— Тебе долго собираться?
— Да как сказать… А что мне брать? Затычки для ушей?
— Просто обычные шмотки на пару месяцев. Я возьму камеры и прочее снаряжение, а остальное купим в Новуресифи. Нет смысла платить за перевес багажа, без которого можно прекрасно обойтись.
— А куда летит «Эратосфен»? На Плутон?
— Нет, перевалочная база для цетических планет теперь на Нептуне. А оттуда уже безо всяких посадок на «Амазонке» прямиком до Кришны.
— А что делать с матерью?
— Как что? Да ничего!
— Но если она узнает, то наверняка запретит лететь, а я не смогу с ней спорить. То есть смогу, конечно, да только все равно это без толку.
Тангалоа ухмыльнулся:
— Скажи ей, что собираешься прокатиться на яхте с этим своим приятелем.
— Хорошо. Скажу, что мы навестим прабабку Андерсон в Балтиморе. Тогда лучше сразу позвонить Прескотту: не хватало еще, чтоб все это выплыло в самом начале.
Высвободив из-под рукава наручный телефон, он набрал номер.
— Гарри? Дирк. Можешь оказать мне одну услугу?
Войдя в собственную квартиру, Барнвельт с великим облегчением обнаружил, что матери дома нет. Вне всяких сомнений, она отправилась в центр заниматься своим излюбленным делом — а именно превышением своего банковского кредита. С постыдной поспешностью он уложил чемодан, сердечно распрощался с котом, золотой рыбкой и черепахой и через полчаса на цыпочках прокрался наружу, чувствуя себя, как начинающий взломщик.
Но когда за ним захлопнулась входная дверь, в голове у него словно протрубила сигнальная труба. Ссутуленная спина выпрямилась: в конце концов, мужчина есть мужчина, повелитель собственной судьбы. Если все пойдет хорошо, до отъезда он с матерью не увидится. Он будет, впервые за тридцать один год собственной жизни, действительно сам себе хозяин.
Только вот правильно ли это? Его так и душили сомнения…
Так что, пока на метро и автобусе он добирался до квартиры Тангалоа, две стороны его натуры активно боролись между собой. А когда он вошел в дверь, сторона, вооруженная эдиповым комплексом, стала проявлять явное превосходство.
— Чего это ты как в воду опущенный, приятель? — поинтересовался Тангалоа. — Можно подумать, ты космотеист, у которого только что умер гуру! Ты что, всю жизнь собрался проторчать на Земле?
— Нет, — уныло согласился Барнвельт. — Просто совесть мучает. Хоть и во благо, но мы наврали, и эта ложь сидит теперь на пороге нашего предприятия. Наверное, мне все-таки лучше позвонить…
И он отцепил от зажима специальную иголочку, чтобы набрать номер.
— А вот этого не надо! — неожиданно резко рявкнул Тангалоа, прихлопывая смуглой ручищей запястье Барнвельта с телефоном.
Через несколько секунд Барнвельт опустил глаза.
— Ты прав. Вообще-то, пожалуй, лучше совсем отключить телефон.
Тем концом, на котором была крошечная отвертка, он сунул иголку в гнездо на аппарате и повернул ее с еле слышным щелчком.
— Так-то лучше, — пробасил Тангалоа, возвращаясь к чемоданам. — Ты когда-нибудь общался с психоаналитиком?
— Угу. Оказалось, что у меня эдипов комплекс. Но маманя быстренько все это прекратила. Побоялась, что сработает.
— Тебе следовало бы вырасти в полинезийской семье. Там собрана такая бездна всякого народу, что на личностях никто не концентрируется, и мы и слыхом не слыхивали об этих ваших несчастных комплексах.
Насвистывая какой-то легкомысленный мотивчик, Тангалоа сложил рубашки, чтобы они влезли в чемодан, и принялся раскладывать по соответствующим отсекам специальные материалы и снаряжение. Первым делом на месте оказались лекарства и медицинские препараты, в том числе предназначенные на все случаи жизни капсулы лонговита, без которых ни один человек не мог рассчитывать на как минимум двухсотлетнюю прибавку к своему зрелому возрасту.
За ними последовали шесть одномиллиметровых камер «Хаяши», каждая из которых была упрятана в массивный разукрашенный перстень, надежно ее маскировавший, а также пара ювелирных луп и тонюсенькие отвертки для открывания камер и замены пленки.
Потом — два блокнота Кенига и Даса с титан-иридиевыми страничками, увеличительное стекло для просмотра записей и складной пантограф, служащий для уменьшения букв, начертанных рукой пишущего, до почти микроскопических размеров. Делая записи крошечными буковками и используя диграфический алфавит Эвинга, опытный человек вроде Тангалоа ухитрялся вместить на одну сторону странички размерами шесть на десять сантиметров около двух тысяч слов. Барнвельт поинтересовался:
— А что, служба безопасности перевозок на Кришне действительно позволит нам вынести эти камеры из резервации?
— Да. Если впрямую руководствоваться Положением № 368, это нельзя, но на «Хаяши» они смотрят сквозь пальцы, поскольку кришняне их попросту не замечают. К тому же в каждую встроен аварийный деструктор, и при любой попытке разобрать камеру она разлетается на кусочки. Вот эту катушку с микрофильмом брось к себе в сумку.
— А что это такое?
— Элементарный курс гозаштандоу. В пути можешь заняться, вот звуковое сопровождение, — он вручил Барнвельту диск сантиметра в два толщиной и шести в диаметре. — На кораблях есть проигрыватели. Выше нос, чувак!
Проводить Тангалоа в нью-йоркском аэропорту явились аж сразу четыре дамы: его очередная супруга, две бывшие и потрясная подружка. Тот поприветствовал их в своей обычной разухабистой манере, шумно всех перецеловал и небрежно потопал к автобусу.
Барнвельт, тоже распрощавшись с прекрасным квартетом, последовал за Тангалоа, испытывая к счастливчику вполне обоснованную зависть. Выглянув из окна автобуса, чтобы напоследок помахать девушкам, он вдруг заметил крошечную седовласую фигурку, которая, решительно распихивая толпу, пробиралась вперед.
— О боже! — выдохнул он, торопливо отворачиваясь от окна.
— Что стряслось, приятель? — встрепенулся Тангалоа. — Ты даже побледнел!
— Моя мать!
— Где? А, вон та, маленькая такая? На вид так не очень страшная.
— Ты ее просто не знаешь. Этот болван водитель собирается ехать?
— Не психуй. Ворота закрыты, сюда она не пролезет.
Барнвельт съежился на сиденье. Наконец автобус пришел в движение, и меньше чем через минуту они уже подкатили к кораблю. Трап — высокая и крутая лестница на колесиках — уже стоял на месте. Барнвельт поспешно взлетел наверх. Тангалоа, хрипло сопя и бурча что-то насчет эскалаторов, тяжко втащился следом.
— Надо было тот тортик еще и сиропчиком полить, — заметил ему Дирк.
Теперь, когда из-за расстояния и сгустившихся сумерек он уже не мог различить лица в толпе у ворот, он снова начал чувствовать себя человеком.
Забравшись внутрь фюзеляжа, они спустились к своим креслам, повернутым так, чтобы можно было сидеть прямо, хотя корабль при этом стоял на поле космопорта на хвосте.
Барнвельт заметил:
— А ты довольно спокойно расстался со всеми своими женщинами.
Тангалоа пожал плечами:
— Да если приспичит, в минуту другая будет!
— Когда в следующий раз будешь списывать очередной набор эдаких красоток, не забудь хоть одну мне оставить.
— Если они не будут против — за чем дело стало? Полагаю, ты предпочитаешь бледную, или — как вы тут на Западе выражаетесь — белую расу?
Служащий авиакомпании, обходя круг за кругом и компостируя билеты, спускался вниз по фюзеляжу. При этом он выкликал:
— Имеется ли на борту пассажир по имени Дик Барнвелл?
— Наверное, это я, — встрепенулся Барнвельт. — Дирк Барнвельт.
— Ага. Ваша мать только что вызывала нас по радио с башни управления полетами, просила вас высадить. Вам нужно поставить нас в известность прямо сейчас, пока трап не убрали.
Барнвельт сделал глубокий вздох. Сердце его гулко застучало. Он поймал на себе насмешливый взгляд Тангалоа.
— Скажите ей, — проквакал он, — что я остаюсь!
— Вот и славненько! — гаркнул Тангалоа. Служащий полез обратно наверх.
А потом в ураганном реве реактивных двигателей потонули все остальные звуки, и поле космопорта провалилось вниз. Показался Нью-Йорк, подмигивающий миллионами огоньков, а потом и весь Лонг-Айленд целиком. На западе над горизонтом вновь поднялось солнце, которое село полчаса тому назад. Высоко над головами пассажиров за поворотом коридора с лязгом распахнулась дверь воздушного шлюза. Понатыканные по всей «Амазонке» репродукторы заунывно затянули: «Todos passageiros fora — пассажиров приглашаем на выход — todos passageiros..»
Дирк Барнвельт, стоя рядом с Джорджем Тангалоа в очереди ожидающих высадки пассажиров, машинально продвигался вперед, держась вплотную к человеку, что стоял впереди. Сквозь невидимую открытую дверь в носу корабля доносилось дыхание незнакомого воздуха: влажного, теплого и насыщенного растительными ароматами. Он так отличался от воздуха в космическом корабле, с его запашками озона, машинного масла и немытых человеческих тел. Тут и там вспыхивали огоньки зажигалок — пассажиры торопливо закуривали первые после Нептуна сигареты.
Очередь начала ощутимо продвигаться вперед. Когда они приблизились к шлюзу, Барнвельт услышал посвистывание порывистого ветра и перекрывающий шарканье подошв плеск дождя. Наконец их взорам предстал внешний мир жемчужно-серый прямоугольник на фоне более темных переборок.
Барнвельт пробормотал:
— Я чувствую себя просто как мумия, которая вылезла из саркофага. Никогда не думал, что космическое путешествие — это такая морока.
Подойдя к шлюзу ближе, он увидел, что серая пелена представляет собой брюхо дождевой тучи, проплывающей мимо. Ветер вовсю хлопал тентом, натянутым над трапом, и с боков на него то и дело задувало капли дождя.
Когда Барнвельт, дождавшись своей очереди, перешагнул через порог шлюза, то услышал внизу шлепанье тяжелых сумок и чемоданов, подаваемых ворчащими грузчиками через служебный шлюз под трапом на желоб, и шуршание, с которым те съезжали вниз. Бросив взгляд через поручень, он даже вздрогнул: до земли было далековато.
Ветер на все лады завывал в ажурной конструкции трапа и прижимал пальто Барнвельта к коленям. Спустившись вниз, он обнаружил, что предстоит еще несколько минут шагать до здания таможни. Крытый навесом на тонких стойках переход пересекал чуть ли не все поле — голую земляную плоскость коричневого цвета, усеянную многочисленными лужами. Неподалеку бульдозер и каток выравнивали кратер, оставшийся от последнего запуска. «Амазонка» высилась у Барнвельта за спиной, словно колоссальный винтовочный патрон, поставленный торчмя. Когда они доплелись до таможни, дождь перестал и между громоздящимися скоплениями туч желтым щитом выглянул Рокир.
Человек в униформе службы межпланетных перевозок держал дверь таможни открытой и на межпланетном бразильско-португальском повторял: «Пассажиры, остающиеся на Кришне, — первая дверь направо. Следующие до Ганеши и Вишну…»
Девять из четырнадцати пассажиров толпой устремились в первую дверь направо и выстроились в очередь перед стойкой, за которой восседал крупный неприветливый тип, представленный табличкой как «Афанасий Горчаков, старший таможенный инспектор».
Когда подошла их очередь, Барнвельт с Тангалоа предъявили свои паспорта, которые были тут же проверены, проштампованы и зарегистрированы, пока сами они расписывались и ставили отпечатки больших пальцев в учетную книгу. Двое помощников Горчакова тем временем досматривали багаж.
Добравшись до камер «Хаяши», один из них подозвал Горчакова, который, повертев камеры в руках, спросил:
— Деструкторы есть?
— Есть, — ответил Тангалоа.
— Вы не допустите, чтоб они попали в руки кришнянам?
— Да бог с вами.
— Тогда мы их пропускаем. Это, конечно, не совсем законно, но сделаем исключение, поскольку Кришна все время меняется, и, если снимки старой Кришны не сделать сейчас, их уже не будет никогда.
— А почему она так меняется? — удивился Барнвельт. — Я-то думал, что вы, ребята, тщательно оберегаете кришнян от постороннего влияния.
— Так-то оно так, но они и от нас самих много чему ухитрились научиться. Взять, к примеру, принца Ферриана из Сотаспе. В 2130 году он ввел в своем королевстве патентную систему, и теперь она вовсю начинает давать свои плоды.
— А кто это такой?
— Ох и мошенник! Как-то целую техническую библиотеку пытался на Кришну протащить под видом мумии какого-то предка. Когда мы ее перехватили, он и дал ход этой своей идее с патентами, а позаимствовал он ее во время своего визита на Землю.
— А кто тут советник по делам иностранцев? — вмешался Тангалоа.
— Куштаньозо. Обождите, потом я вас представлю.
Когда все вновь прибывшие прошли медосмотр, Горчаков провел людей Штайна через зал в другой кабинет, занимаемый Геркулио Куштаньозо, помощником инспектора службы безопасности Новуресифи.
Как только Горчаков удалился, Тангалоа поведал тому о целях и задачах предстоящей экспедиции, добавив:
— На юную особу положиться можно? Нам бы очень не хотелось, чтобы наши планы дошли до аборигенов.
При этом он кивнул в сторону симпатичной секретарши Куштаньозо.
— Конечно-конечно! — заверил Куштаньозо, смуглый крошечный человечек.
— Вот и славненько. За несколько последних месяцев через ваши руки не проходил кто-нибудь, похожий на доктора Штайна?
Куштаньозо внимательно изучил протянутую ему батиграфию. Трехмерный образ холодно уставился на него в ответ.
— Не думаю… хотя погодите, вроде был такой на последнем корабле с Земли, а с ним еще двое. Сказали, будто король Бал-хиба нанял их сделать топографическую съемку королевства.
— А как бы это им удалось без нарушения ваших правил?
— Им пришлось бы ограничиться исключительно кришнянскими методами топографии. Но даже в этом случае, как они уверяли, точность замеров будет куда выше, чем у любого кришнянина. Сейчас, по зрелом размышлении, мне эта легенда и впрямь представляется довольно зыбкой, поскольку ни для кого не секрет, что, с тех пор как зер Шургез отрезал королю Киру бороду, у того просто мания против иностранцев. Я пошлю ему запрос. Сеньорита Фоли!
— Sim?[3] — девушка обернулась, широко раскрыв огромные голубые глаза. На Куштаньозо она уставилась с таким нетерпеливым вниманием, будто он собирался, по меньшей мере, поделиться с ней беспроигрышной методикой игры в бридж.
— Письмо, рог favor.[4] От Геркулио Куштаньозо и так далее — Его Несравненной Грозности Киру бад-Баладу, доуру Бал-хиба и Кубьяба, наследному дашту Джешанга, титулованному пандру Чилихага, и прочая, и прочая. Имеем честь поставить Вашу Грозность в известность относительно того, что межпланетная служба безопасности испытывает нужду великую в сведениях, касательство имеющих…
Закончив диктовать, он распорядился:
— Переведите на гозаштандоу и перепишите от руки на местной бумаге.
— Должно быть, смышленая девчонка, — заметил Барнвельт.
— Это уж точно.
Заслышав эту скупую похвалу, девушка зарделась. Геркулио обратился к ней:
— Сеньорита, это наши гости, сеньоры Джордж Тангалоа и Дирк Барнвельт; мисс Элин Фоли.
— Что там за история с бородой короля? — полюбопытствовал Барнвельт. У местной публики, должно быть, недюжинное чувство юмора.
— Вы, гляжу, даже десятой доли всего не знаете. Этот самый Шургез был послан за бородой в порядке епитимьи, потому что убил кого-то в Микарданде. Кир чуть не лопнул со злости, поскольку у кришнян бороды практически не растут и ему всю жизнь пришлось положить, чтоб ее вырастить.
— Вполне представляю, каково ему пришлось, — кивнул Барнвельт, припомнив, как однокашники по педагогическому колледжу однажды насильно избавили его от усов. — А когда это было?
— В 2137 году, после задержания Ферриана с мумией и скандала с Гоишем.
И Куштаньозо поведал им об удивительных приключениях Энтони Фаллона и Виктора Хассельборга, дополнив свой рассказ другими подробностями из новейшей кришнянской истории.
— Запутано почище вопросника для вычисления подоходного налога, заметил Барнвельт. — Что-то не припомню, чтоб я про это где-нибудь читал.
— Вы забываете, сеньор Дирк, что известия об этих событиях еще не достигли Земли до вашего отлета, а путешествовали вы ни много ни мало двенадцать земных лет, по объективному времени.
— А-а, ясно. Что-то мне такое говорили про эффект Фицджеральда. Правда, я не чувствую, что стал на двенадцать лет старше.
— Конечно, потому что физически этого не произошло — вы постарели разве что на три-четыре недели. А с Хассельборгом вы разминулись в пути: он недавно вернулся на Землю.
— Кхе-гм, — вмешался Тангалоа. — Давайте все же вернемся к сути дела, джентльмены. Как бы нам попасть в Сунгар?
Куштаньозо подошел к стене и опустил свернутую в рулон карту.
— Взгляните, сеньоры. Мы находимся вот здесь. Это река Пичиде, которая отделяет империю Гозаштанд на севере от республики Микарданд на юге. Тут пролив Палиндос, который на юге сообщается с морем Ваандао, а вот он и Сунгар.
Как видите, ближайший к Сунгару порт на море Ваандао — Малайер, но в тех краях идет война, и кто-то мне говорил, будто этот Малайер осадили кочевники Каата. Так что вам придется спуститься по Пичиде до Маджбура, потом доехать по железной дороге вдоль побережья до Джазмуриана, а оттуда по обычной дороге добираться до Рулинди, столицы Квириба. Далее, полагаю, лучше двигаться водой, если, конечно, вы не предпочтете посетить Сотаспе, (он ткнул в некую точку на карте вдалеке от моря Садабао), — где можно зафрахтовать один из ракетных планеров Ферриана.
Если вы спросите, как вам действовать после Рулинди, то честно скажу: не знаю, поскольку искренне не представляю, как вы ухитритесь проникнуть на этот континент из sargaco[5] без того, чтоб вам, по меньшей мере, не перерезали глотки. Однако тот же Квириб еще сравнительно не затронут земным влиянием, и я уверен, что вы сочтете его достаточно живописным с точки зрения кинематографии.