На вопрос, когда будет созвано Учредительное Собрание, министр-председатель ответил, что это – чрезвычайно сложная задача, потребует от 3 до 6 месяцев. На вопрос о дальнейшей судьбе Николая II: об этом Временное Правительство будет иметь суждение в ближайший день и своё решение опубликует особым актом.
… Впервые Россия становится вровень с передовыми странами Европы, впервые вводится у нас западно-европейский строй…
ЗА ХЛЕБОМ. Временное правительство посылает на места своих комиссаров, которые должны разъяснить крестьянам всю важность и необходимость обеспечения хлебом и другими продуктами.
… Центральный Продовольственный Комитет закончил подсчёт всех наличных запасов муки. Петроград в течение ближайшего времени вполне обеспечен хлебом.
… Под влиянием происшедшего переворота настроение крестьян коренным образом переменилось. Крестьянство, проникнутое доверием к новому правительству, при высоком патриотическом подъёме повезёт хлеб…
… Переворот в Гельсингфорсе произошёл с минимальным количеством жертв. В дни переворота матросы по своей инициативе усилили караульную службу.
ЗАЯВЛЕНИЕ ГЕНЕРАЛА КОРНИЛОВА. Новый командующий военным округом заявил корреспонденту «Биржевых ведомостей»: «Разобравшись немного в событиях, я уже теперь в полной мере убеждён, что совершившийся переворот принесёт благо России, благоприятно решит исход гигантской борьбы… С глубоким негодованием отвергаю ходячее мнение, будто перемены в России отразятся на ходе военных действий.»
АМНИСТИЯ. УКАЗ ВРЕМЕННОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА…
… Отблеск праздника возродившейся страны должен озарить и жизнь общеуголовных преступников…
ДА ЗДРАВСТВУЕТ РЕСПУБЛИКА!
КОНЕЦ РУССКОЙ БАСТИЛИИ… Шлиссельбургская крепость подожжена. Пробил час русской бастилии! При трудности определить, кто является политическим, освободили уголовных и воров рецидивистов. Старый каторжанин Орлов, которому ничего не стоило зарезать человека за целковый, теперь рыдал как ребёнок. Вкатили в главные корпуса бочки с керосином и бензином. Загрохотали взрывы, вся тюрьма пылала. «Проклятая, пусть погибнет навеки!»
ПОБЛАЖКИ ДИНАСТАМ. Герман Лопатин обратился к военному министру… Отъезд царя в Ставку – к чему это допущено? А что если появится манифест: «возбуждаемый неотступными мольбами нашей героической армии, я чувствую себя вынужденным подъять снова бремя правления, а посему беру назад своё отречение…»?
СНЯТИЕ ЦАРСКИХ ПОРТРЕТОВ… Царскую усыпальницу в Петропавловской крепости сделать Пантеоном погибших революционеров. Царей выбросить, а дорогие нам святые прахи свезти туда.
Рассказ генерала Рузского.… Для меня было неожиданностью, что литерный поезд царя направился во Псков. Я распорядился, чтобы прибытие царя прошло незаметно… Поразительно, с каким хладнокровием и невниманием отнеслись к пребыванию царя население и войска… Я лично держался от царя в стороне, избегая с ним встреч и разговоров… Я не решался высказывать царю своё мнение, не имея решительно никаких директив от Исполнительного Комитета…
Гомель. Здесь задержан бывший министр двора бывшего царя граф Фредерикс.
НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ ожидается в Петроград в ближайшие дни.
РАСПУТИН И ДВОР. Выясняются чрезвычайно интересные детали…
Заявление арестованных. Группа офицерских, жандармских и полицейских чинов, находящихся в Таврическом дворце, считает своим нравственным долгом засвидетельствовать о том особом попечении, которым они пользуются со стороны администрации…
НЕЛЬЗЯ МОЛЧАТЬ! Бывшие царские опричники содержатся в Кремле на дворцовой гауптвахте в прекрасных помещениях, получают изысканные кушанья!
СРЕДИ ЕВРЕЕВ. Телеграмма объединённого комитета еврейских общественных организаций Москвы…
… В ближайшую неделю будет созвано совещание представителей Бунда по всей России.
Еврейский студенческий митинг всех высших учебных заведений Москвы…
… Причт, староста и прихожане Благовещенской церкви сокрушаются о легковерии к слухам, будто стреляли с их колокольни и снято оружие… Просят дать покой верующему населению принять молитвенное участие в текущих событиях и просить у Господа благословения на новую, честную, свободную, спокойную жизнь…
… Если безжалостный бог битв потребует отказа от наших целей, далёких и гордых, – склонимся перед диктатом войны. Русский рабочий обязан дать русскому солдату всё необходимое.
… Северная столица идёт как бы по великолепному государственному инстинкту.
… Редакция завалена письмами по поводу нового гимна…
БРАЧНЫЕ ЦЕПИ. Необходимо немедленно разорвать ещё одни цепи, цепи брачные, под тяжестью которых томились и томятся тысячи людей, которые ошиблись в оценке друг друга.
ГЕРМАНИЯ И РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ… Хаос толкований…
Американский посол высказал живейшую радость по поводу перемены строя в России.
… При петроградском общественном градоначальстве создаётся бюро сыска для задержания важных уголовных преступников, ошибочно выпущенных на свободу…
… Все пожарные части опровергли: на их каланчах пулемётов не было…
… Автомобиль 15-00 с чёрным флагом в последние дни положительно терроризировал мирное население и милиционеров, которых он расстреливал.
ВОЕННЫЕ ДЕЛА. ОВАЦИЯ А. Е. ГРУЗИНОВУ.
Досадная опечатка вкралась в предыдущий приказ подполковника Грузинова по войскам г. Москвы. Напечатано: «Затем стройными рядами проходили мимо меня мои войска», нужно читать: «мимо меня народные войска.»
… Собрание служащих сберегательных касс шлёт земной поклон рабочему классу…
… Председателю Государственной Думы. Общее собрание легковых извозчиков Москвы приветствует новое правительство России. Много жертв унёс старый режим…
… Полковник Печёнкин обращается с покорнейшей просьбой к студенту-универсанту, производившему 1 марта совместно с тремя солдатами осмотр квартиры полковника в его отсутствие, – возвратить забранное из квартиры древнее и старинное оружие, редчайшие экземпляры, имеющие большую ценность.
ПОТЕРЯН БАГАЖ. 27 февраля на Николаевском вокзале я передал свой багаж неизвестному, который…
В дни революции подкинут ребенок. Умоляю добрых людей откликнуться.
Знающих местонахождение испорченных и оставленных автомобилей…
ДВЕ ПАРЫ ВОРОНЫХ рысаков нарядных продаются…
485
О чём говорилось в московском Совете рабочих депутатов при закрытых дверях – не узнала пресса, естественная скрытность революционных деятелей. Но в 3 часа дня Александр Фёдорович Керенский на автомобиле въехал в Кремль. (Его сопровождал присяжный поверенный Муравьёв, уже назначенный председателем Чрезвычайной Следственной Комиссии. Тем более благоволил к нему Керенский, что другой очень прогрессивный московский присяжный поверенный, Тесленко, уже трижды за эти дни отказался быть товарищем министра юстиции, и это проникло в газеты и не могло не служить к некоторому омрачению сверкающего имени Керенского.)
В громадном Овальном зале Судебных Установлений, с его великолепной потолочной лепкой и люстрами, собралось и уже ждало второй полный час так много представителей судебного ведомства и присяжной адвокатуры, как только могла выставить Москва и вместить в этот зал. Впрочем, при таких редкостных событиях никакие часы ожидания не тягостны, а стечение лучших умов само себя интеллектуально питает. Уже известно было, что новый министр круто не переносит все ордена прежнего режима как ордена ложные и все ведомственные формы как оскорбительно-тиранические. Итак, хотя никто из чинов судебного ведомства ещё не был разжалован – все они явились как лица сугубо штатские, лишённые званий и орденов, и только единою строгою чернотою костюмов рознились от многоцветных пиджаков независимой присяжной адвокатуры.
Ещё в вестибюле Керенского встретили эти десигнированные председатели департаментов судебной палаты и прокуратуры. По другую сторону ковровой дорожки тут же собрался в полном составе совет присяжных поверенных, лучшие умы и языки Москвы.
Молодой стройный министр (в австрийской куртке, но в этот раз с проблеском белого воротничка) милостиво и с большой любезностью покивал в одну сторону, покивал в другую, пожал несколько случайных рук и стрелою направился в зал, все остальные за ним.
Молодой стройный министр (в австрийской куртке, но в этот раз с проблеском белого воротничка) милостиво и с большой любезностью покивал в одну сторону, покивал в другую, пожал несколько случайных рук и стрелою направился в зал, все остальные за ним.
Помнил ли когда-нибудь Овальный зал такое переполнение и столь бурные длительные аплодисменты – ещё будут спорить историки. Аплодисменты никак, никак, никак не хотели смолкнуть. Лишь с трудом через них протрубился голос Муравьёва:
– Господин министр! Здесь собрались московские судебные установления – судебная палата, окружной суд, прокуратура, адвокатура, служащие суда – встретить первого министра юстиции свободной России!
– На стол! на стол! – раздались воодушевляющие голоса.
И Керенский, как бледный ангел в чёрном, взлетел на стол. Речь его прозвучала лаконично, но как ясно осветила она вперёд прожектором всю его многообещающую программу! И какие переливы святого волнения свободы теснились в струе этого голоса при несколько отрывистой дикции.
– Господа судьи! Господа присяжные поверенные! – (Он переставил их вперёд.) – Господа прокуроры! Родилась свободная Россия и вместе с нею родилось царство закона и свободной судейской совести. Старый порядок ниспровергнут навсегда и безвозвратно. Я надеюсь, что те из судей, которые служили старому режиму, найдут сейчас ответ в своей совести, смогут ли они отдать себя служению делу истинного правосудия или исполнят свой служебный долг и уйдут! Я хотел бы, чтоб наступление царства правды не заставило меня прибегать к экстренным мерам и тем омрачить нашу общую радость.
В столь вежливой форме предупредив закоснелых, как можно решить проблему несменяемости судей, министр обернулся в ту сторону, где более теснились адвокаты:
– А в вас, господа присяжные поверенные, я горячо приветствую единственное сословие, геройски и до конца охранявшее в России светильник правосудия!
Единственное сословие России! И как это было правдиво! И как заслуженно светились адвокатские лица!
Отдельно к прокурорам министр не обратился, но сразу:
– А вам, господа служащие канцелярий, а вам, господа курьеры, я даю слово, что впредь вы будете пользоваться всеми правами, которыми должны пользоваться все свободные граждане свободной России. Организуйтесь для защиты своих интересов!
И спорхнул со стола.
Затем уже судьи и прокуроры были ни при чём, а в помещении совета присяжных поверенных собрались одни адвокаты, все свои, и атмосфера очень потеплела.
– Товарищи! – говорил министр, и любовь была в его голосе. – Право у нас в России только и осталось в одной вашей… нашей корпорации. Впрочем, едва ли нужны лишние слова. И просто… позвольте мне у вас просто отдохнуть…
Это сердечное обращение растрогало адвокатов. Наступила величайшая непринуждённость. Министр сидел за столом заседаний, пошевеливая ошейник глухого воротника, а адвокаты толпились со всех сторон и красноречиво напоминали наболевшие вопросы, когда-либо ими же красноречиво поднятые. Один из них был – о женщинах-юристках.
– О да, о да! – оживился усталый министр. И решительно обратился к председателю совета. – Я прошу вас немедленно начать приём женщин в сословие. – Он посмотрел на наручные часы. – Если можно – даже сегодня, постарайтесь.
Присяжные поверенные живо интересовались, какая будет расправа с царём.
– Господа, – возразил министр, – в такой момент не должно быть нервирующих разговоров. Представители династии в руках правительства, в моих собственных руках, – и неужели мы способны на компромиссы? Но! не должно быть места и инстинктам мести.
Коснулись вопроса об освобождении политических. Министр объявил, что от консорциума петроградских банков получено на нужды освобождаемых полмиллиона рублей. Коснулись, как организовать торжественную встречу возвращающихся из Сибири. Министр отнёсся очень поощрительно и особо указал на необходимость встречи «бабушки» русской революции Брешко-Брешковской:
– Она моя учительница в эсерстве и мой друг. И когда она проедет через Москву – дайте мне знать, я сам её встречу в Петрограде.
Тут оказалось, что и среди присутствующих есть присяжный поверенный, отбывший ссылку в Сибири. Министр порывисто расцеловался с ним. Вообще министр был мил, обаятелен, населил восторгом присяжных поверенных. Он просил их и впредь не стесняться и свободно делать ему указания на необходимые реформы или вопросы.
Но увы, дела звали его дальше, вся Москва нуждалась в нём. Под бурные овации министр вышел-вышел-вышел, на кремлёвском дворе сел в автомобиль и со своими офицерами-адъютантами поехал на съезд мировых судей.
Они его все ждали давно и все без формы, как и было предупреждено, но в чёрных сюртуках. Все стояли, и председатель съезда приветствовал Керенского речью: о том, что мировые суды действуют более 50 лет…
– … и блестяще! – вставил министр (хотя уже распорядился обойти их временными судами из рабочих и солдат).
– … и выборные мировые судьи оказались победителями в борьбе за свою независимость и незапятнанное знамя.
И Керенский вдруг стремительно нагнулся, рукою до полу, думали – он обронил что-нибудь, нет, – это он низко поклонился мировым судьям, всегда шедшим по правде и совести, и так донесшим факел до наших дней.
Он, кажется, много хотел тут сказать, но посмотрел на часы и заторопился. Ему надо было мчаться в электротеатр «Арс» на Тверскую, где его ожидали более тысячи делегатов московского гарнизона. По дороге сопровождающие офицеры досказывали ему, как развивается движение в гарнизоне, как уже не первый раз офицеры и солдаты тут заседают вместе, а позавчера после заседания пошли из «Арса» по Тверской, под марсельезу, взявшись под руку вперемежку, – и так, привлекая восторг населения, до памятника Скобелеву, где были речи, и затем к университету – сообщить студентам своё решение о войне до победного конца.
В огромном театре все поднялись – защитное сукно, солдат больше, и многие не сняв шапок, и встречали министра густым хлопаньем, а он прошёл на сцену и стоял – тонкий, скромный и бесконечно-значительный. А когда наконец аплодисменты утихли – он встрепенулся к речи, и звонкий голос его достигал последних рядов амфитеатра.
– Я, министр юстиции Керенский, член Временного правительства, более чем товарищ вам, – ибо я не только убеждённый демократ, но я и убеждённый социалист и, я думаю, я понимаю нужды народа. Скажите, могу ли я сообщить Временному правительству, что московская армия – наша, что она верит нам и сделает всё, что мы ей скажем?
И вся аудитория загудела: «Верим! Ваши!» – и снова гулкие хлопанья.
И – ещё говорил Керенский, как пришло время в пробуждающейся армии показать не дисциплину внешних приказов, но железную дисциплину долга перед родиной. Нужно колоссальное самообладание. Вот исполнилось пламенное желание: командный состав и солдаты слились в единстве!
То ли речь уже кончалась, то ли была заминка обдумывания, но в перерыве министерского тенора раздался из зала бас:
– А почему Николаю II разрешён проезд в Ставку?
– Заверяю вас, – властно отозвался Керенский, – Николай II находится полностью в руках Временного правительства. В Ставке он не имеет никакого значения.
– А правда, что Верховным Главнокомандующим назначен Николай Николаич?
– Вопрос о Николае Николаиче, – отвечал Керенский, – тоже обсуждался Временным правительством. И могу вас заверить, что если правительство обнаружит в этом отношении колебания – я не задумываясь уйду из его состава!
Не успели понять – в каком направлении, какие колебания, – вдруг министр зашатался как тростинка – к нему кинулись, офицеры из свиты подхватили под руки, еле успели не дать ему упасть – и опустили в кресло на сцене, с пепельным лицом, опущенными веками, в обмороке.
Зал загудел: что сделали с любимым народным министром? Да не умирает ли он?…
Ему бегом несли стакан, попить и побрызгать.
Кто-то стал объяснять над рухнувшим бездыханным, что министр уже неделю не спит, не отдыхает…
О! Каково ж напряжение революционной энергии!
Да – не спит ли он?
Да, кажется, он просто заснул.
Но! – вот уже зашевелился! Он испил воды. Он даже, кажется, улыбнулся изнеможенно.
И вот – уже поднимался!
Уже поднялся?
Да! Он уже говорил опять, и голос его набирал прежнюю звонкость:
– Господа! Откуда эти разные слухи? Не придавайте им значения! Уверяю вас, со стороны династии нам не грозит никакой опасности. Все они находятся под неослабным надзором Временного правительства, и будьте спокойны: пока я нахожусь в министерстве, – голос его уже был грозен, удивительно было это мгновенное преобразование, – никакого соглашения со старой династией быть не может! Династия будет поставлена в такие условия, что раз навсегда исчезнет из России! Создавайте новый народ – а всё, что осталось позади, отдайте мне, министру юстиции!