Левая рука Бога - Алексей Олейников 2 стр.


– Иван-город и Белорусский край, – отрапортовал Денис.

– Прежде чем отвечать, следует поднять руку, – заметила Аглая, – вы немного распустили класс, Спиридон Федорович.

– Ну вы же знаете нашу специфику… то есть особенность. У нас идет обучение в образе открытого разговора, согласно наказным письмам ПОРБ… В духе нашего народовластия…

– Народовластие не значит вседозволенность, – значок на груди Аглаи как-то особенно ярко сверкнул. – Народовластие – прежде всего порядок и соблюдение законов и правил общества.

– Полностью с вами согласен, – пробормотал Спиридон Эф.

– Так вот, в восемнадцатом году страна переживала смуту. Как я сказала, выборный глава Никитин сделал очень многое, однако он не мог держать под своей рукой всю страну. Главная беда тогдашней власти – воровство от низов до самого верха, в котором порой были замешаны даже главы тогдашних госкорпораций… Кстати, как они называются сейчас?

Улита Козак, тихая, как мышка, потянула руку.

– Дворы?

Аглая удовлетворенно кивнула.

– Именно, Дальнопутный двор, Колоземный двор и так далее… Так вот, главы дворов, дьяки-министры, выборные-депутаты, воеводы-губернаторы – все они были богачами, миллионерами или даже миллиардерами. Представьте – у некоторых из них зарплаты достигали шести миллионов рублей в день!

– А сколько это в алтынах? – шепнула Катя Локотькова.

– Раздели на тысячу, – одними губами ответил Денис.

Катя только языком цокнула.

– От же жили!

– А чего тебе, в горностаях и соболях охота расхаживать? – покосился Денис.

Девушка закатила глаза.

– Что дурного в соболях, Ярцев?

– Дорогие друзья, что вас так увлекло? – поинтересовалась Аглая Петровна. – Надеюсь, наша тема?

Денис с Катей синхронно закивали.

– Тогда продолжи… – Аглая помедлила, взглянула на светоплат. – Денис Ярцев. Итак, Денис, что же было дальше?

Денис встал.

– Смута началась после того, как Никитин преставился. Страны Заката стали поддерживать мятежников, которые хотели отделиться от нашей страны.

– А что происходило в столице?

Денис пожал плечами.

– Беззаконье, если честно. Временные главы менялись один за другим, дьяки и чиновники рванули за бугор, те, кого не посадили. А в холодную бросали тогда очень многих, по надуманным обвинениям, без суда. Власть и деньги делили, а воеводы тем временем страну по кускам растаскивали! Воровские ватаги грабили людей прямо на улицах, врывались в дома и хоромы, а сыскари от них не отставали.

– И что же в итоге?

– Видя, что страна катится в пропасть, в свои руки власть взял Михаил Саблин, тогдашний воевода в Югороссии. Он двинулся на Москву и его поддержали все настоящие отчизнолюбы, все, кому была дорога Россия. Войска повсеместно переходили под его руку, особенно отличились кавказские добровольческие дружины.

Миновав смутное время распада РФ, Денис почувствовал себя уверенней. Все же он плохо знал этот период: назвать поименно всех девятерых временных глав еще мог, но вот запомнить, кто за кем, было уже выше его сил. А вот период становления НоРС Денис любил, очень здорово у Саблина все получилось. Он почти торжественно продолжил:

– Войска Саблина, усиленные добровольческими кавказскими дружинами, уже через неделю вошли в Москву. Последний временный глава сбежал вместе с половиной правительства и пропал где-то в странах Заката.

– И что же случилось, когда Саблин вошел в Москву?

Маша Шевелева подняла руку.

– Был организован Сход народного спасения. СНС созвал Всероссийский земский собор, а тот принял Всезаконное уложение и объявил о создании Нового Российского Союза вместо Российской Федерации. Вместо правительства был учрежден постоянный Сход с выборными головами, который возглавил Саблин.

– Страна переживала тяжелые времена, – продолжила Аглая Петровна. – На что же опереться, когда все разрушено – доверие между людьми, вера в государство, закон и порядок? Перед Михаилом Саблиным и другими членами Схода стоял один вопрос – как вернуть мир и процветание нашей Родине? Где же та точка, опираясь на которую они смогли перевернуть все положение вещей, тот камень, с которого начало возводиться здание нашей новой государственности? Как вы думаете, ребята?

Аслан поднял руку.

Аглая посмотрела на светоплат.

– Как ты думаешь, Аслан?

– Это культура, – сказал тот. – Единственная опора для нашего народа.

– Великая русская культура, на почве которой только и может вырасти новое древо нашего государства, – вернулась к своему образу Аглая Петровна. – Наша словесность, живопись, музыка… Но чтобы взошли новые побеги, требуется очистить почву, дать ей новые силы. В нашем языке, литературе, культуре за многие столетия накопилось много мусорных слов, много грязи и нечистот. Темные слова, чужеземные понятия, которые затемняли народный ум. Тот, кто пьет из грязного источника, не будет чист, как сказал один из отцов-просветителей, писатель и протоиерей Недугин. Что такое язык, дети?

– Речь? Общение? – предположил Ваня.

– А еще?

– Мы на языке думаем, – блеснула Маша Шевелева. Аглая довольно кивнула:

– Именно. Как ты говоришь, так ты и думаешь. А как может жить страна, где люди думают чужими понятиями, заемными мыслями? Плохо она живет, не своей жизнью. Так началось Великое просветление русской культуры. И в первую очередь русского языка, который предстояло очистить от мусора и пены иноземных словечек…

Денис не хотел поднимать руку. Не надо, вон и Спиридон Эф у доски жмется, но вопрос сам слетел с языка.

– А разве слово культура – не иностранное? И музыка, и скульптура. Или вот протоиерей…

– Чужеземное, – согласилась Аглая, делая пометку в светоплате. – Однако следует различать слова вредные и полезные. Слово «культура» имеет давнюю историю в нашем языке. Также как «класс», «школа», «машина» и так далее. Со временем мы найдем им замену. Наши ученые-языкознатцы, как вы знаете, ведут постоянную работу по улучшению всего состава русского языка. Только в прошлом году было выпущено три многотомных словаря русского языка, а также новые издания всего Пушкина, Гоголя и Лермонтова. А Словесный надзор неустанно следит, чтобы в печати, в сетевых изданиях и в дальновидных передачах употреблялись только наши, коренные и исконные слова. Наш язык настолько велик, что ему нет нужды заимствовать чужие наречия, мы можем описать все явления и предметы на своем, родном.

– А зачем придумывать свои названия для всего? – Дениса понесло. – Ну вот хотя бы светоплат или дальновидение… Чем слова планшет или телевизор не подходят? Это же просто приборы, какие в них чужие смыслы могут быть?

– Вы еще слишком молоды, – улыбнулась Аглая. – В каждом слове – свой заряд, своя сила мысли. Допуская в сознание инородные слова, сперва простые, как вам кажется, и неопасные, вы сами не замечаете, как улавливаете инородный строй мысли, начинаете мыслить по-чужеродному, инаково. А инакомыслие очень опасно, оно способно заражать умы. Не успеете оглянуться, как вся страна будет подменена и люди начнут петь под чужую дудку тех, кто придумал эти слова и внедрил их в нашей стране. Особенно опасно, когда такая зараза проникает в умы неокрепшие, юные, которые из-за своего возраста особенно переимчивы, чутки к новому. Вот почему всегда в первую очередь надо следить за чистотой своей речи, потому что из нее проистекает чистота ума и сердца, как говорил еще один наш просветитель, дьяк Языкового приказа Цитрусов.

Аглая оглядела притихший класс спокойными холодными глазами:

– Спасибо вам, ребята, и вам, Спиридон Федорович. Продолжайте урок.

Дверь закрылась, и Спиридон Эф прокашлялся. Взялся за стул, зачем-то переставил его, в задумчивости потер ухо.

– Итак… Что у нас дальше?

– Звонок, – подсказал Аслан, убирая светоплат.

– Ах да… – сказал историк рассеянно. – На следующем уроке поговорим о конце Новейшей смуты и усмирении окраин. Разделы учебника уже отмечены в ваших светоплатах. Ярцев…

Денис остановился в дверях.

– Что?

Спиридон Федорович подозвал его и сказал вполголоса:

– Денис, проверка ПОРБ будет идти еще два дня. Если к нам заглянут проверяющие, я тебя прошу, не вступай с ними в прения. Отвечай по делу, четко и без рассуждений.

– Но ведь вы сами нам всегда говорили, что надо не бояться задавать вопросы, – удивился Денис.

– Я говорил, да… – Историк потер лоб пухлой ладонью. – Мы с вами вольно говорим о чем угодно, но ты же понимаешь, что наш гимнасий особенный?

– Хорошо, – сказал Денис. – Я понял. Буду нем, как крабовая палочка.

– Ярцев, это не шутки, – разволновался историк. – Ты же понимаешь, что такое ПОРБ?

Денис кивнул. Если Спиридону так важно, он не будет смущать порбовцев неправильными вопросами. Спиридон хороший, чего его подставлять? Хотя странно все это…

– Ярцев, это не шутки, – разволновался историк. – Ты же понимаешь, что такое ПОРБ?

Денис кивнул. Если Спиридону так важно, он не будет смущать порбовцев неправильными вопросами. Спиридон хороший, чего его подставлять? Хотя странно все это…

* * *

Историк рухнул на диван в учительской.

– Наталья Юрьевна, чайник горячий?

– Закипает, – сказала завуч гимнасия «Зарница», доедая принесенный из дому салат. – Тяжко, Спиридон Федорович?

– Не то слово, – выдохнул историк. – Ярцев сейчас устроил дискуссию на уроке с проверяющим из ПОРБ. Сказали бы, Наталья Юрьевна, я бы класс подготовил. А тут как снег на голову.

– А они без приглашения являются. – Завуч аккуратно закрыла пустой пластиковый ящичек. – Сами же знаете.

Спиридон Федорович вскочил с дивана, подсел с столу. Смахнул со лба черные локоны, заговорил горячо:

– Я все понимаю, Наталья Юрьевна, но они там, в городском Приказе, не в курсе, какая у нас школа?! Не понимают, что мы тут пытаемся сделать? Они нас на руках носить должны, честно говоря. Знаете же, что сейчас в обычных школах творится.

Завуч кивнула.

– Вот как я могу давать новейшую историю без специальных терминов? Ей-богу, иногда ПОРБ с чистотой языка перегибает. Как говорить о политике, не упоминая этого слова? Как можно называть президента выборным главой? Это же разные понятия, Наталья Юрьевна!

– Спиридон Федорович, давайте не обсуждать Просветление языка? – предложила завуч. – Вы прекрасно понимаете, откуда все это идет.

Историк махнул рукой, опять переместился на диван.

– Я это все поддерживаю, но иногда язык заплетается. С нашей авторской программой… то есть особым составом образования ум за разум заходит. Мы же здесь такую задачу решаем! Кстати, наши попечители… – Историк поднял глаза к потолку. – Они в курсе этой проверки?

– Я сообщила, – сказала завуч. – А там уж сами разбираются. Неприятно, конечно, но мы это переживем. Городской ПОРБ нам не указ, по большому счету. Сами понимаете, проект экспериментальных школьных площадок «Новая заря» санкционирован на самом верху.

– Экспериментальных, санкционирован, – историк вздохнул. – Не думал, что буду скучать по этой лексике.

Наталья Юрьевна взглянула на старомодные самовзводные часы – крохотный кружок на тонкой цепочке. Древность, прошлый век.

– Засиделась я с вами! – спохватилась она. – Завтра же прогон «Прометея», а у Локотьковой и Ярцева визуализация хромает на обе ноги. Образы или блеклые, или распадаются. Ума не приложу, в чем дело. И главное, показатели отличные, у обоих пик творчества прекрасно выражен. Опять душеведа, то есть психолога привлечь, что ли?

– Давайте, заводите свой голографический театр. То есть световой вертеп, – историк отхлебнул остывший чай из чашки. – А я с силами соберусь. Перед объяснительной для ПОРБ.

– Ну, вы особо не усердствуйте, – посоветовала завуч. – Сошлитесь на устав гимнасия, на особый школьный уклад, творческий характер учебного хода, своеобычный образовательный состав. Не забудьте про звание общеземельной площадки по внедрению новых образовательных ухваток.

– Ага, – рассеянно ответил историк. – Главное, все эти слова вспомнить.

Глава вторая

– Чего тут странного, – удивилась Локотькова, когда он рассказал о беседе с историком. – Спиридоша о нас же и заботится. Знаешь, как наш гимнасий называют в Суджуке?

– Как?

– Заповедник. У нас тут такие вольности, какие в общих школах и не снились. Вот Спиридон за нас и переживает. Как бы не пришел медведь и не сел на наш теремок.

– Да ну, – сказал Денис. – С чего бы? Разве мы делаем что-то не так? Просто говорим обо всем открыто. По-моему, это правильно. Иначе как мы поймем, где правда, а где ложь, если будем молчать?

Катя взглянула на него иронически, но ничего не сказала.

Они шли по осенней набережной, ветер дул со стороны залива, сметал сухие листья на дорогу. В Москве уже дожди, а здесь еще без курток ходят. Юг.

Чем Денису здешний школьный порядок нравился – старшее звено отпускали домой, только малышню не выпускали со двора без взрослых сопровождающих. В столице не так, там даже от старшеклассников требуют родительское заверенное письмо. О том, что, мол, они доверяют своему дитяте добираться домой самому. А к нему надо приложить еще и утвержденный в СОД – службе охраны детства – путевой лист, копию свидетельства о рождении и проездные пропуска через межи округов. Их московский гимнасий находился на севере, за первой кольцевой. Если ученик жил на юге, надо было пропуска четыре, чтобы он мог добраться домой через межевые заставы. А если учесть, что пропуска надо каждый месяц обновлять, то такая тяга к самостоятельности влетала в изрядную копеечку. Так примерно, на пальцах, отец объяснил Денису в прошлом году, когда тот заикнулся о том, чтобы самому ездить домой.

«Вот получишь “времянку”, тогда сам заказывай пропуска, плати пошлину и катайся», – сказал папа.

Так что в Москве развозили всех, с первого до одиннадцатого класса.

Раньше такой порядок Денису казался разумным. Родители же несут ответственность за своих детей в полной мере? Вот пусть и несут. Много мороки перемещаться по Москве без сопровождающих и временного удостоверения личности, которое выдавалось после выпускных испытаний в одиннадцатом классе. Без «времянки» человек далеко не уедет, его первый же наряд СОД остановит.

От здешней свободы Дениса первую неделю слегка штормило, но потом он пообвыкся. Все-таки есть в этом свое удовольствие – идти, чувствовать ветер и солнце на лице, слышать, как шуршит листва и шумит море. А главное, ты сам по себе это короткое время между школой и домом, провалился в этот зазор, как монета в щель между плитами, и никто о тебе не знает.

* * *

…Катя начала свое обычное знакомство с городом. Три месяца назад он перевелся в этот гимнасий и сел рядом с Локотьковой. С тех пор она его и опекает. Даже смешно, Денис уже и сам может по городу приезжего провести, показать, где рынки, где железнодорожный двор, а где машинный, в котором междугородние возки останавливаются.

Но все равно часто после школы он шел с Катериной – наверное, уже по привычке.

– Бугры, – указала Катя жестом завзятого краеведа на горный склон, усеянный частными особняками, один другого краше. Крыши – медь, сланец, дорогущая стеклочерепица «драконья чешуя», вошедшая в моду совсем недавно, стены – натуральный кирпич, облицовка гранитом, мрамором, Денис заметил даже пару теремов, отделанных поморской сосной, – последний писк подмосковной моды. Богатый конец.

– Там живут все, кто родился с серебряной ложкой во рту, как гласит английская пословица, – едко заметила Катя. – А здесь – срединный округ, дальше четырнадцатый, Южный рынок, Дикое поле.

– А почему Дикое?

Катя пожала плечами.

– Мама говорит, раньше там пустырь был. Они там маки рвали в детстве. Прикинь, маки!

– Маки – это красиво, – сказал Денис. – Только запрещено. Сыскари за дурман-зелье задержать могут.

– А мне маки нравятся, – призналась Катя. – и еще ирисы. Я как-то посадила у себя под окнами маки, только их все оборвали.

– Кто оборвал? Катя пожала плечами.

– …А там Нахаловка! – она ткнула пальцем через залив, в сторону пристава, где стояли корабли и дымились полосатые заводские трубы. – Вернее, Федотовка, но все ее называют Нахаловкой.

– Я даже знаю, кто там живет, – сказал Денис. – Судя по названию.

– Ну, серебряных ложек на всех не хватает, – фыркнула Катя. – Дольщики в срединный округ особо не суются, сидят там, возле растворного завода. Нечего им тут делать.

Денис покосился. «А сама-то ты давно из доли вышла?» – хотел он спросить, глядя на ее потертую курточку и дешевую сумку, но сдержался. Катька точно обидится.

– Не жалко их?

– А чего их жалеть? – прищурилась Катя. – У кого ума хватает, давно оттуда переехал.

– Ну, вон Ярослав, кажется, там живет, – неуверенно сказал Денис.

У Кати сделалось такое лицо, будто ей лимон в рот выдавили.

– Нашел кого вспомнить! Щербакова! Да он неизвестно как в наш гимнасий угодил. У него же больше десяти из ста по всем предметам не бывает. Туп, как пробка.

– Зато со световым вертепом все в порядке. Вон он какие выдает образы – по десять минут держит, без сбоев.

– Да уж, – помрачнела Катя. – Уже который год голову ломаю – зачем нам этот вертеп? С первого класса нас гоняют на нем. И ведь в других школах и близко нет ничего похожего, я знаю. Все понимаю – история, языки, числознание, счетность, языкознание, сетеведение, словесность, даже сказковедение. А вот этот вертеп… Бессмыслица.

– Справишься, – сказал Денис.

– Ага, – без особой уверенности сказала Катя. – Знаешь, в прошлом году двух ребят отчислили после весеннего представления? Они пошутить решили. Проводками поменялись, образы перемешали, и помехи на весь объем пошли.

Назад Дальше