопал в дом. Прямым ходом старший бестолково попер в комнату убитого. Несколько минут он глубокомысленно разглядывал убиенного, потом потрогал ногу покойного и глубокомысленно изрек:
- Теплая еще, совсем недавно замочили.
- Идиот, - не выдержал я, - сегодня в тени тридцать семь, его могли убить неделю тому назад, температура была бы та же.
- Попрошу без оскорблений, если бы его убили неделю тому назад, то сейчас бы он очень сильно вонял, а от него пахнет потом и кровью.
Для вящей убедительности старший нагнулся, понюхал шмаровский живот и удовлетворенно отметил:
- Свежий труп, недавно приготовленный. Ну что, брат, отгарцевал, значит, говорил я тебе: Шмара, не помрешь ты своей смертью, а ты мне не верил, ругался. Давай, Марсель, вызывай бригаду, Прокопчук не шутил.
- "Искра", "Искра", я "Восьмой", - забубнил в рацию мой конвоир, - как слышите? Как слышите, прием.
- Слышу нормально, ну что там у вас?
- Прокопчук не шутил, посылайте бригаду, ждем здесь.
- Ну что, доктор, - уже на веранде спросил старший, - ты зачем Шмару завалил?
- Да так, чтобы квалификацию не потерять. При моей профессии нужны постоянные тренировки, а кроме него, под рукой никого не оказалось.
- Шутишь, значит, ну шути, шути. А где хозяйка, кажется, ее зовут Зоя... Зоя...
- Федоровна, - вылепился Валентин, - она на чердаке отдыхает, пьяная.
- Марсель, притащи ее сюда.
- Не делайте этого, - решительно возразил я.
- Это еще почему?
- Потому, что сделать это должен следователь, я хочу, чтобы он видел ее реакцию. Для него это будет очень важно.
- Умный сильно? Иди, Марсель, буди.
- Как знаете, но на следствии я обязательно скажу, что советовал вам этого не делать.
- Ладно, садись, Марсель, может, он и прав. А откуда ты такой умный?
- Потому, что сделать это должен следователь, я хочу, чтобы он видел ее реакцию. Для него это будет очень важно.
- Умный сильно? Иди, Марсель, буди.
- Как знаете, но на следствии я обязательно скажу, что советовал вам этого не делать.
- Ладно, садись, Марсель, может, он и прав. А откуда ты такой умный?
- Да нет, не умный я, просто кажусь таким на вашем фоне.
- Марсель, отведи его в огород, подальше, и поучи хорошим манерам.
От самосуда меня спас белый "жигуленок", остановившийся возле калитки. Из него не торопясь вышли четыре мужика в штатском. Заметив их, старший отменил наказание и поспешил навстречу.
Оставив нас на веранде под присмотром исполнительного Марселя, они прошли в дом. Через закрытую дверь, как я ни прислушивался, было не разобрать, о чем они бубнят. Наверное, совещаются, как бы половчее привязать к этой мокрухе непорочную, детскую душу господина Гончарова. Только не на того нарвались! Так просто я им не дамся, есть судмедэкспертиза, на которую я вполне полагаюсь.
Господи, что сейчас будет! В дверях, чуть пошатываясь, стояла хозяйка. Она недоуменно смотрела то на меня, на мои закованные руки, то на сержанта. Было видно, как в ее голове со скрежетом проворачиваются похмельные шестеренки, чтобы дать логичное толкование увиденному. Видимо, ничего путного не придумав, она простодушно спросила:
- Господи, что здесь происходит? Коська, ты почему в наручниках?
- Зоя Федоровна, пройдите в комнату Валеры, - ответил я и отвернулся, чтобы скрыть радость; я был прав, она к этой истории не имеет никакого отношения.
- Туда нельзя, - попытался остановить ее сержант, но опоздал, она успела прошмыгнуть, уже предчувствуя недоброе.
Крик сумасшедшей бабы раздался через секунду. Прекратился он внезапно, как будто его обрубили. Я напрягся, готовый прийти к ней на помощь, но... этого я ожидал меньше всего и потому к такому повороту дела не был готов.
Она выскочила, как черт из табакерки, и с воплем "Убью гада!" всадила в меня кухонный нож. Если бы не Марсель, который в самый последний момент стушевал удар, лежать бы мне во сырой земле рядом с казаком Шмарой. Он отвел лезвие, направленное в грудь, и нож насквозь прошил мне бицепс правого плеча. Пока они всей толпой вязали невменяемую хозяйку, я сидел и соображал, стоит мне вытаскивать торчащий из руки нож или нет. Мои сомнения разрешил так кстати прибывший медэксперт. Он туго перетянул руку, вытащил нож и занялся своим основным пациентом, а меня под конвоем моего спасителя отправили в больничку.
Через два с лишним часа, бледный и перевязанный, я был доставлен в мрачноватое здание городской милиции, где мою персону, щелкая от нетерпения зубами, уже поджидал следователь - толстый черный мужик по имени Автол Абрамович Окунь. Дружески взяв под локоть здоровой руки, он усадил меня в кресло:
- Как самочувствие?
- Прекрасно, я только для того и ехал к морю, чтобы меня здесь дырявили, зашивали и подозревали в убийстве.
- Константин Иванович, дырявили не мы, зашивали тоже, а подозревать такова специфика нашей работы, и вам это хорошо известно.
- Это почему? Что, уже успели позвонить на родину?
- Да, только что, В общем, о вас у меня заочно сложилось хорошее впечатление, но убийство есть убийство, никуда от этого не денешься. Будем работать?
- Будем, можно подумать, я могу сказать что-то иное.
- Ну вот и отлично. Кофе хотите?
- Хочу, если с коньяком. "... А штабной имел к допросу странную привычку, предлагает папиросу, зажигает спичку..."
- А, Эдуард Багрицкий, любимый поэт, вам сколько коньяку?
- Коньяку больше, чем кофе. Антон Абрамович, чтобы облегчить вашу задачу, хочу вас сразу же поставить в известность - у меня стопроцентное алиби. Дома меня не было с половины седьмого до двенадцати часов, и это могут подтвердить по крайней мере пять человек. Вам остается только подождать заключение экспертизы. Когда время его смерти вам будет известно, все вопросы отпадут сами собой.
- Алиби, алиби, - поморщился следователь. - Если я кого-то захочу убить, то запасусь кучей этих алиби, разве не так?
- Так, но только через знакомых людей. Моими же гарантами будут выступать свидетели случайные и совершенно нейтральные. Как вы отнесетесь к этому замечанию?
- Со всей серьезностью, но как, по-вашему, мы должны искать этих случайных свидетелей? Не ходить же по улице с вами на поводке?
- Хоть это и ваша прямая обязанность, но я помогу. Во-первых, нужно опросить карточного шулера, что хрустит картами на песчаном пляже. Наверняка он вам знаком - молодой симпатичный парень с горбатым носом.
- Я знаю, о ком вы говорите, дальше.
- Седой, пожилой грек, что продает чебуреки там же.
- Понятно, записал, кто еще?
- Женщина по имени Марина, с ней я пробыл на пляже до десяти часов.
- Куда же вы отправились потом?
- Хм, э-э-э, видите ли... Как вам сказать... Мы ушли вместе с ней...
- И куда же вы ушли вместе с ней?
- К ней домой, она снимает комнату рядом с пляжем.
- И конечно, уединились до двенадцати часов?
- Можно сказать и так.
- Этого я и ожидал, здесь и вылезло гнилое звено в цепи разработанной вами версии. С той женщиной вы переспали, и она таким образом из беспристрастного свидетеля превратилась в заинтересованное лицо. Ушли вы от нее не в двенадцать, а в одиннадцать, но при этом вы договорились, и теперь она будет нам односложно отвечать: "Двенадцать, двенадцать, двенадцать". Я прав?
- Вы были бы правы, если бы меня на выходе не видела ее хозяйка.
- С хозяйкой тоже можно столковаться, если уговор подкрепить некоторой суммой.
- А кроме нее, мое возвращение наблюдал Георгий Какоянис, что продает вино напротив дома. - Упорно я продолжал приводить доводы.
- Я с ним беседовал и знаю, что до приезда сержанта вы имели с ним разговор. Согласитесь, что очко не в вашу пользу.
- Господи, ну а показаниям Прокопчука вы верите?
- Я не девушка, чтобы верить или не верить. Он показывает, что не заметил, когда вы пришли, он только помнит, когда вы выбежали из дому и начали приставать к нему с дурацкими вопросами, а потом повели к трупу.
Такой подлянки я не ожидал, на мгновение у меня даже перехватило дух.
- Что? Что вы сказали? Вы не ошиблись? Этот чебурек с говном действительно так сказал? Но ведь я прошел перед его носом дважды... Вы не лжете?
- Подумайте сами, какой смысл мне лгать. На пушку я вас брать не собираюсь, вам эти хохмы известны давно...
- Я требую очной ставки. И еще, пока не поздно, проверьте, пожалуйста, такой факт. Перед тем как войти в дом, я принял душ. Когда я туда вошел, там было сухо. Мое полотенце тоже сухое. Оно розовое в красную полоску, теперь, после того как я им вытерся, оно должно быть мокрым. Пока не поздно, проверьте.
- Нет в этом нужды, вы меня убедили, хотя я с самого начала предполагал, что вы к этому делу непричастны.
- Какого же черта...
- Успокойтесь, ваших случайных свидетелей проверить все равно придется, но такова работа. Сейчас покажете мне дом вашей любовницы, а потом я вас отпущу, как только напишете подписку. И паспорт пока побудет у меня.
- Спасибо вам. Если не секрет, кого вы подозреваете?
- Пока мне ответить нечего.
- А Зою Федоровну Климову вы отпустили?
- Нет, ей, как и Прокопчуку, придется задержаться.
- Они так же виновны, как и я.
- Вы в этом уверены?
- По крайней мере в ней, а знаю я ее уже больше тридцати лет.
- Да, она что-то такое кричала. У нее алкогольный психоз.
- Возможно, но тогда она тем более не способна на столь продуманное убийство. Возьмите у нее кровь на анализ, и сразу станет ясно, что с такой степенью опьянения она не смогла бы раздавить даже таракана.
- Наверное, но отпускать ее я просто не имею права. Тем более она пыталась вас убить, и естественно, я обязан по этому факту завести уголовное дело.
- Она пыталась меня убить? Какая чушь! Первый раз об этом слышу. Кто вам сказал? Плюньте тому в глаза. Я поскользнулся и упал на нож в саду, когда пытался срезать ореховую ветку. Истину вам говорю. Я и в травмпункте сказал то же самое. А чего там кто напридумывал, я и знать не знаю.
- Я вас понял. Наверное, Марсель ошибся. Надо будет завтра еще раз его расспросить. Он был очень перепуган видом крови.
- Конечно, оно и понятно, совсем еще молодой.
- Ну да, щенок, что с него взять. Кстати о щенках, есть у меня одна задумка, о которой я не имею права вам говорить. Подумайте о ней на досуге.
Возле дома Марины я больше получаса просидел в машине, ожидая, пока Окунь закончит опрашивать ее и хозяйку. Конечно, с моей стороны было довольно-таки большим свинством ее подставлять, но другого выхода я не видел. Домой я возвратился в полном изнеможении, с противно ноющей болью в руке. Мне было нехорошо, и не только физически. Почти осязаемая тревога темной, душной волной накрыла меня, когда я вошел во двор. Несмотря на солнечную улицу и гоготанье отдыхающих, мне казалось, что вокруг стоит мертвая гнетущая тишина, которая вот-вот должна взорваться.